..И всходит солнце

Время близилось к десяти. Где носит этого идиота? Тун Лин цокнула языком и с раздражением выдохнула, вглядываясь в размытый дождём пейзаж за окном. Куда её вообще занесло? Эта проклятая забегаловка расположилась у черта на куличках, по-другому и не скажешь. Кто решил, что поставить бар вдали от центра города, остановок общественного транспорта и даже без нормальной вывески будет хорошей идеей? И кто-то ведь приходит сюда каждый день... Ужас. Она отвернулась от окна и почувствовала, что её мутит. Зажмурилась, ощущая, как мир вокруг описывает колесо, и снова открыла глаза. Окружающие её краски показались слишком яркими, и Тун Лин пожалела, что не взяла с собой очков. Когда мир, наконец, полностью прояснился, она заметила рядом со своим столиком молодого мужчину. - Привет, родная! - парень плюхнулся на кресло напротив, откидывая капюшон. Тун Лин посмотрела на часы и приподняла брови, глядя на него. Он улыбнулся во весь рот и пожал плечами. - Опоздал, знаю. Но слушай, сама понимаешь, без машины в эту залупу хер доберёшься... - "Выяснил, что я просила?" - Задала ты мне задачку, конечно...  Выяснил, ясное дело. Здесь всё, - он достал из чемодана толстую папку. Она бегло проглядела листы, и её лицо вмиг помрачело. Парень инстинктивно вжался в кресло и осторожно спросил: - Что, я забыл что-то? Она отрицательно махнула головой. - "Мне только одно интересно, зачем ты продал ему пистолет?" - Он захотел купить... - "Не делай из меня дуру. Я предупреждала тебя насчёт него". Тун Лин потерла ладони одна об другую и стала разминать покрытые татуировками костяшки пальцев. Парень нервно усмехнулся и торопливо выпалил: - Откуда я мог знать, что это именно он? У меня все конфиденциально, без лиц и имён. Да ты и сама ведь... Тун Лин вскочила, ударив кулаком по столу. Другие люди начали оборачиваться, и она, потупив взгляд, села на место. - "Не нервируй меня, а то получишь сильнее, чем в прошлый раз. Не забывай, кто тут сверху, а кто снизу. Ты работаешь и не задаёшь вопросов, а я обеспечиваю твою безопасность". - Я знаю. - "Что-то поменять захотел?" - Нет... - "Вот и молодец. Сиди смирно, делай, что сказано, и все будет хорошо". Мэй Тун Лин протянула ему бумажный конверт. Парень оживился и, мельком заглянув внутрь, сунул его в сумку. Тун Лин прошла мимо него к вешалке, сняла с неё куртку и взяла шлем. На столе осталась стоять неоткрытая бутылка виски. Снаружи лил дождь, порывистый ветер бил по стеклу шлема. Тун Лин крепко вцепилась в руль, который так и норовил вильнуть вправо или влево. Грело душу только то, что родной район уже совсем недалеко, а там дом, где тепло и сухо, а в шкафу на кухне есть то, что заставит её чувствовать себя лучше. На светофоре она остановилась рядом с машиной. На заднем сиденье сидели милые девочки-близняшки, одна, перегнувшись через сиденье, говорила что-то отцу, который был за рулём. Мать, сидевшая рядом, тепло улыбалась. Семья. Тун Лин в момент стало очень холодно, как будто она проглотила огромный кусок льда. Он медленно падал вниз по горлу, отдавая почти ощутимой тупой болью, пока не впился ледяными когтями в сердце. Перед глазами потемнело. Тун Лин зажмурилась, приводя себя в чувство, и снова почувствовала, что все вокруг крутится, как на карусели. Глянула на светофор - все ещё красный. Хотелось как можно скорее добраться домой и напиться до потери сознания, только бы забыть обо всем. Конечно, Минцзюэ завтра будет ворчать и ругаться, но это будет завтра. Наконец, зелёный. Тун Лин ударила по газам. Машина с близняшками осталась далеко позади, но ощущение разъедающего сердце куска льда только усиливалось. Холод скрутил пустой желудок, вогнал ледяные иглы в мозг, сдавил в тисках виски. Тун Лин внезапно особенно остро почувствовала свое одиночество. А ведь и правда - у неё нет ни друзей, ни нормальной семьи. Даже смешно: всю жизнь в неё плевали, а теперь она обернулась и поняла - ей самой и плюнуть не в кого. За что, Тсара? Даже после своей смерти она не даёт А-Лин покоя. Она ведь была хорошей сестрой! Всегда была в тени, позволяла Тсаре сиять и греться в лучах любви и обожания, пока Тун Лин оставалась её отражением в кривом зеркале. Неловкая, некрасивая, вся угловатая, глупая и даже не смешная. Умри она в тот день, никто бы и глазом не моргнул. Ну, разве что сердобольная Ланьян. Однако, умерла Тсара, а вместе с ней все то красивое и нежное, что от неё переняла Тун Лин. Она даже в чем-то порадовалась её смерти - теперь обратят внимание на неё, нелепую и неудавшуюся, но живую и нуждающуюся во внимании, но так не вышло. По Тсаре скорбили не год, не два и даже не три. По ней скорбят до сих пор, а Тун Лин нужна только тогда, когда деньги заканчиваются. Тсара, почему? На глаза навернулись слезы, и хватка чуть ослабла, мотоцикл вильнул влево. В последнюю секунду Тун Лин удержала его и немного сбавила ход. Дождь усиливался. Куртка уже давно промокла, рубашка мерзко прилипла к телу и Тун Лин четко ощущала, как по спине вниз катится крупная ледяная капля. Вечер был такой же дождливый, когда они нашли