Приручение

Утро наступило слишком быстро — так часто бывает, когда те, кто попадают под особое очарование ночи, совсем его не ждут. Лёжа в крепких горячих объятиях Игоря, разнеженный теплом, ласками и любовью Птица молился, чтобы Отец-Ворон пробыл на небе дольше обычного и соединил две ночи в одну, особенно долгую, но, к сожалению, новый день был неизбежен, как неизбежен и тот факт, что рассвет всегда разлучает тысячи любовников. — Птенчик, я скоро вернусь. — Угу… — невнятный ответ Птицы говорил о том, что он ещё совсем не собирался просыпаться и воспринимал реальность частью сна, тем более, Гром, обещавший скоро вернуться с работы, явно казался ему не менее сверхъестественным существом, чем единороги или пришельцы. — Птичка! — пытаясь добиться внимания, Игорь достал из внутреннего кармана куртки подаренное Димой пёрышко и сначала легонько провёл им по щеке Птицы, а затем по переносице, пока тот забавно не наморщил нос. — Пташечка? Птица издал нечто среднее между воркованием и мурлыканьем и нехотя приоткрыл глаза, сощурившись, хотя в комнате было темно, и плотные чёрные тучи не оставили рассвету ни единого шанса. — Не люблю уходить, не предупредив. — шепнул Гром, мягко чмокнув его в губы. — Скоро приду. — Угу-угу, ладно… — ещё совсем сонно пролепетал Птица, но с недремлющей ловкостью хищника поймал Игоря за руку и крепко сплёл пальцы, не желая его никуда отпускать. — Откуда перо? — Клякса тебе передала. — Гром ещё раз провёл длинным зелёно-синим пером по линии скул, улыбаясь, и вручил его Птице. — Держи. — Спасибо! — довольно заулыбался он и лёг на спину, с любопытством изучая подарок, пока Игорь украдкой разглядывал его самого. Несмотря на то, что ночью Гром старался быть аккуратным, на тонкой бледной коже Птицы пионами расцвели розоватые следы от поцелуев, и по ним можно было чётко проследить, что привлекало Игоря больше всего: припухшие алеющие губы, лебединая шея, острые ключицы, угловатые веснушчатые плечи… Он помнил, как исступленно шептал о любви, крепко держа в своих руках дрожащее податливое тело, словно самое ценное сокровище, и то, как Птица со всей искренностью вторил ему сквозь ненасытные поцелуи, забыв о своей жеманности. Воздух в тот момент стал раскалённым, а напряжение между ними — почти осязаемым, и весь мир сосредоточился в «гнезде», в осторожных, медленных движениях, бережных прикосновениях, ощущении полной отдачи, доверия и безграничной любви, которой хотелось делиться вновь и вновь. Лениво потянувшись, Птица сел в постели, продемонстрировав изласканные плечи и нещадно искусанные лопатки — яркое напоминание о том, как он, лёжа на животе и уткнувшись лбом в подушку, срывающимся полустоном умолял не сдерживаться, когда Игорь, крепко сжав пальцы во влажных от пота рыжих прядях, в очередной раз оставил неосторожный укус вместо поцелуя на его солёной шее. Получив разрешение быть немного грубее, он дал себе волю легонько кусать Птицу за чувствительные «крылья» и впервые услышал, как тот вспомнил своих богов не ради того, чтобы просто о них рассказать. — Вот это я тебя разукрасил… — не без удовольствия отметил Игорь, почувствовав себя то ли рассеянным влюблённым подростком, то ли художником, любующимся своим произведением искусства. — Ты меня знаешь — в долгу не останусь! — парировал Птица, не менее довольно улыбнувшись, и сладко зевнул, прикрыв рот тыльной стороной ладони. — Ты сказал, что скоро вернёшься? Или мне показалось? — Не показалось. — оставив поцелуй меж лопаток-крыльев, Игорь бережно провёл ладонями по предплечьям. — Отмечусь в отделе и вернусь, чтобы хорошенько изучить то, что ты нашёл. Так что, считай, сегодня я работаю дома. — Дома! — просиял Птица, обернувшись, и мягко потёрся носом о нос, поддавшись мимолётной нежности. — Работаю! — подчеркнул Гром, улыбаясь, и мягко поцеловал ямочку над губой и уголки губ перед тем, как увлечь Птицу в долгий чувственный поцелуй — устоять перед соблазном было совершенно невозможно, да и Птица только подливал масла в огонь — ему удалось незаметно снять с Игоря куртку, а ловкие пальцы уже пытались расстегнуть рубашку. — Тебе точно нужно идти отмечаться? — щекотливо прошептал он на ухо и прижался щекой к щеке, ласкаясь — его нерастраченная нежность вдруг нашла выход, и Игорю было страшно её спугнуть. Тактильность Птицы удивительно сочеталась с его неутолимой потребностью в прикосновениях, и если бы им предложили провести весь день в объятиях, они б согласились, не раздумывая. — Точно, Птенец, точно. — рассмеялся Гром, погладив его по голове. — Я вернусь где-то через час, к нам подъедет Дима, и мы будем отсматривать твои материалы. Если Дима приедет раньше, встреть его, ладно? — Ладно. Командная работа, получается? — загадочно заулыбался Птица, одарив Игоря таким хитрым взглядом, что невозможно было не улыбнуться в ответ. — Получается так. — кивнул он, заботливо набросив одеяло на обнажённые веснушчатые плечи, чтоб Птица не замёрз, и дабы самому в очередной раз не потерять голову от его красоты, которой невозможно было налюбоваться. — А меня на кухню выгоните? — продолжал намекать Птица, театрально изобразив на лице высшую степень переживания и зарождающуюся обиду. — Заставите закрыть уши, чтоб я ничего лишнего не услышал, м? — нижняя губа капризно дрогнула, взгляд сделался жалобным, и если б не лукавая полуусмешка да чертовщинка в глазах, Игорь бы поверил его великолепной актёрской игре. — Ну уж нет — ты нашёл данные, тебе нам всё и показывать-рассказывать! — ответил он таким тоном, каким обычно родители разрешают детям что-то, с чем они внутренне не совсем согласны — снисходительно, со вздохом и ноткой смирения. Окутанный внезапно нахлынувшим счастьем Птица вдруг широко искренне улыбнулся, обрадовавшись открывшейся перспективе — он знал, что это решение далось Грому нелегко, но его слова имели вес, и от них он никогда не отказывался. — А ведь я когда-то пообещал себе ни за что на свете не втягивать тебя с Серёжей в свою работу… — начал было Игорь, но Птица его перебил. — Так это не ты — это я сам ввязался. — он пожал плечами, но Гром только серьёзно покачал головой в ответ, пока не понимая, радовал его потенциальный помощник в лице Птицы или же приносил больше беспокойств. Да и Серёже придётся как-то всё объяснить… Взяв лицо Игоря в свои лёгкие ладони, Птица долго внимательно вглядывался в добрые тёмно-серые глаза, пока не обнаружил едва заметные отблески притаившегося страха. Взгляд Грома вдруг напомнил ему его собственный, когда он смотрел в отражение, находясь за километры от дома, и не мог разобраться в своих чувствах, окончательно запутавшись в себе и правильности принятых решений. — Чего ты боишься? — Навлечь беду. — честно ответил Гром и инстинктивно притянул Птицу к себе, словно желая спрятать в объятиях от всего плохого. Игорю не была свойственна тревога, но когда вероятность того, что самый жуткий страх мог обернуться реальностью, становилась чуть выше нуля, он не мог не планировать каждый свой шаг с двойной осторожностью. — Или того, что её навлеку я? — полушёпотом спросил Птица, поглаживая кончиками пальцев по груди и не сводя с него прекрасных медово-янтарных глаз. — Боишься, что дашь мне свободу, и проснётся Чумной Доктор? Тогда вот тебе моё слово: я не собираюсь вершить возмездие твоими руками или добиваться каких-либо целей через тебя. Отец-Ворон мне свидетель. — В первую очередь боюсь, что вы с Серёжей можете оказаться мишенью. Я тебе уже рассказывал. — Гром был абсолютно серьёзен. — Я не могу быть рядом каждую минуту, а если на фоне всей этой истории что-то случится… — Мы не беспомощные слепые котята и постоять за себя сумеем! Если Сергея хоть пальцем тронут, то я… — уверенно начал Птица, всегда готовый перейти в наступление на потенциальных врагов, но Игорь тут же остудил его пыл. — Вам вообще противопоказано влипать в любые истории — сам же говорил про репутацию. Это не шутки. Даже в случае самообороны вас будут в первую очередь рассматривать как рецидивистов. — Вот ты только за дураков нас не держи! — вдруг полыхнул Птица, задохнувшись от возмущения, и чуть ли не взвился огненным вихрем под потолок. — То говоришь, что спонтанность — не мой почерк, и я продумываю всё наперёд, то отказываешься от своих слов и считаешь нас с Сергеем недальновидной лёгкой добычей со связанными крыльями! Сам-то просто нас поймал, да? Задачка для дилетантов! — Птенец… — закатил глаза Игорь, слишком поздно осознав, что затронул потенциально взрывоопасную тему. — Я знаю, как правильно себя вести! Знаю! Не надо меня учить! — продолжал доказывать Птица, которому Гром явно наступил на больное. — Уж поверь, у меня было предостаточно времени, чтобы подумать над поведением и разработать десятки — нет, сотни! — планов на разные экстренные случаи! Хватит считать, что мы с воронёнком без тебя ни на что не годны! Мы всю жизнь только и делаем, что выживаем! В порыве гнева Птица скинул с себя одеяло и вышагнул из «гнезда» одетый лишь в ослепительное пламя собственной ярости. — Так, давай-ка на полтона ниже. — не настроенный на ссору и выяснение отношений Гром жестом попросил снизить эмоциональный накал и примирительно протянул халат. — Птенец, я ни в коем случае ни тебя, ни Серёжу не унижаю, а просто делюсь переживаниями. У нас одно сердце на двоих, даже на троих — сам же говорил, а это большая ответственность. Раздражённо хмыкнув, Птица выхватил халат и накинул его на себя, постепенно остывая и взвешивая всё, что сказал Игорь. — А ты не переживай, у нас есть голова на плечах, и мы, к твоему сведению, знаем, как ей пользоваться. — усмехнулся он, скрестив руки на груди и гордо подняв волевой подбородок. — Я не полезу в пекло и рисковать Сергеем не стану — неужели не ясно? — бойкий тон сменился спокойным и рассудительным, — Ты мне доверяешь? — Доверяю. — уверенно кивнул Игорь, даже не раздумывая. — Но и ты меня пойми, принимать такие решения сложно. Я становлюсь на шаг ближе к своему страху, поэтому мне нужны веские доводы и время, чтобы понять, чего этот шаг может стоить. — Ты приручил непростую птицу, так что любые страхи не оправданы. — бескомпромиссно заявил Птица, уверенный в своём превосходстве, помноженном на силу Грома. — Кроме того, страх возникает там, где нет контроля, но ты вполне всё контролируешь, и мои действия в том числе, а о тех, что остаются за пределом твоего внимания, я всё равно рассказываю — какой смысл что-то от тебя скрывать? По крайней мере, теперь. — Птица равнодушно пожал плечами. — Тебе нечего бояться, пока я тебя покорно слушаюсь, а я буду слушаться, ведь это выгодно всем нам. — А если вдруг перестанет быть выгодно? — Во-первых, с чего бы? — выразительная бровь изогнулась в плавную дугу. — Во-вторых, кроме выгоды, у меня есть принципы. Слушаться тебя — вопрос доверия, а я его ценю. Ты меня ни разу не подвёл, и я не собираюсь. — Хорошо… — Игорь изучающе смотрел на него, будто пытаясь найти подвох. — Но ты замечал, что постоянно, при любом раскладе, удивительным образом остаёшься в выигрыше? — усмехнулся он, глядя на тонкие губы, которые дрогнули и растянулись в довольной улыбке чеширского кота. — Серьёзно. Искать человека по портрету тебе тоже было выгодно, как ни крути, и я уверен, ты рассчитывал на своё участие в моей игре — сам ведь признался, что тебе давно было интересно, каким делом я занят. — Я никогда не играю в ущерб себе. — мнимое безразличие было Птице не к лицу, и он снова бросил на Игоря дерзкий игривый взгляд прежде, чем перебраться к нему на колени и обвить шею руками-крыльями, будто несколько минут назад не пытался устроить скандал на ровном