Love is

      Побег.       Первая мысль, что врывается в её сознание, до этого момента затуманенного, охваченного будто наваждением, при виде Амрита, который наконец показывает всем, на что он способен, на глазах у Амалы выпуская на свободу весь тот мрак, что живёт в нём, с намерением обрушить свою ярость на её друзей, которые отказываются уходить без неё.       Дурман после их с Амритом близости рассеивается, уступая место здравому рассудку. Её руки дрожат, дыхание срывается — то ли от страха, то ли от отрезвляющего понимания, во что она ввязалась.       Убежать. Подальше от этого места и этих людей.       Вот что упрямо твердит голос разума, отчего сдавливает виски и шумит в ушах. И плевать, что здесь её корни. Неважно, что у неё получается достучаться до Амрита с просьбой отпустить Киллиана и Лиму. Ей следует сделать то же самое, что и бабушка с матерью когда-то. Убраться подальше отсюда, где льются реки крови.       Сжимая пальцы до багровых следов от ногтей на ладонях, Амала по новой изучает человека, который лишает её покоя, прочно укоренившись в мыслях, и проглатывает комок, что образовался в горле. Одно дело чувствовать что-то неладное в нём, а другое — увидеть это, столкнуться с правдой лицом к лицу.       Он тоже смотрит на неё. Пристально, чуть прищурившись. Словно ждёт чего-то, предоставляя ей возможность совершить следующий ход. Но его взгляд, внимательный и спокойный, даёт понять, что он обязательно последует за ней. Только ей всё равно, она желает хотя бы попытаться скрыться от него и его семьи.       — Поговорим потом, — вполголоса обращается она к Амриту. Но это ложь, потому что никакого «потом» у них не будет.       Покидая храм, Амала сразу же отправляется на поиски брата, которого находит рядом со своим новым начальником. С натянутой улыбкой она убеждает Габриэля, что всё в порядке, и уходит с праздника, чтобы в спешке собрать вещи и уехать. Для неё имеет значение только Киран и его безопасность.       Им чудом удаётся покинуть Индию без препятствий и вернуться в обстановку, ставшую с годами привычной. Где нет всего того сумасшествия, через которое ей пришлось пройти.       Глядя в окно, она думает о том, что Лондон как будто подражает её настроению. Погода пасмурная, дождливая, мрачная. Тяжёлые тучи нависают над городом, не пропуская ни единого лучика солнца. Из-за чего хочется завернуться в плед и укрыться от мира, способного своими открытиями свести с ума.       Амала старается прогнать прочь воспоминания, в которых она и Амрит были близки, отдаваясь друг другу без остатка. Но не выходит. Она лишь вздыхает и качает головой, упрямо отмахиваясь от назойливых мыслей о нём. Ей бы поспать немного, после стольких бессонных ночей. К тому же завтра она с братом и бабушкой отправится в Эдинбург, а оттуда в Штаты.       Едва коснувшись подушки, очень уставшая, она тут же проваливается в сон, который длится, кажется, совсем недолго. Потому что то самое чувство вдруг охватывает её, а обоняние улавливает знакомый пьянящий аромат.       Шоколад, сандал, терпкая вишня.       Сладость, которая теперь оставляет по себе привкус горечи.       Ей с трудом удаётся приоткрыть веки, наполненные свинцовой тяжестью, и сфокусировать взгляд на том, кто неподвижно сидит рядом с ней на постели, чьё присутствие будоражит. Рассматривая человека, который вызывает в ней столько противоположных эмоций, Амала осознаёт, что это не очередная игра её воображения. Он и правда здесь.       — Ты опять нашёл меня, — выдыхает она едва слышно.       У Амрита задумчивый вид, когда он касается её щеки, ласково поглаживая. И каждая клеточка незамедлительно отзывается на его прикосновения. Её тело помнит, по-прежнему остро ощущая, каково это — полностью принадлежать ему.       — Я же говорил тебе… — Он вздыхает, теперь с безразличием глядя в пространство. — Куда бы ты ни бежала, все дороги приведут тебя ко мне.       