Гончий за аномалией

Утро, начинающееся в девять часов можно считать идеальным, если не факт возможности опоздания на встречу с неизвестным воякой, дела до которого практически нет. А опаздывать Богач не любит. Кирилл выходит из холодной комнаты с фортепиано примерно в девять ноль три. Ночь была холодной, тело всё прошибает ознобом от едва не соприкосновения с полом. Сталкеру вообще казалось, что его кости и в частности поясница пошлют к чертям весь этот мир, но на удивление так и не сделали того, отзываясь хрустом при пробуждении. Взгляд его невольно падает на диван, где, отпустив свисать вниз руку, буквально отключился Алексей. Веки его бледные, тонкие, скрывающие голубую проницательную радужку и обрамлённые пышными совсем не мужскими ресницами, мягко подрагивают в нежном танце с Морфеем. Ему что-то снится, однако Гречкин не решается тревожить даже такой, хоть и неспокойный, сон. Только несёт из комнаты собственный плед, которым спасался ночью, придавая больше тепла для покрытого шрамами тела. Прикрывает махровой тканью его оголившиеся плечи и поясницу, длинные оголённые ноги и острые колени. Сам же быстро ныряет на кухню, готовит новую партию свежего чая, крепкого, с бергамотом и вскрывает тушёнку с пачкой макарон. Готовит наскоро, попутно бесшумно гуляя по квартире, чтобы одеться максимально тепло и адекватно для грядущей встречи. Разговор будет явно о каком-нибудь подземелье, в котором расплодилось много снорков, а подавляющая часть вояк от них бежит блевать. Кириллу кажется, что очередная Лаборатория скрывается где-нибудь неподалёку от болотистого Скадовска и вытащить оттуда нужно будет очередные «важные бумажки, которые решат много вопросов о проявлениях Зоны». Кирилл вновь злится, осознавая насколько они пиздаболы. Читал он эти тексты и подавляющая часть — записки исследований и схемы работы разнообразных установок. Так, например, известный Выжигатель мозгов, который кто-то умудрился отрубить, по бумагам был создан группой учёных. Гречкин не намерен объяснять о своей уверенности, что Монолит, Зона и взрыв на Атомной станции — это дело рук такой же человеческой жадности. Но Зона жива. А завтрак чемпиона приготовлен. Кирилл оставляет записку на столе, сам делает крупный глоток чая и, оглядев мирно сопящего с торчащих из-под одеяла пальцев ног до макушки каштановых волос Макарова, уходит за дверь. Закрывает на все замки, чтобы у того не было шанса сбежать со всей его снарягой. Вообще, Кирилл уверен, что парнишка ничего не сделает, учитывая вчерашние вечер и в особенности ночь, но подстраховаться не помешает, следуя зову адекватности мыслей, а не слепому доверию. — Доброе утро, наёмник Гречкин. Я полковник Коновалов, — Кирилл морщится от обращения и с хмурым видом нехотя присаживается за барную стойку. Утром в Баре скучно: играет негромко какая-то старая песня, о которой внешний свет за пределами этой Зоны уже и позабыл, где-то за задними столиками, икая, распивают бутылку водки двое бандитов, а на кухне, матерясь, работает мальчишка-искуситель. Гречкин косится на двух посетителей в чёрных балахонах пару секунд, пытаясь найти знакомые черты, но так и не замечает что-то неприемлемое. — Отвратительное обращение, дружок, — переходит без вопросов на «ты», не претерпев такой мерзкий официоз. — Очень тактично после рейда меня в десять утра на разговор приглашать. Военный сталкер, на вид мужчина лет сорока пяти, приподнимает густую бровь вверх. Та растягивает в изгибе уголка уродливый шрам, переходящий на краешек глаза и часть щеки, поднимает повыше военную фуражку и так же медленно сползает вниз. На этом удивление вояки и заканчивается. Лицо становится каменным, что Кириллу хочется издать наглый смешок, мол «дядь, тебя можно о скалу чиркнуть и огонь получить». Сдерживает то, что по утрам ему особенно лениво устраивать потасовки, особенно когда тело изнеможено холодной ночью и долгими драками. — У меня для Вас заказ на убийство, — Кирилл кивает Бармену, шёпотом просит заварить кофе и сложенными в три пальцами изображает количество сахара в напитке. — Кровосос насолил