месте. — Это я уже давно понял! — усмехнувшись, Гром опустил ладонь на его талию и, не в силах отвести взгляда от губ, вновь мягко коснулся их своими, встретив головокружительную взаимность — любовь Птицы была такой же безудержно-вспыльчивой, горячей и порывистой, как он сам. — Птенец, послушай… — выдохнул Игорь на губы. — Даже если ты нашёл ценные сведения, нельзя было заниматься тем, что касается моей работы, без меня. Это не про послушание и не про доверие. — Но я совершенно ничем не рисковал, хотя признаю, что мог бы слегка напакостить за твоей спиной. Впрочем, это мы обсудили… — Птица на мгновение опустил взгляд, поджав губы, и принялся напоминать о своих предупреждениях. — А я ещё на той прогулке у озера говорил тебе, что мне далеко до Отца Ворона и тех, кто свил гнёзда на самой верхушке мирового древа. — шепнул он, когда Игорь обнял его крепче, притянув к себе с особой страстью. — Предупреждал, что я ужасный эгоист и действительно ищу выгоду во всём… — бесконечно влюблённый, преданный взгляд медовых глаз противоречил сказанным словам. — Почти во всём. Птица вновь взял лицо Игоря в свои ладони и, прижавшись лбом ко лбу, зажмурился — в этом простом искреннем жесте было столько любви, что Гром на мгновение забыл, как дышать — он лишь ласково убрал за уши рыжие пряди, погладив Птицу по голове, и коснулся его кончика носа своим. — Я тогда не мог поступить иначе. — Ты мог бы просто меня спросить. — Игорь мягко поцеловал его в щёку. — Так ты бы не взял меня в игру. — Птица посмотрел на него то ли извиняющимся, то ли выжидательным взглядом, и Гром снисходительно улыбнулся. — То есть, ты признаёшь, что основным твоим желанием было включиться в мою работу? — Не основным, я ведь всё-таки сначала ужасно тебя приревновал. — напомнил ему Птица. — Осознание пришло в процессе — этот портрет позволил мне открыть новые возможности. Нельзя было упустить шанс. Игорь покачал головой, вздохнув, и бережно взял его ладони в свои. Всё-таки между трактовками послушания Птицы и Грома была если не пропасть, то глухая стена. — Я тебя услышал, но теперь хочу проговорить некоторые моменты. Пообещай, что если вдруг у тебя опять появится какой-то волшебный шанс, ты мне о нем расскажешь. Пообещай, что все детали дела ты будешь обсуждать со мной. Методы получения той или иной информации тоже будешь согласовывать. Никакой самостоятельности. — шептал Гром, вкладывая в сознание Птицы всё, что хотел донести. — Я очень прошу тебя, слышишь? Очень. Прошу. Я верю, что ты всё просчитываешь наперёд и не идёшь на риск, но, пожалуйста, не делай ничего исподтишка, без моего ведома. Ваша с Серёжей безопасность важнее всего, вы — моё всё, я не имею права на ошибку. Птица уверенно кивнул, внимательно слушая его с закрытыми глазами. — Вот тебе моё слово. — он взял ладонь Грома и прижал её к своей груди так, чтобы можно было ощутить стук сердца. Игорь медленно выдохнул, почувствовав вместе с пульсацией и удивительной покорностью ещё большую ответственность за принятое решение. — Договорились. Что я буду должен тебе за помощь? — спросил он напрямую, желая знать цену, которую назначит Птица. — Ничего! — прекрасные золотые глаза сияли спокойным мягким светом. — Что? — нахмурился Гром, категорически не желая принимать такой ответ. — Нет, Птенец, так дело не пойдёт… — Не думай, что я устраиваю аттракцион невиданной щедрости. Помогая тебе, я помогаю себе — только и всего. — фыркнул Птица, поглаживая его по плечам, и вдруг признался, — Ты даже не представляешь, Игорь, как мне порой бывает скучно. Гром внимательно посмотрел на него и вдруг резко поменялся в лице, осознав услышанное, отчего в его мыслях всё стало на свои места. Находясь дома, Птица буквально сидел в клетке, как экзотический говорящий попугайчик с дурацкими игрушками, кормом и поилкой, и с определённой точки зрения эти условия были хуже, чем у Кляксы, для которой Дима постоянно придумывал различные головоломки, чтобы развивать её мышление, и покупал живую еду, дабы не притупить охотничий инстинкт. — Вот же чёрт… — Гром почувствовал нахлынувший горячей волной стыд и не менее жгучую обиду на себя, ведь именно живой ум Птицы в своё время смог его покорить, а он даже на секунду не задумался о том, что этому гениальному мозгу были нужны постоянные тренировки. «То есть, мне можно выть от скуки, когда на работе ерунду подкидывают, а Птенцу, сидя в четырёх стенах, всё равно? Дурак ты, Игорь, какой же дурак, идиот…» — он тяжело шумно вздохнул, то ли успокаиваясь, то ли злясь сильнее. — Так, только не вздумай винить себя или жалеть меня! Не смей! — прошипел Птица, взмахнув руками-крыльями. — Ты ни в чём не виноват, а я не бедный и не несчастный — у меня есть книги, доступ в сеть, головоломки, музыка, мои вещи. Этого вполне достаточно, просто… — он задумался, подбирая нужные слова, — Всё это искусственно. Понимаешь? — Понимаю. — услышав то, что Птица пытался до него донести, Игорь уверенно кивнул в ответ — идея о том, чтоб вовлечь его в свою работу, уже не казалась такой пугающей, даже наоборот. — Хорошо, будет тебе и пища для ума, и задачки со звёздочками. На мгновение Птица замешкался, будто не до конца осознав, что Гром всё-таки согласился — взмахнув длинными светло-рыжими ресницами, он растерянно нахмурился, а потом вдруг счастливо заулыбался, словно ему преподнесли самый желанный подарок на праздник. — Вот зачем ты так быстро сдался — у меня же остались аргументы! — задиристо усмехнулся он, просияв так, что Грому на мгновение показалось, будто над его головой вспыхнул ореол золотого света. — Например? — Игорь не мог не улыбаться, держа в своих руках уже не жгучее пламя, а настоящий искрящийся радостью фейерверк. — Например, то, что я могу показать другую точку зрения — как ни крути, а мышление преступника в кармане не спрячешь. — пожал исцелованными угловатыми плечами Птица, самодовольно ухмыльнувшись. — Так-то и у меня мышление преступника неплохо работает — за годы практики я научился думать по-разному. — парировал Гром, скептически подняв бровь. — Не убедил! — Да? А спорим, я найду деталь, на которую ты ещё не обратил внимание? — руки-крылья вновь увлекли Игоря в объятия. — Или смысл тех или иных поступков, которые кажутся тебе нелогичными? Или смогу либо подтвердить, либо опровергнуть твои теории? — Я тебя ради этого и беру в помощники — какой смысл спорить? — крепко прижав Птицу к себе, Гром медленно провёл носом вдоль его шеи и прикрыл глаза, почувствовав прикосновение каскада мягких волос к своей щеке. — Тогда вот тебе аргумент убедительнее, — шепнул Птица, поглаживая его по голове, — Ты научил меня принципу «не «я», а «мы», так почему он не должен работать сейчас? Ты справляешься хорошо, но мы справимся лучше. Игорь хотел было возразить, что работу он с трудом делил даже с Димой, но лишь тепло улыбнулся, нежно прикоснувшись губами к родинке за ушком, и услышал тихий томный вздох в ответ — чувствительность Птицы не угасала, и его отзывчивость к поцелуям и прикосновениям каждый раз вызывала у Грома волну самых ярких тёплых эмоций, от которых перехватывало дыхание и сладко сжималось сердце. — Ладно, этот аргумент принимается. — прошептал он и зажмурился, зарывшись лицом в рыжие волосы. — Ты точно ещё не передумал идти на работу? — Птица тихо рассмеялся от щекотливого дыхания у шеи, продолжив ласково гладить Игоря по голове. — Время идёт. — Я учусь на ошибках, поэтому собрался сильно заранее. — улыбнулся Гром, чувствуя себя в объятиях Птицы совершенно особенно — наверное, его могли понять лишь герои сказок и легенд, которым посчастливилось стать возлюбленными удивительных существ из иных миров. — Скоро вернусь, Птенец. Ключи не беру, закрой дверь сам. — Ладно уж, лети. — жадный до тепла Птица нехотя отпустил его, и сердце в груди вновь затрепетало, заполняя собой всё естество и не оставляя ничего, кроме безграничного, всеобъемлющего чувства, от которого хотелось то ли петь во весь голос, то ли тихо спрятаться в самом дальнем укромном углу. Он отчаянно не понимал, как из ослепительно лютой ненависти смогла вырасти такая необъятная любовь, но вскоре бросил тщетные попытки объяснить себе необъяснимое. Глядя на обувающегося Игоря, Птица вальяжно свесил руку с края «гнезда», состоящего из одеял, простыней и подушек, и молчал, зная, как глупо и рассеянно выглядел, но не мог ничего с собой поделать. Он чувствовал себя бесконечно влюблённым, настолько, что земля уходила из-под ног — ощущение полёта ещё никогда не было настолько реальным. Выйдя из дома, Игорь поёжился и сильнее закутался в куртку — по сравнению с тропическим климатом в квартире, на улице было промозгло, сыро и ветрено; погода обещала если не простуду, то, как минимум, неприятный путь до работы, чему способствовал мелкий дождь, скорее похожий на туманную взвесь. Прыгнув в трамвай, Гром проехал несколько остановок в толпе таких же озябших и промокших от мороси людей и быстрым шагом направился к зданию полиции, по привычке поглядывая на часы, хоть в этом и не было особой нужды. Ранний подъём частично компенсировал перед начальством его вечные опоздания, поэтому, когда он зашёл в пустой холл, приехавший раньше всех Фёдор Иванович не поверил своим глазам. — Какие люди! Ты чего так рано? — он пожал ему руку в знак приветствия и с беспокойством посмотрел в глаза. — С Серёжей поругался, что ли? — Да ну, дядь Федь! — заулыбался Игорь, покачав головой. — У нас всё хорошо, я по делу. — Смотри мне! — Прокопенко пригрозил ему пальцем. — А то знаю я эти повадки: когда дома разлад, ноги сначала на работу несут, а потом с работы не уносят. — Ноги меня принесли на пять минут. — Гром фыркнул смешок, не выдержав недоверчиво-сурового взгляда. — Я хотел распечатать пару бумаг и отпросить Диму — мы сегодня в отделе не появимся. Скорее всего, убьём день на сортировку фотографий и видео с камер наблюдения, а утром поедем сразу к Игнату, затем к Стольникову и, может, ещё разок поговорим с особо общительными задержанными. Короче, на месте будем, в лучшем случае, завтра после обеда. — Да не вопрос, только с вас красивый отчёт к концу недели. — кивнул Прокопенко и отпил кофе из кружки. — Как дело движется, кстати? — Движется. Есть зацепки и рабочая версия, в которой я почти уверен, но накопать бы чуть больше доказательств… — Игорь побарабанил пальцами по столу, задумавшись. — Работаем, в общем. — Если есть достойная версия, считай, половина дела сделана. — улыбнулся в усы Фёдор Иванович. — Ну давай, печатай, что нужно, и шуруй с глаз долой. — Есть! — Гром рассмеялся и, ещё раз пожав Прокопенко руку, сел за компьютер. Посмотрев на часы на стене, он достал телефон и набрал номер Димы, надеясь, что тот ещё не успел сесть в транспорт. — Алло, Игорь? — судя по фоновому шуму, Дубин шёл по улице. — Привет, Дим. — Игорь отклонился на спинку кресла. — Меняй маршрут — сегодня работаем у меня дома. — Оке-ей… — Дима явно оказался в замешательстве и ответил не сразу. — А в чём дело? — Сейчас выйду из отдела и расскажу. Компьютер нехотя включился и так же нехотя отправил документы на печать. Недовольно ворча, принтер начал выплёвывать листы. — Так ты сам уже на работе? В такую рань? — удивился Дубин. — Я забежал распечатать фотографии, заключение судмедэксперта и ещё пару бумажек. — с трудом подавив зевок, ответил Игорь. — Не жди меня, топай сразу в дом, Птенец тебя встретит. — Птица? — голос Димы выражал крайнюю степень недоумения. — Блин, Игорь, стой, что происходит?! Птиц точно знает о том, что я приду? — Точно знает. — зажав телефон между плечом и ухом, Гром положил ещё тёплые листы в файл и спрятал в потрёпанную