Лицо его сейчас напоминает непроницаемую маску, ничего не выражая. Обманчиво невозмутимый, он настораживает, до сих пор оставаясь для неё загадкой. Но постепенно холод в глазах Амрита сменяется теплотой с намёком на нежность. Их и без того красивый оттенок становится ещё более насыщенным.       Пребывая в смятении, Амала прислушивается к ударам сердца, которое в этот момент едва ли не выпрыгивает из грудной клетки, пока он проводит большим пальцем по её приоткрытым губам. Он невыносимо близко. Волнение охватывает её в ожидании его слов или же дальнейших действий.       Какой будет расплата за её непокорность?       — Ты ведь говорила, что хочешь быть со мной. — Амрит чуть склоняет голову набок и смотрит на неё неотрывно. — Но всё равно сбежала от меня. Почему?       Приподнявшись, она двигается к изголовью кровати и сгибает ноги в коленях, обхватывая их руками.       — Ты сам знаешь причину, — бросает Амала в ответ и решается снова взглянуть на него.       С виду он такой же сдержанный, даже равнодушный, но теперь она чувствует, что скрывается за всем этим. Злость, влечение, нежелание её потерять. Есть что-то ещё, что сбивает с толку и порождает сомнения… Разве человек, подобный ему, умеет любить? Неужели он всё-таки способен привязаться к кому-то?       Или это просто самообман? Пора бы ей перестать видеть в других то, чего нет.       Амрит делает глубокий вдох перед тем, как спросить:       — Я так сильно напугал тебя?       Не в состоянии смотреть на него, Амала закрывает глаза и откидывает голову назад. Вот только легче от этого ей не становится. В ней натянутой струной звенит напряжение.       Стоит протянуть руку — и она дотронется до него, даже сумеет набраться смелости поцеловать его, ведь к нему тянет так сильно. Чего себе позволить не может, потому что боится вновь потерять себя в нём. Безвозвратно.       — Всё, что произошло, слишком для меня. — Её слова сопровождает тяжёлый вздох. Амала смотрит куда угодно, только не на него, который, как ей кажется, способен видеть её насквозь. — Эти ритуалы, жертвы… Я не хочу… Не могу…       Он некоторое время молчит. Окидывает её пронзительным взглядом, что вызывает трепет, непозволительный в этот момент. Затем наклоняется к ней, чтобы поближе быть.       — Ты одна из нас, Амала. Хочешь ты этого или нет, — твёрдо заявляет Амрит, чем провоцирует, пробуждая в ней протест. — Твоё место не здесь.       С губ её тут же срывается гневное:       — Это не тебе решать!       Встав с кровати, она резко оборачивается к нему и ловит себя на том, что теперь стоит перед ним в одной майке и коротких шортах, в которых предпочитает спать. Но сейчас это её не беспокоит. Внутри бурлят эмоции, рвутся настойчиво наружу, и контролировать их стоит ей немалых усилий.       — Ошибаешься. — Амрит поднимается следом и гордо расправляет плечи. Недовольством сочится его тон. — Ты уже должна была убедиться, что я всегда добиваюсь того, чего хочу.       Звучит как предупреждение.       — Для тебя я всего лишь инструмент, чтобы достичь целей. Какими бы они ни были, — произносит Амала на выдохе. В голосе её сквозит обида, которую не получается скрыть. Прекращая нервно расхаживать со стороны в сторону, она оглядывается, чтобы посмотреть на него со злостью. — Меня не устраивает роль марионетки. И это ты ошибаешься, если считаешь, что я смогу смириться с этим.       Он двигается с места, обходит кровать и не спеша приближается к девушке, к которой его словно магнитом притягивает. Каждый его шаг отзывается дрожью в её теле, заставляя непроизвольно отступать назад.       — Ты много значишь для меня, — уверяет Амрит, не сводя с неё глаз, что не перестают гипнотизировать её. — Я готов преклониться пред тобой. Но ты продолжаешь убеждать себя в том, что это не более чем вожделение, которое пройдёт, стоит утолить жажду. Так ведь проще, да? Проще было бросить меня и уехать, нежели признать, что между нами есть нечто большее. Вот что на самом деле пугает тебя, не правда ли? Ты боишься сознаться себе, что тебя привлекает тьма во мне.       