* * *
Мэй открыла глаза и не сразу поняла, где находится, но вскоре стало ясно, что она в лазарете. Вокруг были койки, на которых лежали другие кадеты, у дальней стены громоздились шкафы с лекарствами, стоял слабый запах настоек, сновали туда-сюда медсёстры. Мэй всё ещё хотелось спать, но сознание постепенно начало проясняться, и она смогла вспомнить, что упала во время тренировки. Голова гудела, болела рука, ныли царапины и ссадины. Судя по всему, ей повезло, что она пришла в себя — ходили слухи, что в других лагерях уже погибли несколько кадетов… Медсестра со светлыми волосами увидела, что Мэй пришла в себя, и подошла к ней. — Как вы себя чувствуете? — Как будто меня раздавили, — с трудом пробормотала Мэй. Медсестра начала что-то щебетать о невероятном везении — левая рука, которая болела сильнее всего, оказалась не сломанной, а “всего лишь” вывихнутой. Действительно, не такая уж серьёзная травма, хотя после падения казалось, что жизни пришёл конец. А затем прозвучали слова, от которых по спине пробежал холодок. На какое-то время о тренировках придётся забыть. Мэй и так отставала от остальных, а теперь разрыв в навыках и оценках увеличится в несколько раз. Отлично. Именно этого ей не хватало. Медсестра задала ещё какие-то дежурные вопросы и ушла дальше по своим делам. Мэй осталась наедине с собой — в то же мгновение голову заполонили вопросы. И что ей теперь делать? Просто лежать и ждать, когда станет лучше? А как же тренировки? Вдруг из-за этой травмы её отправят домой? Из-за чего она вообще упала? Всё произошло слишком внезапно, и воспоминания будто ускользали от Мэй, когда она пыталась ухватиться за них. Долго мучиться в одиночестве ей не пришлось — через какое-то время в лазарет пришёл Леон. Он обеспокоенным взглядом окинул койки и, заметив Мэй, быстрым шагом направился к ней. — Ты зачем меня пугаешь? — прошипел брат. — Сама испугалась, — она пожала плечами и тут же поморщилась — левая рука отозвалась резкой болью. Лучше так пока не делать. — Ты в порядке? Нет, что за тупой вопрос, конечно, не в порядке, ты же свалилась… Ух, я прибью эту Сашу, — процедил Леон сквозь сжатые зубы. Мэй вопросительно посмотрела на него, и он поспешил добавить: — Это она сбила тебя. Говорит, вы одновременно заметили манекен и бросились к нему, а друг друга не видели. Так вот что произошло. Саша не лежала на соседней койке, значит, она ничего себе не сломала и не вывихнула. Это уже радовало, но в то же время напоминало Мэй о её везении и способности находить неприятности где угодно. — Не надо, — выдавила Мэй. — Она и так, наверное, испугалась… — Ты права, — Леон будто с неохотой кивнул. — Ей уже влетело от Шадиса, не буду уподобляться ему. Но ты сама по сторонам смотри! А не то вылетишь отсюда, и… Леон замолчал на полуслове. Мэй снова вопросительно взглянула на него — говорить сил уже не осталось. Тот, кажется, понял, что сказал лишнего, поэтому взъерошил волосы и совершенно будничным тоном сказал: — Ладно… мне нужно идти, но я вернусь, хорошо? Отдыхай. Мэй успела лишь кивнуть, Леон резко развернулся и направился к выходу из лазарета. Она осталась одна со своими мыслями, которых опять стало слишком много.* * *
Мэй вышла с больничного через пару недель и теперь усиленно старалась наверстать упущенное. Спешить ей было куда — из-за вывихнутой руки она могла только посещать лекции и со стороны наблюдать за другими кадетами, пока они отрабатывали приёмы. Теперь безделью наконец-то пришёл конец. Накануне инструкторы устроили ночную тренировку, из-за которой Мэй не успела нормально поспать и чуть не пропустила завтрак. Доедать пришлось буквально на ходу, чтобы не отставать от остальных: после обеда назначили очередную тренировку по рукопашному бою. Мэй не могла назвать себя мастером этой дисциплины, но надеялась, что её противником окажется кто-то такой же неопытный или просто ленивый. Тогда они будут делать вид, что отрабатывают приёмы, и день станет хоть немного лучше. После завтрака Мэй с Леоном договорились встретиться недалеко от казарм и вместе пойти на тренировочную площадку. Они всегда ели отдельно, потому что ей не нравился Скрам, с которым у брата сложились слишком уж доверительные