* * *
Семь похоронок. Семь погибших. Семь убитых горем семей. И, как назло, утро стояло хорошее и тёплое, а яркие лучи солнца только усиливали скверное настроение, в котором Мэй пребывала с самого пробуждения. Они с Леви приехали в Трост пораньше, чтобы навестить родственников трёх погибших рядовых — остальные жили в соседних городах и деревнях. Трост жил своей жизнью, словно не заметил смерти нескольких человек — знать об этом будут только их боевые товарищи, семьи и друзья. Мэй вздохнула и бросила взгляд на папку с конвертами, которую нёс Леви. Тела погибших рядовых удалось вывезти, и теперь родственникам нужно было решить, что с ними делать. Выбор невелик: сжечь и захоронить пепел на кладбище рядом с боевыми товарищами или в любом другом месте, которое выберут родственники. Обычно люди останавливались на втором варианте, но находились и те, кто не мог позволить себе расходы на перевозку тела или попросту не хотел этим заниматься. Мало ли какие причины у них могли быть… — К кому сначала пойдём? — спросила Мэй, когда они прошли через городские ворота. — К родственникам Томаса Фрея. Они ближе всех живут. Мэй поджала губы и пошла следом за Леви через толпу. Прежде чем ехать в Трост, она ознакомилась с личными делами всех погибших рядовых. Томас был самым старшим из них — он перевёлся из Гарнизона, в котором прослужил три года, но за это время так и не получил звание офицера. Во время экспедиции Томас одним из первых столкнулся со взявшимися из ниоткуда атипичными и погиб, прикрывая товарищей. Микаса, в чей отряд он попал, была молчаливее и мрачнее обычного — она переживала из-за его гибели, пусть и старалась не показывать этого. На главной улице Троста жизнь била ключом: мимо бежали дети, брели женщины с тяжёлыми сумками, ковыляли подвыпившие мужчины, ехали телеги. Ничего нового. Проводив взглядом зевающего солдата Гарнизона, Мэй нагнала Леви, который как раз остановился и оглянулся, ожидая её. — Мы пришли, — он кивнул в сторону ближайшего дома. Внутри у Мэй что-то противно ухнуло. — Что мне делать? — Представишь нас, дальше я сам всё скажу. — Тебя полным именем? — Да, — недовольно выдохнул Леви. Собравшись с мыслями, Мэй подошла к двери и как можно увереннее постучала. Ждать долго не пришлось: послышались шаги, скрип поворачивающегося ключа, а затем к ним вышла высокая крепкая женщина. — Здравствуйте, — Мэй кивнула. — Чем могу помочь? — женщина удивлённо оглядела их, но всё же выдавила из себя дежурную улыбку. — Я офицер Мэй Рид, это капитан Леви Аккерман. Мы из Разведкорпуса. Томас Фрей ваш родственник? Женщина побледнела и, начав перебирать заплетённые в длинную косу русые волосы, испуганно ответила: — Он мой сын. — Мы можем войти? — вмешался Леви. Госпожа Фрей отошла в сторону, пропуская их в дом. Комната, в которой они оказались, была небольшой, но убранной и ухоженной: стол с несколькими стульями, маленький диван и растения везде — на полках, на тумбочках, даже на полу. Теперь в двери этого уютного дома постучалась смерть. — Что случилось? — спросила госпожа Фрей, садясь на стул. Женщина ещё не знала, какие новости её ждут… Мэй всегда было тяжело смотреть на чужую боль, потому что она слишком хорошо знала, каково это — терять близких. Но она заставит себя смотреть на это, проживать каждую секунду этого кошмара вместе с госпожой Фрей, чтобы она не осталась одна в этот ужасный момент. Выйдя вперёд, Леви заговорил спокойным тоном: — Госпожа Фрей, мы вынуждены сообщить, что ваш сын погиб при исполнении долга во время экспедиции, — он положил конверт на стол и придвинул к женщине. — Примите наши соболезнования. В комнате повисла тяжёлая и давящая тишина. Мэй по-прежнему заставляла себя смотреть на то, как до бедной женщины