Его взгляд, вмиг ставший суровым, неумолимым, прожигает её. В нём она видит свою погибель. Он же и её спасение. Парадокс.       — Не подходи. — Вытягивая руку перед собой, Амала проклинает одну только мысль, что ей некуда отступать. За спиной находится стена. — Держись от меня подальше.       Амрит игнорирует сказанное ею, с присущей ему уверенностью сокращая расстояние между ними. Глаза его темнеют, как море во время бури, зрачки расширяются, поглощая её своей чернотой. Он протягивает к ней руку, медленно проводит кончиками пальцев по изгибу её шеи, на мгновение замирая там, где ощущается ускоренный пульс, после опускаясь ниже и достигая выреза на майке. Всё внутри неё замирает, дыхание перехватывает, а кровь начинает дико пульсировать в венах.       Он наслаждается доказательством того, что оказался прав. Как и всегда. Из-за чего ей хочется ударить его, чтобы он не был таким самоуверенным.       Но чем ближе Амрит, тем сильнее порыв коснуться его лица, обвести контуры выразительных скул, убрать волосы, спадающие на лоб. Ей приходится останавливать себя. И эта внутренняя война, в состоянии которой она пребывает, не принимает никаких компромиссов.       Ожидание становится нестерпимым. Что он сделает? Захочет выплеснуть на неё раздражение или поцелует, требовательно, ненасытно — так, чтобы до головокружения. Но он медлит, изводит неизвестностью.       Его губы оставляют смазанный след на пылающей алым щеке Амалы, лишь едва задевая её собственные. Она же находится в ловушке его рук, которыми он упирается в стену по обе стороны от её плеч. Она не должна позволить ему снова проделать всё это с ней, вот только противиться столь сильному притяжению чертовски сложно.       Он наклоняется к её уху, и его голос снижается до соблазнительного шёпота, который бархатом касается кожи:       — Не в моих силах выполнить твою просьбу, малышка Амала.       Амрит слегка отстраняется, приподнимает её подбородок, призывая посмотреть на него. А у неё внутри сейчас разворачивается ожесточённая борьба, терзая противоречиями, и при этом всё стягивает в тугой узел от предвкушения. За что она готова возненавидеть себя.       Предчувствие или инстинкт самосохранения, но что-то требует бежать от него хоть на край света. Только правда в том, что он тот, в чьих крепких объятиях ей хочется забыться, рассыпаться на сотни мелких осколков, даже если за этим последует боль и разочарование. Это невероятной силы тяга, что не оставляет иного выбора и подталкивает быть ближе друг к другу.       Это настоящее безумие.       Напряжённость между ними нарастает, гудит под кожей, по которой медленно распостраняется жар. Тишину нарушают её прерывистые вздохи. Но она слышит, как и он дышит. Тяжело, глубоко. Будто бы сдерживает себя. Чувствует, что его сердце неистово бьётся. И как руки становятся всё более настойчивыми, путешествуя по её телу и ревниво исследуя каждый изгиб, проводя плавные линии. Его переполняет неукротимая энергия, противостоять которой практически невозможно.       Тщетно взывая к остаткам самообладания, Амала сжимает судорожно его плечи и произносит с обвинением:       — Это нечестно — управлять мной, используя нашу с тобой связь.       — Я и не собирался принуждать тебя к чему-то. По крайней мере, пока что. — Амрит зарывается носом в её локоны и жадно вдыхает запах. — Просто отвечаю на зов твоих чувств, которые ты испытываешь ко мне. Не могу этому сопротивляться. Как и ты не можешь устоять передо мной.       Он проталкивает колено между её ног, аккуратно раздвигая их, вслед за чем неторопливо проводит рукой по животу и проникает под ткань шортиков. Что заставляет девушку вздрогнуть и слегка прикусить нижнюю губу, дабы сдержать стон. Она упирается ладонями в его грудь и пытается удержаться на ослабевших ногах, ощущая, как его ловкие пальцы в мучительно неторопливом ритме скользят по её горячей плоти, не прекращая дразнить.       