в очередной деревне? — подтрунивает мужчина, устало откидывая голову и раскрывая рот. Так хочется в тёплую постель, а он занимается тут детской ерундой. Человека им надо убить. У самих-то руки чистенькие должны остаться, а Гречкину опять по глотку в крови плеваться. — Вы хоть понимаете, дружки, во сколько Вам это обойдётся? На стол с хлопком ставится кейс, раскрывается лёгким щелчком замочка. Раздаётся лёгкий писк, сопровождающийся подтверждением безопасности. Оба бандита с задних столиков вытягивают шеи, заглядывая внутрь. — Алексей Макаров, — принимается рассказывать военный, вытаскивает попутно с тем фотографии цели, совсем глупо не замечая побелевшей кожи лица Гречкина. — Кличка «Стрелок». Пару месяцев назад совершил поход в ЧАЭС и уничтожил установку Исполнителя Желаний. Отключил Выжигатель мозгов, положил более пятидесяти человек группировки Монолит и исчез, как только выключилось питание станции. — И молодец, — находит что сказать Кирилл, склоняясь над горячим напитком кофе, который с улыбкой приносит мальчишка-извращенец. Первый даже не думает на него смотреть, отвлекаясь на фото. С них напряжёнными глазами голубой радужки смотрит Лёша. Лёша, что сейчас в квартире-укрытии лежит под несколькими одеялами и видит сладкий утренний сон. — Молодец-то молодец, — кивает недовольно полковник, смотря искоса на незаинтересованного наёмника. — Только он расширил Зону на сто километров, а ещё раньше, до Выжигателей и ЧАЭС убил ва… Кирилл не слышит, прожигая взглядом кофе перед собой. Дышит через раз, сглатывая вязкую слюну в сжавшуюся глотку. Вообще, военных никто и никогда не любил, а Гречкин и вовсе с ними вёл себя по-мудачьи, позволяя гораздо больше, чем возможно. Обоснованность в ненависти, естественно, есть: на очередном задании один из их «клана» бросил его на растерзание собакам и сбежал в первое попавшееся на глаза укрытие. Получил, правда, за это пару переломов и разбитый глаз, но и осадок на душе оставил вместе с выжженным кредо, — «не верь военным, жив останешься». — Знаете что? — неожиданно срывается Кирилл, с грохотом закрывая тот самый металлический кейс и едва не травмируя пальцы вояки, успевшего вытащить толстую папку с бумагами. — А идите-ка Вы все нахуй со своими ебучими заказами. Дружочек Ваш как поживает? Не болит у него ничего? Ручка не ноет, глазик нормально моргает? Я больше не возьму ни единый Ваш заказ, даже если за него заплатят больше, чем стоит недвижимость у русской власти. Мне похуй, дружочек. Военный с досадой поджимает губы, отвлекается на глядящих в четыре округлённых глаза бандитов и прочищает горло. Ссутулившийся Гречкин грозовой тучей нависает над ним, упирается цепкими длинными пальцами в каменную барную стойку и громко фыркает, срываясь в нервный смех. — Господин Гречкин, Вы забываетесь в своих выражениях, — подмечает военный и у наёмника наливаются кровью глаза, а ногти скребут по столешнице. Ещё чуть чуть и он точно сорвётся, принося тяжёлые увечья мерзкому лицу полковника Коновалова. — Сделаем так. Я не буду озвучивать всё досье Макарова, Вы прочтёте его сами. Визитка лежит внутри папки. Под бешеный взгляд сталкера он всучивает в свободную руку увесистое дело формата А5, ухмыляется гадко и, кивнув, шагает к двери на лестничный пролёт в недавно построенную на втором этаже мини-гостиницу. Кирилл понимает, что он явно убеждён в его слабости и тот побежит прямо сейчас за ним, принимая заказ. Но тот спешит отнюдь не за ним, забывая расплатиться за кофе. Бармен поджимает губы, недовольно качая головой. «Получается, это тоже за счёт заведения», — думает он про себя, заворачивая в на кухню, чтобы отчитать мальчишку за подпалившиеся стейки. Макаров просыпается в девять тридцать от лёгкого хлопка двери. Выбирается из-под груза нескольких одеял лениво, нехотя. Шмыгает носом, садится на постели и пытается потянуться. От боли сводит внутренности, он тихо хрипит, плавно поднимаясь. Ничего не меняется, несмотря на постоянные игрища Зоны: за судной ночью всегда следует долгая ломка, выворачивающая наизнанку, а после всё затихает, вызывая ещё большее