доходит смысл сказанного — та побледнела ещё больше и, поджав губы, откинулась на спинку стула, глядя в пространство перед собой, но явно ничего не видя. “Мэй, они не дышат… мама и папа умерли…” Когда Мэй узнала, что родители скончались, то не могла говорить. Мысли загустели и замерли — она не верила, просто отказывалась верить даже после того, как увидела их собственными глазами. Даже после того, как доктор, которого они с Леоном целый день искали по городу, сказал те ужасные слова… “Я пришлю кого-нибудь забрать тела”. А когда до Мэй дошло, что случилось, её жизнь превратилась в ад. — Подождите… Я не понимаю… какого долга? Он… он же служил в Гарнизоне… как он… почему… — госпожа Фрей замотала головой. — Как он оказался в экспедиции Разведкорпуса?! — Томас перевёлся к нам около месяца назад. — Почему он мне не сказал?.. — прошептав это, госпожа Фрей закрыла лицо руками. Мэй сжала рукав куртки и поджала губы. Она не понимала, как Леви сохранял невозмутимость в этом разговоре, но знала две вещи. Первое — кто-то должен оставаться спокойным, чтобы общение не скатилось в истерику. Второе — Леви было не всё равно на погибшего Томаса, его мать и её чувства. Такому, как он, редко было плевать на страдания других, просто он прятал их от всех в глубине души. — Почему… Как он… — госпожа Фрей подняла голову и посмотрела на Леви. — И что теперь? — Нам удалось вывезти тело Томаса… — Удалось? — перебила его женщина. — Как это понимать? — Чаще всего положение такое, что сделать это невозможно, — тихо добавил Леви. — И что делать?.. — Вы можете забрать тело и организовать похороны самостоятельно. Или же мы возьмём весь процесс на себя, но Томас будет похоронен там, где решим мы. Госпожа Фрей судорожно выдохнула — от той улыбающейся женщины, встретившей их пару минут назад, осталась лишь дрожащая и борющаяся со слезами тень. Женщина хорошо держалась — она не плакала, не заламывала руки и не повышала голос. Если бы Мэй кто-нибудь сообщил, что её сын внезапно погиб чёрт знает где и чёрт знает за что, она вряд ли бы смогла сохранить самообладание. — Я могу подумать? — спросила госпожа Фрей. — Разумеется, но мы просим дать нам ответ до конца недели. Вздрогнув, женщина вдруг перевела взгляд на Мэй, будто вспомнив, что она тоже находится в комнате — смотреть в глаза той, кто узнала о гибели родного человека, было тяжело. Боль, непонимание, усталость, желание разрыдаться — всё это было там. И Мэй прекрасно знала этот взгляд — лучше, чем ей хотелось бы. — Вся необходимая информация есть в конверте, — закончил Леви. — Как он погиб? — невпопад спросила женщина. — Послушайте… — Я должна знать, как погиб мой сын! — госпожа Фрей резко повысила голос и поднялась. Она смотрела на Мэй. Она сделала шаг навстречу Мэй. Она обращалась к Мэй. Не к Леви, который с ней разговаривал. Не к Леви, который сообщил ей ужасную новость. Не к Леви, который положил на стол похоронку… И отвечать на вопрос придётся Мэй. — Томас погиб, прикрывая своего товарища, — отчеканила она. — А он выжил? — голос женщины задрожал. — Тот, кого Томас прикрывал. — Да. Он жив благодаря жертве вашего сына. Несколько мгновений женщина смотрела в пространство перед собой, а затем нервно усмехнулась — у неё явно заканчивались силы на то, чтобы держать себя в руках. — Томас всегда мечтал быть героем. Его мечта, кажется, сбылась… Вот только я не понимаю, какого чёрта мой единственный сын умолчал о переводе?.. — госпожа Фрей замолчала, о чём-то задумавшись, а затем тихо сказала: — Пожалуйста, уходите. Ступор продлился всего несколько мгновений. Мэй наконец кивнула и направилась к выходу следом за Леви — за их спинами уже слышались начинающиеся рыдания. Все слова закончились, все мысли покинули голову, все