Until It Hurts

Ноябрь, 2010 г., Йокогама "Бамц!" — секундой ранее валявшийся на земле камень громко врезается в ближайший мусорный бак, разгоняя копошащихся в поисках пропитания воронов. Недовольно каркнув, они взлетели на ближайший ржавый балкон, провожая внимательными глазами-бусинками нарушительницу спокойствия. "Бах!" — очередной камень врезается уже в кирпичную стену, оставляя на ней небольшую отметину. Агрессивно распинывая всё, что попадалась под ноги, Эцуко шла по переулку, звонко чеканя шаг туфлями на небольшом каблуке и размахивая из стороны в стороны высоким, тёмно-рыжим хвостом. Мрачная аура вокруг женского силуэта была практически осязаема, и хорошо, что пока на пути волчицы встречались только неодушевлённые объекты. Прямо сейчас девушку раздражало абсолютно всё: слепящее глаза солнце, сине-черная форма с дурацким бантом вместо галстука, характерный для подобных местечек смрад и даже ни в чем не повинные птицы с их пронзительным криком. Было пол-одиннадцатого утра. "Как. Же. Бесит." В таком состоянии ей ничего не стоило натворить дел, больших и малых. Поэтому в стремлении обрести душевное равновесие (или его подобие) Эцуко спешно следовала заученному за четыре месяца маршруту, надеясь, что её работодатель подберёт ей такое необходимое сейчас задание. И лучше бы это не была сортировка бесконечной документации. Оставалось пройти минут пять до клиники, когда путь ей перегородила сомнительного вида особь мужского пола. Рыжеволосая раздражённо прикрыла глаза: разве весь её вид не кричит о том, что она готова любого встречного закатать в асфальт? — Неужели такая юная девушка не боится гулять здесь одна? Кавамура давно подозревала, что вся уличная шпана пользуется одним разговорником, причём невероятно скупого содержания. Из раза в раз одно и то же, хоть бы фантазию проявили! И неужели этому кретину в начале дня совсем нечем заняться, кроме как уничтожать её нервные клетки? — Поверь, ты выбрал последнюю девушку, у которой можно было это спросить. Не особо рассчитывая на понимание со стороны подобного индивида, Эцуко таки попыталась мирно его обойти. Естественно, запястье тут же ухватили потные пальцы. Она ненавидела, когда её хватали. Резко выкрутив чужую руку, рыжеволосая ударила наклонившегося по инерции мужчину под дых. Распластаться по асфальту ему не дала всё ещё находящаяся в захвате конечность. — Может тебе самому задуматься, почему такая юная девушка не боится гулять здесь одна? — Кавамура едва не прорычала это, не давая бедолаге выпрямиться. — Даже в сказке волк отбросил когти, потому что связался с одинокой девочкой в красной шапке, — ещё сильнее потянув руку, она наклонилась к искаженному болью лицу. — Поэтому в следующий раз, когда увидишь здесь одинокую девочку... Держись. От неё. Подальше. Не дожидаясь никакой реакции, девушка оттолкнула от себя щуплое тело и направилась дальше. На входе в клинику как всегда дежурили Кио и Менэбу. Рокер и Стиляга на удивление быстро поладили с девушкой-подростком, несмотря на то, что их знакомство прошло не самым лучшим образом. Эти двое были родными братьями с разницей всего в пару лет — они вместе росли, вместе угоняли машины и вместе мотали за это срок. После выхода из тюрьмы у них возникли серьёзные проблемы с трудоустройством в цивилизованном обществе. А здесь, на перекрёстке преступных путей, им как раз нашлось местечко. Настоящие старожилы, они работают в подпольной больнице едва ли не с её открытия. И главврача, судя по всему, их работа устраивает. Поначалу они просто странно поглядывали на резко зачастившую в клинику девушку, а потом как-то разговорились. Из-за Тэкеши. Так как её отец тоже был здесь постоянным посетителем, они были неплохо знакомы. Вот и выразили соболезнования. Она же извинилась за случайное нападение. А на следующий день все трое общались как старые знакомые. Бывает же. В отличие от идиота из переулка, охранники сразу распознали воинственный настрой волчицы. Поэтому лишь одновременно кивнули и, получив ответный кивок в ответ, без проблем пропустили Эцуко. На коридоре первого этажа она никого не обнаружила и собиралась сразу подняться в кабинет Мори, когда уловила ехидный голос, доносящийся из операционной. Этот голос нельзя спутать ни с каким другим, поэтому рыжеволосая направилась прямо туда. На входе никаких звуков, кроме двух спокойных