напряжение. Лёша трёт красные глаза подрагивающими пальцами с короткими ноготками, чуть пошатывающейся походкой плетётся в туалет, умывается ледяной водой и проходится по квартире. В вечернем бою он едва успел рассмотреть её обиход, но теперь, за пару свободных минут он увидел многое. Следы от дроби на стене, с разодранными в клочья обоями советского образца, увесистый мешок-рюкзак на крючке, парочка полок с древними книгами и пустой коробкой из боезапаса для дробовика. У противоположной стены чуть повреждённый столик с письменными принадлежностями и парочкой записных книжек. Макаров перелистывает обе, но не находит ни единой записи: очевидно, хозяин квартиры ими не пользовался ни разу. Над столиком висят три фотографии. Наёмник с рыжеволосым, смущённо улыбающимся чудиком на первой. С серьёзным мужчиной профессиональной военной выдержкой на второй и с немолодой, едва улыбающейся женщиной на третьей. Макаров задумчиво хмыкает, задерживаясь на предпоследней цепким взглядом и отходит к комнате с фортепиано. С пола уже убран матрас, запихнут заботливо скрученным в уголок между стеной и грузным инструментом. Лёша поднимает его крышку и тыкает пару раз в разные клавиши: «соль» и «до» первой октавы. Те выдают глубокий звук, в первые секунды лишь выдавая чуть звенящий от расшатанных колышек с струнами. Гитару сталкер снимать со стены не решается, из-за дрожи в ногах в принципе заканчивая осмотр чужой территории. Самого Гречкина и след простыл, остался в воздухе лишь шлейф сладковатого парфюма и варёной тушёнки. Сталкер заглядывает на кухню, читает короткую записку с витиеватым почерком. После с удовольствием уплетает за обе щеки горячие макароны с кусочками разваренного мяса и выпивает пузатую кружку сладкого чая с любимым бергамотом. Всё это напоминает вкус детства, которое прошло у Макарова под крылом любящей бабушки и в компании постоянно болеющей сестры. Идиллию утра нарушает громкий хлопок двери, щелчок замка и быстрый топот по деревянному полу квартиры. Лёша было дело уже собирается хватать нож для обороны, но не менее удивлённое лицо Гречкина заставляет его этого не делать. Так и застывает Стрелок с намыленной тарелкой в руках, боясь задать хоть какой-то вопрос. — Э, — только и получается у него выдавить, пока глаза неотрывно рассматривают застывшего в дверном проёме мужчину. — Спасибо за завтрак…? — Собирайся, — без расспросов командует Богач и скрывается в соседней комнате. Лёша быстро домывает тарелку, оставляет её на сушилке и стремится хвостиком за мужчиной. — Я сейчас схожу за провиантом, соберу всё, что нужно для дороги и как можно быстрей сваливаем. — А что случилось-то? — за такой глупый вопрос Лёша хочет стукнуть себе ладонью по лбу, но сдерживается, когда Кирилл поднимает обеспокоенный на него взгляд. — Ты за моё дело…берёшься? — На тебя охоту открыли. Макаров и бровью не ведёт, складывая руки на груди и приваливаясь плечом к дверному косяку. Без двери. — Кто из десяти группировок? — звучит настолько спокойно, что Кирилл поднимает на Стрелка возмущённый взгляд. — Все, Макаров, — тот весело усмехается, прослеживая, как рука Гречкина рывком стаскивает с крючка мешковатый рюкзак. Пальцы дёргают завязки и успевают погрузить в тёмное жадное нутро детектор аномалий. — Военные? — словно в воду глядя, продолжает докучать вопросами Макаров и Богач, наконец, застывает. — А ты откуда знаешь? — звучит недоверчиво, а в глазах явно читается «я любое твоё слово слил бы в унитаз». — Очевидно, Кир, — мужчину передёргивает от ласкового обращения. Рука чешется кинуть в Макарова тяжёлый запас бронебойного для Чейзера. — Вначале обо всём узнают военные, после дойдёт до Чистого Неба. Кирилл тупит взгляд, приподнимая густую бровь. Макаров рассматривает каждую торчащую прядь его светлых волос и проступившую на лбу пульсирующую вену. — Они скрытные, воюют постоянно с Ренегатами и выступают за научные исследования. Мне Монолит это рассказал, — Стрелок отрывается от прохода и идёт к своей высушенной спецовке, проверяя на сохранность всех кевларовых пластин, застёжек и ремешков. — Пока