чувства замерли. Пустота. Мерзкая душащая пустота. Выйдя за порог, Мэй глубоко вдохнула, пытаясь прийти в себя — ей казалось, что ещё немного, и она сама разрыдается из-за смерти Томаса. Леви остановился рядом с Мэй и, несколько мгновений посмотрев на неё, спросил: — Пойдёшь со мной дальше или вернёшься в штаб? — Пойду, конечно, — она бросила на него недовольный взгляд. — Ладно, — он кивнул. — Мать Томаса хорошо держалась. Пару раз в меня посудой начинали кидаться и проклинать, так что если что, будь готова уворачиваться. Мэй шумно выдохнула и кивнула. Оставалось надеяться, что до этого не дойдёт. — Тогда пошли дальше. Шесть похоронок. Семь погибших рядовых. Семь убитых горем семей…* * *
Мэй и Леви развозили письма родственникам погибших два дня — из-за этого пришлось сначала остановиться на постоялом дворе в Утопии, а следующим вечером возвращаться в штаб. После долгой дороги, слёз, криков и проклятий убитых горем людей Мэй была вымотана морально и физически, но она убедила себя в том, что ей это нужно, чтобы отдать дань уважения погибшим разведчикам и насовсем избавиться от желания пожертвовать собой. Наверное, у неё получилось, но в глубине души всё равно пустила корни мысль, что в самый ответственный момент Мэй снова сдастся. Самое страшное, что ни подтверждения, ни опровержения этого не было — это покажет лишь время. Следующие дни пролетели как в тумане — завтрак, тренировка с рядовыми, обед, работа, ужин, работа, попытка заснуть, беспокойные сны, тяжёлое пробуждение, а затем всё начиналось сначала. Но, наверное, лучше так, чем страдать от кошмаров и не спать вообще. Очередным поздним вечером Мэй зашила дырку на любимой рубашке, а затем решила почитать книгу, которую ей как-то за ужином подсунула Саша. Сюжет был самым обычным — о любви девушки и бессмертного духа, поклявшегося защищать её, — но автор так красиво писал и умело брал за душу, что оторваться было невозможно. Страница за страницей, абзац за абзацем — Мэй вскоре с удивлением поймала себя на том, что с трудом сдерживает слёзы, читая о бесконечных страданиях духа и о том, как девушка пытается облегчить его боль. Когда герои были готовы признаться друг другу в любви, в дверь кто-то постучал. Недовольно выдохнув, Мэй отложила книгу и накинула на себя первую попавшуюся кофту — не хотелось показываться кому-либо на глаза в пижаме, да и неприлично это было. Окинув себя взглядом, она наконец открыла дверь — к её удивлению в коридоре стоял Леви. На нём была белая рубашка, тёмные штаны и зелёная куртка, которую она видела на нём лишь раз — когда они были в бегах. Мэй сразу же забыла о девушке и бессмертном духе. — Капитан, вы тоже не спите? — она сдержанно улыбнулась, пряча удивление. — Ещё слишком рано. Чем занята? — он опёрся на стену и склонил голову набок. — Читаю. А что? Что-то случилось? — Погода вроде неплохая. Хочешь прогуляться? — тихо спросил Леви. У Мэй по спине побежали мурашки. Они могли говорить чуть свободнее обычного, потому что в коридоре кроме них никого не было — рядовые спали в казармах, а остальные офицеры выбрали комнаты на других этажах, — но всё равно не стоило расслабляться. — Хочу, — ответила Мэй тем же тоном. — Тогда жду на тренировочной площадке. Мэй кивнула и, закрыв за уходящим Леви дверь, бросилась одеваться. Почему-то от одной мысли о прогулке с ним у неё внутри всё задрожало так сильно, как никогда прежде — наверное, из-за того, что раньше Леви никогда не звал её пройтись. Днём без весомого повода не погуляешь, потому что любопытные начнут совать нос куда не следует, да и работы много, а вот ночью, когда практически все спали, было самое подходящее для этого время. Мэй распахнула дверцы шкафа и окинула его содержимое недовольным взглядом — впервые за много лет она подумала о том, что ей стоит заняться своим гардеробом. Времени копаться не было, поэтому Мэй наспех надела первые попавшиеся под руку штаны, любимую чёрную рубашку вместе с какой-то курткой и чуть ли не выбежала из комнаты. Перед этим она лишний раз проверила потушенную лампу и нож отца на поясе — мало ли что может случиться ночью. Конечно, Мэй будет в компании Леви, но, во-первых, до него ещё нужно дойти, а во-вторых, он не бессмертный… Ну что за дурацкие мысли. Пока в штабе было мало разведчиков, проблем с передвижением по коридорам не возникало, но Мэй на всякий случай выбрала наиболее безлюдный маршрут — по крайней мере, обычно там никто не ходил после отбоя. Не хотелось, чтобы у людей возникали вопросы. Ночь оказалась лунной и прохладной, в самом деле хорошая погода — такая помогала прочистить голову. Живя с тётей, Мэй с Леоном иногда сбегали погулять, пока все спали, и наутро получали за это по шее, но они никогда не бросали прогулки. Уже тогда Мэй поняла, что это — лучший способ перевести дух и хотя бы ненадолго высвободиться из цепких объятий дурных мыслей. Так и не встретив никого на пути, Мэй добралась до тренировочной площадки. Ещё издалека она заметила Леви, сидящего на одной из скамеек, у его ног тускло горел фонарь. — Без проблем? — он поднял голову, когда Мэй приблизилась к нему. — Без, — она кивнула. — Тогда вперёд, — Леви махнул в сторону леса за своей спиной. — Там нам никто не помешает. Не помешает чему?.. — Так там темно же уже… — пробормотала Мэй, покосившись на тёмные деревья. — Во-первых, ты со мной. Во-вторых, у меня фонарь. В-третьих, насколько я помню, тебе уже доводилось шататься по лесам без света. — Да, но дело было летом. — Хватит болтать. Или пошли, или возвращайся к себе, — он поднялся и подхватил фонарь. Усмехнувшись, Мэй молча побрела за ним к выходу с тренировочной площадки — что-то сильно тянуло Леви в лес. Она была не против такой прогулки, но где-то в глубине души всё равно проснулся страх перед неизвестным — мало ли что может поджидать их во тьме между деревьями… Успокойся, это лишь твои фантазии. Тряхнув головой, Мэй ускорилась и поравнялась с Леви, который куда-то уверенно шёл. В лесу, разумеется, было темно, но фонарь немного спасал положение, пусть он и светил не так ярко, как кристалл из пещеры под часовней. — Боишься? — вдруг спросил Леви. — Что? Нет! — Мэй фыркнула. — С чего ты взял? — С твоих вопросов. — Так у нас тут целый поход наметился, а мне работать завтра, у меня начальник строгий. Леви бросил на неё вопросительный взгляд. — Но он мне и таким нравится… — пробормотала Мэй. — Повезло твоему начальнику с подчинённой, — невозмутимо ответил он. — Даже сейчас думаешь о работе. Мэй закусила губу, чувствуя, как краснеет, и спросила, пытаясь уйти от чувства неловкости: — А… ты тут ориентируешься? — Вон же дорога, — Леви махнул фонарём вперёд. — Никогда в этот лес пешком не заходила, только на УПМ, — она пожала плечами. — А оно тебе не нужно, чтобы идти по дороге. Удивлённо вскинув брови, Мэй покачала головой. Интересно получается — минуту назад он сделал ей завуалированный комплимент, а теперь вдруг начал подшучивать над ней. Неужели Леви… тоже чувствовал себя неловко?.. Сердце забилось быстрее, но Мэй решила не усугублять и увести разговор в другое русло: — И куда нас приведёт эта дорога? — Увидишь, — быстро ответил Леви. — Вот ведь я наивная, думала, ты просто меня пройтись позвал, — Мэй засунула руки в карманы. — Мы просто пройдёмся в конкретное место. Гулять перед сном полезно. — Ещё полезнее гулять вместо сна, — она усмехнулась. — Ты же просто по штабу шатаешься? — Леви покосился на неё. — Это сложно назвать прогулкой. Мэй хотела ответить ему, но