Почувствуй мою душу

Мэй вся извелась, пока лейтенант Ханджи обрабатывала раны Саши — ожидание всегда выводило её из себя, а кружащаяся голова из-за потери крови и голода заставляли её нервничать сильнее обычного. Мысли бесновались, провоцируя раздражение, но ни за одну не получалось зацепиться — с этой кашей в голове придётся разбираться потом, когда Мэй доберётся до безопасного места и придёт в себя. Снова ждать, снова терпеть — всё то, что она ненавидела больше всего на свете. Наконец жизни Саши больше ничего не угрожало. Подруге придётся долго восстанавливаться после полученных ран, но она хотя бы будет жить — одним переживанием меньше. Затем настала очередь Мэй. Две царапины на плече и бедре удалось обработать быстро, а вот с последствиями прилетевшего в лицо осколка разбираться придётся намного дольше. Лейтенант Ханджи сняла с Мэй запачканные кровью бинты и сложила их на ящик рядом — там лежала аптечка, в которой было всё необходимое, — и начала осматривать рану. Уже тогда было понятно, каким будет её вердикт, потому что выход из ситуации был только один. — Рана неглубокая, но надо зашить, — сказала лейтенант. Мэй кивнула, стараясь подавить поднявшуюся внутри бурю. — В последний раз я зашивала рану пару месяцев назад, — лейтенант Ханджи обернулась в сторону ящика и начала распаковывать аптечку. — Но руки помнят, так что можешь не переживать. Правда, шрам останется… с этим я ничего не могу поделать. Конечно, иначе ведь и быть не могло — теперь у Мэй на лице будет шрам, который каждый день будет напоминать ей об этом ужасном дне и обо всех, кто отдал жизнь ради человечества. О Бронированном, Колоссальном, Звероподобном и ещё одном титане… Мэй и так не отличалась красотой, а теперь и вовсе не сможет смотреть на своё отражение в зеркале. Отлично. Замечательно. Превосходно. То, что ей нужно. — Не буду лукавить, это больно, — лейтенант обернулась к Мэй и начала промывать рану чистой тряпкой, смоченной в специальном растворе. — Я постараюсь сделать всё как можно быстрее, но всё равно придётся потерпеть. — Мгм, — Мэй смогла лишь промычать в ответ. Она знала, что этим всё закончится, но не могла перестать бояться боли, через которую предстояло пройти — шитьё ран и так не самая приятная процедура, а если на лице и без обезболивающего… Руки задрожали сильнее обычного. Лейтенант Ханджи закончила промывать рану и начала обрабатывать руки, а Мэй легла, подложив свой плащ под голову. Как назло именно в тот момент засуетились навязчивые мысли о том, что она не переживёт эту операцию — и никогда прежде от мыслей о собственной смерти не становилось настолько тоскливо. Мэй же обещала Леви, что выживет… А ведь она так и не поговорила с ним после всего этого кошмара, потому что он до сих пор не вернулся. Мэй прекрасно понимала, что Леви нужно побыть в одиночестве после всего, что ему пришлось сделать, но досаду заткнуть не могла. Всё, что ей оставалось — просто не пускать эти мысли дальше своей головы. А потом Мэй вспомнила про Леона, с которым тоже не успела нормально поговорить. Интересно, чем сейчас занят брат? Думает ли о ней? Переживает ли? Что-то подсказывало, что да — несмотря на все его крики, Мэй чувствовала, что Леону было не всё равно — как и ей самой. — Ну всё, — лейтенант Ханджи взяла в руки иглодержатель. — Готова? Мэй хотелось сказать: “Не готова”, но она лишь кивнула и закрыла глаза. В голове скользнула мысль — если она выживет и вернётся в штаб, то обязательно помирится с Леоном. С их ссоры прошло уже много времени, они оба достаточно страдали — может, пора всё-таки переступить через гордость и обиды и поговорить? Пока не стало слишком поздно. — Начинаю. Отогнав в сторону лишние