Тсару, избитую, оскорбленную и окровавленную. У Тун Лин так же болела голова. Шум дождя и водоканала смешались в её голове с криками людей и воем сирен. Вода размывает кровь на асфальте. Она лежит на земле, глядя прямо в небо. Руки раскинуты в стороны, из приоткрытого рта стекает струйка крови. Она с трудом поворачивает голову и шепчет: - Так холодно... Руль резко ушёл вправо. Переднее колесо скользнуло на луже, руль выскользнул из рук. В голове мелькнуло лицо Тсары. Она улыбнулась. Тун Лин полетела на асфальт. *** Не Минцзюэ проснулся от странного ощущения - казалось, будто кто-то наблюдает за ним. Он не спал, но глаз не открывал - очередной симптом, ничего необычного. Нужно глубоко дышать, и все пройдёт... Тут о стеклянные двери веранды ударилось что-то тяжёлое. Не Минцзюэ вскочил и осмотрелся. В темноте он не сразу разглядел сгорбленную фигуру, стучащую в двери. - А-Лин! Что случилось? Не Минцзюэ тут же открыл, и Тун Лин буквально свалилась ему на руки, насквозь мокрая и вся в грязи, дрожащая от холода. Из-под растрепанных кудрей на лоб стекала кровь. - Что случилось? - повторил Минцзюэ, легонько встряхивая её. Тун Лин смотрела сквозь него и что-то невнятно хрипела. Её руки тряслись крупной дрожью, а из глаз текли слезы. Не Минцзюэ пару раз хлопнул её по щекам, и её взгляд, наконец, обрёл ясность. - Упала с мотоцикла? - предположил Не Минцзюэ. Тун Лин смазанно кивнула. - Опять? Кто ездит в такую погоду?.. Да ты вся в крови! Тебе нужно в больницу. Он потянулся было за телефоном, но Тун Лин ухватила его за плечи и замотала головой. - Не капризничай. Кто тебя лечить будет, горемычная? Она ткнула пальцем в его грудь. - Я? Я могу оказать первую помощь, но не больше. А вдруг что-то серьёзное? Она продолжала мотать головой, скуля и всхлипывая. Не Минцзюэ заметил, что из-за воды, которая стекала с её волос и одежды, на полу образовалась целая лужица, а его собственная футболка уже испачкана грязью. Делать нечего. Он взвалил Тун Лин на спину и понес в ванную. Усадив на стул, сказал снимать одежду, а сам пошёл за аптечкой. "Зачем тебе так много всего? Оно же не пригодится" - говорил Хуайсан. Жаль, он спит, а так бы убедился, что уже пригодилось. Вернувшись в ванную, он застал Тун Лин в одном нижнем белье. Среди груды одежды он заметил папку. - Все достала? Она кивнула. - Уж могла бы и такси себе взять... Ты сколько на земле валялась? Грязная, как хрюшка! Давай-ка сначала тебя помоем. Тун Лин указала на дверь. - Не бойся, я не буду смотреть. Она снова указала на дверь. - Нет, я не выйду. Вдруг ты в обморок грохнешься? Ополоснись быстро и не капризничай. Я пока твою одежду застираю. Зашумела вода. Не Минцзюэ поднял с пола её одежду. Рубашка порванная и вся в крови - её теперь только выбросить, а вот брюки спасти ещё можно. Нижнее белье тоже пропиталось водой с грязью, и Не Минцзюэ бросил его в стиральную машинку, а брюки застирал и оставил отмокать. Глядя на её фигуру, пусть и немного размытую паром, Минцзюэ отметил, что она сильно похудела - грудь уменьшилась, сильнее выступили ребра и ключицы. Есть забывает, что ли? Ну как ребёнок - пока не напомнишь, ничего не сделает. Надо бы начать следить за её питанием. Осмотрев её, сильных повреждений он не обнаружил - больше синяков и ссадин, хотя для верности все равно нужно будет съездить в больницу. Подал ей найденную у себя одежду и помог спуститься в кухню. - Есть хочешь? У нас осталось пару кусков пирога, есть говядина с рисом, печенье. Хочешь печенье? Пить что будешь? Чай, молоко, какао? - "Покрепче ничего нет?" Не Минцзюэ повернулся к ней и тяжело вздохнул. - Нет. Хочешь бухать - вали к себе. - "Молоко". - Так бы сразу. Разогреть? Тун Лин завернулась в плед, оставив снаружи только одну руку, и пододвинулась ближе к Минцзюэ, положила голову ему на плечо. Они так и сидели, даже не глядя друг на друга, и это молчание не казалось неловким. Говорить им было не нужно. Так повелось ещё с войны - ничто его так не успокаивало, как ощущение тяжести её головы у себя на плече и жёсткости её волос. Она его никогда не боялась, хотя знала, что он из себя представляет и на что способен. Может, из-за глупой самонадеянности, а, может, потому, что он не один такой - руки их обоих покрыты кровью до локтей, но Минцзюэ от всей души надеялся, что это не единственное, что до сих пор держит их рядом. Так или иначе, ни он, ни А-Лин люди не лёгкого характера. Тун Лин, например, всегда любила драться, а с ним - особенно, потому что знала - сдачи он не даст. Во время учёбы в академии она часто дёргала его за волосы, а сейчас может ударить по лицу от нечего делать. Он прощает. В конце-концов, это не так уж и больно. Другим было больнее. Да и к тому же, что бы Тун Лин не сделала, Минцзюэ знал, что в трудную минуту именно она будет той, кто придёт на помощь и будет рядом до самого конца. Хотя, честно говоря, даже если она и не захочет быть рядом, он поймёт. Тун Лин тяжело вздохнула, прижимаясь ближе к Минцзюэ. Мельком глянув на неё, он заметил, что она плачет, глядя в пустоту широко раскрытыми глазами. Минцзюэ знал, о чем