Монолитовцы в слезах будут поклоняться сломанной аномалии, к Центру побегут одиночки, бандиты и учёные. Так сколько они пообещали тебе за мой труп? Кирилл поднимается с дивана, плавной походкой грациозной пантеры надвигается на Макарова и, уже привычно схватив того за линию крепкой челюсти, прижимает к бетонной стене. Лёша раскрывает губы, резко выдыхает, но упёрто смотрит в чужие глаза, бегая зрачками от одного к другому. Кирилл наклоняется, кривит лицо в проявлении отвращения и угрожающе хрипит. — Я отказался от сделки. Не разочаруй меня, Стрелок, своим предложением. Богач резко отходит от собеседника, хватает рюкзак и выволакивает почти все деньги из сейфа, запоминая и просчитывая, что может понадобиться в пути. — У меня схрон недалеко отсюда, — признаётся спустя минуту за спиной одиночка, так и не сдвинувшись с места. — Там всё, что может понадобиться. Мне туда сходить нужно. — Без меня даже поссать не сходишь. Не продвинемся, если попадёшься, ни на шаг, — наёмник захлопывает сейф, поднимается с колен и накидывает на плечо рюкзак, ворошит светлые волосы и уходит к двери. — У тебя пятнадцать минут. Если дверь начнут выламывать, на кухне есть небольшой люк в подполье. Там можно спрятаться. Подопрёшь деревяшкой и жди, пока я не приду. Там уже высунуться можно будет, если выстрелы услышишь. Лёша не успевает и пискнуть, когда дверь захлопывается и закрывается на ключ во второй раз. Он нервно подрывается с места, принимаясь натягивать спецовку на напряжённое тело. Всё проходит за десять минут. В дверь никто не ломится, Лёша успевает переодеться, а Кирилл прийти обратно. Собираются молча, не обращая друг на друга никакого внимания. Кирилл пользуется этим, пропихивая в набор для «пикника» папку формата А5. На самом деле ему не особо интересно читать грешки своего заказчика, больше цепляют законы Зоны, по которым пуля в виске у Стрелка не может дать ему умереть. — Готов? — затянув крепко ремешки на груди, интересуется у компаньона Кирилл. Смотрит уверенно-жёстким взглядом серых глаз, улыбается даже криво уголком губ и переступает пару раз с ноги на ногу. Лёша невольно осматривает их обоих. На Богаче крепкий бронежилет «Сева», который любят называть одиночки «из говна и палок» на самом деле не такой простой. Пластины на торсовой части не позволят пуле пройти в грудину и задеть важные органы, химическая и термическая защита, специализированный респиратор от паров, который сейчас безвольной вещицей весит под подбородком и очки с функцией ПНВ режима. На самом Стрелке же аккуратный комбинезон, в защите явно уступающий «Севе», но от пуль исправно спасающий. На лице — маска чёрного плотного цвета, на глазах — очки с подобным прибором видения, а на самой голове небольшой шлем, обхватывающий каштановые волосы и, соответственно, их скрывающий от посторонних взглядов. Желавший не быть похожим на себя, сталкер достиг превосходного результата. — Мгм, — наконец, напряжённо вытягивает из себя Макаров и, в последний момент глянув на фотографии в рамках над столом, рвётся следом за Гречкиным. На выходе с территории Бара их останавливает Свобода. Богач недовольно фырчит, смотря хмуро и с готовностью обороняться, но в руки получает лишь аккуратный складной ножик и многозначительный взгляд от отдающего. Мужчина забирает с жадностью холодное оружие и смотрит в ответ вопросительно. Солдат Свободы иронично улыбается и кивает. — Он благодарит за сохранённую жизнь, но лучше бы вам не пересекаться, — Гречкин невесело ухмыляется, прячет ножик в плотный чехол на бедре и кратко кивает. Свободовец отходит на шаг назад и, отвлекаясь на коллег, отпускает обоих сталкеров в путь, желая в спину искренне и без злобы. — Попутного ветра! Только спустя половину часа после мелькнувшего в напряжении поста Лёша позволяет себе личный вопрос. — Ты дал кому-то выжить? — у Гречкина невольно глаза закатываются от наглости. Он кратко кивает, но на словах объяснять ничего не намеревается. Шагает себе по разбитому асфальту, изредка смотря в КПК и часто сменяющиеся данные на его сенсоре. Справа в километре стая