отношения. Сказать и тем более сделать ничего было нельзя, поэтому Мэй приходилось постоянно избегать Леона и его друзей. Впрочем, это не так уж и плохо — завтраки, обеды и ужины в компании Джит ей нравились куда больше. Рыжая высокая девушка с большими зелёными глазами казалась скромной и молчаливой, но стоило им с Мэй подружиться, как Джит начала без умолку болтать обо всём на свете. В то же время они могли спокойно помолчать за едой или во время тренировок, и эта тишина казалась комфортной. Этим Джит чем-то напоминала Мэй её саму в детстве. Подходя к повороту за угол, она услышала голос Скрама — противные нотки в его интонации она могла узнать где угодно, даже в шумной столовой. Почему они с Леоном спелись — загадка. Встречаться с этим идиотом не хотелось, поэтому она остановилась и решила подождать, пока тот уйдёт. — Бесят меня эти тренировки, — пробурчал Скрам. — Толку от них никакого, всё равно в зачёт не идут. — Да ты и не особо стараешься, — послышался голос Леона. — Ерундой какой-то занимаешься. — Ага, чтоб я корячился и всерьёз отрабатывал эти идиотские приёмы? Мы не с людьми воюем, а с титанами. Ты даже трёхметрового через плечо не перекинешь. Опять Скрам нёс ерунду. Иногда солдатам приходилось иметь дело и с обычными гражданскими, ему стоило бы это понять, особенно если он хочет попасть в Военную полицию или хотя бы в Гарнизон. Они гражданских видят чаще, чем титанов… — Не кинешь, а вот алкаша какого-нибудь запросто, — бросил Леон. Брат тоже это понимал. Мэй кивнула, соглашаясь с ним. Значит, для Леона не всё потеряно. — Новое хобби? — Скрам усмехнулся. — Кидать алкашей с прогиба? — Если в Гарнизоне совсем нечем будет заняться, — Леон помолчал. Судя по звукам, он что-то пнул и добавил: — Да где Мэй ходит… надоело её ждать уже, вечно копается. Кажется, придётся показаться из укрытия, иначе они опоздают на тренировку и получат по шее от инструктора. Или Мэй влетит от Леона. Может быть, после этих слов его дружок свалит… — Боится на тренировку идти, потому что снова в грязи валяться будет, — издевательским тоном сказал Скрам. Мэй поджала губы. Их неприязнь быстро стала взаимной, и этот урод никогда не упускал возможности поиздеваться над ней. Если их поставят в пару… ей стало противно от одной только мысли об этом. — Не понимаю вот что, — заговорил Леон. — Халтуришь ты, а Мэй в рукопашном бою в разы хуже. На мгновение ей показалось, что она ослышалась, но быстро пришло осознание происходящего. — Просто я талантлив, в отличие от неё, — с усмешкой ответил Скрам. Брат только что у неё за спиной сказал своему другу, что Мэй в разы хуже в рукопашном бою, хотя в лицо ей говорил, что она молодец и старается. Стало совсем мерзко. Мэй прекрасно знала о своих проблемах с некоторыми дисциплинами, особенно тренировки с рукопашным боем и с УПМ. Более того, она понимала, что ей ещё работать и работать, и она до сих пор училась на своих ошибках, но это не повод говорить о ней так… Мэй уже не знала, о чём Леон и Скрам говорили дальше. Хотелось развернуться, уйти и больше никогда не разговаривать с братом, но она так не может сделать. Пусть он сказал это у неё за спиной, но он говорил правду… и от этого стало ещё больнее. Почему он не сказал ей этого в лицо? Почему врал, говоря, что у неё всё получается? Зачем это подбадривание, если на самом деле он думал совершенно иначе? Ответов не было. И вряд ли они бы понравились Мэй. Прятаться дальше нельзя, нужно взять себя в руки и просто встретиться с Леоном и Скрамом лицом к лицу, даже если ей совершенно не хотелось их видеть. Выдохнув, Мэй отставила все свои эмоции в сторону, вышла из-за угла и направилась к брату и его другу. Она подумает обо всём этом потом. — А ты не торопишься! — усмехнулся Скрам, едва увидев её. — Чего так долго? — Леон скрестил руки на груди. Мэй даже не посмотрела на них — не хотела, чтобы взгляд выдал, что она услышала их разговор, и тем более, что слова брата задели её. — Пойдёмте, — пробормотала Мэй, проходя мимо. — Опоздаем. Увы, на тренировке инструкторы решили, что поставить брата и сестру в пару для спарринга — отличная идея. Мэй совсем не хотела тренироваться с Леоном, но деваться