папку без названия. — Не бойся, он в хорошем настроении — весь накопившийся скандальный потенциал я уже принял на себя. — Я надеюсь! — нервно усмехнулся Дима. — Так, всё, я почти ушел… — Игорь взял папку, махнул Прокопенко на прощание и бодрым шагом вышел обратно в пелену тумана. — Рассказывай скорее, я ничего не понимаю! — Помнишь, я сказал, что посеял портрет барыги? — Ну? — Так вот, посеял я его дома, — усмехнулся Гром, — а Птенец нашёл. Попробуй догадаться, что было потом. — Сцена ревности? — Была бы, окажись я на тот момент рядом. А так, Птенец психанул и нашёл уйму фотографий и видео с похожими парнями. — Сильно психанул, видимо! — Дима рассмеялся. — Искал он этих ребят явно не для того, чтоб помочь нам в расследовании, я правильно понимаю? — Конечно! — Игорь ускорил шаг, лавируя меж луж. — Мы всё обсудили, конфликт исчерпан, зато есть тонна новых данных, так что сегодня мы занимаемся сортировкой. — Всё ясно! — к напарнику вернулся бодрый голос. — Значит, еду к вам. — Да, давай. — Гром перепрыгнул широкую лужу. — Я буду примерно через полчаса. — Ну и я где-то так же. Подожду, если что. — Да чего ты так Птенца боишься? — Игорь добродушно рассмеялся. — Не боюсь, но без тебя как-то… Неловко. — замялся Дубин. — Ты входишь в крошечный круг людей, которых Птица уважает, так что отставить панику. Вы ж нормально общаетесь. — Да, все мы смелые и общительные по разные стороны телефонов — как за каменной стеной! — в голосе Димы слышалась улыбка. — Ладно, я правда ничего не имею против, просто немного волнительно. — Не демонизируй его и будь собой. — Игорь поделился мыслью, которой он успокаивал себя, когда только пытался наладить отношения с Птицей. — Как будешь на месте, маякни. — Да, хорошо. До встречи! — Давай, увидимся. Не успев убрать телефон в карман, Гром услышал звонок, и на экране высветился номер Стольникова, чьим делом как раз была занята его голова. — Опа… — удивился он и тут же ответил. — Да, Андрей Петрович? — Игорь Константинович, доброе утро. — голос в трубке звучал уверенно и ровно. — Мы не могли бы сегодня встретиться? Мне нужно вам кое-что рассказать и передать в личном порядке. — Я могу подъехать в течение часа. — Отлично. Буду ждать вас в салоне. Ни о чём не беспокойтесь, со мной охрана, всё под контролем. — Договорились, скоро буду. Закончив краткий разговор, Игорь вернулся на работу, снова встретил Прокопенко и, расписавшись у дежурного по автопарку, взял машину. Сев за руль, он быстро набрал Диме сообщение «задержусь, не жди меня», а Птице решил позвонить. — Уже соскучился? — издевательски проворковал родной голос. — А то ж! Ну что, Птенец, готов поработать? — Гром повернул ключ зажигания и начал прогревать машину. — Работать, пожалуй, нет, а вот разгадывать загадки — да! Всегда готов. — Отлично. — он почувствовал, как сердце сладко сжалось в груди, от воспоминаний о том, каким любящим взглядом Птица его провожал. — Встреть Диму, и начинайте разбирать фотографии без меня — я задержусь, но постараюсь ненадолго. — А что мне за это будет, м? — заигрывания говорили о том, что Птица явно находился в хорошем расположении духа и предвкушал события многообещающего дня. — Приятная компания и увлекательные задачки — ты ж сам этого хотел. — усмехнулся Гром, пристегнувшись. — Всё, Птенчик, я поехал. Быстрее закончу — быстрее вернусь. — Давай, ветра в крылья. — пожелал он в ответ, и Игорь улыбнулся такой забавной формулировке, которую явно никто не употреблял в своей речи, кроме мудрейших представителей врановых.

***

Дима осторожно протянул руку, чтобы коснуться звонка, и медленно выдохнул, мысленно считая до десяти — он всегда немного волновался, когда приходил в гости, и чувствовал себя то ли навязчивым, то ли лишним, но сейчас переживал особенно, только по иным причинам. Отсутствие Игоря ощутимо напрягало, и хотя реального повода для беспокойства не было, Дима точно предпочёл бы остаться наедине с Серёжей, а не с его альтер-эго, даже несмотря на то, что вполне хорошо общался с ним на расстоянии. Гром казался ему сдерживающим фактором, при котором Птица контролировал себя и свою агрессию, поэтому нельзя было предугадать, как он мог себя повести в его отсутствие. «Ладно, я ж не в клетку к тигру лезу, в самом деле!» — взял себя в руки Дубин, решительно нажав кнопку звонка, пока его не опередила мысль о том, что влезать в клетку к ворону, даже прирученному, тоже может быть крайне опасно и чревато последствиями. За дверью послышались ленивые мягкие шаги, щёлкнул замок, и в дверной проём выглянул Птица, чьи медно-рыжие волосы на контрасте с чёрной одеждой казались ослепительно пламенными. — Привет! — аккуратно протянул руку Дима, словно боясь обжечься, другой машинально поправил очки, и задал дурацкий вежливый вопрос, на который прекрасно знал ответ. — Игорь ещё не пришёл? — Привет. Пока нет, заходи. — пропустив его в дом, Птица мягко пожал руку в знак приветствия и удовлетворённо улыбнулся уголками губ, почувствовав повисшую в воздухе неловкость, от которой можно было вдоволь подпитаться энергией. — Чай? Кофе? — От кофе не откажусь. — кивнул Дима, разуваясь, и чуть помедлил, ещё не решаясь пройти. — Ты прости, я не купил ничего, со всех ног летел… Хочешь, в магазин за тортиком сбегаю? — Не нужно — у нас есть всякие мелочи к кофе, потом доставку закажем… — отмахнулся изящным «крылом» Птица и ушёл на кухню, кожей ощущая Димину излишнюю осторожность и дискомфорт, граничащий с иррациональным страхом. — Проходи, располагайся и выдохни уже, наконец — я не дикий и на тебя не наброшусь. — Ладно, выдыхаю! — заверил его Дубин и проводил взглядом, невольно засмотревшись на подчёркнуто строгий силуэт. Птица любил чёрный цвет куда больше других, но по своей натуре был ко всему крайне придирчив — благодаря ему, Игорь узнал что чёрный мог быть недостаточно тёмным, с фиолетовым подтоном, сероватым, выцветшим, зеленоватым, мутным, графитовым, антрацитовым, пепельным, и просто невнятным, поэтому такой суровый отбор выдерживали далеко не все вещи. Однако, те, что занимали почётное место в гардеробе Птицы, действительно отличались исключительным оттенком чёрного, и все они подчёркивали его стройную фигуру, добавляя образу драматизма и элегантности — Дима мог поклясться, что ещё никто не смотрелся так гармонично в, казалось бы, обычных чёрных узких джинсах и такого же цвета бадлоне с палантином на плечах. Птица действительно был похож на ворона — ассоциация читалась настолько явно, что даже незнакомый человек невольно провёл бы параллель. — Тебе с сахаром варить или без? — Птица повернулся к нему в профиль, ещё раз подтвердив сходство со своими пернатыми сородичами, и Дима кивнул в ответ. — Да, половину чайной ложки. Я сейчас руки помою и приду. — Угу-угу… — проворковал Птица, колдуя над кофе, и выглянул из кухни. — Хочешь, специй добавлю? — Хочу! — охотно согласился Дубин. — Как раз согреюсь, хотя у вас и без того очень тепло. — В первую очередь, благодаря твоему обогревателю. — Птица своеобразно попытался проявить дружелюбие и, проводив гостя заинтересованным взглядом, вернулся на кухню. В ванной Дима посмотрел в зеркало на своё уставшее лицо, пригладил светлые вихры, отметив, что уже давно пора было подстричься, и опустил взгляд на полку с уходовыми средствами, которая невольно вызвала у него улыбку. Слева стоял ультращадящий противовоспалительный гель для бритья в окружении разных баночек, склянок и тюбиков — арсенал человека, который активно борется с проблемной кожей. Чуть выше на зеркале была приклеена рекомендация дерматолога по применению каждого средства и яркая напоминалка, написанная аккуратным, почти машинным почерком Серёжи: «Птица! Не забывай, пожалуйста!». Судя по идеальной коже с едва заметными рубцами, про ежедневные процедуры он явно помнил — всё-таки, лицо Разумовского было его лицом тоже, хотя Дима не мог избавиться от ощущения, что дома у Игоря жили двое совершенно разных, но таких похожих людей. Справа на той же полке сиротливо стояла обычная пена для бритья, принадлежавшая Грому, и в контраст с ней, выделяясь благородным дорогим минимализмом, красовался лосьон от известного бренда — очевидно, Серёжин подарок, которым Игорь пользовался, но достаточно экономно. Среднюю часть полки занимал небольшой флакончик с маслом, источавший тяжёлый апельсиново-мускусный пряный аромат, даже будучи закрытым — Птица любил пользоваться им после душа, но навязчивый запах имел свойство въедаться в простыни, и Разумовский, просыпаясь, в шутку отмечал, что после Птицы кровать пахнет будуаром. Улыбаясь своим мыслям, Дима вымыл руки и вышел из ванной на куда более привлекательный аромат кофе с кардамоном. — Я мог переборщить со специями. Не понравится — сварю другой. — предупредил Птица, поставив перед ним кружку, и сел напротив, привычно опустив ногу на ногу. — Не думаю, что со специями вообще можно переборщить! — сделав глоток крепкого кофе, Дубин ощутил не только пряный густой запах кардамона и аниса, но и согревающий вкус имбиря. — Ответ верный. — довольно заулыбался Птица, отчего Дима оттаял, почувствовав, что ему всё же здесь были рады. Судя по изучающему взгляду, Птица прекрасно замечал градус его смятения, и от этого становилось немного неловко — Дубин сам не понимал, почему ему было страшновато находиться в одной комнате с Птицей, поэтому судорожно перебирал причины, но не мог найти ни одной подходящей наверняка. — А ты чего так меня боишься, м? Кажется, мы неплохо ладим. Или нет? — цитриновые глаза лукаво сощурились. — Да нет, всё хорошо, я просто… — Дима замешкался, вновь и вновь пытаясь объяснить свои эмоции хотя бы самому себе. — Я с Серёжей вживую виделся куда чаще, чем с тобой, поэтому непривычно. — Я лучше Сергея — это всё, что тебе нужно знать. — важно заявил Птица и повёл бровью, подперев голову рукой. — Забавно наблюдать за тем, как ты нервничаешь. «Немного непривычно» — это слишком мягко сказано. Неужели и правда думаешь, что находишься в потенциальной опасности? — Нет. — уверенно качнул головой Дубин. — Скорее… Просто странное чувство. Я когда Кляксу домой принёс, ощущал нечто подобное. — Не знаешь, чего от меня ожидать? — Птица почти не моргал, желая поймать избегающий взгляд Димы. — Уж прости… — мягко усмехнулся Дубин, немного виновато посмотрев на демонически прекрасного собеседника. — Прощаю. — хмыкнул Птица, пожав острыми плечами, будто ему было всё равно, хотя осторожность Димы откровенно льстила. — Но, думаешь, у меня нет повода опасаться тебя? — Конечно! — удивился гость, непонимающе моргнув. — А я помню, какая у тебя железная хватка. — Птица бросил на него резко сменившийся суровый ледяной взгляд исподлобья. — Я всё помню. У Игоря тяжёлые кулаки и точные удары, он бьёт с такой силой, что в глазах темнеет, а горло сжимает спазм при попытке вдохнуть. Твои удары не такие смелые, но ты ловкий и цепкий — скрутил меня лихо в тот день, даже пошевелиться невозможно было. Думал, руку сломаешь. — Птица потёр изящное запястье, заодно продемонстрировав браслет из чёрных бусин лавы с серебряной вороньей головой. — Ты же не считаешь, что я сейчас накинусь на тебя и примусь руки выкручивать? — Дима примирительно-мягко ему улыбнулся. — Но ты же ждёшь, что я выкину какой-нибудь фокус! — усмехнулся Птица, скрестив руки на груди. — Ага, кажется, я понял… — рассмеялся Дима, отметив, как Птица умело отзеркалил его эмоцию, и сделал ещё глоток кофе. — Устроим радикальное перемирие? Разрушим стену между нами раз и навсегда. — А давай. — согласился Птица, инициативно протянув руку. — Отлично! — Дима крепко пожал её, широко улыбнувшись. — Кстати, кофе