мысли, Мэй постаралась сосредоточиться на чём-нибудь хорошем, но все равно вздрогнула, когда пальцы лейтенанта Ханджи коснулись её лица. Сердце бешено заколотилось, Мэй судорожно вдохнула, чтобы успокоить мысли, но у неё, ожидаемо, не получилось — за секунду тишины внутри всё напряглось и теперь было готово лопнуть в любое мгновение. Страх затмил собой всё остальное, но когда игла проткнула кожу, паника переродилась в желание завыть. — Прости! Не дёргайся! Игла прошла сквозь кожу — и в этот момент захотелось закричать так громко, как Мэй не кричала никогда. Она сжала зубы в тот момент, когда игла вышла на другой стороне раны. Лейтенант Ханджи завязала первый узел и замерла — скорее всего, чтобы дать Мэй время свыкнуться с болью и прийти в себя, но это казалось невыполнимой задачей. Не двигаться, не ругаться, не кричать — её лишили всего, что могло бы помочь ей справиться с этим кошмаром. — Продолжаю. Снова игла проткнула кожу, снова Мэй стиснула зубы и застонала, снова сердце бешено заколотилось. Ничто в этой жизни не казалось ей настолько болезненным — ни другие раны, ни ушибы, ни вывихи. Всё это полнейшая ерунда по сравнению с ощущением, когда игла проходит сквозь кожу, а ты чувствуешь её — каждую секунду, каждое мгновение. Адская боль, от которой никуда не скрыться. Мэй бросало то в жар, то в холод. Перед глазами встала красная пелена. Красный свет. Красные вспышки. Весь мир красный, он утонул в немом крике и океане боли. Мир, в котором её пронзали тысячей иголок каждую секунду этого жалкого существования. Хватит. Остановитесь. Прекратите. Перед глазами замаячили образы людей, лиц которых она не видела и не могла различить, а затем проснулось слишком хорошо знакомое чувство вины. Она больше не могла терпеть эту боль и была готова на что угодно, лишь бы всё это прекратилось. Отдать на растерзание этим людям себя, своё сердце, свою душу — она согласилась пожертвовать всем этим в тот вечер, когда вступила в Разведкорпус. Теперь ей нужен был лишь покой, хотя бы секунда тишины, чтобы отдохнуть от крика, застрявшего в горле и душащего её уже много лет. Дыхание перехватило. Чувство вины стало частью неё и превратилось в шрам глубоко внутри, который всё никак не заживал до конца. Она так давно делала вид, будто его нет, что забыла, каково это — жить по-настоящему и не чувствовать эту бесконечную боль. Но она оказалась в ловушке. Потерялась в воспоминаниях и сожалениях, не могла найти выход. Ей не вырваться. Ей никогда не станет лучше, потому что она потеряна — совсем одна в этом бесконечном лабиринте. Чувство вины стало невыносимым. В горле снова застрял крик, который сорвался с губ шёпотом. Простите… простите… Она устала. Она слаба. Она решила сдаться. Ей хотелось кричать, плакать, рыдать, реветь, биться в истерике, но она смогла лишь упасть на колени посреди бесконечного коридора и застыть. Вот он — её личный ад, в котором она знала лишь боль. И так будет до её последнего вздоха. Вдруг почувствовав прикосновение к своим волосам, Мэй с трудом разлепила глаза и чуть не ослепла от яркого света. Вся боль и усталость, которые она оставила в реальности, тут же рухнули на неё, не давая пошевелиться. Губы страшно болели, будто их кромсали ножом, руки дрожали, хотелось спать, но Мэй не могла позволить себе снова провалиться в тот кошмар, из которого она с таким трудом выбралась. К счастью, глаза быстро привыкли к свету, и она смогла оглядеться. Лейтенанта Ханджи нигде не было… — Очнулась? …зато рядом сидел Леви — потрёпанный, смертельно уставший, но живой. Меньше всего Мэй ожидала, что после пробуждения увидит рядом его. Жана, лейтенанта Ханджи, да даже если бы рядом никого не оказалось, она