собак, слева россыпь аномалий электра. Неверный шаг — расстрел. Разбитый завод на Дикой территории раньше был Центром машиностроения. Здесь проложенные железные пути позволяли поездам привозить компоненты, электрику и металл, инструменты и редкие детали для тысячи механиков, продвигавших дело, а за высокими стенами боксов с упорством изготавливались, если не передовые, то хотя бы проверенные технологии. За взрывом ЧАЭС и созданием Зоны всё поменялось: в боксах появились злорадные аномалии, а по железным путям и высоким зданиям-недостроям сплошь и рядом шастают ошалелые зомби, злобные снорки и вечно куда-то спешащие костлявые тушканчики. Богач пару раз слышал от одиночек за ярким костром, что здесь видали и блуждающего контроллёра, который местным зоопарком заправляет. Кирилл в эти сказки верит, следуя принципу «доверяй, но проверяй», желая выиграть у Зоны еще парочку лет. Он не Макаров, которому пуля в висок, как пером пощекотать пятку. Последнему, кстати, докучает долгое молчание задумчивого наёмника, поэтому он пытается повторить попытку привлечь к себе внимание. — Как мы пойдём? — Кирилл перешагивает металлическую балку, осматривает гудящие от заряженных аномалий открытые настежь гаражи и поворачивает голову в сторону зудящей мухи. — Сейчас до Янтаря. Там у меня знакомый живёт, переночуем у него. После в Рыжий лес и в Лиманск, — Стрелок недовольно цокает, мотая головой. — Чё? — Нельзя в Лиманск, — поясняет он, осматривая повторно за Кириллом окрестности. — Там уже вояки засели, зуб даю. Пойдём лучше в обход города, здоровее будем. Кирилл кивает, обдумывая и решая что-то для самого себя. Облизывает пересохшие губы и шагает плавно вперёд. Нельзя в Зоне вот так просто стоять и балаболить, хуже будет, чем шагать. — Давай до схрона вначале, — Лёша довольно кивает, вытаскивает неясно откуда взявшуюся редкую Беретту и плавно шагает в узкий коридор между гаражами. Гречкин недовольно цокает для второго раза за минуту и шагает следом, задержав дыхание. Волоски на коже под бронёй плавно поднимаются от статического напряжения, но чуйка внутри подталкивает идти дальше и не бояться неизвестности. Макаров юрко ныряет под упавшей балкой, погнувшейся неестественно к валяющемуся рядом металлическому крюку и зацепляется за дверцу брошенной машины. Та, проржавевшая от порогов до крышки корпуса, не издаёт ни единого звука, поддаётся на прямую функцию двери и пускает сумасшедшего внутрь. Кирилл шагает поближе, но останавливается из-за заполошного кряхтения счётчика Гейгера. Тот не смолкает ни на секунду, осведомляя, что машина-то фонит, как граммофон на девятое мая. Из открытой двери видно лишь худощавую задницу Стрелка. Тот изворачивается на передних сидениях, перетягиваясь к задним, ворошит руками и постепенно вытаскивает сложенную аккуратно снайперскую винтовку, автомат ГП 37, из-за которого у Гречкина в мыслях проносится голосом Бармена целая речь: «Heckler-Koch G36E, экспортный вариант. Штурмовая винтовка немецкого производства, представляет собой первоклассный образец современного оружия — лёгкий, надёжный и эргономичный». … и пузатый рюкзак, в котором явно не грибы собраны. Точкой разорения схрона становится длинный острый нож, обвитый в рукоятке плотной верёвкой чёрного цвета. — А не дохуя для человека, который всё-равно не может умереть? — не сдерживается Богач, осматривая скорее по привычке местные окраины и пейзажи. Лёша искренне смеётся, выползает обратно и с наслаждением выпрямляется в спине. Натягивает экипировку, поправляет завязки, нож суёт в нагрудный карман и поворачивается к наёмнику. — Не дохуя. Обороняться тоже надо, а сейчас волны будут и новые мутанты попрут. Ты не удивляйся, если мы наткнёмся на какого-нибудь хищного ежа, — он втаптывает пожухлую жёлтую траву в влажную грязь и тем же плавным прогибом ныряет под скрипнувшей балкой. — Ты идёшь или тут остаться хочешь? Гречкин невольно кивает, смотрит на металлические изгибы без доверия и предельно осторожно пролезает следом. Счётчик Гейгера смолкает, а их речь прекращает иметь любую ценность в обмен на живую тишину.