- Неприкасаемый -

            

На самом деле я привык ненавидеть курение и выпивку. Но я стал любить их, когда больше не смог выносить одиночества.

       — Кёя, тебе же нельзя!        Хибари не раз говорил этому тупому Коню, что в Японии можно пить алкоголь лишь с двадцати лет. Но этот радостный и теплый итальянец все равно каждый чертов раз предлагал тому вино. У Хибари же нервы не железные, потому напоминать об этом он перестал сразу же. Вместо этого теперь тонфа в руках и строгий, угрожающий взгляд в сторону Коня.        И пусть Кёя не раз об этом напоминал, проблема в том, что на данный момент он сам же наплевал на свои слова.        Вино для него и правда та еще отрава. Здорово, конечно, что её цвет напоминает кровь бесполезных травоядных, но вот пить её… В планы никогда не входила у хранителя Облака. Но вот саке… Это совсем другое.        Дино всегда задумывался над тем, что Хибари — это как маленькое воплощение Японии. Неудивительно, что он не имеет ничего против их традиционного напитка. Скорее поразительно то, что в свои шестнадцать, Кёя распивает алкоголь. Хотя сам по несколько раз твердил, что данный поступок приравнивает к стаду. К тупым травоядным, что не знаю законов и правил.        — Хватит это повторять, — угрожающие смотрит Кёя, опустошая снова емкость с крепким напитком, — Я сам решу, что можно, а что нет.        Спорить с парнем всегда было бесполезно. Попробуй, уговори Кёю не совершать того или иного.        Каваллоне был совсем не против. Ведь Кёя распивал алкоголь рядом с ним, а не в одиночку непонятно где. Или же на вечеринке или посиделках семьи Вонголы. Не то, чтобы Дино не доверял Цуне или кому-то из хранителей колец, но… кто знает, какой кёя, когда выпьет? Мало ли, что с ним может произойти? А если и произойдет, кто будет за ним смотреть? Мукуро? Вот уж нет, спасибо. У него и так какие-то нездоровые взгляды на Саваду, если ещё он шутки ради к Кёе полезет…        Дино не хочет об этом думать. Ему стоит лучше переключиться на Хибари, который снова опустошает очередную пиалу с прозрачной жидкостью.        — Кёя, — Дино нежно зовет Хибари, вставая из-под котацу, — у тебя разбирается диван?        — З… Зачем тебе это знать? — слегка запнулся парень, окидывая взглядом Мустанга.        — Мне будет трудно спать на нём, если он не разбирается, — слегка смутившись ответил Дино.        — Есть кровать, глупый Конь, — равнодушно пожал плечами Кёя, вернувшись к своему напитку.        — Да, но… — Дино вновь присел поближе к Кёе, поглаживая его по волосам, — На ней будешь спать ты, когда закончишь так активно выпивать.        Хибари не знал, что и ответить. Некое раздражение начало покалывать в нём от мысли, что Дино не подумал о том, чтобы спать с ним. Хотя, зная Хибари, он бы вряд ли пустил Коня на свою личную территорию. От этого непонятного чувства стало ещё хуже. А ведь Кёя пытался заглушить это всё алкоголем. Стать слегка раскрепощений, чтобы… Чтобы перестать противоречить самому себе.        Знаете, самообман очень хорошая вещь. Ты можешь оправдать все свои желания, порывы чем-то иным. Вот только, есть она дерьмовая вещь в этом. Ты и сам понимаешь, что не сможешь долго обманывать себя. Там за ребрами, где иногда душит от тоски, где порой колит от боли, там ведь знание о правде вырывается наружу.        Вот и сейчас самообман разбивается.        Оседает глубоко во внутренностях, отчего Кёе становится паршиво.        Немного неприятно.        (Не)много паршиво.        Отчего он делает ещё глоток. И ещё.        И так неожиданно даже для Каваллоне он осушает всю бутылку разом.        Дино в недоумении смотрит на Хибари.        Хибари в свою очередь думает, что его сейчас точно вырвет. Этим вкусом спирта на пол. Там внутри все стало обжигать.        Это хорошо.        Теперь это отвлекает от невидимого раздражения, что покрывало его до этого.        — Кёя, — тихий осипший голос зовет его. Кёя поворачивается, пытаясь сфокусировать свой взгляд на Мустанга, — Думаю на этом можно закончить. Пойдем, я уложу тебя.        И Хибари бы начать отпираться. Начать отталкивать Мустанга за его излишнюю и бесполезную заботу, но самообман ведь рушится. Вместе с ним ломаются стальные стены Хибари, которые плавятся перед Дино.        Кёя отпускает эти границы. Поддается в теплые объятия Каваллоне, списывая всё на алкоголь. Это и правда всё он. Расплывается медленно по организму, заставляя чувствовать жар в теле. Какое-то головокружение, которое хочется остановить хоть на пару секунд.        