Love is

      Одетая в сари, но босоногая, Амала бродила по улицам родного города. Ветер трепал её волосы, на лице были чёрные разводы туши, которая потекла. Она старалась не смотреть на редких прохожих и не встречаться с ними взглядом. Потому что, скорее всего, напоминала им сумасшедшую. Что всё меньше заботило её. Лишь изредка, из-под опущенных под тяжестью влаги ресниц, рассеянно осматривалась вокруг, поглощённая своими же страданиями.       Утопая во мраке ночи, безлюдный берег реки показался ей бесконечным. Она направилась к самому краю, как будто её собственный мир заканчивался именно там.       Ушла сама, не в силах больше смотреть в лицо близкого ей человека, понимая, что очень много боли между ними теперь. Просто сбежала, вырвавшись из жарких и крепких объятий, бросив Амрита сидеть на холодной постели, которую они, несмотря ни на что, делили на двоих. Но обвинение во взгляде каждого — стало настоящим мучением, которое день за днём раздирает душу на лоскутки, безжалостно уничтожая остатки чувств.       Им самим не вспомнить, кто из них первым позволил чужим губам оставить след на коже, нарушая обещание принадлежать только друг другу до конца дней. Измены становились отравой для их любви, когда-то сильной и страстной, теперь же — болезненной, терзающей чувством вины, которая ядом растекалась по жилам вместе с кровью, разжигая пожар внутри, что напоминал агонию.       Их цветущая весна сменилась осенью. Холодной, одинокой. Им обоим больше не удавалось согреться теплом друг друга.       Иногда по вечерам они кричали от отчаяния и проклятых разногласий, срывая голос и не в состоянии поставить точку. Каждый раз лишь многоточие в конце, остатки стула на полу, который он разнёс в щепки, когда снова заметил очередное багровое пятно на изгибе её нежной шеи, оставленное не им, вероятно, тем ненавистным ему атташе, работающим с ней в посольстве, которого был готов убить только за то, что тот посмел прикоснуться к его женщине, принадлежащей ему по закону. И осколки бокала с красным вином, который она с криком разбила вдребезги о стену, потому что уловила аромат женских духов — не её, а его помощницы по имени Яшви. Удушающий, приторно-сладкий запах въелся в его одежду, как доказательство предательства.       — Что произошло с нами? — прошептал Амрит с надрывом прямо в её искусанные губы. Соприкасаясь с ней лбами, он держал её за плечи и прижимал спиной к стене. — Когда мы стали чужими? Скажи мне.       Амала промолчала, судорожно глотая слёзы, как бы ни пыталась — не могла остановить этот поток горечи. Они были слишком близко, нужно только дотянуться. Но оба чувствовали, словно между ними огромная пропасть, которую не преодолеть, рискуя сорваться вниз и разбиться об острые камни.       Схватившись за его шервани, она сжимала в кулаках мягкую ткань и испытывала противоречивое, мучительное желание наброситься на его искусно вылепленные губы жадным поцелуем или же из последних сил оттолкнуть, осознавая, что медленно умирает в его руках, которыми он ласкал другую.       Ей хотелось убежать, спрятаться в самом укромном уголке их дома, но Амала по-прежнему неотрывно смотрела на него, набирая полные лёгкие воздуха вместе с решимостью, и чувствовала себя истощённой. Её истерзанное сердце, с которым она вела борьбу, в этот момент словно притаилось в груди, превращаясь в жалкий комок.       Амрит, в свою очередь, душил в себе практически непреодолимый порыв сделать ей как можно больнее, наказать за все мучения, причиной которых всегда становилась именно она. И в то же время он до ломоты в теле нуждался в ней, не любить её не мог, сходя с ума от прикосновений к её бархатной коже и томных стонов, которыми она отвечала ему. Вместо этого теперь в ушах звенели отголоски собственных клятв, которые всё-таки нарушил.       