улётный. — Рад, что нравится. — Птица пытался особо не пестрить эмоциями, но не мог, потому что очень любил получать похвалу в свой адрес. — Уважаю тех, кто любит поострее-погорячее. — Взаимно. — абсолютно серьёзно кивнул в ответ Дубин и взял печенье из корзинки. — Тебе Игорь передал пёрышко? — Да, спасибо! — привычный слегка высокомерный хитрый взгляд Птицы заметно смягчился. — Приятно, что ты не забыл о моей просьбе, хотя странно, что Клякса решила сменить оперение именно сейчас — не сезон ведь. — длинные пальцы крепче сжали края палантина, и Птица закутался в него сильнее, озябше дёрнув плечами, будто почувствовал на себе, каково терять перья в такую непогоду. — Доктор сказала, что линька может быть побочкой от лекарств. — пояснил Дима, грея руки о тёплую кружку, и услышал в ответ сочувственный тяжёлый вздох — Птица болезненно поморщился, невольно вспомнив действие лекарств, которыми накачивали Серёжу в больницах. — Но есть хорошие новости: крыло в порядке, вчера повязку сняли. — И как? Клякса уже пытается разлетаться? — поинтересовался он, отвлёкшись от неприятных воспоминаний. — Ну как пытается… — Дубин усмехнулся, обречённо покачав головой. — Я прикрутил по всей квартире жёрдочки-присады, чтоб можно было перелетать с одной на другую, но Клякса ещё не совсем понимает, что крылом можно пользоваться, как обычно, хотя на диван взлетает, да. Сегодня утром приземлилась мне на голову. Думаешь, откуда у меня царапины на лбу? — Без рулевого пера её будет заносить, а крыло нужно разрабатывать — тоже дело непростое. Не будет летать — заработает проблемы с лёгкими, и тогда опять придётся давать лекарства. — Птица не сводил с него пытливого внимательного взгляда, будто пытаясь всмотреться глубоко в душу, и, взяв задумчивую паузу, закончил свою мысль. — Но ты справишься. Хорошо, что сорока попала к тебе. — Мне зачтётся в птичьем Раю? — тепло улыбнулся Дима, почему-то уверенный в том, что такое место действительно существовало. — Есть легенда, что люди, помогающие пернатым, сами были ими в прошлой жизни. Не все птичьи души возносятся — некоторые слишком сильно любят этот мир, чтобы покинуть его навсегда, поэтому они остаются и ищут новые пристанища. — Птица потянулся, размяв изящные руки-крылья. — Смотрю на тебя — вылитый альбатрос! — Пфф, альбатрос! — Дима фыркнул, пытаясь примерить на себя образ благородной морской птицы. — Шутишь? Максимум чайка! — Шучу, конечно. — губы Птицы снова сложились в хитрую улыбку, по которой не было ясно, шутил он или нет, но у Димы складывалось стойкое впечатление, что подобные темы для него никогда не были поводом для насмешек. — А ты себя недооцениваешь. — Есть такое. — короткий кивок в знак согласия. — Зря. — нарциссический характер Птицы едва ли позволял ему понять все грани заниженной самооценки, но у него был колоссальный опыт борьбы с ней — Разумовский никогда уверенностью не блистал. — Например, рисуешь ты отлично. — Боюсь, мои преподаватели в художке считали иначе. — Дима тяжело вздохнул, будто этот факт до сих пор тяготил его сильнее, чем что-либо ещё. Птица всегда безошибочно находил самые больные места, но в этот раз он будто сам от себя этого не ожидал — янтарные глаза вдруг удивлённо расширились, вспыхнув пламенем, а меж бровей появилась хмурая складка. — Это не преподаватели, а идиоты, если они не видели в твоих рисунках красоту и точность линий. — Ох, Птиц… — Дубин почувствовал, как разговор постепенно растопил лёд между ними, и страх исчез, будто его не было вовсе. — У меня с рисованием напряжённые отношения: я люблю рисовать, но никогда не воспринимаю свои работы всерьёз, да и в голове топором застрял голос учителя, который утверждал, что это всё не более, чем баловство и марание бумаги. — А сам-то, наверное, был вторым Рафаэлем! — ядовито-иронично прошипел Птица, закатив глаза. — Он же мне и напророчил, что с такими пропорциями и грязными линиями можно только портреты преступников рисовать на уровне фоторобота. И вот я здесь! — грустно усмехнулся Дима. — Не то что бы я жалуюсь — совсем нет. Я на своём месте, работа мне по душе, с Игорем поладили, всё прекрасно, но в творчестве дальше примитивных скетчей никак зайти не получается. — Это потому, что серьёзной мотивации нет. — заметил Птица, пошуршав пакетом с орешками в поисках оставшегося миндаля. — Что если я закажу у тебя картину ко дню рождения, например? — Что? — Дима опешил, его лицо вытянулось, а очки медленно сползли на кончик носа. — Птиц, я же сто лет не практиковал ничего такого… — Не бесплатно, разумеется. — продолжил Птица, игнорируя любые оправдания. — О нет, перестань, ты меня обидишь, если деньги предложишь! — нахмурился Дубин, запротестовав. — Подарок должен быть подарком. — Вот это другой разговор — ты уже согласен. — тонкие губы Птицы растянулись в довольной улыбке. — Прекрасно. Тебе мотивация и практика, а мне — результат. Обмен достойный. Повторюсь, расходники я готов оплатить, хотя бы часть. Знаю, что накладно. — Брось! — покачал головой Дима, ещё хмурясь, но на самом деле, перспектива его обрадовала, и ясные голубые глаза засияли давно забытым вдохновением. — А… На какой формат ты рассчитываешь? — Идём. — Птица вспорхнул со своего места и уверенно прошагал в комнату. — Хочу, чтобы картина висела тут, но не во всё пространство, конечно же. Он махнул «крылом» на пустую стену, у которой стоял диван, и Дима кивнул, прикидывая размер будущей работы. — Ага, понял. — вдохновлённый взгляд стал ещё светлее. — Кстати, раму можно подобрать в цвет оконной рамы или мебели. — Согласен. — кивнул Птица, придирчиво осматривая стену. — Меня прямо бесит эта пустота! Вот тут доска Игоря с его рабочими идеями. — изящная рука балетным движением вытянулась влево. — Здесь — Серёжин рабочий уголок с напоминалками и всякими дурацкими фотографиями. — балетное движение повторилось, но уже вправо. — На кухне висит календарь. А это просто стена. Возмутительно. — А что, если эта стена отведена специально для тебя? — предположил Дубин, улыбнувшись. — Нет, она пустует ещё с тех пор, как от меня пытались избавиться. — Птица нахмурился, качнув головой. — Никто обо мне не думал. Невольно вложив в последнее предложение больше обиды и боли, чем следовало бы, он прикусил губу и выдохнул, считая до десяти. — Птиц… — ощутив, как сжалось сердце уже не от испуга, а в необъяснимом порыве сочувствия, Дима внимательно посмотрел на собеседника, который на мгновение вдруг перестал излучать уверенность и величие и стал похож на искалеченного нелюбовью ребёнка. — Не будет тут больше этой дурацкой пустой стены, слышишь? Повесим картину, и впечатление сразу станет другое! Птица кивнул, пытаясь не думать о том, как ему любезно предоставили место в доме, но одновременно всячески пытались вытеснить из сердца, мыслей, и вычеркнуть из памяти, будто его никогда не существовало вовсе. Прошлое имело свойство исчезать на фоне радостных событий настоящего, а потом наносить меткий, но подлый удар исподтишка — всегда неожиданно, резко и до слёз больно; впрочем, Птица осознал, что стал реагировать на самые травмирующие воспоминания не так остро, как раньше — стало быть, рана заживала, хоть и медленно. — Да, пожалуй. — улыбнулся он уголками губ, посмотрев на Диму. — Я бы хотел, чтобы здесь было небо. Летний закат. Сможешь? — Здорово! Смогу, конечно! — Дубин искренне улыбнулся ему в ответ. — А почему именно этот сюжет? — Чего можно ожидать от ворона, кроме неба? Разве что кладбищ. — усмехнулся Птица, закутавшись сильнее в кашемировый палантин. — Мой пик активности приходится на межсезонье, а в это время небо приблизительно одинаковое: тяжёлые свинцовые облака, тёмные безлунные ночи, и только изредка можно увидеть звёзды или розовеющие всполохи уходящего солнца. Говорят, летние закаты самые красивые, но своими глазами я их вряд ли увижу, так как летом нахожусь в глубокой спячке, поэтому хочу, чтобы на этой стене было как будто бы ещё одно окно, и тогда я смогу смотреть на летнее небо даже в самую унылую погоду. — Романтика! — Дима перевёл взгляд на стену, уже мысленно нарисовав на ней пылающий алый закат над озером. — Сублимация — не более. — не желая показаться милым, Птица приосанился и вернул себе былую строгость — Дима часто замечал, как довольная распушившаяся Клякса в одно мгновение становилась настороженно-собранной, готовой в любой момент то ли вспорхнуть, то ли напасть, и Птица вёл себя удивительно похожим образом. — Договорились, будем сублимировать нехватку летних красок в искусство! — трансформация была слишком заметна, но Дубин был рад получить откровение в ответ на своё, а перспектива вновь взять масло и начать им работать не пугала, а воодушевляла. — Договорились. Дима вернулся за почти остывшим остатком кофе и, смакуя последние глотки, с любопытством подошёл к Серёжиной небольшой пробковой доске, на которой были прикреплены записки и фотографии — в Разумовском удивительно уживался неуёмный интерес к передовым технологиям с трепетной любовью к тому, что, по мнению многих, давно отжило свой век. Фотографий на доске было заметно больше, чем заметок; некоторые из них были сделаны на полароид, некоторые — распечатаны, и каждая хранила в себе воспоминания, о которых Дима мог только догадываться. Единственное, что читалось явно — это то, как сильно Серёжа любил Игоря. Почти на каждом снимке присутствовала либо тень Грома, узнаваемая по фирменной кепке, либо его плечо, либо вид со спины и полупрофиль, либо крепко сплетённые пальцы и уже две тени, сливающиеся в одну в поцелуе на фоне ярко-жёлтой стены. Особо трогательная фотография с искренне улыбающимся Игорем и обнимающим его Серёжей висела ближе всего к рабочему месту, а рядом с ней… — Ого, ничего себе! — Дима не сдержал счастливой улыбки. — Тут мы! — Мы? — удивился Птица, подойдя ближе, и, присмотревшись, заметил то самое селфи, которое они так долго пытались сделать, чтобы все удачно попали в кадр, и особенно Клякса, удобно устроившаяся на рыжей макушке. — Ну надо же… Скользнув взглядом чуть выше, он увидел счастливого смеющегося себя на «живописной коряге», как её назвал Игорь, и сердце вдруг на секунду пропустило удар от нахлынувших ярких воспоминаний и мыслей о том, что Серёжа собрал у себя в уголке целый семейный фотоальбом, в котором фигурировал не только он с Игорем, но и Птица тоже. «Дурак ты, воронёнок! Был дураком и остался!» — мысленно выругался Птица, не понимая, как реагировать на такое проявление любви и принятия со стороны Разумовского. Двоякие ощущения стабильно преследовали Птицу в последнее время, и он терпеть не мог тот факт, что сначала полностью отрицал любовь, на самом деле, её желая, а когда получал, то снова начинал отрицать и всячески пытаться от неё избавиться. Совсем недавно он вскользь сообщил Игорю, что Серёжа любил его только в детстве — в мимолётном признании было столько горечи, обиды и гнева, что эти чувства заполняли его до краёв и доминировали при общении с Разумовским; а сейчас, глядя на прямое доказательство того, что он до сих пор был дорог Сергею, Птица хотел сделать всё, чтобы он начал его ненавидеть, как прежде. В чём заключался смысл этого порочного круга, Птица даже не догадывался, но лгать себе не привык: в этот раз ответные тёплые чувства, возникшие при первом впечатлении от увиденных фотографий, всё-таки пересилили жгучее раздражение. Где-то в глубине души он всегда хотел вернуться в Серёжино детство и снова рассказать ему о том, что темнота — это не страшно, а легенды о воронах — единственные правдивые. Ещё раз хотя бы на мгновение перенестись на годы назад, чтобы увидеть