она думает. Он думал о том же. Они задавали себе одни те же вопросы, разделяли одинаковые проблемы, разница была лишь в том, как они справлялись с ними и справлялись ли вообще. Тун Лин не любила размышлять о чем-то помимо того, что связано с работой, и вне рабочего места её жизнь представляла собой полный кавардак. Её Минцзюэ думал, что именно поэтому у неё такая блестящая память - её голова свободна от любых других забот. Пять лет назад, когда, благодаря серии блестящих раскрытий преступлений, имена Не Минцзюэ и Мэй Тун Лин стали известны всей стране, вопросы, которые мучают их теперь, поднимали и жёлтая пресса, и те издательства, которые считают себя "серьёзными". По мнению Минцзюэ, разница между ними только в том, что вторые никогда не признаются в том, что сели в лужу. Они все - сборище бессовестных писак, которые стремятся стесать все углы и вытащить все самое интересное и горячее для глаз потребителей. Их не интересует результат, они не ищут правды, им важны громкие заголовки и провокационные статьи, все для того, чтобы повысить свои продажи. Не Минцзюэ не любил журналистов и телевидение именно за их любовь копаться в грязном белье, придираться к словам, выдирать фразы из контекста и строить на них всякие дурацкие теории, одна запутанней другой. Стоило им только узнать, что Не Минцзюэ и Мэй Тун Лин ветераны вооружённого конфликта, как горячие статьи полетели одна за другой. Естественно, у них самих никто не спрашивал, хотят ли они быть объектами интереса. И, что самое главное, для этих журналистов не существует понятия "личного" и понятия, о чем спрашивать стоит, а о чем нет. Однажды, прямо во время интервью, Не Минцзюэ поднялся и ушёл после того, как журналист спросил : "Скольких человек вы убили?" И, видят небеса, если бы он не ушёл, он бы вмазал этому пацану с зализанными волосами его же микрофоном. Не Минцзюэ не хотел быть популярным, и он много раз говорил об этом. Все, чего ему хотелось - спокойной жизни с Хуайсаном в их доме вдали от городской суеты. Он помнил, как ему и Тун Лин приходилось отсиживаться дома, как заключённым в тюрьме, потому что на крыльце их поджидала толпа журналистов, которые только и ждут, чтобы сунуть под нос микрофон, причём взять интервью они хотели даже у Хуайсана, которому на тот момент было всего одинадцать, блять, лет. Он никогда не понимал, почему нельзя просто оставить в покое тех людей, которым не нравится общество и популярность. Ведь по сути, это не так уж и сложно. А кому-то от этого только лучше будет. Тун Лин ткнула его в плечо и показала пустую тарелку. Доела. Жестом она дала ему понять, что хочет ещё. - Больше нет. Это были последние. - "Я хочу, значит делай", - Тун Лин свела брови к переносице. Минцзюэ невольно улыбнулся. - Сейчас приготовлю ещё. Как все-таки приятно чувствовать себя кому-то нужным, пусть и настолько болезненно. Минцзюэ знал, кого она видит на его месте и понимал, что для неё он навсегда останется неудачной копией, но, пускай ему было невыразимо мерзко от этого, он никогда ей ничего не скажет. Только не ей. В конце-концов, он не хочет заставлять её о чем-то думать. *** Следующим утром все было как обычно, за исключением лишь удивлённого лица Хуайсана, когда он спустился на завтрак и застал сидящую в кухне Тун Лин. Они позавтракали все вместе - надо же, как в старые добрые - и Минцзюэ с Тун Лин отправились на работу с твордой уверенностью в том, что сегодня работать они будут до завтрашнего утра. Не Минцзюэ сидел в кресле, сцепив руки в замок, и переводил взгляд с красной папки на Тун Лин, сидящую напротив. Молчание затянулось на долгие минуты, когда Минцзюэ, наконец, решился прервать тишину. - Итак, давай по порядку. Тун Лин неохотно начала: - "Бывалые говорят, что в этом замешан Маэстро. Он появился в криминальных кругах сравнительно недавно, с год назад, но уже успел сделать себе имя. Никто никогда его не видел, неизвестно ни его настоящее имя, ни личность. Скорее всего, действует он через пособников, но этих самых пособников тоже никто не знает. Мои знакомые считают, что пособников у него гораздо больше, чем мы можем предполагать. Он узнает обо всех делах и конфликтах первым, даже раньше, чем главы крупных группировок. Сколько преступлений на его совести - сказать трудно, но раньше мокрухи* он старался избегать - в основном преступления, связанные с деньгами. Если обобщать, то его можно сравнить с главой молодой мафиозной группировки - он стремится утвердить свой авторитет во всех слоях преступного мира. Его планы в долгосрочной перспективе пока никому не ясны, хотя я могу предположить, что он готовится к какому-то крупному делу, где ему может понадобится поддержка других групп. Хотя, его многие недодюбливают за излишний пафос - он даже символ себе придумал : восходящее солнце с пятью лучами. Помимо этого, отличительная черта, по которой узнают его работу - исключительный профессионализм. Действует он всегда быстро и точно. Я просмотрела все дела, в которых его подозревают, и все - висяки, или закрыты за неимением доказательств. Видно, хорошо осведомлён с