Раз за разом он внушал себе чувство презрения и ненависти к ней, когда она порой возвращалась на рассвете от другого мужчины. Но тотчас становилось душно, его охватывал неподдельный, навязчивый страх от одной лишь мысли, что однажды Амала может не вернуться к нему. Поэтому ждал, находясь на грани сумасшествия от нетерпения. Метался по гостиной, словно загнанный в клетку зверь, измерял пространство нервными шагами, упрямо достигая дна очередной бутылки с крепким алкоголем.       Он старался сохранять самообладание и тем не менее терял власть над собой, ведь достаточно только было посмотреть на неё, столкнуться с ней взглядом, в котором всё чаще сквозила нестерпимая холодность и отчуждение, давая понять, насколько сильно она отдалилась от него. Что она больше не его — ни телом, ни душой. Из-за чего приходил в ярость, хотел встряхнуть её и сказать, что это совсем не так. Чтоб и мысли подобной даже не смела она допускать. Что всегда будет принадлежать лишь ему, хоть и если не рядом.       — Так не может продолжаться дальше, — отрывистым шёпотом заговорила Амала, находя свою погибель в его красивых глазах, в которых раньше были мягкость и теплота. — Привязанность стала зависимостью, которая убивает нас. Разве ты не видишь? Мстить друг другу за что-то, делать больно — уже вошло в привычку. Пора прекратить всё это. Мы должны расстаться.       — Я не могу отпустить тебя, — покачал он головой, думая о том, кого из них двоих больше всего желал убедить в этом. — И ты это знаешь.       Со всей нежностью Амрит заправил прядь её волос за ухо, скользнул подушечками пальцев по щеке, стирая влажную дорожку, и задержал руку там, где неистово бился её пульс. Но притом в его бездонных омутах бушевал ураган эмоций, который мог с лёгкостью уничтожить их обоих.       — А если я скажу, что разлюбила тебя? — выпалила она сердито, нарочно провоцируя его, и почувствовала, как внутри всё вмиг оборвалось от сказанного ею.       Он тяжело вздохнул и вскинул подбородок, показывая, каким упрямым мог быть.       — Я отвечу, что не верю ни единому твоему слову, — негромко, но предельно отчётливо произнёс он и ласково прикоснулся к её губам, по которым провёл большим пальцем, обводя контуры и впитывая их жар. Его взор теперь был прикован исключительно к ним, изучая, любуясь ими, изнемогая от желания целовать их.       Амрит ощутил, что пульсация в его висках стала сильнее, заглушая голос разума. Он и правда был одержим ею, напоминая безумца. Рядом с ней не удавалось мыслить ясно.       — Ничто не длится вечно. Любовь тоже столько не живёт. — Амала обхватила дрожащими руками его лицо, чтоб встретиться с ним взглядом. — Она угасает, погибает вместе с нами. День за днём. И мы с тобой тому свидетели.       — Я слышал, что последней умирает надежда, — заявил он, коснувшись её носа кончиком своего.       Она зажмурилась, прикусила щеку изнутри, а потом в изнеможении проговорила:       — Пойми… Я больше не хочу сгорать в этом огне.       — Понимаю… Я понимаю, чёрт возьми! — вспылил Амрит, стискивая зубы от безысходности и стараясь не давать волю этим сокрушительным эмоциям, хоть и тщетно. — Но сегодня ты всё ещё моя. Позволь мне почувствовать тебя своей.       Во рту появился горький привкус, злость из-за собственной беспомощности сжимала горло, не давая ей возможности сказать хотя бы ещё слово в качестве сопротивления — пусть слабого и бессмысленного, в то время как он осторожно зарывался пальцами в её волосы, перебирал их, дабы насытиться запахом корицы и шоколада, в котором ему хотелось раствориться. После дотронулся губами до уха, опустился к шее, желая вобрать в себя её всю, без остатка. А она всхлипнула и всё же уступила, блуждая руками по его плечам, грудной клетке, вслед за этим нетерпеливо срывая с шервани пуговицы одну за другой.       