бы не удивилась, а тут… В голове тут же родилась сотня вопросов, но задать Мэй смогла лишь один: — Ты как? Говорить было по-прежнему тяжело, но она старалась игнорировать боль, которая не шла ни в какое сравнение с ощущением того, как игла проходит через кожу — Мэй бросило в дрожь от одной мысли об этой жуткой операции. — Ты меня спрашиваешь? — Леви нахмурился. — Мгм. Несколько мгновений он недовольно смотрел на неё, явно думая, что сказать, а затем покачал головой и наконец ответил: — Тц. Руки-ноги целы, остальное неважно. Ты сама как? Мэй кивнула и шумно выдохнула — каждое движение требовало слишком много сил, которые у неё закончились чересчур быстро. Опять захотелось закрыть глаза и забыться, но она боялась снова остаться один на один с отравляющим чувством вины. Поэтому она предпочла смотреть на человека, который дарит ей такое нужное чувство спокойствия одним своим присутствием. — Ханджи сказала, ты два шва вытерпела, прежде чем отключилась. Лейтенант сама рассказала об этом или Леви поинтересовался? Ответ на свой вопрос она вряд ли узнает — да и нужно ли?.. Уж лучше она будет считать, что Леви сам спросил — глупо, но мысль об этом приятно грела душу. — Мало, — на выдохе ответила Мэй. — Достаточно, — ответил Леви, подражая её интонации. — Кто-то ещё до первого отключается, — помолчав, он спросил тише: — Сильно больно было? Она собралась помотать головой, но вдруг поймала себя на мысли, что ей хочется быть честной, поэтому кивнула. И Мэй была готова поклясться чем угодно, что взгляд Леви смягчился — на долю секунды, но смягчился, — пока он говорил: — Ну теперь худшее позади. Наверное, он имел в виду и бой с врагами, и её травму. Больше всего хотелось верить, что это так и дальше станет хотя бы немного лучше. Ну, по крайней мере, в ближайшее время Мэй не будут зашивать раны на лице без обезболивающего — это уже радовало. А затем она вспомнила, как сама обрабатывала раны Леви после перестрелки в Стохессе — как он даже не дёрнулся и не издал ни звука, в отличие от неё. — Не понимаю… — заговорила она, невзирая на боль. — Что? — Как ты терпел… пока я… зашивала твою… — Тогда, в сарае? — перебил её Леви. Обрадовавшись, что не пришлось заканчивать фразу, Мэй кивнула. С тех пор она так и не интересовалась, как зажила рана и насколько заметным получился шрам. На лбу у Леви осталась еле заметная царапина, но она и не была серьёзной, а вот на спине… наверное, стоило спросить об этом, но Мэй сделает это как-нибудь в другой раз, когда подвернётся возможность. — Во-первых, я привык к боли, — заговорил Леви. — Мне столько раз зашивали раны, что я уже со счёта сбился. Во-вторых, спина не лицо. Кто знает, может, и я бы отключился, будь я на твоём месте. Мэй нахмурилась — почему-то такое представлялось с трудом, но отрицать аргументы Леви было глупо. Вот только ей очень не хотелось проверять, сколько швов на лице он бы выдержал без обезболивающего. Некоторые вещи лучше никогда не знать… — Остальные? — спросила Мэй, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. — В порядке, — ответил Леви после короткой паузы. — До Троста точно протянете. Мы с Ханджи, Эреном и Микасой дождёмся, пока Армин очнётся, и отправимся к дому Йегеров. Вы останетесь здесь. Он говорил, а Мэй смотрела на него, чувствуя, как к горлу подступает ком. Как глупо. После всего ада, который они пережили, она думала не о погибших товарищах, не о стене Мария, которую им удалось вернуть, не о подвале, в котором хранилась некая тайна… Нет, вместо этого она всеми силами цеплялась за Леви. От его заботы к горлу подступил ком. — Леви… — практически прошептала она. — Да что тебя так на болтовню пробило? — недовольно спросил он