сердцебиений, она не услышала. Дважды постучав и дождавшись простого: "Войдите", — она открыла дверь и сразу же замерла на входе. Картина, представшая её глазам, заслуживала того, чтобы быть запечатлённой кистью художника Возрождения, вроде да Винчи или Рафаэля. Тот же Бернини многое бы отдал, чтобы создать подобную скульптуру. Сначала Эцуко отметила склонившегося над сидящей напротив фигурой Мори Огая. Черные, как ночь, волосы доктора были слегка растрёпаны и спадали на лицо, контрастируя с мертвенно бледной кожей и скрывая наверняка сосредоточенный взгляд. Медицинского халата на нём не было: пыльный и в кровавых разводах, тот был небрежно наброшен на спинку стула. Рукава темно-бордовой рубашки были закатаны, а руки в белых перчатках проводили какие-то манипуляции над левым плечом незнакомца. Рыжеволосая перевела взгляд на второго мужчину, сидевшего к ней в пол оборота. Он был чуть постарше Мори, с серебряными волосами, достающими до плеч, резкими чертами лица и стального цвета глазами. Едва девушка вошла, серьёзный, изучающий взор из-под нахмуренных бровей мгновенно прошёлся по ней, словно оценивая уровень возможной опасности. Похожий иногда был у Тэкеши, для которого постоянная бдительность была неотъемлемой частью жизни. Темно-серая юката назнакомца вместе с зелёной накидкой была спущена до пояса, открывая обзор на поджарое тело, тут и там покрытое белёсыми полосами старых шрамов. Спина мужчины была идеально прямая, как будто на месте позвоночника у него находился металлический прут, рельефные мышцы плеч и пресса находились в не меньшем напряжении, а крепкая рука при неожиданном вторжении, судя по всему рефлекторно, потянулась к лежащей рядом на кушетке катане. Эцуко не сразу осознала, что откровенно пялится, и подняла взгляд. Смущения или стыда она не испытывала — учитывая, что большинство жалоб пациентов несло проникающий и режущий характер, она частенько видела не скрытое одеждой человеческое тело и быстро привыкла воспринимать его как просто... тело. Но всё равно как-то невежливо получилось. Выражение лица незнакомца не было угрожающим. На нём была только лёгкая подозрительность и что-то похожее на удивление. Сам он тоже показался девушке смутно знакомым, но в голове не было ни одной идеи, откуда. Затянувшуюся немую сцену прервал беззаботный голос: — Не стой в дверях, Окаминоко. Проходи, присаживайся. Надеюсь, Фукудзава-доно, вас не смутит компания этой юной леди. В ответ мужчина лишь окинул доктора ледяным взглядом и вернулся в состояние каменного изваяния. Рыжеволосая ещё раз внимательно оглядела странную парочку и встала возле окна, подперев стену одной ногой: в операционной подоконник не был предназначен для сидения. Она также отметила, что всё негодование, с которым она сюда направлялась, незаметно отошло на задний план, уступая место более привычному любопытству. — Вы ведь незнакомы, — тем временем продолжил Мори, ловко орудуя медицинской иглой. — Господин Фукудзава, это Эцуко — моя юная, но чрезвычайно талантливая сотрудница и украшение всей клиники, — на эту мелкую лесть девушка закатила глаза. — Эцуко, это Фукудзава-доно, мой... — Телохранитель, — перебил его сребровласый, видимо не желая выслушивать последующие красочные эпитеты в свою сторону. Голос его соответствовал внешности — суровый и твёрдый. — Вот уже полтора года мы с вами бок о бок, Фукудзава-доно, а я для вас по прежнему не более чем объект охраны? — неожиданно эмоционально начал врач с видом глубоко несчастного человека, закончив шов. — А я ведь искренне считал, что наши отношения давно перешли на новый уровень, оставив официальность позади. Разве вы не ощущаете эту связь между нами, Фукудзава-доно? Это ранит меня глубоко в сердце, — с глубоким вздохом он драматично развернулся и отошёл к шкафу, чтобы вытащить оттуда упаковку девственно-белых бинтов. На каком-то интуитивном уровне Эцуко посмотрела на Фукудзаву и обменялась с ним скептично-усталым взглядом. Вот между кем точно установилась безмолвная связь. Похоже, мужчине тоже не впервой слушать эти неожиданные душещипательные изречения актёра погорелого театра. Теперь, когда их двое, они вполне могут организовать свой анти-фан-клуб. — Признаёте, что у вас есть сердце, Мори-доно? Мне казалось, вы старательно отрицаете факт наличия данного органа за счёт его бесполезности, — вновь внимательно оглядев