Амала закрыла глаза, позволив ему обладать ею. Почувствовала, как по щекам опять скатились солёные капли и растворились в уголках рта. Это не остановило его. Амрит прижимал её к стене всё сильней, настойчиво проникая под нижнюю юбку и сжимая бедро. Затем коснулся её подбородка и приподнял голову, чтобы просто посмотреть на неё. Его взгляд был затуманенным вожделением, казался диким, отчасти пугающим.       Он не мог устоять перед ней, до боли целовал её, яростно сминая и покусывая воспалённые губы, не позволял ей опомниться и перевести дух. Слышал её хриплые, жалобные стоны, которые отдавались вибрацией уже в нём, лишая рассудка.       Они оба зашли слишком далеко, но продолжали мучить друг друга. Жестоко, безрассудно, наполняя пространство прерывистыми вздохами. В голове не было ни одной чёткой мысли, только обрывки воспоминаний, что хлынули потоком, напоминая, как сильно они нуждались в душевной и физической близости.       Его горячие ладони обжигали, вновь вызывая дрожь по телу, а губы оставляли отметины на коже. Таким образом он заявлял свои права на неё.       Амрит подхватил её и направился в спальню, небрежно толкнув дверь. В этот момент он жил лишь инстинктами, к ней одной ощущая эту невообразимую тягу, избавиться от которой не мог всеми стараниями. Бессильную, измученную им самим, он усадил её к себе на колени и обхватил бёдра, оставляя на них покрасневшие полосы от пальцев.       Он терзал её плотоядными поцелуями, а она, разгорячённая и такая соблазнительная, сжимала руку в кулак на затылке и слегка тянула его за волосы, тем самым вынуждая взглянуть на неё. Теперь её взгляд был полон страсти, завораживая его.       — Я люблю тебя. Безумно люблю, — твердил он с уверенностью, пока проводил руками по её талии, животу и целовал ключицу, неторопливо опускаясь ниже.       Амала вдруг замерла, охваченная оцепенением, неотрывно глядя на него. Её грудь как в тисках сдавило, было больно дышать. Его слова послужили толчком к пробуждению, словно её окатили ледяной водой. Нахмурившись, она не спеша отстранилась от него. Глаза её, что сейчас пронизывали его укором, вновь заволокла пелена слёз, которые сдерживала с трудом.       Выбравшись из его объятий, она помотала головой. Стараясь привести себя в порядок, чувствовала, что ещё не остыла, окутанная лихорадкой возбуждения. Она по-прежнему хотела его и за это ненавидела их обоих.       — Что с тобой? — Амрит выглядел растерянным, поднимаясь следом за ней.       — Не говори мне этого. Не нужно, — срывающимся голосом пролепетала девушка, обхватывая себя за плечи и вновь содрогаясь от немых рыданий. — Так только больнее.       — Просто дай мне возможность хотя бы попытаться всё исправить, — с отчаянием произнёс он и сделал несколько шагов к ней, чтобы снова прижать её к себе, обнять. Но она намеренно отступала, не позволяла ему подойти ближе, держа на расстоянии вытянутой руки.       — Мы любили настолько сильно, что в итоге — разрушили друг друга, — тихо, безучастно вырвалось у неё в ответ.       Амала не сводила с него взгляда, когда отходила назад. Она стремилась оказаться на свободе, где не будет стен, которые как будто сжимались вокруг неё, давили своей тяжестью, пробуждая необъяснимый приступ паники. Ей казалось, что ещё немного — и она задохнётся.       — Не бросай меня, — едва слышно попросил Амрит.       Однако эта просьба не была услышана. Ни Амалой, ни богами. Все они, видимо, решили отвернуться от него. В наказание. Он устало прикрыл веки, когда за ней закрылась дверь. И ему потребовалась вся его выдержка, чтобы дать ей сейчас уйти.       Подойдя к самому краю, Амала равнодушно наблюдала за тем, как небольшие тёмные волны разбивались о берег. Видела поблизости фонарь, который освещал путь, вот только она сама находилась на распутье, потеряв ориентир. Её босые ступни омывала вода, руки были прижаты к груди, вцепившись в одежду, как в безмолвной мольбе. Она не обращала внимания на треск рвущихся нитей, прислушиваясь лишь к своему сердцебиению.       