Гончий за аномалией

Выстрел.

За секунду стена становится похожей на решето, а от милых советских обоев не остаётся ни единого следа. Зато ошметки их остатков летят Киру почти в лицо, отчего тому приходится пару раз моргнуть и резко фыркнуть, как быку перед трясущейся красной тряпкой. Ступившая назад нога больно давит на пальцы в ботинке, ружьё поднимается над плечом Кирилла, пока по инерции его тело проворачивается на сто восемьдесят градусов, и оглушает на одно ухо. Бесится. Ещё больше бесит мальчишка с натянутым на лицо капюшоном, замахивающимся прикладом ружья на его хозяина, пока не получает кулаком больной руки ровно в грудную клетку. Протяжный хрип раздаётся на всю комнату, перекрывая стон от прикосновения к потревоженной проколотой руке, мальчишка перехватывает её и, задыхаясь, жёстко проворачивает в неестественную позу. Гречкин орёт во второй раз, послушно разворачиваясь в другую сторону, локтем свободной руки успешно попадает по скуле нападающего и, провернувшись, бьёт того в челюсть с нижней позиции. Молодой сталкер отлетает на столик у противоположной кровати стены, нащупывает с усилием воли тяжёлый предмет и бросает им в сторону наёмника. Предметом оказывается увесистая коробка зарядов для дробовика. Киру приходится увернуться и весь боезапас с шумом разлетается в стороны, привлекая в полёте его внимание к себе, а когда голова поворачивается на шум, нападающий оказывается уже достаточно близко, чтобы смачно ответить ударом по челюсти ободранными до крови холками кулака. Но за секунду до удара мужчина узнаёт в нём того самого загадочного парнишку, молчаливо смотревшего только на одного человека из темноты мерзопакостного угла. Кирилл стонет, падает на постель, бьёт сталкера по животу, соскакивает обратно и добивает согнувшегося пополам метким ударом колена в нос. Мальчишка падает, заскулив, как брошенная собака и уже не решается подняться, сжимая окровавленными пальцами мягкий ворс старого ковра. — А вот теперь поговорим, — шмыгнув, довольно бурчит Кирилл. Нависает сверху, тянет, как котёнка, за шкирку и переворачивает незнакомца на спину, содрав тканевый капюшон. — Кто ты такой, блять, и хули тебе от меня надо? Гречкин выпрямляется в спине, быстро отходит к рюкзаку, достаёт любимый пистолет. Хмыкает, в секунду снимает с предохранителя и, повернувшись, направляет дуло на лежащего мальчишку. По спине бегут мурашки. Такое же дуло смотрит на него в ответ, а незнакомец улыбается настолько безумно, что невозможно поверить в существование адекватности его сознания. Только улыбка быстро сходит с молодого лица, в глазах читается боль, испуг и нечто животное, которое Кириллу никогда не удастся разгадать. — Ты должен мне помочь, — голос у него прокуренный, абсолютно не подростковый и вопросов у Кирилла появляется теперь гораздо больше. Помимо стандартных «кто такой, откуда пришёл и чё надо» хочется с усмешкой спросить, например, где парень успел выкурить десять пачек сигарет для брутальности голоса и какой размер ноги чудо-гномика. Только вот чудо-гномик поднимается на эти самые ноги, смотрит озверевшим животным и по щелчку предохранителя приводит Кирилла в адекватное сознание. Безумие заразительно. — А схуя-ли я тебе помогать должен? — с возмущением бесится вновь Гречкин, рассматривая лежащий на полу дробовик. Ровно между ними. — Потому что я много заплачу, — парирует незнакомец и уже было собирается продолжить речь, как наёмник его наглым образом прерывает. — Коней попридержи, гномуля, я тебе в мамки и тренеры не записывался. Пукалку опусти и ответь что за хуйню ты тут развёл, — мальчишка поднимается с пола, ставит пистолет на предохранитель, сутулится, словно ребёнок совсем в детском саду, сильно нашкодивший и не успевает и слова вымолвить опять, как влетает спиной в жёсткую стену. Воздух перекрывает крепкая рука, а в лоб упирается пистолет. Кирилл с восторгом выдыхает, ощущая власть над кусающимся зверем. — Я Алексей Макаров, — сипит сталкер, едва держа глаза открытыми. Наёмник видит, как плавно угасает в них жизнь. — Мне нужно вернуться к Исполнителю Желаний и исправить то, что я натворил. Только ты можешь помочь и провести меня. Пожалуйста. Чужой пистолет падает на пол из расслабленных онемевших пальцев. Звук металлического звона Богача отрезвляет, он резко отходит от