тем, как работает полиция, лишних следов не оставляет. Кстати, узнала насчет оружия - мой давний знакомый имел при себе трофейный "Орёл", который продал несколько месяцев назад. Знаешь, кстати, кому? Су Ше. Как он сам сказал, для самозащиты. Мой знакомый говорил, просил его взять что-то другое, но он стоял на своём и купил именно "Орёл". Ещё просил научить его стрелять, но мой знакомый этого сам не умеет, да и лично с клиентами не встречается". - Получается, Су Ше убили из его же оружия? - "Технически, из ничейного. Это все-таки не было легальной покупкой. Да и ордера на ношение оружия у Су Ше не было". - Как ты думаешь, почему он выбрал именно "Орла?" Тун Лин только пожала плечами. - Су Ше в оружии не разбирался, насколько я знаю. Да если бы и разбирался, то точно бы "Орла" не взял. Мне бы с Сун Ланем об этом поговорить, может это с психологией связано... - "Позвать?" - Не надо. Оставь папку мне, я почитаю ещё и обо всем подумаю. Потом соберём совещание. А ты пока иди, занимайся своими делами и никому ни слова о том, что мы тут с тобой обсуждаем. - "Почему?" - Что-то мне подсказывает, что у нас завёлся крот. Ты сама сказала, что у Маэстро связи везде. В полиции есть точно, так что могут быть и здесь тоже. И ещё, скажи своему информатору, чтобы копал дальше. Пускай узнает все, что сможет. - "Поняла тебя". Тун Лин подошла к двери и взялась за ручку. - Вот ещё что. Ешь получше. И вечером отвезу тебя в больницу. Она кивнула и вышла. Не Минцзюэ прикрыл один глаз и потянулся было к нему пальцами, но остановился, вспомнив, что ресниц у него не осталось. Солнце. Восходящее. Пять лучей. Обычно, условные знаки у преступников бывают только в книгах - для романтики. В конце-концов, зачем самостоятельно облегчать работу следствию? Тут уж правда, этот Маэстро либо настолько уверен в себе, либо обчитался этих самых книг. Зато, яснее становится мотив - может быть, Сун Лань поможет окончательно в нем разобраться, и расследование, наконец, сдвинется с мёртвой точки. Восходящее солнце. Не Минцзюэ внезапно вспомнил о Ней. Они встречали рассвет вместе. Ветер трепал её волосы, ласкал обнаженную кожу, и - Минцзюэ помнил это, как сейчас - по её шее стекала капелька пота. Он помнил все о ней - запах её волос, рельеф её тела, вкус её кожи... И помнил, как она разучивала с ним романсы и арии. Она училась в Европе, хорошо разбиралась в русской музыке и даже переводила её - с этого она имела неплохой доход. Скорее всего, её роскошный особняк построен по большей части за эти деньги. Минцзюэ помнил, она говорила, что хочет на старости лет жить в особняке вдали от людей. Минцзюэ тогда сказал ей, что она будет самой красивой старушкой. Она засмеялась. И он улыбнулся. Она любила музыку и любила углубляться в музыку. Вспыхнуло очередное, кажется, бесполезное воспоминание. Она сидит за роялем и постукивает ногтями по клавишам. Вздыхает, подбирая слова. Вроде, она довольна, а вроде и нет. - Поешь-то хорошо, а настроение не то. Ты понимаешь, его же смерть ждёт. Представь, осознавать, что восход солнца для тебя - смерть. Ты посреди лесной чащи, куда даже зверь не забегал. А у тебя ещё остались дети, твоя деревня, твоя дочь только-только стала невестой, ещё столько всего можно было сделать! Но ты все принимаешь. Смиряешься. И уже сам ждёшь, когда же, наконец, взойдёт заря. Ты готов умереть. Минцзюэ было довольно стыдно в этом признаваться, но иногда он и сам ждал, когда же наконец взойдёт ЕГО заря. *** Неподалёку от кабинета Не Минцзюэ находилось рабочее место Мэн Яо. Его на месте не было. Тун Лин подошла поближе, заглянула под стол - обувь и сумка внутри. Значит, он здесь. На экране был открыт какой то документ. Мэй Тун Лин быстро огляделась - в коридоре с обеих сторон никого - и, свернув этот документ, просмотрела все остальные, ещё не распечатанные. Взгляд сразу упал на папку с названием "СРОЧНО ДОДЕЛАТЬ". Тун Лин на секунду застыла, увидев знакомое имя. Слишком знакомое. Сердце сразу забилось быстрее, во рту пересохло и она ещё раз огляделась - все ещё никого. Прочитала, стараясь запомнить каждую деталь. Прикусив губу, навела было курсор на кнопку "удалить", несколько секунд подумала... Закрыла папку, открыла тот документ, что был на экране до этого. Огляделась в последний раз - в коридоре все ещё никого - и направилась к себе. *** Не Хуайсан смотрел в окно, пытаясь запомнить путь. Он не очень любил ездить по незнакомым местам в одиночестве. С того самого момента, как такси свернуло с шоссе на узкую лесную дорогу, его не покидала тревога. Вокруг - один лес, даже фонарей нет. Ехали они уже с час. Перед отъездом дагэ всучил ему огромную сумку, которая показалась Хуайсану тяжелее его самого, и она теперь стояла на сиденье рядом с ним. Куда его вообще везут? Дагэ ему толком ничего не объяснил, сказал, что Хуайсан должен отнести эту сумку женщине по имени Бай Ванчжун. И все. Эта Бай Ванчжун, наверное, какая-то ведьма, иначе Хуайсан не мог понять, какой толк для неё жить в, мать его, лесу. Что сказать, дагэ умеет выбирать друзей. Таксист ругнулся - машина колесом попала в выбоину. Хуайсана швырнуло в сторону сумки, и он больно ударился о неё плечом. Чего дагэ туда напихал, кирпичей?  