в ответ. — Швы разойдутся. Леви снова ворчал на неё, но на его лице отпечаталось беспокойство — он всегда заботился о подчинённых, и Мэй не была исключением. Но в то мгновение ей хотелось сказать кое-что очень важное. — Леви… — снова позвала она. — Говори уже, — со вздохом ответил он. — Не успокоишься ведь. Леви быстро сдался. Мэй хотелось усмехнуться, но она сдержалась и сказала лишь одно: — Спасибо… — За что? — он нахмурился. — Что ты здесь… Не дождавшись его реакции, Мэй прикрыла глаза. Как же хотелось, чтобы этой боли и каши в голове не было, чтобы у неё была возможность сказать ему всё, что она думает и чувствует. Но её, увы, хватило лишь на четыре слова. Спасибо, что ты здесь. В то мгновение Мэй перестало волновать, что будет дальше. Чудом избежав смерти, она впервые за долгое время замедлилась и захотела запомнить этот момент, пока сожаления, страхи, горе утраты и чувство вины вновь не настигли её. Она ощущала, как солнце греет лицо, как ветер обдувает взмокшие волосы, как ноет обожжённая кожа, как от долгого лежания затекла спина… — Хорошо, что жива осталась, — неожиданно тихо сказал Леви. От его слов внутри разлилось приятное тепло, а затем к горлу снова подступил ком. Да, Мэй осталась жива и выполнила своё обещание, вот только теперь нужно как-то жить дальше. Но об этом она подумает потом.

* * *

Леви отвёл Мэй к остальным, когда она немного пришла в себя. На мгновение скользнула мысль о том, как это могло выглядеть со стороны — с каких пор капитаны сидят рядом с бессознательными подчинёнными и ждут, пока те придут в себя? Наверное, с тех, как от всего подразделения осталось десять человек. Впрочем, из-за жуткой жажды Мэй быстро стало плевать на то, как они с Леви выглядят со стороны. Её появлению больше всех обрадовались Жан и Конни — если бы не Леви, держащий её за локоть, они бы точно задушили её в объятиях. Этих двоих можно было понять, потому что Саша так и не пришла в сознание с момента атаки на Бронированного. Лейтенант Ханджи ещё раз осмотрела рану Мэй и подтвердила, что операция прошла успешно — да, шрам останется, но могло быть и хуже. Осколок чудом не прилетел в шею — в этом случае не пришлось бы вообще ничего зашивать… Вскоре все отправились на поиски выживших в Шиганшине и её окрестностях, Мэй пришлось остаться с Армином и Сашей. Во-первых, чтобы присмотреть за ними. Во-вторых, из-за потери крови она всё ещё чувствовала себя слабой и скорее путалась бы под ногами, чем реально помогала. У неё ведь даже не хватило сил, чтобы спуститься со стены и проведать Каштана, что уж говорить о более серьёзной работе. Поэтому, пока остальные осматривали завалы и искали хоть кого-нибудь среди жертв камнепада Звероподобного, Мэй сидела, оперевшись на ящики, и просто ждала. Смотрела по сторонам, считала оставшиеся громовые копья и баллоны с газом, дремала, наблюдала за спящими Армином и Сашей, пересматривала провизию… и думала о тех, кого она больше никогда не увидит. Магнус — самый неравнодушный офицер, благодаря которому Мэй не потерялась в Разведкорпусе в первые недели. Марло — новобранец, который перевёлся из Военной полиции, чтобы помочь победить титанов. Вице-капитан Моблит, который всегда и во всём поддерживал лейтенанта Ханджи. Командир Эрвин, который ценой своей жизни привёл Разведкорпус к победе, но теперь он никогда не увидит результат своей жертвы и стараний. И многие другие — солдаты, офицеры, лейтенанты… разведчики, которые отдали свои жизни ради человечества. Они посвятили этому свои сердца, и теперь выжившие должны продолжить их дело — сделать так, чтобы все они погибли не напрасно. В последний раз Мэй чувствовала такую ответственность, когда её перевели в