брюнета, заметил самурай. — Вот видите, что вы со мной делаете, Фукудзава-доно! Не поверю, что наша дружба для вас ничего не значит, — с этими словами Огай начал перевязку. — Мы не друзья, — пристально наблюдая за действиями мужчины, процедил Фукудзава. — Конечно друзья, заклятые, — вкрадчиво проговорил Мори, на последнем слове затянув бинт сильнее, чем нужно. Случайно, конечно же. — Прошу прощения. — Ерунда. Эцуко почти услышала лязг, с которым, как остро заточенные катаны, скрестились взгляды "заклятых друзей". Она растянула губы в снисходительной усмешке. — Я бы сказала, что вы как старые супруги, которые никак не могут развестись, — поделилась персональным мнением девушка. Внимание мужчин переместилось на её скромную персону. — Просто взгляд со стороны, — она подняла руки в защитном жесте. Что поделать, именно такую ассоциацию они и вызывали — общающиеся с нарочитой вежливостью и вынужденные терпеть общество друг друга из-за обстоятельств. Сребровласый одарил её взглядом, которым минутой назад смотрел на Ринтаро. — С кем поведёшься, — рыжеволосая пожала плечами. Сам доктор же насмешливо хмыкнул и принялся обрабатывать более мелкие повреждения. Наблюдать за их небольшой перепалкой, явно одной из многих, было чрезвычайно занятно. Драматично-саркастичный Мори и серьёзный, собранный Фукудзава — полные противоположности на первый взгляд, но было стойкое ощущение, что общего у этой парочки тоже немало. В голове что-то неожиданно щёлкнуло. Эцуко ещё раз прогнала в голове диалог мужчин. Она чуть не упустила важную вещь. Фукудзава сказал, что он телохранитель. И судя по тому, что на Ринтаро видимых повреждений нет, он хорошо выполняет свою работу. До этого момента Эцуко и не задумывалась, сколько человек должно быть хотят заполучить себе голову доктора в качестве трофея. С тем количеством информации, которой он обладал, Мори был действительно опасной личностью в преступном мире, хоть и не афишировал этого. Девушка отрешенно повернула голову в сторону окровавленного халата. Сколько раз его уже пытались убить и насколько это было серьёзно? Живот скрутило от едва забытого отвратительного чувства, периодически возникавшего, когда отец уходил на очередное задание Мафии. Волнение. Чёрт, не могла же она так быстро привязаться к подпольному доктору? Или могла? Как бы то ни было, он оставался наиболее близким рыжеволосой человеком в данный момент. Не известно, что стояло за исключительным в её отношении альтруизмом со стороны Мори Огая, но он создавал хрупкое ощущение стабильности и безопасности, в котором сильно нуждался выкинутый в самостоятельную жизнь с недавних пор семнадцатилетний подросток. Вполне логично, что Кавамура не хотела его лишиться. Буквально почувствовав, как крутятся многочисленные шестерёнки в голове Эцуко, Огай повернулся к притихшей девушке и проследил за её напряжённым взглядом, все ещё прожигающим несчастный халат. Задумчиво прищурившись и мысленно сделав пометку подумать об этом, брюнет перевёл разговор в другое русло. — Ты разве не должна сейчас быть в школе? — как бы между прочим полюбопытствовал Огай. Вопрос действительно вывел волчицу из транса, но вместе с этим выдернул на поверхность и весь спектр негативных эмоций, сопровождавших её целое утро. Как оказалось, даже если ты эспер с проблемами контроля, проводящий большую часть времени в окружении разномастных криминальных элементов и работающий под началом склонного к садизму и психологически манипуляциям гениального доктора, школу никто не отменял. Как и любой среднестатистический подросток большой любви к этому месту волчица не питала. В отличие от большинства одноклассников, она не посещала никаких дополнительных кружков — особых достижений спорте, музыке или изобразительном искусстве у неё никогда не было. Хотя с ценным умением превосходно врать и хитрить Кавамуре была прямая дорога в театральный кружок, которого, впрочем, именно в её школе не было. Дополнительные занятия у репетиторов она перестала посещать ещё в восьмом классе, решив для себя, что быть погребенной заживо под горой учебников — сильно преждевременная и ужасно скучная смерть для молодой девушки. Тем не менее, училась Эцуко, к удивлению постоянно капающих на мозги преподавателей, хорошо. То, что ей было действительно интересно — языки, литературу, историю — она с удовольствием учила. А вот с точными