За следующим поворотом показались ворота, за ними - частные дома. Какой-то элитный дачный посёлок? В таком случае, могли бы уже озаботиться нормальной дорогой. На воротах стоял сторож - спросил, к кому едут, имя посетителя. Проверил что-то в планшете и, наконец, открыл шлагбаум. Действительно, какой-то элитный посёлок - впускают только по приглашению, да и дома тут более чем приличные - каждый похож скорее на небольшой дворец, ещё и с огромной прилегающей территорией. Хуайсан прикинул, сколько всего можно было бы на ней разместить, и аж замечтался. Если бы у них был такой же участок, можно было бы поставить небольшой домик, где Хуайсан мог бы рисовать, не боясь, что что-то запачкает. Или сделать для дагэ собственный тренажёрный зал... Надо попросить дагэ купить ещё земли, а лучше целый участок. Здесь. И опять перевести Хуайсана на домашнее обучение. И вообще желательно забрать его из школы навсегда. Замечтавшись, Хуайсан не заметил, что они уже прибыли. Такси остановилось рядом с трехэтажным домом в псевдоитальянском стиле - высокие двери, колонны, вензеля... К  дому вела аккуратная каменная дорожка. Водитель предложил помочь с сумкой, на что Хуайсан вежливо отказался, но уже через пару шагов пожалел. Руки заболели ужасно, и пришлось остановиться и передохнуть. Вновь поднимая сумку с земли, в спине что-то стрельнуло, аж холодок пробежал - ещё спину сорвать не хватало. До дома расстояние было совсем маленькое, но, чтобы преодолеть его, Хуайсану потребовалось минут десять - ему нужен был отдых через каждые пять шагов. "С завтрашнего дня начну заниматься спортом" - простонал Хуайсан, вспомнив, как дагэ легко держал этот проклятый мешок одной рукой. "Не бойся, он не очень тяжелый" - сказал тогда он. Хуайсан едва не выругался. Втащив ношу на крыльцо, он позвонил в дверь. Открыла строго одетая девушка, видимо, прислуга, и с порога спросила: - Чем могу помочь? - Я к госпоже Бай Ванчжун. - Как вас представить? - Я от Не Минцзюэ. - Ожидайте, пожалуйста. Дверь закрылась. Не Хуайсан хотел выть. У него болела спина и руки, он вспотел и от этого теперь было холодно. В один момент ему стало настолько невыносимо жаль себя, что захотелось послать нахер эту Бай Ванчжун и поехать домой. Дома тепло, сухо, не надо таскать сраные мешки... Дверь снова открылась, и девушка отошла в сторону, пропуская Хуайсана вперёд. - Прошу, господин. Пожалуйста, ваше пальто... Сумку можете оставить здесь. Госпожа на третьем этаже, позвольте, я вас провожу. Девушка повела Хуайсана вперёд по коридору. У стены стоял стеклянный шкаф с множеством наград - кубки, медали, грамоты... В центре композиции стояла фотография девушки в пышном голубом платье на европейский манер. Это и есть Бай Ванчжун? Наверное, она актриса. Стоит сказать, очень красивая : длинные волосы, роскошная пышная фигура... Он хотел бы задержаться и рассмотреть награды и фотографию ближе, но служанка уже ушла вперёд. Хуайсан торопливо нагнал её. Сам дом тоже производил впечатление - тот же псевдоитальянский стиль, высокий потолок, лепнина на стенах, хрустальная люстра, обитые бархатом кресла и диван... Лифт. Мать его лифт, в трехэтажном доме. Хуайсан приоткрыл рот. Девушка тем временем открыла двери, пропустила его внутрь и нажала на кнопку третьего этажа. "Можно мне к вам лифтером?" - хотел спросить Хуайсан. По его мнению, это уже немного излишне. Три этажа - это не десять, можно было бы и по лестнице ходить. - Госпожа в зале. Она хочет видеть вас одного, - пояснила служанка в ответ на вопросительный взгляд Хуайсана. Он приоткрыл дверь и тихонько прошёл внутрь. Внутри было светло и почему-то холодно. Посередине зала стоял рояль, пара кресел и чайный столик, а немного в стороне от него спиной к Хуайсану сидела женщина в инвалидной коляске. Ему сразу же стало стыдно за мысль про лестницу. - Госпожа Бай? - Никаких господ. Просто Ванчжун. Её голос оказался звучным и очень приятным. Густые чёрные волосы блестели в холодном дневном свете. Она повернулась к Хуайсану, и он едва не вскрикнул - правая сторона ее лица будто не была человеческой вовсе -  похожа на красную дыню, лишенную всякого рельефа, только аккуратная чёрная повязка прикрывала то, что раньше было глазом. Левая же сторона лица Бай Ванчжун принадлежала красавице с белой кожей, усыпанной веснушками. Это была она, девушка с фотографии. Пухлые губы растянулись в улыбке: - Страшно? - Немного, - честно признался Хуайсан. Действительно, он не успел толком рассмотреть ту фотографию, но отличия... Разительные. Честно говоря, даже представлять страшно, что могло спровоцировать такие ужасные шрамы. Ванчжун тем временем рассмеялась. - Люблю пугать детей. Чего ты стоишь там? Иди сюда, я не кусаюсь. Он неловко приблизился к ней и присел на кресло рядом. Бай Ванчжун наклонила голову вбок и приподняла брови, ожидая от него каких-то слов. - Я вам принёс сумку... Она внизу. - Да я в курсе. Хотя, я бы сказала притащил, а не принёс. Что, так