Амрит пробуждает в ней голод, вынуждает её пульсировать под его натиском, всем существом желая большего. Отчего щёки наливаются густой краской, а возбуждение достигает предела. Катастрофически не хватает воздуха.       Прижимаясь к её лбу своим, он пристально наблюдает за ней, с жадностью ловит каждый вздох, пока терпеливо подводит её к грани, удерживая за талию. Он тоже охвачен этой агонией, но умело контролирует себя. Лишь сверкающий лихорадочным блеском взгляд и румянец выдают его.       Запуская руку в волосы Амрита, она чуть оттягивает их и тем самым заставляет его хрипло застонать. Видит, что ему это нравится. Он упивается происходящим. Её безрассудством. Тем, что толкает её к самому краю пропасти.       Как вдруг всё прекращается. Он больше не прикасается к ней, не держит. Просто разглядывает её — разгорячённую, растрёпанную и растерянную. Когда Амала замечает его ухмылку, то понимает, что он так играет с ней, наказывает, давая знать, в чьих руках на самом деле находится власть, даже если он утверждает, что они на равных.       Амрит всё ещё слишком близко, нависает над ней, искушает. Подхватывая пряди её волос, он пропускает их между пальцами. Но она отталкивает его руку, не даёт дотронуться до лица.       — Строптивая, — усмехается он. — Мне нравится. Ты поистине прекрасна в гневе.       Ей нужно выбираться из его объятий, а не поддаваться ему. Но он — это вызов, который бросает ей жизнь. Он является воплощением соблазна — тёмного, опасного, самого сильного из всех существующих. Попытка Амалы вырваться и уйти — приводит к тому, что он хватает её за локоть и притягивает к себе, прижимая спиной к своей груди.       — Отпусти, — требует она полным решимости тоном.       — И не подумаю, — звучит в ответ не менее решительно.       Стоит ей бегло взглянуть на кровать, как в голове тут же мелькают непрошенные образы… Смятые простыни, вспотевшие тела, которые сплетаются в страстном порыве, стремятся вместе достичь наивысшей точки и укрепить связь.       Взглянуть и отчётливо представить, как Амрит переворачивает её на живот, проводит рукой вдоль позвоночника, затем проделывает тот же путь губами, словно боготворит каждый сантиметр тела, которое ласкает. А она, окутанная его запахом, его жаром, сжимает в кулаках простыню и глотает стоны, в то время как он дышит в затылок, покусывает шею, целует плечи и прижимается к ней бёдрами, чтобы потом мягко, но нетерпеливо толкнуться и заполнить собой пустоту. Чтобы довести её до изнеможения и уже после оставить между лопаток поцелуй, что напоминает клеймо и обозначает права, которые он предъявляет на неё.       Это пламя между ними разгорается сильней, в нём Амала рискует сгореть, погибнуть. Только она не феникс, который сможет восстать из пепла.       Ей требуется минута, чтобы прийти в себя, сделать вдох и повернуться к Амриту. Она молча рассматривает его, пытается запомнить черты. Ведёт по челюсти подушечками пальцев, которые обжигает его горячее дыхание, проникает под воротник шервани и касается ключицы, впитывая тепло мужчины, которого считает любимым, несмотря на все сложности.       — Я не вернусь туда, — говорит она убедительно и поспешно отходит от него.       Амрит становится серьёзным, прежде чем с пугающим спокойствием сказать:       — Ты так уверена в этом? Разве ты ещё не поняла… Нет смысла убегать от судьбы. Она всё равно настигнет тебя. Рано или поздно.       Эти слова — точно вердикт. Иного пути не существует. Для обоих.       — Пускай. — Удерживая его взгляд, Амала скрещивает руки на груди, стараясь хоть как-то унять бешеное сердцебиение. — Но я не сдамся так просто.       Амрит хмурится. Теперь он выглядит угрожающе. На скулах его стают заметными желваки. А затем он ухмыляется.       — Как и я.