…и никуда ты не денешься

Всегда следует подтверждать — или опровергать — догадки, а не бежать от них. Лестер подозревает, что потому ему становится легче, когда он приближается к Ищущим — времени прошло достаточно, несмотря на скитания по Хоринису, чтобы услышать, что людей в чёрном прозывают так, — что сам один из них. У идола Намиба негромкий, но уверенный и не вкрадчивый голос — и Лестер время от времени слышит его поблизости. И это его пугает подозрениями, что он сходит с ума, потому что болотную траву курит редко. Лестер видел татуированное узкое лицо с раскосыми глазами наставника однажды, во сне… …да только очнулся наяву, близ дома Онара, смутно помня, что человек ругал его, «грязного наёмника», и охаживал метлой. Можно было подумать, что всё это — сон, да на теле красовались синяки. Меньше всего Лестер хотел походить на неспособное управлять собой чудовище, что бы ему ни было обещанo за это. Послушник должен слушаться старших по званию, это Лестер усвоил ещё в Братстве Спящего. Домыслил же другое: «послушник» — от слова «слушать», то есть вникать в речь наставника. К «слепо подчиняться приказам» это не имеет никакого отношения. Маги и прочие гуру извратили это понятие, выставив в том свете, в каком им выгодно. Послушники для них вроде слуг, а то и рабов. Поэтому Лестер гонит оформившееся желание последовать за другом, любимцем Инноса, чтобы убить. …поэтому едва успевает удрать от кучки Ищущих. А вот с одним, бредущим в одиночку по дороге, он расправляется — не потому, что тот метит в него огненным шаром, стрелой или молнией, а чтобы, наконец, перестать прятаться — в первую очередь от себя самого — и подтвердить или опровергнуть догадки. Лестер бьёт «Кулаком ветра» в спину — подло, но по-другому не получается. Он боится потерять рассудок и уйти исполнять приказ. Когда Ищущий валится лицом вниз, мчится к нему, усаживается верхом на спину и тянет на себя голову. Хруст даёт понять — позвоночник сломан. Тело обмякает, Лестер его переворачивает и спешно сдирает маску с лица. Он замирает, когда видит татуированное лицо, причём знакомое. Осунувшееся, с заострённым носом, но узнаваемое. Вот и объяснение, откуда такое нежелание сражаться с Ищущими и чувство вины за того, первого, убитого Лестером. Вот и объяснение, откуда помешательство и навязчивая картинка, как молот раз за разом опускается на русую голову. Лестер не знает, что случилось с его собратьями из Болотного лагеря, но чувствует, что с ним происходит то же самое. Он чувствует, что должен рассказать об этом, и первое имя, которое вспоминается, это «Ксардас». …даже если тот тот слуга Белиара, хотя слово «слуга» по отношению к старому некроманту вообще неприменимо. Лестер прожил в башне недолго, но у него сложилось впечатление, что Ксардас вообще никому не служит. Какая у того цель, останется за гранью понимания, тот не поделится тайной, однако больше никто ему не поможет. _________________________ Башка, кажется, расколется. Боль вытесняет мысли, и Лестер не знает, с чего начать рассказ. С того, с каким трудом он добирался, потому что на пути откуда-то взялись варги, которые его едва не разорвали? Вряд ли это важно́ для Ксардаса, если тому вообще что-то важно́, например, Ищущие. Последние, впрочем, на диво доставучие, однако не делиться же рассказом, как пришлось обходить их стороной! Ксардас не задаёт вопросы, и Лестер начинает разговор, просто чтобы начать: — Я не возвращался так долго, потому что боялся, что не сдержусь и убью его. — Он замолкает в ожидании вопроса: «Кого?» Не получив, продолжает, глядя не в белые глаза, а на подрагивающее пламя — видимо, огню неуютно здесь — свечи: — Я тогда не понимал, откуда и почему взялось такое желание. Поклонение Спящему — только ширма, считал Лестер. Да только Спящий так не считал и не отпускал своих подданных. Он давал чары и силы, но и брал взамен разум, получая взамен одержимых, готовых броситься в бой служек. — То есть сейчас не боишься, — язвит Ксардас. — Боюсь, — проговаривает Лестер, уже смело глядя в подёрнутые бельмом глаза. Он делится тем, что успел выведать — как сомнениями, когда заглянул в лицо первого убитого им Ищущего, так и уверенностью, когда убедился в их природе. — Стать таким же безропотным, как они, боюсь. Ксардас смотрит на него незрячими глазами — не в лицо, а в душу, шарит в ней, будто в собственном кармане. Вывернет, чего доброго, наизнанку! — Ничего нового ты не поведал. Во всяком случае из того, что я успел узнать. У тебя такая же аура, как у Ищущих, я это почувствовал, когда впервые столкнулся с ними, — делится он. Лестер цепляется за каждое слово в надежде, что оно поможет ему. Не поможет. Он такой же одержимый, как и его собратья из Болотного лагеря, только каким-то чудом держит себя в руках. А ведь случалось, что брёл, сам не зная куда, искал. Лестер не знает наверняка, что бы сделал, если бы нагнал друга… Ведь ловил себя на том, что головная боль отступала, когда он шёл по… следу? запаху? Каким-то внутренним чутьём он понимал, куда идти. У него течёт из носа кровь, пачкает заношенную донельзя робу. На мгновение в глазах раздваивается. Язык заплетается, когда Лестер не выдерживает и просит: — Помогите мне. Он ненавидит просить — всегда ненавидел. Он сопротивлялся, когда его взяли с поличным — кто же знал, что покупатель подставной? — но не молил отпустить, хотя знал: из-за Барьера никуда не денется.