тяжело? - она улыбнулась ещё шире, и Хуайсану в мгновение стало стыдно - она видела отсюда, как он мучился с этой гребаной сумкой! - Ну да, она довольно тяжёлая... - Так чего? Мог бы сразу подняться, попросить И Цзюнь помочь. Это моя служанка, ты её видел. - Она же девушка. - В прошлом тяжелоатлетка. - Я не знал. - Потому что надо сначала спрашивать, а уже потом делать выводы. И что ты там принёс? Пироги есть? С чем? Я уже чай сделала, - она указала на столик. - Я не знаю, что там, - признался Хуайсан, - Но по ощущениям кирпичи. - Сейчас посмотрим на эти твои кирпичи. И Цзюнь принесёт. Бай Ванчжун без особого труда подняла сумку и поставила себе на колени. - Так-так-так. О, вот и пироги! Она извлекла из сумки тщательно завернутые в полиэтилен коробки. Теперь и Хуайсан почувствовал родной запах выпечки и ему снова стало жаль себя. Он ехал через весь город и рвал жилы только ради того, чтобы Бай Ванчжун поела, или что? Дагэ еду некуда девать? - Так. Яблоки, черника, бананы, шоколад. Молодец, Минцзюэ, все как я люблю. Что тут у нас ещё... С воодушевлением она принялась потрошить сумку. Еды, особенно сладостей, было действительно много. Плюс ещё несколько упаковок лекарств и повязок, косметика, и какой-то пузырёк золотого цвета. - Ага, гуманитарная помощь. Знаешь, что это? Ванчжун потрясла пузырьком перед лицом Хуайсана. Он махнул головой. Она по слогам проговорила: - Сокровище. Масло для роста волос, ему по знакомству достает дядя из Монголии. Октай, или как его там... Знаешь его? - Нет... - Ну да, Минцзюэ в своём репертуаре. Короче, у меня с этим маслом волосы отрасли гуще прежних. Смотри, какие длинные! А были просто под ноль, обгоревшие, с залысинами... Чудо, а не масло, короче. - Да, здорово... - Ну что, для начала поедим? Я бы пирога хотела. Выбирай ты, который будем есть. Хуайсан ткнул наугад в одну и коробок. Ванчжун безошибочно определила: - Черника. Ещё тепленький. Она разрезала пирог на восемь частей и отодвинула четыре из них в сторону. Пояснила: - Тебе. - Спасибо, но я столько не съем. - Да ты нисколько не съешь, если так посмотреть. Сбоку вообще прозрачный. Вы там с Минцзюэ что, за еду деретесь? Он говорил, конечно, что ты худенький, но не настолько же... Хуайсан раздражённо вздохнул, невольно натянул пониже рукава свитера, прикрывая запястья и тонкие пальцы. - Это наследственное. Я полноценно питаюсь. - Так уж полноценно. Минцзюэ говорит, поклюешь и бросишь, думает, что тебе не вкусно. - Да вкусно мне. Просто сами представьте : жареное мясо, тарелка пельменей с супом, плюс десерт с чаем. Он меня как на убой кормит! - Нормально. Как раз пообедать. Бай Ванчжун смотрела на него как на дурака. Ну да. Они с дагэ, видимо, одного поля ягоды. По её фигуре, впрочем, видно - она была довольно полной, с пухлыми щеками и пальчиками, но эта полнота ей определённо шла. - Сильно мерзнешь, наверное? - спросила Ванчжун. Хуайсан толком не расслышал. Его взгляд прямо таки прикипел к её телу. К пышной груди, которой определённо было тесно в этой водолазке, роскошным бедрам, наверняка на ощупь потрясающе мягким.  Надо же, даже в простой одежде, даже в таком ужасающем состоянии, она настолько притягательна. Чем-то похожа на античную богиню. Дагэ наверняка в восторге от таких девушек. Понятно, почему кормит. Хуайсан внезапно почувствовал изнутри какой-то укол - рядом с Бай Ванчжун он почувствовал себя как одинокая редиска на одной тарелке с сочным стейком. От неё это, конечно, не укрылось. - Ты чего? - Могу задать нескромный вопрос? Лицо Бай Ванчжун помрачнело. - Вежливость оставь за дверью. Хочешь спросить чего - говори прямо. - Какие отношения связывают вас с дагэ? - Мы встречались. Сейчас - хорошие друзья. Конечно. Дагэ ОПРЕДЕЛЕННО в восторге от таких девушек. - И почему вы расстались? - Даже не знаю, можно ли это назвать расставанием. Что-то вроде перерыва в отношениях, только на неопределённое время. - Из-за его болезни? - Ага. Знаешь, честно говоря, я предполагала, что подобное может произойти. Он такой, вечно старается ото всех оградиться, - Ванчжун усмехнулась, но радости в этом не слышалось. - Да, вы правы. - От тебя тоже? - Немного. Как сказать, я вижу, что он хотел бы отправить меня туда, где безопасно, но боится остаться один. - Я знаю, - улыбнулась Ванчжун, - Знаешь, когда он рассказывал о тебе, то всегда упоминал, что скоро станет для тебя ненужным. - Бред. Какой-никакой, но он мой брат, и я люблю его. Не понимаю, откуда у него вообще такие мысли взялись. - Что поделать, такой уж он, - усмехнулась Ванчжун себе под нос, - Но не бойся, никуда он тебя не отдаст. У него другая партия. -Что? - Да так, профессиональное искажение. Для меня Минцзюэ звучит как что-то грохочущее металлом. Медные духовые и литавры. Торжественное, грозное и однообразное. Медь звучит очень характерно, но краска у неё только одна. Разнообразия в звучании мало, зато в своей стихии для меди равных нет. Ты тоже часть его стихии, причём одна из основополагающих. Считай, ритм. Если в его распорядке дня не будет ежедневной заботы о тебе, у него появится целых четыре часа свободного времени. Он такого не переживёт. Хуайсан рассмеялся. Бай Ванчжун снова улыбнулась. - Красиво говорите. - Как умею. - Интересно, а какой я инструмент? - Ты? Нужно присмотреться, конечно, но мне кажется, что никакой. Хуайсан перестал улыбаться. Ну да. Можно было ожидать. - Что? - Ты - зритель. Тебе может показаться, что это самая плохая роль, но это не так.  