науками Кавамура перестала водить дружбу в конце средней школы и совершенно не волновалась по этому поводу. Выделение сути, старая добрая зубрёжка и оригинальные методы списывания позволяли не скатиться ниже оценки "B-". Тэкеши всегда хотел, чтобы она получила нормальное образование, поступила в нормальный университет и нашла нормальную работу (в его понимании нормальную — не связанную с мафией, эсперами и всем вытекающим). Учитывая, что теперь в жизни Эцуко всё в большинстве своём было НЕнормальным, она понятия не имела, что будет делать со своим будущим. Да и не любила об этом задумываться, предпочитая просто "плыть по течению". Но старательно исполняющий обязанности опекуна доктор заявил, что образование Эцуко получить действительно должна. Пусть в её списке приоритетов школа и стояла где-то после "Никого случайно не покалечить" и "Никого случайно не убить". На вопрос доктора девушка раздражённо фыркнула: — Не должна. И до конца недели не буду должна. Меня временно отстранили. — И что ты натворила? — с лёгким интересом и без какого-либо удивления спросил Мори. — Всего лишь подралась. Гадина заслужила, — выложила как есть девушка. — Не сомневаюсь, — закончив со своим супругом заклятым другом, доктор выкинул перчатки и принялся возвращать медикаменты на места. — Но ты же знаешь, я страх как жажду подробностей. Эцуко недовольно цокнула и посмотрела на невозмутимо поправляющего юкату самурая. Рассудив, что если Мори спрашивает при нём, значит и отвечать при нём тоже нормально, она заговорила, начав прохаживаться из стороны в сторону со сложенными на груди руками. — Леико Симидзу перешла черту. Эта клишированная королева школы всегда ходила на грани, считая, что подушка безопасности в виде идеальной репутации и богатеньких родителей всегда работает без сбоев. Не знаю, почему она прицепилась ко мне, но с первого, чертого первого класса мы ведём Холодную войну. Не знаю, как я продержалась так долго, но дальше словесных баталий дело не заходило. До сегодняшнего дня, — Кавамура перевела дыхание и продолжила: — В общем, Симидзу со своей свитой начала унижать мою одноклассницу, откровенно нарываться на меня у неё кишка тонка. Но она знала, что я вмешаюсь. И я вмешалась. — Ты её ударила? — хмыкнул Мори, приподняв бровь. Его молчаливый телохранитель бросил на неё взгляд, невольно прислушавшись к монологу девушки. — Нет! Я же не дикарка, сразу на людей бросаться! — она возмущённо воскликнула, нахмурившись. — Я с талантом истинного дипломата заявила, что ей и её стае гиен стоит держаться подальше от человеческого общества, пока их на цепи не посадили, — Мори понятливо поджал губы, расплывшиеся в усмешке. — Леико же ответила, что-то про то, что защита слабых и убогих — довольно жалкое предназначение, но мне подходит. Слабовато, ведь я в жизни не защищала эту идиотку, о чем и напомнила. Её красивое лицо совершенно некрасиво искажается, когда она злиться, стоит заметить. Видимо, она рассчитывала на лёгкую победу. Поэтому быстро использовала запрещенный приём, — Эцуко нарочито весело осклабившись. — Сказала, что, по крайней мере, у неё есть не только стая, но и семья, в отличие от ничтожного, осиротевшего волчонка вроде меня, — рыжеволосая скрипнула зубами, замерев на месте. — И ты её ударила? — спокойный вопрос уже от Фукудзавы прозвучал в тишине операционной. Эцуко удивлённо к нему повернулась. — Нет, — черты её лица разгладились. — Просто выплеснула на её брендовый кардиган свой остывший кофе. У стервы глаза выкатились, как у хамелеона, — девушка говорила это с нескрываемым удовольствием. — А потом она дала мне пощёчину. Мужчины коротко переглянулись. — И? — прозвучало почти одновременно. — И я её ударила! — яростно закончила волчица. — Не в полную силу, естественно. Да и потом мы сцепились в типично девчачьей драке. Оказывается, в выдирании крашеных блондинистых волос есть своя прелесть. Это было произнесено с пугающим удовлетворением. Огай только сейчас обратил внимание на чуть потрепанную одежду и не аккуратно выбившиеся из хвоста пряди. — И тебя просто отстранили на несколько дней? Повезло, — заметил врач. — Оу-ху-ху, — она подозрительно заулыбалась. — Всё было не так просто. Сначала директриса по должности и горгулья по сути хотела вызвать в школу моего законного представителя, то бишь тебя, и поговорить об отчислении, — на этих словах лицо