отряд Леви. С этого момента прошло всего несколько месяцев, а теперь казалось, что как минимум год. А кто теперь будет командиром Разведкорпуса? Кандидата было всего два — Леви и лейтенант Ханджи, но кого из них командир Эрвин назвал своим преемником?.. Совсем рядом послышалась возня, а затем невнятное бормотание. Оглянувшись, Мэй увидела Армина, который резко сел и уставился в пространство. Сердце пропустило несколько ударов — спустя четыре часа после окончания сражения он наконец-то очнулся. — Бертольд?.. — еле слышно пробормотал Армин. Мэй осторожно поднялась и направилась к нему, пытаясь понять, всё ли с ним в порядке. Вздрогнув, Армин оглянулся на неё, и лишь в то мгновение она осознала, насколько рада видеть, что он в порядке. Все раны и ожоги зажили, будто он не жертвовал собой, чтобы одолеть Колосса. — Мэй? Ты ранена? Что случилось? — испуганно спросил он, а затем взгляд его упал на лежащую рядом Сашу. — А с Сашей что?! Да на ней же живого места нет! Что последнее он помнил? Как себя чувствовал? У Мэй было много вопросов, но задать их она могла лишь через боль, от которой она уже порядком устала, поэтому пусть этим займутся остальные. Вот только Армин начинал паниковать, потому что ничего не понимал. Только этого не хватало… Поймав его взгляд, Мэй выставила руки в успокаивающем жесте и сказала лишь одно: — Спокойно. Губы отозвались резкой болью, отчего Мэй стиснула челюсти, но всего одно слово подействовало, и Армин перестал так явно нервничать. Только после этого Мэй забрала с ящика, возле которого сидела всё это время, ракетницу и выпустила зелёный столб дыма — теперь все в округе знали, что Армин пришёл в себя, и скоро должны были подняться на стену. Пока что всё, что Мэй могла сделать, — это сесть рядом и положить руку ему на плечо. — Ничего не помню… — пробормотал Армин. Сердце сжималось от одной мысли о том, что кому-то придётся рассказать ему обо всём произошедшем, и на мгновение кольнуло облегчение, что это будет не Мэй. Она бы не выдержала, если бы ей пришлось пропустить через себя всё это… оставалось надеяться, что Армин сможет всё это переварить и принять. Послышался скрежет тросов и торопливые шаги. Мэй оглянулась и увидела, что к ним бежит Эрен. Казалось, он с трудом сдерживает слёзы. Его можно было понять — не так давно ему пришлось смириться с мыслью, что он потерял лучшего друга. Наверное, если бы Мэй поставили перед фактом, что Жан должен умереть, она бы сделала всё, чтобы спасти его. Почти всё — Мэй ни за что не смогла бы поднять руку на Леви, как бы сильно ей ни хотелось спасти Жана. — Армин! Чтобы не мешать, Мэй отошла в сторону — и очень вовремя, потому что Эрен рухнул на колени и крепко прижал к себе ничего не понимающего Армина. — Я так рад, что ты снова с нами… — дрожащим голосом забормотал Эрен. — Что?.. Вновь заскрежетали тросы, и на стену поднялся Леви. — Ну наконец-то очнулся, — от усталости, сквозившей в его голосе, Мэй стало не по себе. Услышав его, Эрен тут же отпустил Армина — в уголках глаз у него и правда блеснули слёзы. Мэй даже начала завидовать ему, что он мог позволить себе эту простую эмоцию — она сама всегда запрещала себе плакать. — Капитан… — тихо заговорил Армин. — Что случилось? Я не помню, как здесь оказался… — Ещё бы ты помнил, — Леви фыркнул и скрестил руки на груди. — Эрен, расскажи ему всё. И не вздумай ничего скрывать. От этих слов Эрен совсем скис — всё-таки это бремя досталось ему. Мэй не могла избавиться от мысли, что таким образом Леви наказывал его за неповиновение или же в очередной раз давал понять, что у любого действия будут последствия — и с ними придётся мириться. — Армин… — начал Эрен. — Что последнее ты