Какими бы виртуозными не были оркестранты, если в зале будет пусто, никакого значения это все не имеет. Оркестр жив лишь тогда, когда у него есть зритель. Во всей музыке в целом нет смысла, если нет тех, кто её слушает. Не Хуайсан улыбнулся. - Мне кажется, вы просто пытаетесь меня утешить. - Я терпеть не могу людей, которые постоянно пытаются "подсластить пилюлю" , особенно там, где это неуместно. Я говорю о том, о чем думаю, а принимать это за правду или нет - твоё дело. А кем бы ты хотел быть, а? - Скрипкой? Хуайсану показалось, что Ванчжун закатила глаза. - Почему скрипкой? Потому что это единственный инструмент, который ты знаешь? Или потому что они всегда впереди и их всегда слышно? Да, они молодцы, только этих молодцов штук десять минимум, и никто друг от друга не отличается. Понятно, кто-то играет лучше, кто-то хуже, но партия у них одна и смычки в одну сторону. Так что подумай дважды, так уж ты хочешь быть скрипкой. - А что плохого в том, чтобы быть молодцом? Бай Ванчжун вздохнула, как будто ей приходилось объяснять очевидные вещи. - Для меня есть два понятия: "молодец" и "выдающийся ". Каждый выдающийся - молодец, но не каждый молодец - выдающийся. - Не понимаю. - Молодец - это просто молодец. Все делает хорошо, не придраться. Только смысла от этого мало. Я думаю, ты тоже видел этих восьмилеток, которые играют Паганини в каком-то заоблачном темпе. И вроде круто, да? Только о них взрослых никто не слышит. А знаешь, почему? Потому что когда ты взрослый, то виртуозностью и способностью выполнять технически сложные элементы уже никого не удивишь - ты по факту должен это уметь. Конечно, из этих восьмилеток иногда получаются Ванессы Мэй. Но чаще не получаются. Мы сейчас живём в то время, когда умение выполнять точную работу ушло на второй план - с этим справится компьютер, а в людях ценится креативность и абстрактное мышление. Выдающийся же, кроме того, что может выполнять сложную работу, умеет посмотреть на вещи свежим взглядом и добавить что-то от себя. Потому большинство известных людей - не те, кто делали что-то хорошо, а те, кто делали что-то, что никто не делал. - Интересно. И кем вы себя считаете? - Выдающейся. И я имею на это право. Конечно имеет. Ему казалось, что она имеет право вообще на все. А на Минцзюэ - тем более. - И на дагэ вы тоже посмотрели другим взглядом? - В смысле? - Я не могу понять, за что он вам понравился. Он не самый красивый, не самый весёлый... - Да-да-да, зачем тебе этот инвалид, бла-бла-бла, - Бай Ванчжун закатила глаза. - Понимаешь ли, когда взрослеешь, внешность отходит на второй план. Красота не вечна, да и лицо мы не выбираем. То, что мне повезло с мордашкой больше, не значит, что я чем-то лучше. Признаюсь честно, твой брат - лучший мужчина, который у меня был. По всем параметрам. - Прямо по всем? - Я поняла, что ты имеешь ввиду. Мы взрослые люди, Хуайсан, мы занимались сексом, да. Твой брат тоже человек, ему тоже этого хочется. - Даже представить не могу. - А зачем тебе понадобилось это представлять? Хуайсан пожал плечами, отпивая чай, невольно поморщился - слишком крепкий. А Бай Ванчжун, похоже, самое то. - Я имею ввиду, не могу представить его в отношениях с кем-то. - У мамулечки тоже есть личная жизнь, солнышко, - рассмеялась Ванчжун, и Хуайсану внезапно стало некомфортно. Отчасти, она права - дагэ для него действительно стал почти как мамочка. Посвящал ему все свободное время, со всех сторон опекал, а если что-то случалось, не отходил от него ни на шаг. Хуайсану казалось, что у брата нет ничего, кроме семьи. Он не мог даже представить, чтобы дагэ заботился о ком-то другом так же, как о нем. А, оказывается, у него была любимая женщина! Он, конечно, задаривал её подарками, водил на свидания, готовил ей ужин... И оставался у неё на ночь. И они занимались этим самым... Интересно, а дагэ хорош в постели? Хуайсан едва не стукнул себя по лбу. О чем он вообще думает! Черт бы побрал это любопытство! Стоит что-то узнать, как сразу хочется услышать все-все подробности, даже те, от которых наверняка будет стыдно. А узнать хочется все равно. - А скажите, вы с ним... Он начал неуверенно, но Бай Ванчжун отвечала так бодро, что он осмелел и начал задавать все более и более личные вопросы. Оказывается, общих мнений касательно Минцзюэ у них с Ванчжун было много. Особенно касательно его стиля. - Нет, ну я не понимаю, зачем себя ещё больше старить? Сделал бы нормальную прическу, сразу бы лет десять сбросил, - сказал Хуайсан, сам не замечая, как съедает уже третий кусок пирога. Бай Ванчжун закивала. - Ага-ага. Ещё и пахнет от него, как от деда : чистотой и благородной старостью с лёгкими нотками ванили. - Прикиньте, он приходит в