Мори приобрело удивлённо-настороженное выражение, мечник же скупо усмехнулся. — И я бы с удовольствием посмотрела, как напыщенность этой ведьмы, по ошибке допущенной до работы с детьми, крошиться на кусочки от твоего сверхъестественного влияния на простых смертных... — Ох, я польщён. — А потом она точно попыталась бы тебя склеить... — На это и я бы посмотрел, — с абсолютно серьёзным лицом, но насмешкой в глазах произнёс Фукудзава. Доктор закатил глаза и чуть скривился. — Но тут вмешался Ёсида-сэнсэй, учитель, который считает, что я подаю большие надежды в области литературы, которую преподаёт, — напускная весёлость из голоса девушки исчезала с каждым сказанным словом. — Произнёс убедительную речь о том, что я ещё не отправилась от потери отца, и заметил, что несправедливо наказывать меня сильнее, чем Леико, отделавшуюся выговором без, упаси Господь, занесения я в личное дело, ведь именно она начала драку. Так меня и прогнали с недельным отстранением от занятий. Эх, как удобно быть несчастной семнадцатилетней сиротой! — надрывно закончила Кавамура, и одновременно с этим голубая вспышка взметнулась из подрагивающих рук, врезалась прямо в висящее над небольшим умывальником зеркало, и то с отвратительным звоном свалилось со стены. Рыжеволосая обреченно посмотрела на разлетевшиеся осколки и прикрыла глаза, отворачиваясь к окну. Напрягшийся было мечник с минуту рассматривал девушку-эспера, а после перевёл изучающий взор на сохраняющего мрачное спокойствие доктора. Ему не впервой быть свидетелем проявления своевольной способности. Слишком не в первой. Несколько минут сохранялось неприятное молчание. — Это твой триггер, — задумчиво произнёс Огай. — Родители. Волчица недовольно на него глянула. — Ты сама очевидность, док. Теперь недовольно смотрел Мори. — Твоей способностью управляют твои эмоции, а не разум, Эцуко. Повезло, что твоя недоброжелательница так легко отделалась, — он устало потёр переносицу. — Ты говорила, что тренируешься. — Да, и когда я думаю, что наметился прогресс, происходит вот... это, — она кивнула в сторону зеркала. В голове Огая шёл напряжённый мыслительный процесс, мгновенно выстраивая и перекраивая всевозможные варианты действий. Но всё это было лишним, ответ лежал у него под носом. Точнее, возвышался над его головой, уверенно сжимая в руках ножны с катаной и не вмешиваясь в разговор. Доктор проникновенно посмотрел на самурая. Мечник хорошо знал это лицо — "что-то замышляющее лицо". И ничего хорошего оно обычно не предвещало. Сребровласый выжидающе посмотрел в ответ. — Могу ли я иметь наглость, Фукудзава-доно, попросить вас об услуге? Кто, как ни Серебряный волк, сохраняющий хладнокровие в самых неожиданных ситуациях, может научить юную одаренную идеальному контролю способности. Что скажете? Удивлённая не менее, чем сам Серебряный волк, Эцуко повернулась к мужчинам. — Это вовсе не обязательно, Ринтаро, — мысль о том, что беспристрастный самурай, с которым она условно знакома от силы полчаса, будет вынужден терпеть её навязанное общество, ещё и пытаясь чему-то научить, вызывала внутренний дискомфорт и резкое отторжение. — Мне просто нужно больше тренироваться. У меня получится... — Не получится, — отбрил ставший пугающе серьёзным Мори. Губы Кавамуры поджались трубочкой. Эта привычка всегда проявлялась, если девушка была рассержена, расстроена, беспомощна или вынуждена признать свою неправоту. В этот момент она собрала комбо. Чумной доктор снова был прав. Тот редко ошибался, если ошибался вообще. Гений, будь он проклят. А уж если усмешка стиралась с его губ, то возражать и спорить было последним, что хотелось делать. Всё равно бесполезно, только большей дурой и истеричкой себя выставишь. Юкичи же и не собирался в это ввязываться. По крайней мере, потому что не считал себя подходящим на роль учителя. Мори мог быть сколько угодно убедительным и находчивым, но мечник обладал исключительным иммунитетом ко всем его уловкам. Ему ничего не мешало отказаться. Однако он почему-то до сих пор этого не сделал. Прямо сейчас перед ним стоял ребёнок. Да, сообразительный. Да, способный за себя постоять. Но всё ещё ребёнок, единственное влияние на которого оказывал буквально самый неподходящий для этого человек. И какое-то желание не допустить того, что мог единолично слепить из девушки Огай, откинуло последние сомнения: — Хорошо.