одиночки, как от горячего предмета и смотрит, словно перед ним — сам монолит. — Исполнителя не существует. Байки это, — кивает он отрицательно, хмуро рассматривая на Лёше потрёпанную одежду. С носа его струями бежит кровь, но Кирилл видит полное безразличие к боли в его глазах. — Теперь не существует, я его отключил. Про Стрелка слышал? Кажется, бледнеть некуда, но Кирилл разрушает этот миф, раскрывая рот в недоумении. — Не понял. Ты чё, Стрелок? Макаров вытягивает руку, негнущимися пальцами расстёгивает зацепку рукава на запястье и оттягивает плотную ткань куртки, показывая Гречкину редчайшую метку кроваво-чёрного цвета. Зона награждает такой проклятых и избранных. Желавших получить всё и получивших ничего. — Когда я добрался до станции, то решил, что отключу эту аномалию. Зона перестала бы расширяться дальше, уничтожая всё вокруг, но я не понимал, что сильно ошибся. Хоть Исполнитель и уничтожен, но наградить меня лично успел этой меткой и еще одной «особенностью». В битве за заветное желание участвовали все, но ты этого не помнишь. Кирилл тупит взгляд, пока Лёша ковыляет до стула и медленно присаживается на него. Он смотрит внимательно на Гречкина и весело усмехается. — Это ненадолго. Скоро вы все узнаете кто это всё сотворил и насколько жестокой были сражения, которые происходили и после всего. Просто Зона решила умолчать, что до неё уже много кто добрался и напросил в несколько километров. Зона выросла, новые мутанты, а вы и не удивляетесь, что теперь у нас мутированные кошки и новых сил контролёры появились. Зона всё, сука, продумала. Кирилла как-то странно дёргает всем телом от звучания матов из чужих губ. Лёша, выглядящий, как мальчик, на словах тот самый бывалый сталкер. И в каждом его выверенном движении ощущается холодная уверенность и болезненность последствий. Перед глазами всё ещё метка, Гречкин несколько раз моргает, трёт уголки, но наваждение не сходит. Хочется проснуться в горячем поту, вскрикнув, смотреть вперёд, а позади проснётся какая-нибудь красотка и будет утешать испуганного сталкера. Только это не сон, да и Богач явно не из гетеросексуальных мужчин, как и множество других в этой зоне. Естественно, остались и те, у кого за колючей оградой даже семьи есть, но те, кто были всегда одиноки, стали мужеложцами. — Ты хочешь сказать, что пропёрся в Зону, попал в фонящий Четвертый Энергоблок, отключил там Монолит, вернулся обратно, получил какую-то херню и хочешь вернуться назад, чтобы опять его «включить»? — звучит настолько парадоксально, что Кир очень громко нервно смеётся. — Как там тебя? Макаров? Ты честно только скажи, наркоту какую юзаешь? Парнишка, приподняв бровь, встаёт на ноги и идёт к валяющемуся на полу пистолету. Гречкин нервно напрягается, тихим щелчком снимает свой пистолет с предохранителя и уже готовится убегать за угол, чтобы не попасть под шквал пуль, но у Алексея иной план. Он медленно разворачивается лицом к наёмнику, улыбается уголком губ и приставляет дуло пистолета к виску. — Ты ебанулся?! — орёт мужчина, подрываясь к сталкеру, чтобы отобрать оружие, но не успевает. Выстрел прибивает ноги к полу, глаза у Макарова закатываются, тело с грохотом падает навзничь. Кирилл с ужасом смотрит, как из приоткрытого рта и зияющей в виске раны медленно вытекает густая кровь, глаза мальчишки заполняются белой плёнкой, а тело содрогается в посмертной судороге и почти моментально стихает. Сталкер резко и часто выдыхает через раскрытый от шока рот, нервно смотрит на дверь и стекающие остатки мозга со стены. Он падает на колени, наклоняется над Лёшей и пачкается в крови, неясно зачем проверяя пульс на открытой шее. Очевидно, что идиот мёртв и Кирилл намеревается уже убрать руку от трупа, придумывая на пути как убрать тело из дома и территории Бара, но вена под пальцем неожиданно даёт небольшой импульс. Сталкер с удивлением рассматривает, как возвращаются на место блёклые глаза и медленно двигаются на руках тонкие пальцы. Макаров издаёт хриплый резкий вздох и расширяет глаза, отрывая влажную от крови голову с поверхности пола. Гречкин дёргается, по привычке сдерживая мальчишку за шею, чтобы под влиянием пси-излучения труп сожрал его не так быстро, а тот смотрит всё с той же уверенностью в глазах, выдыхая наёмнику в лицо тёплым воздухом. — Я хочу всё вернуть, — хрипит