В его руках тепло. Хочется так и остаться в этом положении, продолжая дальше плавить свои стены перед ним.        Шумный вдох.        Более судорожный выдох.        — Мой милый Кёя, — нежно притягивает ближе, оглаживая его спину через ткань домашней юкаты, — Нельзя же так много пить.        — Хотел забыться, — слишком честно выходит. Кёя не успевает продумывать свой ответ, мозг совершенно не хочет работать. Думать о чем-то конкретном не получается, голова то гудит, то просто кружится.        — О чем ты?        — Постоянно нет, вечно работаешь или пропадаешь, тупой Конь. Надоело уже сидеть в ожидании. Раздражает, — Хибари утыкается Каваллоне в основание шеи. Его запах как нельзя точно спасал. Приступы мимолетной рвоты отходили на второй план, оставляя желание быть ближе.        Теснее.        — Кёя, посмотри на меня, — ласково зовет, как и всегда.        Хибари не хочет.        Хибари чужие приказы не выполняет.        Но… это просьба. Дино понимает, что Кёя его может проигнорировать. Но все равно ждет.        Наслаждается его уязвимостью.        А Хибари ведь взгляд поднимает. Там сталь в серых тонах плавится, открывая место для чего-то Хибари раньше не принадлежащее. Нельзя точно сказать что там, в потемневших зрачках, тонущих в тепле. Но Дино точно уловил это нечто, что спрячет с наступлением нового дня.        — Я здесь, Кёя, — шепчет, едва слышно. Боится разбить между ними эту интимную обстановку, — Я не уеду снова. По крайне мере не сейчас и даже не завтра. Обещаю.        И Хибари хочется то ли ударить его за такие нежности, то ли поддаться на них, прикрывая алкоголем все свои внутренние желания.        Вдох никак не дается.        Время идет, секунды между ними исчезают.        Бьются.        Растекаются.        Пока в эту откровенную тишину, такую спокойную, в какой-то мере правильную, не вклинивается голос Мустанга: до странного хриплый, сорванный, немного сбитый:        — Пора спать, Кёя.        Хибари едва ощутимо кивает. Дино на это мягко улыбается, аккуратно вставая вместе с ним.        Кёя дышит им, пока Дино аккуратно встает. Обвивает его ногами, пока Каваллоне пытается идти по темному коридору. Сильнее хватку сцепляет на шее, когда Каваллоне спотыкается, но удерживает себя на ногах. И Хибари. Удерживает. Вместе с собой.        — Если ты не ляжешь со мной, то я забью тебя до смерти, — мычит куда-то в плечо Кёя, пытаясь сделать голос равнодушным. Будто только что брошенная фраза никак его не заботит.        — Уверен?        — Не заставляй меня повторяться, Конь, — Хибари знает, что Дино бы ии без его разрешения лёг с ним. Хотя, факт того, что этот недогадливый Конь хотел себе диван… Оно никак не выходит из головы.        Слишком сильно задело.        Осело нервными струнками где-то внутри, которые играют. Которые напоминают об этом, заставляя начать беспокоится. О чем-то нервничать.        — Хорошо, — ласково произнес Дино, укладывая Хибари на кровать.        В комнате было совсем темно, лишь уличные фонари пытались осветить комнату из окна. Обстановка стала слишком интимной, какой-то откровенной. Именно такой, где хочется обо всем сказать. Такой, где лучше всего услышать что-то, о чем потом попросят забыть.        Кёя сразу принялся укрываться одеялом, ведь этот глупый Конь приоткрыл окно, впуская осенний ветер внутрь.        Холод мгновенно проходится по телу, заставляя немного съежится. Каваллоне видит это. Снимает с себя свою куртку и забирается на кровать, сворачивая в одеяло уже замерзшего брюнета.        — Конь, — Хибари сипло и сбивчиво зовет его, ощущая чужие руки талии. Из-за одеяла их совсем не чувствуется.        — Что такое, Кёя?        У Кёи сейчас что-то внутри окончательно срывает тормоза. Может алкоголь наконец-то охватил все его тело под свой контроль? Разум и правда немного витает в облаках, не давая хранителю Облака подумать над своими действиями. Он разворачивает одеяло, тянет руки к шее Дино, притягивая ближе. У Каваллоне дыхание сбивается, он совершенно не ожидает от Хибари нечто подобного.        Тот тянется к нему. Боится, что этот тупой Конь снова пропадет, стоил лишь закрыть глаза. Уязвимость становится четче. Все таки крепкий напиток смог выполнить ту функцию, на которую рассчитывал Кёя. Жаль, что к этому прилагается легкое пошатывание, головокружение и затуманенный разум, который активно перестает работать.        И Дино лишь поддается к нему навстречу.        Медленно прижимается губами к мраморной коже на щеке. Целует так, что жар растекается по всему телу. Хибари не знает как реагировать. Он все стремится куда-то вперед. Ближе к Дино.        