Совсем не думала, что делала, снимая с пальца золотое колечко и слегка царапая ногтями кожу, по которой пробегал озноб. Ночь выдалась прохладной. Оно скользнуло по раскрытой ладони и тут же исчезло в непроглядной, чёрной глубине, словно забирая с собой все её страдания и очищая израненную душу.       Вскинув голову к ночному небу, Амала хотела закричать, что есть силы, но голос предательски охрип. Она дрожала, а её ноги подкашивались, выдавая слабость. Может, это и было то самое долгожданное освобождение от тяжести последствий собственных поступков?       Уставшая и разбитая, она стояла неподвижно некоторое время, не в состоянии была пошевелиться.       Жадно глотая свежий воздух, Амала услышала тяжёлое дыхание и торопливые шаги, что с каждым мгновением становились более отчётливыми. Сильные руки настойчиво притянули её спиной к груди, что часто вздымалась, не ослабляя хватку и не давая ей вырваться. Да и у неё не осталось никаких сил на это.       Амрит резко развернул её к себе и крепко обнял. Упираясь подбородком в макушку, позволил ей почувствовать, как бешено колотилось его переполненное тревогой сердце. Он поцеловал её в висок, к которому затем прижался щекой.       — Глупая, что же ты делаешь? Убежала, — шептал он. Надрывно, с болью и неизменным страхом потерять её. — Я искал тебя, метался по улицам как ненормальный. Больше никогда так не делай. Слышишь?       Она ощущала тепло его ладоней на своём лице, но сейчас не могла даже рта раскрыть, чтобы ответить. Просто молчала и смотрела на него — пристально, с тоской, словно обдумывая или решаясь на что-то.       — Знаешь, любить тебя — чертовски трудно, — всё-таки на выдохе произнесла Амала, зацепившись взглядом за его приоткрытые губы, которые целовали её сладко, упоительно или же сочились ядом. — А порой и невыносимо больно.       Она потянулась к нему, прикоснулась к его лбу, убирая спадающую на него прядь волос и после мягко разглаживая морщинку между нахмуренных бровей, ласкающим движением рук провела по точёным скулам и вновь заглянула в глаза, которые обрамляли густые чёрные ресницы. Он не выдержал, сжал легонько пальцами её запястье и прижался губами к ладони.       — Для меня нет жизни без тебя, и я ненавижу себя за то, что слишком поздно это понял. Прости. — Амрит стал серьёзным, привычно сдержанным в своих чувствах, но во взгляде его плескалось страдание, которое он не мог скрыть. — Если ты действительно хочешь уйти от меня… То я не стану удерживать тебя. Отпущу. Главное, чтобы ты была счастлива. Пусть даже не со мной.       Она чуть наклонила голову набок, продолжая разглядывать его в попытке понять: врёт он или честен. Правда, у неё так и не получилось ничего разобрать в его глазах — внимательных, пронизывающих и сбивающих с толку.       — Часть меня в самом деле желает этого… Уйти навсегда, — призналась Амала вполголоса. На него больше не глядела, снова повернулась к реке, замолчала, вглядываясь задумчиво в темноту. А потом добавила со вздохом: — Но почему тогда горло сжимает железной хваткой от одной лишь мысли, что я могу больше никогда тебя не увидеть?       Амрит заметил, что едва дышал, дожидаясь её решения, поэтому глубоко вдохнул и бесшумно выдохнул, сбросив оковы напряжения. Он испытал облегчение. Пускай это эгоистично, неправильно. Но отказаться от неё — равносильно смерти. Он был уверен в том, что готов заплатить любую цену за возможность вернуть её. И что не перестал бы бороться за неё.       Его тон был полным решимости и надежды, когда он обратился к ней:       — Мы можем попробовать начать всё заново. С чистого листа. Не совершая прежних ошибок. Поверь, Амала, я хочу этого больше всего на свете. Чтобы ты осталась со мной. Добровольно. Вопреки всему.       Их связь всё ещё была настолько прочной, что никому и ничему не под силу её разорвать. Никто не сможет отнять у них право получить второй шанс. И если им суждено заживо сгореть в этом пламени, то только вместе.