свой портрет, старательно нарисованный нетвёрдой детской рукой. Ещё раз обнять крыльями во сне, закрывая от кошмаров, отругать за глупость, помириться, крепко держать угасающую от болезни жизнь, услышать отчаянную просьбу не уходить никогда, дать обещание и выполнять его день за днём. Дети всегда любят легко и искренне. Детей всегда легко и искренне любить. Птица любил маленького Серёжу, покорного и наивного, а вернуть доверие ко взрослому после всего, что произошло между ними, было непросто, хотя, если отбросить гордость и закрыть глаза на свои принципы, он очень этого хотел. «Ладно. Я же принял решение простить», — вздохнул Птица, тщательно взвешивая все доводы и пока ещё испытывая мучительный стыд за то, что стал мягче и покорнее по отношению ко всем и всему. Он не определился, куда отнести эти перемены: к прогрессу или деградации, но точно знал, что обратного пути у него не было. — У Кляксы так и осталась привычка сидеть на голове. — улыбнулся Дима, разглядывая фотографию. — Если беру её на руки, она перелетает на плечо, а потом пытается залезть ещё выше. — Она уже не против рук? — Птица был рад включиться в разговор, который помогал ему отвлечься от воспоминаний и мыслей, накатывающих беспощадными штормовыми волнами. — По настроению. Она то лезет на руки, то ей хочется свободы, и поэтому строит из себя недотрогу. Обычно приходит, когда я за ноутом работаю или играю, садится рядом и пытается клюнуть пальцы, но не сильно, а чтобы привлечь внимание. Ждёт, когда я ей шейку почешу и угощу чем-нибудь, потом начинает дремать рядышком… — на мгновение Дима замолчал, задумавшись, и с непонимающе-вопросительным испугом посмотрел на Птицу. — Постой, я что, совсем её приручил? — Ну… — Птица неопределённо повёл рукой и пожал плечами, хмыкнув. — Если б ей категорически не нравилось твоё общество, она бы осталась дикой сорокой, разрушающей всё на своём пути. Видимо, вам удалось найти общий язык, и это должно облегчить жизнь вам обоим. — Так и есть. Я её даже закрывать в клетке перестал, представляешь? Только на ночь, чтоб не будила. — Дима просиял. — У нас появилось что-то вроде взаимного доверия. — И ты всё ещё готов её отпустить? — хитрые янтарные глаза лукаво сощурились. — Нет, не готов. — честно признался Дубин, усмехнувшись. — Если она улетит, это разобьёт мне сердце, но я всё равно её отпущу, потому что… — он задумался, но не смог подобрать подходящих слов, — Так нужно. Птица молча смотрел в окно, скрестив руки на груди, и едва заметно улыбался своим мыслям. — Повторюсь: хорошо, что сорока попала к тебе. — Может и хорошо. Может, Клякса действительно вытянула счастливый билет… Только мне совсем тошно — я совершенно не умею прощаться. — Дима присел в Серёжино кресло у рабочего стола, обречённо вздохнув, и искорки счастья в его ясных глазах потускнели. — Стараюсь не думать об этом моменте, но всё равно так или иначе думаю. Ты говорил, что Клякса сама должна выбрать, но я не представляю, чтобы существо с крыльями не сделало выбор в пользу неба. — Да, ты прав. — подтвердил Птица, оторвав взгляд от гипнотизирующей мороси за окном. — Именно поэтому офис Сергея находится так высоко, по этой же причине я люблю смотреть в окно и прошу тебя нарисовать картину с закатом. Я выбираю небо, но дом и человека, с которым у меня сложилось доверие, я выбираю тоже. Птицы — существа наглые и жадные, думаю, ты уже успел это заметить. — он усмехнулся и присел на подоконник, опустив ногу на ногу. — Если нам что-то предлагают, мы не выбираем. Мы, так или иначе, берём всё, и на меньшее не согласны. — Это звучит очень ободряюще и пугающе одновременно. — отходчивость Димы была приятной чертой его характера, поэтому печаль снова его покинула, и он воспрянул духом, выпрямившись в кресле. — Птиц, ты только не смейся, но… То, как ты говоришь о птицах, как ведёшь себя, как Клякса тебя тогда послушалась… Это магия какая-то. Ты будто древний дух. — У Сергея в карточке написан другой диагноз, хотя… Всё может быть. Кто знает. — Птица загадочно улыбнулся и кокетливо повёл угловатыми плечами, показывая, что сравнение пришлось ему по душе. — Помню, я сто лет назад «Битву экстрасенсов» смотрел, — Дубин улыбнулся, удобнее устроившись в кресле, — Хотелось пощекотать нервы, даже условно зная, что там всё подставное… Так вот, был один жуткий сюжет про духа-подселенца, который жил в девушке и в полнолуние выходил на связь с миром. Его потом типа выгнали молитвами и отчитками… Птица задорно рассмеялся в голос, не выдержав концентрации бреда: — Если ты намекаешь, что на меня это тоже может подействовать, то разочарую — я люблю запах ладана. — Да не, я ж не про то, что тебя выгнать надо! — заразительный смех Птицы передавался Диме, и он потёр скулы, которые начали болеть от широкой улыбки. — Тьфу ты, Птиц… Я про то, что ты тоже весь какой-то сверхъестественный. — А слово не воробей, как говорится… — заметил Птица. — Хочешь ещё кофе, кстати? Может, уже и доставку закажем — чего ждать? — Давай! — Дубин оживился и совсем почувствовал себя как дома. — Чур еда с меня. Оказывается, общение с Птицей хоть и не ощущалось таким же добродушно-тёплым, как с Серёжей, но было вполне комфортным и интересным — Диму не покидало чувство, что он действительно общался с вороном в человеческом обличье, и, к его удивлению, это явление казалось вполне нормальным, будто все птицы так могут. — Хорошо, я пока займусь кофе. — Птица грациозно поднялся с места и в несколько шагов перепорхнул на кухню. Лёгкий кашемировый платок чуть взлетел над руками, словно настоящие крылья, и завороженный Дима проводил его внимательным взглядом, словно боясь пропустить полное превращение человека в ворона. — Ты что будешь? — спросил он Птицу, открыв приложение, и вернулся на кухню следом. — На твой вкус, поострее и побольше. — точёные чёрные плечи снова выразили неопределённость. — Думаю, мы тут надолго. — Да, сейчас ещё Игорь придёт и будет ворчать, что мы нифига не начали делать… — Дубин виновато закусил губу, внимательно листая меню. — В смысле? — поставив турку на огонь, Птица возмущённо обернулся. — Мы его от голодной смерти спасаем, между прочим. И потом, даже если начнём что-то делать, он всё равно будет перепроверять. Дождёмся и тогда приступим — зачем нам дважды заниматься одним и тем же? — Ну да, ты прав. — одобрительно кивнул Дима, очистив совесть, и продолжил изучать меню. — Пицца, суши или шава? — Я же сказал — на твой вкус. Я всеядный, это Сергей обычно ковыряется… — хмыкнул Птица, улыбнувшись, и добавил в кофе немного корицы с кардамоном, звёздочку аниса, пару горошин красного перца и треть чайной ложки сухого имбиря. — Понял. Тогда беру две острые пиццы, три шавы, картошку… — начал перечислять Дубин. — В принципе, потом можем ещё чего-нибудь дозаказать. Гуляем на все! — Отлично. — мурлыкнул Птица, наблюдая за медитативно поднимающейся шапочкой кофе, как вдруг его покой нарушил звонок в дверь и последующий за ним бодрый стук. Когда Игорь навещал Серёжу в лечебницах, то учил азбуке Морзе, чтобы занять его голову и отвлечь от больничной рутины. Время шло, а точки, тире и забавные напевки так и остались в их жизни: Серёжа временами стучал по столу заученное до автоматизма «хочу кофе», а Гром каждый раз выстукивал «ку-ку» по двери, когда возвращался домой без ключей. В этот раз «ку-ку» превратилось в «кар-кар», и Птица, открыв дверь, широко ему заулыбался. — Кар-кар, значит? — хитро сощурился он, тут же оказавшись в крепких прохладных после уличной сырости объятиях. — Услышал, надо же! — довольный Игорь мягко чмокнул его в губы, погладив по изящной спине. — Привет, Птенец! — Привет! — влюблённые янтарные глаза сияли мягким ровным светом, лучась искренним счастьем, и затягивали в свой прекрасный медовый омут, в котором хотелось раствориться, забыв обо всех делах и обязанностях. — Мы тебя заждались. — Привет! — из кухни вышел Дима и пожал Игорю руку, улыбнувшись, а затем обратился к Птице. — Если что, кофе не убежал. — Смотрю, у вас тут делами даже не пахнет. — сделал вывод Гром с наигранной строгостью, как у Прокопенко, и, повесив куртку на крючок, принялся стягивать промокшие ботинки. — Ноут хотя бы включили для приличия! — Зато пахнет кофе. — Птица скрестил руки на груди и опёрся плечом о стену, наблюдая. — Да и о каких приличиях ты говоришь? — Мы решили тебя подождать. — объяснил Дима, решив благородно принять удар на себя. — Ты попросил начать отсматривать материалы, но не уточнил, как ввести Птицу в курс дела. Я имею в виду… — Дубин поправил очки, собираясь с мыслями. — Мы будем делиться версиями или стоит дать Птице самому подумать, а потом сравнить, насколько наши догадки сходятся? — Дело говоришь. — одобрительно кивнул Игорь, сняв мокрые носки, и прошёл босыми ногами в ванную, чтоб переодеться в сухое. — Второй вариант мне нравится больше. — Птица взглянул на Диму, кивнув. — Так будет честнее: я не стану отвлекаться на ваши выводы и подгонять под них свои. — Я тоже так считаю! — отозвался из ванны Игорь и вышел уже в домашних штанах, попутно надевая футболку. — Обсудим, что нам известно, отсмотрим фотографии, и на сегодня хватит. — Признайся, ты и не надеялся, что мы без тебя начнём вершить что-то великое. — промурлыкал Птица, пройдя мимо Игоря мягкой поступью по направлению к кухне, и почувствовал на себе желанный собственнический взгляд. Гром поймал себя на мысли, что редко видел Птицу настолько одетым, и в максимально закрытых чёрных вещах он выглядел не менее соблазнительным, чем в полураспахнутом халате на голое тело. — На великое не надеялся, но на Димину исполнительность — вполне. — усмехнулся Игорь мельком посмотрев на Дубина, но Птица тут же заступился: — Так он и предлагал — это я отказался. — он перелил кофе в кружку и вручил её Диме. — Не так уж много времени прошло, ты вернулся быстро. — Птица перевёл взгляд на Игоря, всё ещё чувствуя, как внимательно он рассматривал его изящный силуэт. — Будешь кофе? — Не, я малину. — Гром открыл холодильник, достал банку с вареньем и на мгновение задумался, окинув обречённым взглядом пустые полки. — А перекусить у нас ничего нет? — Доставка будет через полчаса. — сообщил Дима, тут же снискав особое уважение Игоря. — Всё-таки мы не теряли времени даром. — язвительно заметил Птица, но, встретившись взглядом с Громом, хитро заулыбался в ответ на его улыбку. — Да ладно вам, накинулись, как коршуны! — Игорь рассмеялся, покачав головой, и поставил чайник. — Спасибо за заботу, правда. — Коршуны, между прочим, одни из наиболее безобидных хищников среди им подобных. — хмыкнул Птица, тщательно отмывая турку от следов кофе. — А за обед Диме спасибо — мы за его счёт гуляем. — Дим, спасибо! — улыбнулся ему Игорь, получив в ответ такую же довольную улыбку. — Всегда пожалуйста! Работать на голодный желудок вообще не тема. — Дима сел за стол и, взяв лимонную вафлю, отпил немного кофе. — Кстати, Прокопенко ведь в курсе, что мы сегодня тут? Тебе ж за опоздание прилетело… — В курсе, не парься. — отмахнулся Гром. — Я в подробности вдаваться не стал, но предупредил, что сегодня-завтра в отделении не появимся. — А он что? — с опаской спросил Дима, жуя вафлю. — Ничего! — ответил Игорь таким тоном, будто это было очевидно. — Дим, мы и так каждый раз большую половину дня шаримся непонятно где. — Ну да, ты прав… — Дубин снова задумчиво отхлебнул кофе. — Наверное, тут просто слишком уютно, и поэтому создаётся впечатление, будто мы прогуливаем работу, как пары в академии. — Я ж говорю — обстановка вообще не рабочая! — усмехнулся Игорь, выключив засвистевший чайник, и сел напротив, помешивая