сдавленными связками и Кирилл только сейчас убирает руку от пульсирующей притоком крови шеи. Рана на виске за секунды затягивается, выплёвывает металлическую пулю наружу и сталкер на полу жмурится от лёгкой боли. — Ты — мой последний шанс. Кирилл заставляет его сходить в ванну, отдаёт домашние растянутые штаны, длинную кофту с нашивкой «Адидас» на груди и заваривает чай на импровизированной кухне в ещё одной, едва заметной комнате. Здесь расположен маленький гарнитур с кучей полюбившихся полочек, пара стульев, гудящий холодильник и приставленный к стене полукруглый стол. Лёша заходит на кухню в тот самый момент, когда кружка ставится на столешницу, а переодевшийся в подобные домашние штаны и серую футболку оверсайз Кирилл достаёт из шкафчика чуть затвердевшее, но оставшееся вкусным печенье. Ставит молча на стол, подаёт ложку и только сейчас замечает сладкий запах шоколадного геля. Он дома, несмотря на то, что пол и стену придётся отмывать от крови, а рядом шумит звоном ложки в кружке бессмертный сталкер-легенда, пришедший к нему с делом. Кир даже не понимает почему просто не выгнал этого наглеца из дома, а всучил в окровавленные руки махровое полотенце, одежду, приказал пользоваться всеми удобствами и пнул под задницу, закрывая дверь ванной. По Лёше тоже явно видно, что он удивлён, но противостоять мужскому напору не намерен. Сталкер делает вывод: значит, правда последний шанс. Гречкин устало падает на деревянный скрипящий стул. Мешает сахар в своей кружке и пожёвывает надломанное крепкими пальцами печенье, а взгляд его устремлён куда-то в сторону в задумчивой неге. Лёша наблюдает исподлобья, примечая мелкие детали во внешности известного наёмника. Морщинки у водянисто-серых глаз, напоминающих смурное небо после проливного дождя. Под ними — синеватые мешки, явно от недосыпа, плохого питания и вечного нервного переутомления. Густые брови, но удивительно ровные и словно обработанные умелицей-бровистом в профессиональном салоне. Пухлые алые губы, искусанные до сухих корочек, налитых кровью и местами немало припухших. Они оба неслабо друг другу навредили в драке буквально час назад. Последнее, что притязает взгляд — блондинисто-каштановые волосы, словно Гречкин красит их постоянно. Грязноватые, отдающие копотью и чем-то металлическим. Кровью. Лёша ещё немного тупит взгляд, натыкаясь на изучающий чужой. Так и смотрят друг на друга долго, слушая размеренное дыхание из разбитых носов. — Я… — Моешь пол и стену, — перебивает Кирилл, делая глоток горячего сладкого чая с бергамотом. Макаров обиженно поджимает губы и кивает. — Цирк без волка-долбоёба, блять. В ванну идёшь со мной, я тебя одного в комнате не оставлю, потерпишь мою голую жопу, ничего. Макаров собирается возмутиться, но обмякает, хмуря брови. Рукой трёт гладкую кожу скул и негромко фыркает. Кирилл болезненно шикает, одёргивая от стола ноющую затянутую грязным бинтом ладонь и делает новый глоток, уже с обезболивающей таблеткой. От глаз Стрелка это не уходит, но сказать он ничего не решается. — А почему не отпустишь на волю? — себе не в пользу подзуживает, скрывая сильное смущение. Знает, что там, за дверью, могут поджидать военные, которые до огня в глазах мечтают Макарову отомстить. — Ну так пиздуй, — устало наезжает Кир, посмотрев на сталкера с нескрываемой злобой. Он и без того вымотан за этот безумный вечер, так ещё и в ванне понежиться не может из-за птенца, упавшего на его грязную воняющую кровью псевдоплоти голову. Макаров, обиженный, ведомый тяжёлыми эмоциями испуга срывается с места, хватает своё оружие, стягивает прочь через голову толстовку, а вышедший за ним Богач с интересом рассматривает множество свежих порезов и ран на крепком торсе. Стрелок-то совсем не пацан, а очень даже взрослый мужик. Рюкзак падает на пол, а он с грохотом садится на диванчик, смотря подавленно на собственные обожжённые руки. — Мне нельзя туда одному, — звучит сдавленно, задушено и Кирилл больше в Стрелке не видит уверенного мужика. Лишь вновь испуганного мальчика, уставшего жить. — Они мне не дадут вернуть всё, а я не хочу больше так. Гречкин упирается плечом в проём кухни, складывает руки на груди и поджимает губы. Стоит так пару минут, подмечая на ногах Лёши следы ожогов от аномалии «электра» и резко кивает в сторону ванной. — Тряпка и ведро там.