помнишь? — Бертольд превратился в Колоссального, Микаса спасла меня от взрывной волны… а потом пустота, — медленно заговорил Армин. — Будто я моргнул и очнулся здесь. — Что же… И Эрен начал рассказывать обо всём, что произошло. О плане, который придумал Армин, о том, как он отвлекал Колоссального и чуть не умер, как отряд одолел Бронированного, как от Разведкорпуса осталось всего десять человек, как удалось схватить Бертольда, как возник спор, кому вколоть сыворотку, и о выборе, который сделал Леви. Пока он говорил, остальные успели подняться на стену — рассказ Эрена дослушивали все выжившие разведчики, кроме Флока, который как и прежде продолжал держаться в стороне. С каждым словом Эрена Армин всё больше ужасался, а остальные — всё больше мрачнели. Мэй хотелось выскрести все эти воспоминания из головы и никогда больше о них не думать, но она прекрасно знала, что теперь они будут преследовать её в кошмарах до самой её смерти. — Почему вы выбрали меня?.. — сдавленным голосом спросил Армин, когда Эрен закончил говорить. — С какой стороны ни посмотри, выжить должен был командир Эрвин… — он резко обернулся к Леви и спросил с отчаянием в голосе: — Капитан, почему вы выбрали меня?! — Тц, — Леви пнул Эрена и недовольно добавил: — Я же сказал тебе ничего не скрывать, — раздражённо выдохнув, он перевёл взгляд на Армина и продолжил уже спокойным тоном: — А тебе стоит знать, что твои друзья считали иначе. Они сопротивлялись до последнего и даже чуть не прирезали меня. — Что?.. — выдохнул Армин. Мэй нахмурилась, почувствовав, что Леви недоговаривает — он совершенно не производил впечатление человека, которого можно заставить что-либо сделать, если он того не хочет. Леви сам принял это решение. Наверное, тогда на крыше он всё-таки сказал правду — командира Эрвина нужно отпустить, как бы больно и страшно не было, но Мэй всё равно не покидало чувство, что она что-то упускает из виду… — Мы готовы принять любое наказание, — добавил Эрен. — Разумеется вы понесёте наказание за нарушение субординации, — вмешалась лейтенант Ханджи. — Не думайте, что отделаетесь дисциплинарным взысканием. Значит, Эрена и Микасу ждёт что-то посерьёзнее выговора… Пожалуй, это было правильно, даже несмотря на то, что их осталось всего десять человек, а та ситуация была из ряда вон выходящей. — Само собой, — Эрен кивнул. — И всё же я сам тебя выбрал, — вдруг заговорил Леви, скрестив руки на груди и практически отвернувшись от всех. — Вернее… я выбрал для Эрвина время и место смерти. — Ничего не понимаю… как вы могли допустить смерть командира? — забормотал Армин. От этих слов даже Мэй стало неприятно. В ту же секунду она увидела, как Леви нахмурился, будто от боли, но ничего не ответил. — И если командир Эрвин мёртв, то как… что же… как же нам быть дальше? — продолжил Армин. — Я тоже считаю, что сыворотку нужно было вколоть Эрвину, — перебила его лейтенант Ханджи. Повисла тишина — тяжёлая, мрачная. Краем глаза Мэй заметила, что Леви косится в её сторону, и постаралась поймать его взгляд, несмотря на то, что он снова пытался избежать зрительного контакта со всеми. Ей это удалось, и несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Мэй почему-то вспомнилось, как Леви оглядывал всех в комнате после того, как вынудил Хисторию принять на себя обязанности королевы. Может быть, и тогда, и теперь он искал… поддержку? — Эрвин сам, лично доверил право выбора Леви, — продолжила лейтенант. — И Леви выбрал тебя. Что тут ещё скажешь. Разве что на тебя теперь возложены большие ожидания. Тебе отдали жизнь Эрвина и силу титана, поэтому мы рассчитываем, что ты принесёшь человечеству большую пользу. После этих слов Армин побледнел, а Мэй