Ещё.        Ещё.        Ещё.        Сам не понимает, что уже устраивается на его коленях, заставляя того сесть. Заставляя целовать себя. Сначала в щеку, потом в висок, в лоб, в подбородок, пока губы не достигают заветной цели. Хибари обхватывает его шею, заставляет себя на вечер забыться. Почувствовать всю эту ваниль ещё немного.        Приподняв руку, Дино притягивает его к себе за загривок.        Ещё ближе.        Ещё теснее.        Как-то жадно и отчаянно сцеловывает каждый вздох Хибари. Глушит его своими прикосновениями. Ощущает, как горячо отдается в руки его тело. Как быстро от него уходит его контроль, который и так с трудом надо сдерживать рядом с Хибари.        Рядом с Кёей.        Кёей.        Его Кёей.        — Дино, — Кёя зовет его по имени, разрывая поцелуй. Отчетливо прося в своем выражении лица чего-то больше.        Вот они, минусы алкоголя. Когда твои границы пустеют, отпуская тебя всего на пару часов по ту сторону себя. Когда ты даешь волю желаниям, что внутри порой душат тебя. И только рядом с правильным человеком, эти желания вырываются наружу. Их так трудно контролировать. И так легко податься. Что остается пустить все на самотек и почувствовать их ошибочность. Их неправильность, что граничит с чем-то хорошим. С чем-то для тебя положительным.        — Кёя, — Каваллоне с трудом перестает целовать в ответ. С еще большим трудом кладет его голову к себе на плечо, поглаживая волосы, — Нельзя.        — Я сам решу, что можно, а что нельзя, — пытается вырваться. Пытается найти снова губы Дино и поманить за собой в поток жгучего в основании ребер желания.        — Кёя, — ласковый голос, — Мой милый Кёя, — теплое дыхание так обжигает. Оставляют внутри ожоги, вместе с остатками некой обиды и боли, — Ты пьян, — нежность в груди все топит и топит, вырываясь в реальность. Реальность, где Хибари отказывают. Где Каваллоне желает большего, но это большее сам отвергает от себя, — Я не могу так с тобой поступить, пока ты пьян.        — Просто не хочешь, — с недовольством констатирует Хибари, ощущая, как в груди колет от таких мыслей.        И эта удушающая обида и отчаяние дерут ему глотку получше приступов рвоты. Будто наждаком, застревая в глотке с глухой болью.        — Хочу, — Дино обнимает, утыкается ему в основание шеи, — Очень хочу, но… не когда ты такой, — перекатывает ладони по всей спине, ощущая расслабленные мышцы тела, — Я ведь люблю тебя, Кёя.        Хибари знает. Хибари видит это в его растопленном шоколадном взгляде, где все кроется в нежности, стоит только Кёю увидеть.        Но вот ответить, Хибари не готов.        У него внутри только прорастает все в Дино, оставляя бутоны теплоты, мягкости. Для такого нужно время.        Чтобы свои границы пустоты сломать. Чтобы убрать их, пытаясь свою заботу Дино отдать.        — Что это? — Хибари устало моргает, отдаваясь мимолетной дреме, — Что это за чувство? — тянет Дино на себя, погружаясь в мягкие подушки. Обнимая Мустанга, слушая его сердцебиение.        — Когда хочется быть с ним всё своё время, — тихо произносит Мустанг, укутывая себя и Кёю в одеяло, — Когда все внутри в нежности и заботе о нем, что хочется ему это и передать, — перебирает в пальцах черные пряди волос, успокаивая почти засыпающего брюнета, — Когда хочется прикасаться при любом удобном моменте. Целовать его, вдыхать запах по самые легкие, заполняя всё внутри только им, — у Дино срывается голос, — Когда ты понимаешь, что… ведешь себя как дурак рядом с ним, но это становится нормальным. Когда ты влюблен — это становиться новой функцией, которую трудно контролировать. Наверное это и есть… любовь, — усмехается шепотом Каваллоне        — Значит… У меня внутри все в этой новообретенной функции, — хмыкает Кёя, теснее в Дино утыкаясь. Слушая его бешеный ритм в груди, от которого хочется ещё больше уснуть.        Руки сами собой опускаются на талию Хибари, судорожно сжимая его в объятиях. Проводит почти невесомо ладонью по спине, ощущая одеяло и еле ощутимо тихое дыхание.        Дино давно понял, что один взгляд на Кёю и там, в грудной клетке, с каждым разом что-то растет. Вспыхивает с новой волной, растапливая все чувства. Органы.        Хибари же только начал ощущать это второстепенное, не дающее покоя, состояние.        До Дино такого не было. А после него: в ребрах бутоны нежности, что дают треск по монолитным границам, которые трещат от заботы.        Впервые Хибари хочется переступить через себя. Дать волю чему-то чужому.        Чему-то, что только Дино принадлежит.