не успела — она запнулась и не упала лишь каким-то чудом, успев вытащить руки из карманов и перепрыгнуть неожиданное препятствие. — Дерьмо… — пробормотала Мэй себе под нос, уткнувшись взглядом в выступивший из-под земли корень дерева. — Иди сюда, — Леви вздохнул и протянул ей руку. — Не хватало, чтобы ты сломала себе что-нибудь. — Ничего я не сломаю, — она бросила на него недовольный взгляд. Леви так и стоял посреди дороги с протянутой рукой и пристально смотрел на неё — кажется, он не сдвинется с места, пока Мэй не сделает то, что он сказал. После секундного замешательства она всё же взяла его за руку, и её бросило в жар то ли от смущения, то ли от того, насколько тёплой была его ладонь. Вдвоём они пошли дальше по дороге, которая вела чёрт знает куда — наверное, куда-то вглубь леса. Сердце колотилось, Мэй хотелось улыбаться без конца, но она старалась держать себя в руках, вот только казалось, что её выдержки вот-вот не хватит… Интересно, чувствует ли Леви то же, что и она? Или что-то похожее? Мэй многое бы отдала, чтобы хотя бы на секунду оказаться в его голове и узнать, о чём он думает, но нет — оставалось довольствоваться тем, что есть. — Насчёт твоего вопроса… — Мэй откашлялась. — Когда я пытаюсь успокоиться после кошмаров, мне плевать, куда идти. Лишь бы идти. Но обычно я тащусь на площадку, там никто не мешает. — Тебя ещё мучают кошмары? — Сейчас редко. Обычно они снятся, когда происходит что-то из ряда вон выходящее, — Мэй оглянулась на Леви. — А тебя? — Когда как, но сплю я всё равно плохо. — Могу чем-то помочь? — она нахмурилась. — Ты уже помогаешь. Чем? Прогулкой? Странно… получается, ему нужна была её компания, а это уже говорило о том, что он хотя бы немного доверяет ей. — Хочешь поговорить? — осторожно спросила она. Внезапно Леви остановился и опустил фонарь, Мэй замерла напротив него, но даже так она могла с трудом видеть его лицо и читать его эмоции — кажется, он сделал это специально. Внутри проснулось беспокойство. — Леви, что-то случилось? — тихо спросила она. — Ничего из ряда вон выходящего, — спокойно ответил он, сжимая её руку. — Просто накопилось. Может, я и хочу поговорить, но не уверен, что могу. Мэй растерянно поджала губы. Леви сомневался в том, стоит ли рассказывать ей, или у него не было сил на то, чтобы говорить о накопившемся? Вдруг он хотел поговорить об экспедиции или Шиганшине? Или о чём-то ещё? В любом случае, давить Мэй не собиралась, поэтому сказала, с трудом сдерживая тревогу: — Мне в своё время помог разговор с тобой, так что, если захочешь, я рядом. Леви медленно кивнул и тихо сказал: — Я знаю, Мэй. А затем, подняв фонарь, он снова повёл её по дороге через лес. Повисла тишина, нарушаемая шагами и шелестом листвы на ветру, но в голове у Мэй гудели мысли — их было так много, что выцепить ни одну не получалось. Деревья, тем временем, становились реже, пока Мэй и Леви наконец не вышли на опушку — все видели её издалека каждый раз, когда ехали в штаб Разведкорпуса из Троста. Здесь было чуть светлее, чем в самом лесу — ночь всё-таки была лунная. Подняв голову, Мэй увидела россыпь звёзд, и в то мгновение все тревоги отступили и растворились без следа в этой неподражаемой красоте. Множество ярких и тусклых огней мерцали и сливались в причудливые узоры, которых с каждой секундой становилось всё больше — от этого вида захватывало дух. Мэй почему-то сразу почувствовала себя маленькой и беззащитной перед тайнами этого мира, но она была не одна. Она оглянулась на Леви, который всё ещё держал её за руку — он стоял, глядя на ночное небо, и в то мгновение он совершенно не был похож на мрачного и всем недовольного капитана. Была в его взгляде какая-то еле уловимая задумчивость — он в самом деле не выглядел