варенье в кружке. — А что нужно сделать, чтоб обстановка стала рабочей? — Птица тоже сел за стол и притянул к себе пакет орехов, с загадочной ироничной полуулыбкой посмотрев на Грома. — Выпить водянистый кофе из кофеварки и потаскаться по мерзкой погоде в поисках приключений? Дима фыркнул и рассмеялся вместе с Игорем, кивая: — Твоё представление о рабочей обстановке удивительно близко к реальности! Кстати о погоде… — Дубин встал и стянул с себя толстовку, оставшись в футболке. — У вас тут как на юге. — Достаточно тепло, да. — удовлетворённо отметил Птица, закутанный в кашемир, и перевёл взгляд на Игоря, который продолжал смотреть на него с таким нескрываемым любопытством, будто видел впервые. — Что-то не так? — Думаю, как тебе не жарко в шерстяном бадлоне и платке этом. — улыбнулся он уголком губ и опустил свою горячую ладонь на чуть прохладную руку Птицы, отчего тот вспыхнул до кончиков ушей — тепло родного тела ощущалось невыразимой эйфорией, от которой хотелось петь, поэтому Птица промурлыкал что-то мелодичное и тактично отнял свою ладонь. — Ну-у… — не менее мелодично протянул он, пытаясь вернуть самообладание и не думать о горячих руках Грома. — Для меня это нормальная температура, в отличие от той, что за окном. — Там сегодня особо мерзко, не поспоришь… — Игорь сделал глоток малинового чая. — Прошёл через двор от машины до парадной и всё равно умудрился ноги промочить. Но я не зря задержался, кстати — доехал до Стольникова. — Принёс что-то? — Дима заинтересованно наклонился вперёд. — Да. Запись разговора и кое-какие сведения. — отклонившись на спинку стула, Гром скрестил руки на груди, задумавшись. — Надо сначала рассказать всё Птенцу, иначе начну вдаваться в детали, которые будут ясны не всем. — Я весь внимание. — Птица подпёр рукой подбородок, внимательно глядя то на Игоря, то на Диму. — Пойдёмте в комнату, что ли? — предложил Гром. — Надо расположиться удобнее. — Давайте. — вспорхнув со своего места, Птица в несколько лёгких шагов подошёл к столу Серёжи и, по-хозяйски опустившись в его кресло, включил компьютер и раздвинул эргономичный складной стол в длину. — Ух ты, он раскладывается? — Дима с любопытством инженера посмотрел на конструкцию и сел рядом, притащив стул из кухни. — С первого взгляда не скажешь. — Ага. — Игорь сел напротив, положив на стол папку. — Серёжа хотел сделать полноценное рабочее место дома, но при этом не занять много пространства. — Крутая мысль, и реализовано здорово. — с одобрением кивнул Дубин и, достав свой блокнот из рюкзака, посмотрел на Игоря. — Ну что, ты начнёшь? — Начну. — немного помедлил Гром и поднял взгляд на Птицу, который загипнотизировано смотрел на документы, будто те могли исчезнуть, если он вдруг решит моргнуть. Решительно открыв папку, Игорь начал по очереди выкладывать фотографии, чувствуя, как пытливый взгляд Птицы плавно переместился на него. — А у вас тоже была папка, когда вы на меня охотились? — с любопытством спросил он, хитро сощурившись. — Тоже собирали про меня информацию, да? — Конечно! — кивнул Игорь, продолжая увлечённо располагать фотографии на столе в определённом порядке. — А мой портрет тоже там был? — цитриновые глаза уставились на сидевшего рядом Диму. — Ну… — Дубин растерялся под пристальным взглядом и машинально поправил очки. — Чумного Доктора рисовал, да. Маску с клювом. Костюм, короче. — Чудесно. — довольно проворковал Птица, снова посмотрев на Игоря. — И ты тоже так трепетно всюду таскал с собой моё дело? — Таскал, Птенец, таскал… — усмехнулся Гром, оторвав взгляд от стола, и с любовью и лёгкой укоризной посмотрел на Птицу. — Охота на тебя не давала нам покоя много дней и ночей, уж поверь. — Ну надо же, как романтично! — сделал вывод Птица, по ироничной полуулыбке которого нельзя было сказать точно, какой процент сарказма содержала в себе эта фраза, но Игорь чувствовал, что за усмешкой и едкой интонацией скрывалась правда — Птица действительно считал всё это романтичным, ведь из-за него Гром не спал ночами, думал о нём, искал и, в конце концов, нашёл. Несколько месяцев назад Птица рассудил бы эту ситуацию совершенно иначе, но что было, то прошло. — Не вздумай повторять такую романтику, слышишь? — серьёзно нахмурился Игорь, но Птица точно знал, что Гром был в нём уверен, а его слова являлись лишь напоминанием о том, что любовь не нужно завоёвывать подобными поступками. — Я и не собирался! — чёрные плечи почёркнуто гротескно поднялись и опустились, но в изящной позе Птицы и его обжигающих взглядах читалось неприкрытое кокетство, которое Гром решил немного погасить, начав рассказывать о работе. — Теперь слушай внимательно… — он протянул ему первую фотографию. — Дано: Андрей Петрович Стольников, владелец ювелирного салона. А это… — рядом легла вторая фотография с побитой витриной, — то, что с его салоном стало. — Угу. — кивнул Птица, не сводя взгляда с двух фото. — Ущерб, полагаю, сказочный? — О да! — усмехнулся Дима, тоже глядя на имеющиеся данные. — Любопытно то, что вынесли всё с витрины, а в самом магазине ничего не тронули. Охранника ранили, но не убили. — Самые лакомые кусочки на витрину не выставляют, значит, преступник был либо не избирателен и не желал найти ничего конкретного, либо понимал, что витрина и так одарит его несметным богатством. Цели убивать тоже не было, поэтому охранника он нежно отстранил от обязанностей, как смог. Если б хотел, то грохнул или добил бы контрольным выстрелом — дело нехитрое. Очень показательно всё побито, хотя явно не было никакого смысла крушить всю витрину — это потеря времени и сил. Смотрится, как нарочито грязная работа. Погром ради погрома, достаточно безобидный. Безобиднее, чем мог быть. — сделал вывод Птица и посмотрел на Игоря, который удовлетворённо улыбнулся и поставил в своём блокноте галочку. — На записи с камер видно, что налёт совершила группа людей. Четверо действительно тупо колотили витрину. — добавил он и заметил, как Птица воодушевился. — Красиво мыслишь. Согласен, что элемент показухи определённо был. — И я согласен. — Дубин сделал пометку у себя. — Помнишь, Игорь, когда осматривали магазин, мы нашли заднюю дверь? Если б преступнику было нужно тихонько что-то взять, он бы скорее воспользовался ей, а не устраивал карнавал. Да, она тоже на сигнализации, но так было бы тише. — А преступнику нужно было громко. — усмехнулся Птица, отложив фотографии. — Зачем? — Игорь внимательно смотрел на него, едва дыша — удивительно было наблюдать, как они оба вдруг оказались в своей стихии и не по разные стороны баррикад. — Он хотел, чтобы его услышали. Заметили. Это послание, истерика, крик — называй, как угодно. — Птица звучал уверенно, но в его взгляде вдруг мелькнуло что-то неуловимо-ностальгичное, почти болезненное, словно он сам однажды испытал похожее чувство. — Вопрос только, для кого был этот манифест… — изящные пальцы снова взяли фотографию Андрея Петровича. — Стольников, Стольников… Не помню его. Видимо, гражданин порядочный, хоть и, очевидно, весьма состоятельный. — То есть, в твоём списке он не фигурировал. — сделал вывод Дима, внимательно глядя на Птицу. — Нет. — он качнул головой в ответ и отклонился в кресле, задумчиво кусая и без того припухшую от поцелуев губу. — В моём списке находились те, кто наживались нечестным способом или имели наглость занимать высокий пост и при этом заниматься вредительством. Список был внушительным, но Стольникова там точно не было. — Его досье и правда чистое. — Игорь протянул ему личное дело, и Птица начал внимательно его изучать. — Но я не верю, что в этом бизнесе можно играть по-честному. — Это и впрямь сложно, но можно попытаться. — изящные чёрные плечи снова встрепенулись. — Особенно, если бизнес передаётся из поколения в поколение. Здесь как раз указано, что лавка досталась Стольникову от деда. — Так и есть. — подтвердил Дима. — Ювелирка и антиквариат — это их семейное дело. — Угу… — задумался Птица, изучая страницу с семейным положением. — Семья… Жена, дочь, два сына. Надо же… А есть фото? — Есть. — Игорь протянул ему стопку фотографий, и Птица разложил их перед собой, глядя то ли с завистью, то ли с подчёркнутым равнодушием: его губы сжались в тонкую нить, а в глазах застыл лёд. — Мама, папа, я — счастливая семья… — вдруг вспомнил он детскую присказку, ядовито усмехнувшись, но вовремя погасил нахлынувшую ярость и обиду за трудное Серёжино детство, в котором он готов был винить абсолютно все семьи в мире. Гром не сводил с него глаз, подмечая внутреннюю борьбу, и готов был в любой момент свернуть то, что сам же и начал, но Птица, несмотря на триггеры, справлялся с собой удивительно хорошо, чем Игорь не мог не гордиться. — Заметили, что у детей фамильный нос? — Птица ухмыльнулся уголком губ. — Слегка курносый с горбинкой. — Да, действительно так… — кивнул Гром, поставив ещё одну галочку в блокноте и дописав что-то рядом. — Пока всё идёт к тому, что ты, Птенец, подтвердишь нашу рабочую версию. — Какой я молодец! — похвалил себя Птица, заулыбавшись шире, и продолжил изучать фото — люди его явно интересовали сильнее прочих деталей. — Дочка очень похожа на отца. — отметил он, взяв фотографию улыбчивой круглолицей девочки со светло-русыми волосами, и переложил её к Стольникову. — А близнецы — на мать. — фотография двух долговязых темноволосых парней легла к его жене. — Теперь смотри… — поверх фотографии братьев опустилось фото с места их убийства, и Птица поменялся в лице, присвистнув. Заключение судмедэксперта и подробные кадры с места преступления действительно смогли его удивить. — Искусство. Дорогое искусство, куда дороже, чем что-либо ещё. — он высоко оценил точность выстрелов. — Это был наёмник, которого преступник купил, продав награбленное и, вероятно, приложив накопленное. Мы его задержали на дороге в Кронштадт, куда он ехал, чтобы, по его словам, покончить с Ингой Стольниковой — ему заплатили за три убийства, а в случае неудачи был договор о теракте, что он и хотел устроить, когда пытался увести за собой полицию. Кроме того, под следствием он признался, что указания получал от одного человека, но решение принимали разные. — Игорь внимательно слушал Птицу и добавлял новые детали, которые они с Димой добыли через долгие допросы с полиграфом. — Вообще, случилась странная заварушка. — вернулся к началу Дима. — Стольникову позвонил некий клиент, желавший купить редкий жёлтый сапфир, при этом он был неплатёжеспособен и без специальной справки. Чтобы это исправить, клиент грабанул витрину, но на тот момент камень уже ушёл с молотка. Он стал требовать свой сапфир, Стольников отказывался, потому что отменить покупку было невозможно, потом посыпались угрозы, и сыновей убили… — Но вы же понимаете, что дело совсем не в камне? — перебил Птица, глядя то на него, то на Игоря. — Да! — хором ответили они. — Правда, поначалу мы действительно на нём хорошо зациклились — Клиент постарался увести след. — усмехнулся Гром, показав геммологическую экспертизу. — Но потом мы напрягли Серёжу, попытали его насчёт аукционов и выяснили, что аннулировать выигрыш нельзя, а достать купленный камень практически невозможно. В наших планах было даже попытаться поймать преступника на живца и посетить аукцион, где выставили бы похожий лот, но провернуть такой трюк оказалось слишком сложно, поэтому эта идея пока лежит в резервных. — А ещё я хорошенько покопался на разных сайтах и выяснил, что жёлтые сапфиры действительно редкие, но их вполне реально найти чуть ли не на каждом втором престижном аукционе. — заметил Дима, продемонстрировав распечатку. — Поэтому мы решили, что суть конфликта действительно не