вдруг поймала себя на мысли, что меньше всего на свете хотела бы оказаться на его месте. — Я… должен стать… заменой командиру Эрвину?! — с ужасом пробормотал Армин. — Как такое вообще… — Не пойми меня неправильно, но Эрвина ты не сможешь заменить, — перебил его Леви, наконец-то обернувшись ко всем. — Теперь ты обладаешь силой титана, так что сделай так, чтобы мы не пожалели о своём выборе. Ни я, — он грубо потрепал Эрена и Микасу по волосам, — ни вот эти двое. Никто. В том числе и ты сам. Это твой долг. Мэй совершенно точно не завидовала Армину. Странная сложилась ситуация — он не просил, чтобы его возвращали к жизни, он был готов умереть, но теперь он жив и все ждали, что он сможет принести пользу Разведкорпусу и всему человечеству. Наверное, это бремя даже тяжелее того, что взвалила на себя Хистория, став королевой. — Да… заткнитесь вы уже… — вдруг послышался голос Саши. Все удивлённо покосились на неё, но Саша лежала с закрытыми глазами и не шевелилась, будто не ворчала на болтовню всего секунду назад. Что же… Мэй усмехнулась и расценила это как хороший знак — значит, её соседка по комнате точно будет жить. — Ладно, — тихо посмеявшись, пробормотала лейтенант Ханджи и пристально посмотрела на Армина. — Эрвин назначил меня своей преемницей, так что в какой-то мере я могу тебя понять. Значит, четырнадцатым командиром Разведкорпуса стала Ханджи Зоэ… наверное, это было хорошо — отряд Леви не будет расформирован, и Мэй не придётся привыкать к новым людям. Она уже слишком сработалась с теми, с кем тренировалась и сражалась бок о бок все эти месяцы. Вот только чёрт знает, какая теперь иерархия будет в Разведкорпусе и что они будут делать дальше. Будущее казалось совсем туманным. — Нам ничего не остаётся, кроме как жить с этим, — добавила командир Ханджи. Такова участь всех выживших.

* * *

Вскоре после разговора с Армином Леви, Микаса, Эрен и командир Ханджи ушли. Мэй долго смотрела им вслед, пока они не затерялись среди домов — она всё никак не могла отделаться от странного ощущения, которое поселилось внутри. С самого своего вступления в Разведкорпус Мэй знала, что их главная цель — возвращение стены Мария, а уже потом — осмотр подвала в доме Йегеров. И вот теперь, когда первая была достигнута, пришло время узнать, что за тайны скрывал отец Эрена. Мэй толком не помнила, что она делала несколько часов, несмотря на то, что тянулись они бесконечно долго. Конни и Жан продолжили поиск выживших, но вскоре вернулись ни с чем. Саша так и не выбралась из беспамятства и дремала, иногда что-то бормоча себе под нос. Флок бродил по стене, осматривая окрестности с помощью подзорной трубы. Армин, кажется, просто лежал и смотрел на небо — скорее всего, он переваривал всё услышанное. Когда вернулись Жан и Конни, Мэй вместе с ними начала пересматривать провизию. К счастью, еды было достаточно — сухпайки, сухари, консервы, вода. Мэй с тоской смотрела на все эти запасы, потому что ей нельзя есть твёрдую пищу. Скорее всего, придётся вымачивать сухари в воде или варить какие-нибудь травы — ни первое, ни второе не казалось вкусным, но, кажется, об удовольствии от еды придётся забыть на ближайшие пару недель. Будто у Мэй было много радости в жизни… Солнце уже садилось, а Леви, командир Ханджи, Микаса и Эрен ещё не вернулись. Что такого они могли обнаружить в том подвале? Мэй гнала прочь все мрачные мысли и плохое предчувствие, но они парализовывали её, из-за чего она могла лишь сидеть на краю стены, в стороне от всех, и смотреть на Шиганшину. По всему городу всё ещё пылали пожары, устроенные Бертольдом, из-за чего в воздухе стоял запах гари. Наверное, огонь будет бушевать до тех пор, пока не сгорит весь