некуда. Инструкторы показали несколько приёмов и сказали отрабатывать их, а сами ушли в тень единственного на поле дерева и не особо обращали внимания на кадетов. Оценки за эту дисциплину не влияли на итоговый результат, поэтому многие расслабились, а вот Леон воспринял задание всерьёз — они одни из немногих отрабатывали приёмы. Вернее, их отрабатывал Леон. Мэй не горела желанием, поэтому даже не старалась. Неподалёку тренировались Эрен и Райнер, чуть подальше кривлялись Саша и Конни. Других кадетов, с которыми Мэй была знакома, она не увидела. Через час она сбилась со счёта, сколько раз упала. Несколько раз ей удалось одолеть Леона, но эти ничтожные попытки не сравнятся с тем, как легко брат уходил от её замахов. Вывихнутая во время падения рука начинала ныть, всё болело, хотелось взорваться. Мэй бесили другие кадеты, инструкторы, брат, собственная слабость и неспособность вовремя заметить атаку и контратаковать. Ещё тяжелее становилось от мысли, что Леон сказал правду — она занималась в разы хуже не только Скрама, но и всех остальных. Мэй надоело падать и набивать синяки — если бы они с Леоном остались наедине, она бы кинула в брата чем-нибудь тяжёлым и выцарапала ему глаза. Но тут её за это точно отправят в аграрные зоны, а этого ей хотелось меньше всего, поэтому оставалось лишь пытаться снова и снова. Иначе она не умела. Леон был сильнее, проворнее, замечал больше и реагировал быстрее. Мэй не завидовала его способностям, но его успехи и то, как он ими гордился, иногда раздражали. Их отношения всегда оставляли желать лучшего. Более-менее разговаривать они начали лишь пару лет назад, после смерти родителей, но они с братом остались друг у друга одни, и приходилось держаться вместе — просто чтобы выжить и не сойти с ума. Несмотря на все разногласия, Мэй радовалась, что у неё есть брат, но иногда хотелось, чтобы он относился к ней с большим вниманием. Словно в такт мыслям Леон в очередной раз перехватил её руку и опрокинул на землю. В тот же момент над тренировочной площадкой раздался голос инструктора: — Тренировка окончена! Возвращайтесь в казармы. — Ты чего сегодня такая вялая? — пробормотал Леон и подал Мэй руку. — В прошлый раз лучше было. Она недовольно выдохнула и взяла его за руку. Леон потянул её на себя, а затем отпустил — Мэй не удержала равновесие и рухнула обратно на землю, больно ударившись копчиком. — Какого?.. — она недовольно выдохнула. — Взбодрись, — сказал Леон серьёзно, а затем рассмеялся. — Я пошутил, извини. Не обижайся. Как же. Не обижаться. Леон снова подал ей руку, но в этот раз Мэй даже не посмотрела на него и поднялась сама. Казалось, ещё немного, и этот день добьёт её окончательно. — Не обижаюсь, — бросила она. — Я ведь прекрасно знаю, что я в разы хуже. Улыбка тут же сползла с лица брата. Вот и славно — пусть ему будет так же неприятно, как и ей. — Ты слышала?.. — только и смог выдавить Леон. Она молча отряхнулась и только потом ответила: — Слышала. Жаль только, что ты это не в лицо мне сказал. — Мэй, прости, я ляпнул не подумав… — пробормотал Леон. — И я не в плохом смысле имел в виду… — А в каком? — она склонила голову. — По-моему, тут всё очевидно. Обсуждаешь меня со своими дружками. Что ещё ты им про меня рассказывал? Леон глубоко вдохнул, будто собираясь с мыслями, и медленно заговорил: — Я злился, что тебя долго нет. Ничего плохого про тебя я никому не говорю. Ты не в разы хуже остальных, ты стараешься, но есть над чем работать… — Я это и без тебя знаю, — Мэй нахмурилась. — Прости. Пустой и бессмысленный разговор. Он уже ничего не изменит, а ей от его извинений ни горячо, ни холодно. Внутри всё снова сжалось от того, что Леон был прав, и Мэй это знала, как никто другой. Она будто пыталась прыгнуть выше головы, сделать невозможное, добраться туда, докуда нужно шагать и шагать, а сил никаких уже не осталось… — Проехали, — Мэй махнула рукой. Обсуждать это совсем не хотелось. — Но в следующий раз лучше мне всё прямо говори, а не своим дружкам. — Хорошо… Не взглянув на Леона, Мэй прошла мимо него. Внутри бушевала обида, выход которой она ни за что не даст, потому что это бессмысленно. Но с тем, что она хуже остальных, нужно что-то делать.