в камне. — Ваш преступник специально начал охоту за вещью, на которую заведомо был бы спрос, которая б наверняка быстро ушла с молотка, и которую нельзя вернуть — идеальный набор, чтобы начать манипулировать продавцом, который, якобы, его не дождался. — в глазах Птицы сверкали огоньки азарта. — Клиент далеко не дурак, он очень хорошо знает всю процедуру торговли драгоценностями. К чёрту камень — ему нужен был веский повод заявить о себе, чтобы начать избавляться от семьи. — Что такого мог сделать Стольников, по твоему мнению, чтобы кто-то решил мстить ему таким образом? — спросил Дима, следя за умозаключениями Птицы и нервно ковыряя ластик на кончике карандаша. — У него же чистый бизнес, дорогу никому не переходил, это не разборки между конкурентами, не нападки тех, кто крышует территорию — мы всё проверили. — Значит, личное. — Птица постучал пальцами по столу и вновь взглянул на Игоря, который только слушал, улыбался и ставил галочки в блокноте. — Ну что, товарищ майор, мы всё ещё смотрим в одну сторону? — В одну. — подтвердил Игорь. — Конечно, мы не оставляем версию о конкурентах полностью, но на данный момент она точно проседает. — Я делал ставку на то, что у Стольникова была влиятельная ревнивая любовница. — усмехнулся Дима. — Может, ждала обещанного развода, как это часто бывает, а потом в порыве гнева убила двух детей и надеялась покончить с женой. Только вот Стольников — примерный семьянин, жену свою любит, души не чает в детях. Не вяжется, что он на сторону ходил. — Нет, это точно не женщина. — уверено ответил Птица, покачав головой. — Любовница могла бы мстить лично ему, могла бы угрожать жене или вовсе её устранить, но она не стала бы в первую очередь убивать детей. Даже если допустить, что её целью было убить детей в том числе, то почему она остановилась на двух? В этом нет никакого смысла. Тогда уж легче было заплатить киллеру либо за всех, либо только за одну Ингу. — Я тебе сказал то же самое, если помнишь. — усмехнулся Гром, мельком посмотрев на Дубина, и снова перевёл взгляд на Птицу. — Ну что, Птенец, это более-менее всё, что имеем. Каков твой предварительный вердикт? — Предположу, что у Стольникова есть ребёнок на стороне, который очень хочет внимания. — Птица взял портрет мальчика-барыги, печально усмехнувшись, будто в какой-то степени мог понять его поступки. — Быть может, Стольников даже не подозревает о его существовании — интрижка давно минувших дней. Дим, дорисуй семейную горбинку на носу. — Бинго! — Игорь с восхищением смотрел на Птицу, удовлетворённо улыбаясь, и Птица заулыбался ему в ответ, гордо приосанившись. — Это было красиво. — Благодарю, благодарю… Красиво и вот это всё. — Птица обвёл рукой разложенные на столе документы, справки и фотографии. — Имея все данные, составить общую картину не так сложно. — Объясните мне, почему это сделал ребёнок? — Дима ещё раз окинул взглядом фотографии, дорисовав красивому юноше небольшую горбинку на переносице. — Я интуитивно понимаю, но что именно на это указывает? И… Какой смысл мстить отцу так? Опять же, если дело в отце, то почему он не стал убивать его? Почему мы считаем, что Клиент — сын Стольникова, а не какой-нибудь безумный поклонник? — сыпал вопросами Дубин, сосредоточенно делая заметки в блокноте. — Ты даже не представляешь на что способны брошенные дети, и что творится в их головах. А я представляю. — усмехнулся Птица, сняв часы с запястья, и поставил их заряжаться, подключив к ноутбуку. — Во-первых, показушно побитая витрина — это психологически чёткий знак, желание быть услышанным и замеченным. Продуманные преступники, совершающие грабёж ради наживы, так не поступают и конкурентов устраняют совсем иначе — сам же сказал. Но даже если закрыть глаза на эту деталь, есть куда более читаемые вещи… — У преступника всегда есть мотив или высшая цель. Если мы считаем, что Клиент — это подражатель или поклонник, ему должно быть плевать на семью. — принялся объяснять Игорь. — Такие люди одержимы предметом своей мании, и если бы наш преступник оказался фанатиком, то он объявил бы охоту не только на вещи, но и на самого Стольникова. У нас же абсолютно иной случай. Принимай во внимание порядок убийств — это всегда важно. — Игорь показал на фотографию тел близнецов. — Клиенту явно был нужен повод для разборки с семьёй, но был и выбор, с кого начать. Он выбрал троих и начал со старших сыновей, которым, вероятно, приблизительно является ровесником. Следующей жертвой должна была стать жена отца. Чувствуешь логику? — Лица того же пола, возраста, ещё и похожие на жену отца, которая не является ему матерью — одни сплошные триггеры. — Птица опустил ногу на ногу, удобнее устроившись в кресле. — Похоже, Клиент хочет воплотить мечту стать той семьёй, которой им не случилось быть. Стольников ему необходим для осуществления этой цели, и его он не тронет, а вот эти люди в концепт счастливой жизни явно не вписывались. — Ага! — оживился Дима, заинтересованно наклонившись над столом. — Инга Стольникова — просто раздражающий элемент и не является конкурентом, а близнецы — вполне, ведь в сознании Клиента он наверняка должен быть единственным любимым сыном; поэтому сначала он убрал тех, кто не должен был оказаться на его месте. Хорошо, допустим! — Девочка очень похожа на Стольникова, и её он вряд ли тронет — сойдёт за сестру. — добавил Птица, ещё раз сопоставив две фотографии. — Не даю гарантию, конечно, но вполне вероятно, что именно поэтому он её не заказал. — Хорошая мысль. — согласился Игорь. — Можно предположить, что если Клиент — это мальчик-барыга, то он знал об отце достаточно давно — быть может, со слов матери, либо навёл справки сам — и пытался ему подражать, отсюда его осведомлённость в ювелирных тонкостях, да и, со слов задержанных, барыга из него вышел отличный — поднялся там, где мог. Вчера мы допрашивали жуликов, так они рассказали парочку годных деталей. — Так… — Дубин задумался и снял очки. — Помню, что один сказал о том, что парень фальшивки различает с первого взгляда, покупает вещи эксклюзивные, а свой товар продаёт дорого. Штучки из лавки Стольникова загонял по безумным ценам, мотивируя тем, что от лучшего ювелира. Покупатели расхватали, не торгуясь, потому что Стольникова знали, но никто не решался грабить, а тут столько счастья привалило… — От лучшего ювелира! — подчеркнул Игорь. — Это не для красного словца. Жулики утверждали, что он не пытался продать товар, завлекая, как на рынке. Барыга не понимал шуток, был предельно серьёзен, и если кто-то пытался поставить под сомнение профессионализм Стольникова, он собирался и уходил, то ли разозлившись, то ли оскорбившись. Все отмечали общую заторможенность, безэмоциональность, нелюдимость, «блаженность», и отсутствие каких-либо реакций на подначивания, поэтому, если критика Стольникова вызвала в нём эмоцию, это о чём-то говорит. — Почему мы вцепились именно в этого парня? — Дима посмотрел на портрет. — Может, он просто выполняет чьи-то указания, а мы на него всех собак спустили? — Вполне может быть. — вздохнул Игорь, покачав головой. — В том-то и дело, что версия хорошая, но всё вилами по воде писано, и мы делаем выводы, опираясь только на порядок убийств, на описание внешности и поведения со слов Игната и задержанных, и на те мелочи, что нашли сами. Ну и на новую информацию от Стольникова. Слишком много додумано, слишком мало доказательств. Это плохо, но версию действительно стоит проверить. По описанию барыга слишком уж похож на Стольникова, и если это действительно его сын, то у него есть мотивация, и поступки обретают смысл. — Заторможенность, нелюдимость, безэмоциональность, непонимание иронии, узкий круг интересов… Пока звучит как относительно безобидная аутическая психопатия, явно осложнённая чем-то ещё. — задумчиво произнёс Птица, глядя в одну точку. — Психическое расстройство должно делать его поведение предсказуемым. — Да, но, опять же, мы застряли на уровне догадок и предположений. — Игорь открыл новый лист в блокноте. — Стольников сообщил, что телефонный звонок повторился, только в этот раз он был умнее, записал всё на диктофон и передал. Пока не знаю, считать это за предсказуемое поведение или нет. — Ладно, у нас есть хорошая версия. — Дима всегда отличался позитивным мышлением. — Всё действительно выглядит складно, а пока будем проверять, найдём новые детали, которые либо докажут, либо опровергнут то, что мы накрутили. — Скорее, докажут. — уверенно ответил Птица, изучая опись пропавших украшений. — Красивые штучки делает этот ваш ювелир… Весьма талантливо. — Его работы даже в музеях выставляются! — с уважением кивнул Дима. — Очень талантливый. Золотые руки во всех смыслах. — Знаете, что мне во всём этом не нравится? — Игорь встал, посмотрев на стол сверху, и потянулся, размяв затёкшие плечи. — То, что доставка опаздывает? — усмехнулся Птица. — И это тоже! — Гром фыркнул смешок и провёл ладонью по лицу, почувствовав, как рабочее настроение снова начало испаряться. — Факт! — Дубин взглянул на часы. — Ну и ладно, будет нам купон на бесплатную пиццу. — А, ну тогда пусть опаздывает! — заулыбался Игорь, присев обратно. — Если серьёзно, я чётко помню слова Игната… — Кто такой Игнат? — насторожился Птица, подозрительно сощурившись. — Да это кореш мой, друг детства, не нагнетай! — сразу же предупредил его Гром. — Так вот, он постоянно охреневает с того, что парень таскает с собой рюкзак золота и денег и его никто даже пальцем не трогает. Если барыга — это действительно сын Стольникова, и с его лёгкой руки всё это происходит, он невероятно рискует, выходя в свет просто так. — Но ему нужно, чтоб его заметили. — продолжал настаивать Птица. — Чтоб его заметили мы и взяли под белы рученьки? — усмехнулся Гром. — Чтобы заметили жулики, зажали в углу и сняли рюкзак с богатством уже с трупа? — Однако, вы его пока не взяли, и он наверняка продолжает ходить по самым злачным местам с полной сумкой золота. — Птица вновь взял портрет. — Бесит. — хмыкнул Игорь, сжав пальцы на переносице. — Обязательно вылезает какая-нибудь необъяснимая хрень. — Но если б всё решилось по щелчку пальцев, было б скучно. А ты любишь, когда тебя что-то бесит. — с намёком посмотрел на него Птица поверх рисунка, хитро сощурившись. — Или кто-то. — Люблю! — признал Гром, улыбнувшись, и скрестил руки на груди. — Но официальное разрешение меня бесить есть только у тебя. — А, да? — оживился Птица, отложив рисунок, и с любопытством подался вперёд. — А почему я об этом не знал? Я б пользовался этой привилегией куда активнее! — Именно поэтому! — Игорь рассмеялся, с особым теплом и любовью глядя на Птицу, который сначала театрально оскорбился, а потом по-ребячески пнул его ногу под столом своей. Раздался звонок в дверь. — Доставка! — выпрямился Дима. — Я открою. — поднявшись с места, Гром подошёл к двери, забрал коробки и внёс их в дом. — Ого, вот это мы пируем! — О нет, кажется, она уходит… — изогнул брови Птица, прижав ладонь к груди. — Кто уходит? — непонимающе нахмурился Игорь. — Она… Рабочая обстановка. — скорбно выдохнул Птица и через секунду рассмеялся вместе с Димой. — Какая ж ты гадость! Прицепишься — не отцепишь! — смеясь, Игорь легонько дёрнул Птицу за рыжую прядь. — Но у меня же есть право бесить тебя! — подмигнул Птица и, в контраст сказанным словам, на мгновение поймал его руку бережным касанием, слишком ласковым и аккуратным. Гром крепко сжал его изящные пальцы в ответ своей горячей ладонью и искренне улыбнулся, отчего Птица почувствовал, как сердце заколотилось с двойной силой, а к лицу прилил румянец. Нехотя отпустив его, Игорь вернулся к двери, но, не