город или не пойдёт дождь. Вот только небо оставалось чистым, без единого намёка на тучи, так что о спасительной влаге можно было только мечтать. Мэй разглядывала дома, по-прежнему пытаясь понять, где жили её дядя и тётя. Ей снова это не удалось, а потом и вовсе пришлось отвлечься, потому что рядом с ней сел Жан. Она окинула его вопросительным взглядом, и он заговорил, не глядя на неё: — Я должен сказать кое-что. — М? Несколько мгновений Жан напряжённо вглядывался в горизонт, будто собираясь с мыслями, а затем заговорил: — Про последнюю атаку на Райнера. Это я придумал тот дурацкий план, поэтому я… — он вздохнул. — Я чувствую себя виноватым в том, что произошло с тобой и Сашей. Если бы вы погибли, если хотя бы одна из вас погибла, я бы никогда себя не простил. — Жан… — заговорила Мэй, но он перебил её и продолжил: — Саша до сих пор толком не пришла в себя и чёрт знает, сколько недель уйдёт на её восстановление. А ты… ты просто не видела себя, когда тебе зашивали рану. Я видел. Мельком, пока меня капитан Леви не прогнал. Без сознания, бледная, похожая на мертвеца… я подумал, что всё плохо и ты… Жан замолчал, будто захлебнувшись в собственных словах и чувствах. От удивления Мэй могла лишь сидеть и смотреть на него, глупо хлопая ресницами. С чего ему вообще чувствовать себя виноватым? Во-первых, они все знали, на что шли. Во-вторых, он не принуждал их идти в бой под страхом смерти, они сами пошли, потому что это их долг. В-третьих, они же остались живы — да, и Мэй, и Саше досталось, но они не погибли, а все раны рано или поздно заживут. — Прости, — совсем тихо сказал Жан. — Это… я не… — Ты не виноват, — перебила его Мэй, положив руку ему на плечо. — Случайность. Ей бы никогда в голову не пришло винить Жана в том, что произошло. Внешних врагов, которые хотели разрушить стены и уничтожить человечество — да. Райнера, который ранил их с Сашей — да. Мэй даже могла в какой-то степени обвинить в случившемся себя, но никак не Жана. Он сделал всё, что было в его силах и возможностях, и только благодаря его плану им удалось одолеть Бронированного. — Так и знал, что ты это скажешь… — Жан усмехнулся. — Знал, сам себе говорил, но не верил… Мэй нахмурилась и стукнула его по плечу. На мгновение Жан расслабился. Покачав головой, он заговорил: — Честно говоря, мне достаточно знать, что ты на меня не злишься… — Нет, — недовольно выдохнула она. Если бы Мэй могла говорить, она бы сказала ему, что он дурак, с чего-то решивший, что она злится, хотя повода не было. Что он придумал хороший план, учитывая их ресурсы и возможности. Что они победили благодаря ему. И что, вообще-то, ему тоже досталось в том бою. Вместо всего этого она шумно вздохнула, поморщившись от боли, и покачала головой. Жан слабо улыбнулся и отвёл здоровую руку в сторону, открываясь для объятий — то, что он не смог сделать, когда Мэй пришла в себя. К горлу подступил ком от осознания того, как его мучили эти мысли всё это время и как он страдал бы, если бы сбылись его страхи, о которых он говорил. С трудом сдержав улыбку, Мэй потянулась к Жану и осторожно обняла его. Она утешала и поддерживала, но лишь в то мгновение Мэй поняла, как ей самой не хватало тепла и понимания другого человека, который переживает за неё. Когда она в последний раз обнимала хоть кого-нибудь?.. — Спасибо, — пробормотал Жан, осторожно похлопав её по спине. К горлу подступил ком, захотелось разрыдаться прямо здесь, но Мэй снова не позволила себе этого. Не хотелось портить этот момент, не хотелось, чтобы он заканчивался… может быть, именно он, сохранённый в памяти, согреет её во время очередного кошмара и напомнит, что на свете ещё есть люди, которым Мэй не безразлична.