таким хмурым, как обычно. Мэй невольно улыбнулась, любуясь его профилем. — Красиво, — выдохнула она. — Прихожу сюда иногда. А ведь она говорила совсем не о небе… Усмехнувшись из-за удавшейся шалости, Мэй окинула взглядом пространство, а затем крепче сжала руку Леви, привлекая его внимание, и тихо сказала: — Пошли сядем. Через пару минут они устроились на поваленном дереве, которое, судя по всему, было здесь уже какое-то время. Леви поставил фонарь под ноги и начал разминать плечи. Мэй лишь в тот момент почувствовала, насколько сильно устала, а ведь предстояло ещё идти обратно и на следующий день её ждали тренировки, бумажная работа и уборка в кабинете… Иногда очень хотелось, чтобы отношения с Леви не нужно было скрывать — не пришлось бы жертвовать сном для драгоценных минут наедине, но ради всех этих моментов Мэй была готова поспать на пару часов меньше и вытерпеть любую усталость. — Помнишь, ты принесла мне чай и письмо? — Леви снова взял её за руку. — Конечно, — Мэй кивнула, чувствуя, как по спине бегут мурашки. — Я из-за письма переживала… — Почему? — Боялась, что тебя это оттолкнёт, — она закусила губу. — Тц, — Леви покачал головой. — Ты же не какую-то полнейшую херню выкинула. — Тогда я не понимала, как ты ко мне относишься, а теперь я знаю, что ты готов простить мне неполнейшую херню. — Пригрел змею… — Леви усмехнулся. — Ты сам выбрал эту змею. — Я вроде и не говорил, что против, — он пожал плечами. На этот раз загорелись уши, и Мэй отвела взгляд в сторону, уставившись на фонарь у них под ногами. — Но мне одно непонятно. Чего ты тогда испугалась? — продолжил Леви. — Ты же не сразу отдала письмо. Вопрос застал Мэй врасплох. Потерев шею и прокрутив в голове события того вечера, она всё же решила ответить: — Мне показалось, что ты был не в духе, а я хотела отдать тебе эти вещи в правильный момент. — И что заставило тебя передумать? — Твои слова. Я поняла, что просто не хочу бросать тебя одного, несмотря на то, что не могла говорить, а ты не просил о поддержке. Леви хмыкнул и ничего не ответил, лишь осторожно погладил её пальцы и поднял взгляд на небо. На Мэй снова накатило то странное чувство — почему он сомневался, рассказывать ей или нет о том, что его тревожит? Раз он заикнулся, значит, хотел поговорить или думал об этом. Что его останавливало? Мэй нахмурилась. Ей вспомнились их предыдущие разговоры: в сарае, на стене Орвуда, во время ночной смены, в кабинете, в приюте, снова в кабинете… Леви уже достаточно говорил, откровенничал и делал: поддерживал Мэй, согласился тренировать, рассказал о матери, просто отвечал на её вопросы. А она молчала. Умалчивала. Боялась. Ждала. О каком доверии со стороны Леви могла идти речь, если Мэй сама не была даже хотя бы немного откровенной? Она молчала о ссоре с братом, разговоре с Флоком, смерти родителей, чувстве вины, тётке… вообще почти обо всём. Получался какой-то неравноценный обмен. От проснувшегося стыда внутри всё сжалось. — Леви. Он оглянулся на неё. Вот и настал момент истины… — Хочу кое-что рассказать. — Слушаю, — Леви обернулся к ней. Мэй глубоко вдохнула, собираясь с силами, и заговорила о том, что причиняло ей меньше всего страданий: — После смерти родителей Леон успел забрать с собой только нож отца — это всё, что осталось у нас на память о них. В общем… — Мэй потянулась к ножнам и, вытащив из них нож, показала его Леви. — Так вышло, что незадолго до выпуска из кадетского корпуса он оказался у меня. Леон думал, что потерял его, потом мы встретились в штабе, и он обвинил меня в том, что я украла нож. — Это когда он сказал, что вашим родителям было бы стыдно за тебя? — Леви склонил голову набок. Мэй кивнула и продолжила: — Я отказалась отдавать ему нож, из-за чего он и