рассчитав, слишком сильно ею хлопнул, отчего с потолка отлетел кусок штукатурки, а одна из висящих на стене полок с грохотом упала на пол. — Да ёпт… — выругался он сквозь зубы. — Чья полка? — с энтузиазмом бывалого болельщика спросил Птица, резко встав из-за стола. — Серёжкина, естественно! — усмехнулся Игорь, подбирая книги. — Я ж сразу сказал, что отвалится… — Это что, был эксперимент какой-то? улыбнулся Дима, подбежав на помощь. — Спор двух баранов, скорее. — Птица тоже подошёл к месту катастрофы и, прислонив полку к стене, начал расставлять на ней книги в том порядке, в каком они были до падения. — Дело было во время уборки. — начал рассказывать Игорь, подав Птице увесистый том «Божественной комедии». — Сначала мы навели тут марафет, а потом решили подклеить-подкрутить всё, что отклеивается и откручивается: Серёжа смазывал петли дверей, клеил всякие мелочи на жидкие гвозди, а я возился с дрелью. В какой-то момент мы поняли, что у нас осталось два самореза, немного жидких гвоздей, и две полки, которые планировали повесить. Нормальные люди повесили бы одну полку на саморезы и гвозди, но у нас возник спор. — Так ты ж сам назвал жидкие гвозди жидкими соплями! — заступился за Разумовского Птица, забрав стопку книг из рук Димы. — Откуда я знал, что Серёже станет обидно за тюбик с клеем? — Гром виновато улыбнулся уголком губ. — Сергей, конечно, воронёнок хилый, но упёртый — это у него с детства. — со знанием дела заметил Птица. — Если поставить под сомнение что-то, в чём он уверен, он в лепёшку расшибётся, чтоб доказать свою правоту. — Мне всегда казалось, что Серёжа демократичный и уступчивый. — удивился Дима. — Во многом да. — кивнул Игорь, подав Птице последние книги. — но я никогда не видел, чтобы кто-то был настолько уверенным в жидких, блин, гвоздях! — рассмеявшись, он покачал головой. — Короче, после лекции о силе гвоздей, я поспорил, что полка на двух саморезах продержится дольше, чем на клею. Это было очевидно, потому что нельзя несущие конструкции на клей лепить, и вот… Но, надо признать, Серёжина полка провисела дольше, чем я ожидал. — Может и провисела бы ещё, если б на ней стояли не книги, а что-то менее тяжёлое. — Дима встал и потянулся, следом за ним поднялись и остальные. — У нас был честный эксперимент — на моей ведь тоже книги. — Игорь посмотрел на свою полку со старыми детективами и учебниками по криминалистике. — Вот, всего два самореза, а как держится — на века! — он с гордостью опустил руку на «Анатомию преступления», но вдруг послышался хруст, и полка под своим весом грузно рухнула на пол, оставив в стене две дыры. Неловкая пауза длилась недолго — Птица прыснул и расхохотался вместе с Димой, который, сняв очки, вытирал слёзы в уголках глаз. Игорь ногой придвинул свою полку к Серёжиной, смеясь в голос и чуть ли не сгибаясь пополам. — Вот же гадство! — немного успокоившись, он снова начал подбирать книги, Дима и Птица тоже старались держать лицо, помогая, но в какой-то момент встретились взглядами и разразились хохотом снова. — Умоляю, расскажи Сергею всё в подробностях! — Птица уткнулся в плечо Грома, который тоже смеялся, не выдерживая абсурда ситуации. — Какой фееричный идиотизм вы устроили, я в восторге! — Ребят… — Дима пытался что-то добавить, но никак не мог начать, потому что сам же смеялся над тем, что собирался сказать. — Дыши, Дим, дыши! — Гром смотрел на его пунцовое лицо, пытаясь быть серьёзным, но не мог. — А у меня… — Дубин глубоко вдохнул, выдохнул и фыркнул смешок. — У меня дома часть присад для Кляксы тоже… На жидких гвоздях… — Да ну нафиг! — взвыл Гром, и Птица сполз по стене на пол, закрыв лицо ладонями в очередном приступе смеха. — Дим, ты же понимаешь, что теперь обязан вести учёт? Если отвалится жёрдочка, я должен знать, на чём она держалась! — Куда ж я денусь! — Дима потёр скулы, пытаясь продышаться. — Так, Игорь в команде саморезов, я тоже, Серёжа в команде жидких гвоздей, а ты, Птиц? — Я в команде адекватных — какая ирония! — всплеснул руками Птица, тоже пытаясь вернуть себе самообладание. Быть улыбчивым и смешливым, как Серёжа, ему не хотелось — он и так уже растерял всю серьёзность перед Игорем, но с Димой был ещё не настолько близок, да и наводить страх ему нравилось куда больше. Впрочем, попытки в очередной раз напустить на себя флёр строгости и загадочности, оказались абсолютно тщетными.

***

Разойтись удалось во втором часу ночи, когда всё было съедено, выпиты литры кофе, и отсмотрена большая половина фотографий, среди которых действительно оказались нужные. Белокурый ангелоподобный парень был замечен на камерах видеонаблюдения, и по ним можно было проследить примерный маршрут его передвижения. Особенно всех заинтересовало видео с уличной камеры, где худенький неприметный юноша в сером стоял у фонаря, осматриваясь в поисках входа в спортзал Игната — Игорь узнал место, да и юноша слишком уж совпадал с описанием Бустера, даже приметная серьга с жемчужиной барокко была при нём. Сопоставив лицо мальчика-барыги с фотографией Стольникова в приблизительно похожем ракурсе, ни у кого не осталось сомнений в их близком родстве — фамильный нос, глаза, форма черепа и цвет волос удивительно совпадали, даже крупная родинка у виска находилась на таком же расстоянии от уха. Игорь чувствовал приятный азарт, какой обычно возникал, когда его идеи начинали находить подтверждение, и если б не позднее время, он бы уже направился к Игнату и Стольникову прояснять детали. Кроме того, его тешила надежда на то, что барыга должен был в скором времени прийти к Бустеру с товаром, если верить словам Птицы о повторяющемся поведении и привычкам барыг возвращаться туда, где можно что-то выгодно купить, продать или выменять. Дима не мог бросить Кляксу одну, поэтому отказался остаться на ночь и уехал на такси, перед этим тепло попрощавшись с Игорем и Птицей, который предусмотрительно напомнил ему о картине и обещании творить. — О какой картине ты говорил с Димой? — Игорь лёг в постель и потёр уставшие после долгих часов за компьютером глаза. Птица тут же опустился на него сверху, будто весь день только и ждал этого момента, и расслаблено выдохнул, жадно впитывая желанное тепло каждой клеточкой тела. — Да так… — зевнул он и прикрыл глаза, чтобы лучше почувствовать каждое прикосновение. — Не люблю пустые пространства. Вы с Сергеем все стены чем-то закрыли, кроме этой, — он лениво указал рукой на стену за головой Игоря. — Даже полки ваши дурацкие повесили, а сюда — ничего. — Сказать, почему? — мягко усмехнулся Гром, поглаживая Птицу меж лопаток и ощущая, как чувствительная кожа начала покрываться мурашками. — Только сначала пообещай не обижаться. — Ладно, обещаю. — Птица приподнял голову и вопросительно посмотрел на Игоря, желая услышать правду. — Когда мы ссорились, и ты швырял посуду, она всегда прилетала в эту стену. Всегда. — Гром вздохнул и ласково провёл ладонью по тёплой щеке, вглядываясь во влажно поблескивающие в темноте цитриновые глаза. — Поэтому мы и решили, что нет смысла что-то туда вешать. Птица молча кивнул, поджав губы, и Игорь почувствовал, как он напрягся в его руках. — Птенец, ты пообещал. — Но я… — на мгновение Птица растерялся. — Я ведь давно уже ничего сюда не кидаю. — он непонимающе нахмурился и отстранился, сев в «гнезде». — Или ты всё ещё ждёшь, что тебе тарелка прилетит в голову? Боль во взгляде Птицы приняла масштаб стихийного бедствия. Он посчитал, что раз Гром хранит пустую стену на случай его истерики, то значит, злосчастные таблетки с такой же вероятностью всё ещё могли быть спрятаны в укромном месте. Всё, что так или иначе подрывало доверие, ощущалось застрявшим меж рёбер ножом. Жгучие слёзы подступили к горлу, но Птица мужественно сглотнул их и сжал челюсти, глядя на Игоря немигающим взглядом, как на предателя, хотя искренне не желал верить своим же выводам. — Я жду, что ты, наконец, перестанешь искать во всём подвох. — Гром тоже сел в постели и, протянув руку, бережно погладил Птицу по бедру. — Почему ты до сих пор не закрыл эту стену? — продолжал настаивать Птица, с обидой глядя то на Игоря, то на давящее пустое пространство за его спиной. — Да я без понятия, чем её закрыть! — честно ответил Гром, тепло улыбнувшись, и пожал плечами. — Очередная полка нам не нужна, картин нет, вот стена и пустует — не ковёр же сюда вешать, ну в самом деле! Я даже не знал, что она тебе не нравится, ты мне не говорил. — В общем… — Птица горделиво приосанился и откинул волосы с лица. — Раз я кидал сюда посуду, и вы с Сергеем с этим смирились, значит, стена моя. Раз стена моя, теперь тут будет картина. — ультимативно заявил он. — Я ж совсем не против! — Игорь взял его за руки и внимательно посмотрел на растерянное лицо в попытках поймать избегающий хмурый взгляд. — Что там будет нарисовано? — Небо. — кратко ответил Птица, пытаясь подавить в себе нахлынувшие чувства и непрошенные слёзы. — Летнее небо. Закат. — Хорошая идея, и Димка всё по красоте сделает, я уверен. Рисует он отлично! — Игорь вдруг почувствовал, как на его руку капнула горячая слезинка. — Эй, Птенчик? Ты чего? Да что такое, всё ж хорошо было… — Ничего! — буркнул Птица, утерев слезу запястьем, и, не в силах справиться с собой, обнял Игоря, спрятав лицо на его плече — ему самому было плохо от своей импульсивности и скачков настроения. — Ты же пообещал не обижаться. — Игорь ласково прижал его к себе и поцеловал в висок. — Я и не обижаюсь. — Птица зажмурился, запрещая себе плакать, но вместо этого только надрывно порывисто всхлипнул. — Ну да, ну да… Вот же я дурак, больше ни за что не куплюсь на такое. — Гром тепло выдохнул в волосы, начав поглаживать его по голове. — Если б я знал, что ты так отреагируешь, я бы не рассказывал. — Дело даже не в стене, а в общем… — шепнул Птица дрогнувшим голосом и вцепился в крепкие плечи Игоря, не желая его отпускать. — Я не понимаю, почему каждый раз так больно. Только мне показалось, что я перестал вести себя, как тряпка, и… И вот. — Что тебя сегодня огорчило? — серьёзно спросил Гром, перебирая рыжие пряди, словно перья. — Кроме того момента с семьёй Стольникова. Это я заметил. — Да ерунда всякая, как обычно. Я опять вспомнил о том, что никогда не увижу летнего неба, но это так, блажь… Ещё Сергей повесил себе на доску фотографии, где есть я, а это уже возмутительная манипуляция с его стороны! — вспылил Птица, нахмурившись. — И стена… Дима сказал, что она, быть может, специально отведена для меня, но я-то знал, что никто… Никто… А оказывается… Птица замер в руках Игоря, затаив дыхание и изо всех сил сдерживая слёзы — гнев в этот раз никак не мог набрать свою мощь и то пытался вспыхнуть, то угасал, словно мокрая спичка. — Всё-всё, Птенчик… День был долгим и насыщенным, у тебя эмоциональный перегруз. Тшш. — Гром прижался губами к виску, зажмурившись. — Отпусти всё плохое. Было и прошло, помнишь? — Угу. — отозвался Птица, сделав глубокий вдох, и нервно вздрогнул в крепких горячих объятиях. — Вот и славно. — спокойный голос Игоря действовал на него умиротворяюще, как и тепло его тела. — Мы ведь многое пережили и многое ещё переживём. Не «я», а «мы», да? Как ты сегодня сказал мне? Ты справляешься хорошо, но мы справимся лучше. — Угу. — Птица кивнул, немного ослабив хватку, и тоже принялся бережно поглаживать Грома по спине. — Закроем стену — закроем ещё одну часть прошлого. — улыбнулся Игорь, трепетно поцеловав осыпанное веснушками плечо. — Только дай мне слово, что мы обойдёмся без споров и картину повесим на что-нибудь надёжное. — шепнул Птица, выдержав паузу, и Гром добродушно рассмеялся, обняв его как можно крепче.