парфюмерный магазин и говорит : "Хочу такой парфюм, чтобы никто мне не давал меньше сорока". - Раз? - Что? - Меньше сорока раз? - с улыбкой уточнила Ванчжун. Хуайсан покраснел. - Тут уже по желанию. - Знаешь, ты прямо удивишься, если узнаешь, сколько девушек мечтают о таком парне, как твой брат. А я, честно говоря, мечтаю о том, чтобы он переквалифицировался на певца. Бай Ванчжун с тоской вздохнула. Хуайсан отставил чашку в сторону и спросил: - Он так хорошо поёт? - Хорошо?! Великолепно! - по слогам проговорила Ванчжун, - Голос просто чудесный. Ни сипов, ни хрипов, чистый поставленный бас. Бас, понимаешь? Самый редкий тип голоса! У него ещё и бас-профундо! Это же судьба! А, понимаешь, пропадает такой талан! - с досадой заметила Ванчжун. Хуайсан спросил: - Прямо-таки талант? - Эх, я бы тебе показала, да запись была на прошлом телефоне, а он сгорел. Ну, ты его при случае попроси тебе спеть отрывок из "Поэмы памяти Есенина" . Сам во всем убедишься. - Постараюсь... А скажите, что это за произведение? Оно же европейское, да? - Русское. Я училась в Европе, так что русскую музыку знаю. Перевожу вот. В оригинале для солирующего тенора, смешанного хора и оркестра, но, как по мне, с басом звучит гораздо лучше. - Да, с басом будет звучать лучше. - Ты и оригинал не слышал! - А мне и не надо. Ванчжун звучно рассмеялась. - Ну надо же, какой ты хороший братик. А чего мы все обо мне, о Минцзюэ. Ты и про себя что-то расскажи. Не Хуайсан покрутил кончик косы между пальцами. Да уж. Он внезапно понял, что, хотя вокруг творится полный кавардак, у него лично ничего интересного не происходит.Точно пора что-то в жизни менять. - Да что рассказывать? Ничего такого. Учусь, отдыхаю... - Девушка есть? - Нет. - А парень? - Нет... - Не хочешь? - Да какая разница? Не до того пока. - А тебе вообще какие нравятся? - Не знаю. Разные. - Ну, я вот худых не люблю. Они только в одежде хорошо выглядят. А как снимут - так как глисты. Ванчжун аж поморщилась. Хуайсан подхватил: - И ноги у них тонкие. Не по мне такое. - Ну, в твоём весе худышек себе еще можно позволить, а вот в моем - нет. - Да каких худышек? Что это за парень, у которого даже ухватиться не за что? - усмехнулся Хуайсан, но, поняв, что сказал, хлопнул себя по губам. Повернулся к Бай Ванчжун - она смотрела на него с широкой улыбкой. - Ух ты. Продолжай. - Ещё чтоб спина была широкая и руки сильные... - Я смотрю, ты парень высокой культуры. - Может быть. - В таком случае, спешу обрадовать. Таким дядькам-медведям очень нравятся костлявые милашки вроде тебя. Хуайсан не знал, радоваться этому комментарию или обижаться. - Думаете? - Знаю. На таких, как я, по большей части одни дрыщи западают. - Дрыщи? - Минцзюэ в принципе человек странный. У него и вкусы странные. Не Хуайсан ещё раз оглядел Бай Ванчжун сверху вниз и заключил : - Очень даже хорошие вкусы. - Приятно слышать. Они говорили ещё долго. И о парнях, и о работе, и о многом другом. От Бай Ванчжун Хуайсан уходил в прекрасном настроении и хоть с все ещё немного болящими руками, обратный путь уже не казался таким мучительным. На телефоне было пятнадцать пропущенных вызовов от дагэ и штук тридцать сообщений от него же. Хуайсан блаженно прикрыл глаза и смирился со своей участью. И точно - подъезжая к дому, Хуайсан издалека заметил широкую спину брата, который сидел на скамейке перед домом. Не успев даже поздороваться, только он вышел из такси, Минцзюэ отругал его за долгое отсутствие и, держа за локоть, повёл к дому, не прекращая ворчать. - Мог бы хоть сообщение написать, хоть в сеть выйти. Хотя бы написать, что добрался, или что едешь домой. Я уже думал сам туда ехать. Сколько раз тебе звонил! Так сложно включить звук на телефоне? Сколько раз я должен говорить говорить одно и то же? - Дагэ. - Ты мне ответь, ну. Взрослый парень, а ответственности никакой. А я говорил... - Дагэ, - позвал Хуайсан громче. Не Минцзюэ развернулся. - Что? Хуайсан вместо ответа улыбнулся и, шагнув ближе, обнял Минцзюэ за талию, прижавшись щекой к его груди. Даже через несколько слоев одежды он почувствовал тепло его тела. - А у тебя всегда так быстро сердце бьётся? - От волнения ускорилось, - пробурчал Минцзюэ над его головой. Хуайсан погладил его по спине, ощущая, как напрягаются под его ладонью мышцы. - Не злись. Я забыл. - Хотя бы звук включай. Забыл он. Меня твоя забывчивость в могилу сведёт когда-нибудь. И отпусти меня, наконец. Если ты меня надеешься таким образом задобрить, то не выйдет. - Я и не пытался. - А что ты сейчас делаешь? - Напитываюсь твоей энергией. Я устал за сегодня. Хуайсан сильнее вжался в его грудь и вздохнул его запах - запах чистоты и ванили. Сочетание странное, но Хуайсан не мог представить, чтобы его брат пах как-то по другому. Не Минцзюэ вздохнул. - Это тебя Ванчжун надоумила? - Что на ужин, дагэ? - Ты на вопрос ответь. - Ну ты же мой любимый братик. Я тебя люблю. - Тебе деньги нужны, или что? Ты сломал что-то? - Вот поэтому у тебя нет друзей, - буркнул Хуайсан, отстраняясь от него, - Так что на ужин? Не Минцзюэ молча покачал головой и развернулся к дому.