сказал это. Наверное, тогда я получила за дело, но мне было стыдно говорить тебе, что я сама виновата в своих страданиях. — Я тоже о матери умолчал, так что всё нормально, — Леви кивком указал на нож. — Можно? Получив разрешение, он взял оружие и принялся рассматривать его. — А я всё думал, что за нож ты с собой таскаешь. — Я его не использую. — А зря, — Леви перехватил нож лезвием вниз. — Хороший, пусть и не боевой. — Повода не было, — она пожала плечами. Ещё немного покрутив нож в руках, Леви вернул его Мэй, а затем спросил: — Почему не отдала брату? — Тогда я всё ещё обижалась за его слова на распределении, — она поджала губы, убирая оружие в ножны. — А теперь… думаю, пора вернуть Леону нож. Она всё ещё не была готова расстаться с единственной вещью, которая напоминала ей об отце, о счастливых и беззаботных годах без боли и чувства вины, но теперь, пожалуй, время пришло. — Если отдашь, подарю другой, — сказал Леви. — Цветы же тебе не подаришь. — Что? Какие цветы? — Обыкновенные, — он нахмурился. — Не любишь, что ли? — Мне не дарили никогда… — Мэй потёрла шею. — Учту, — Леви кивнул с серьёзным видом. — Не надо учитывать! — воскликнула она, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Шутки шутками, но она с трудом могла представить, чтобы он в самом деле подарил ей цветы — слишком нереалистичным казался сценарий. Но раз Леви говорил об этом, значит, думал — и мысль об этом приятно грела душу. — Ладно, — он вздохнул. — Придётся ножи дарить. — Настоящий подарок для девушки, — Мэй улыбнулась. — Спасибо, Леви. — Тц. Она придвинулась к нему ближе и коротко поцеловала его, надеясь тем самым выразить свою благодарность, но стоило ей отстраниться, как Леви быстро притянул её обратно. Второй поцелуй получился гораздо дольше и чувственнее первого — сердце застучало с бешеной силой, а в голове моментально стало пусто. — Рано благодаришь, — усмехнулся Леви, разорвав поцелуй. — Как скажешь, — Мэй закатила глаза. — Забираю всё обратно. Он покачал головой, но выпускать её из объятий не стал. Внутри у Мэй всё снова перевернулось, а затем пришло осознание: она опять не выдержала и первой сократила расстояние. Стало неловко, и вопрос сорвался с губ сам собой: — Скажи… я сильно к тебе липну? — Ты вообще не липнешь. — Шутишь? — она удивлённо вскинула брови. — Нет, — Леви убрал прядь волос ей за ухо. — Липни, если хочешь, только не на глазах у остальных. Внутри что-то ухнуло, но в этот раз — от облегчения. — За кого ты меня держишь… — Мэй поджала губы. — Ни за кого. Зато я вижу, что ты постоянно сдерживаешься. Хватит. Мэй шумно выдохнула и вгляделась в лицо Леви — кажется, он говорил серьёзно. Сглотнув подступивший к горлу ком, она пробормотала: — Пообещай, что скажешь, если я тебе надоем. — Ты об этом узнаешь первой, — он кивнул. Широко улыбнувшись, Мэй решила воспользоваться разрешением и обняла Леви настолько крепко, насколько позволяло их положение — в ответ он приобнял её одной рукой и погладил по спине. Стало так тепло, хорошо, спокойно… — Леви… — тихо заговорила Мэй, поддавшись нахлынувшим чувствам. — Что? Поколебавшись мгновение, она всё же продолжила: — Ты мне очень дорог. Сердце заколотилось, когда Мэй поняла, что в самом деле сказала это вслух — говорить эти слова оказалось в тысячу раз приятнее, чем писать их. Леви промолчал, но она почувствовала, что его рука на её спине замерла, а сам он уткнулся щекой ей в плечо. Мэй говорила от чистого сердца и не ждала от него ответа, но этот жест был красноречивее любых слов — и от него внутри всё перевернулось. Она прикрыла глаза, с головой уходя в столь нужное ей чувство безопасности рядом с дорогим человеком, и улыбнулась. В то мгновение Мэй больше ни о чём не могла и не хотела думать.