Солнечная система

И что же могло пойти не так? Ведь в тебе никогда этого не было. Ты всегда брезгливо морщился, когда при тебе целовались пьяными более продвинутые друзья, когда жена позвала на «Горбатую гору», когда случайно в интернете что-то попадалось. Ты не осуждал, нет. Просто не нравилось. Ты относил себя к тем самым непреклонно гетеросексуальным людям, которые не против, когда другие делают что хотят — но сам ты всегда будешь таким, как положено. Ты и был таким, как положено — учеба, работа, ненапряжное и творческое хобби, любимая жена. А потом всё изменилось, и ты стал не любителем, а профессионалом. И твое имя кричали если не стадионы, то огромные залы и открытые площадки фестивалей. И ты тоже стал каким-то другим. А в особенности странным было то, что ты всё время искал его общества, и только с ним ты чувствовал себя спокойно. Стоило тебе увидеть его — и день становился светлее. И случайных прикосновений, объятий, улыбок хватало тебе на целую тонну энергии — будто в твоей груди, как в «Железном Человеке», миниатюрный ядерный реактор. И даже жену ты стал любить как будто сильнее, и уговорил её родить дочку, а потом и вторую — ведь любви в тебе теперь было с избытком, и ты просто не мог хранить её для себя одного. А он будто и не замечал, как светятся твои глаза, когда ты смотришь на него, и только растерянно улыбался, когда твоя рука чуть дольше, чем нужно, задерживала его ладонь при рукопожатии. Наверное, он списывал это на твое стеснение или нервы — кто знает? Твоя любовь выплескивалась не только перед семьей, но и перед многотысячными залами, когда ты улыбался и раскидывал руки: все думали, что это часть шоу, элемент поведения фронтмена, но никто и вообразить не мог, что ты просто пытаешься обнять всех этих людей, подарить им свою любовь. И ведь ничего не изменилось: всё так же криво ухмылялся ты, когда видел, как парни держатся за руки или целуются, всё так же дистанцировал себя от меньшинств. Но это ведь другое, совсем другое — тебе же от него ничего не нужно. Тебе достаточно просто любить его и быть с ним рядом. Ты только раз решился сказать ему, в одном из городов долгого тура по стране. Когда тот, кто всегда делил номера с ним, приболел и не хотел тревожить простуженным храпом твоего любимого — ведь он недавно перенес операцию, ему нужен отдых — тебе предложили поменяться номерами. И ты, конечно, согласился. Потом вы пили с гитаристом и ударником, и тебе на голодный желудок было много не надо. Ты поднялся в номер, чувствуя себя пьяным матросом, спотыкаясь, дополз до своей кровати, и, не раздеваясь, упал на нее. А он — он читал перед сном кого-то из своих бесконечных заумных авторов, и только улыбался, когда ты шарахался по номеру. И когда он уже выключил свет, вот тогда твоя нестерпимая любовь не удержалась в тебе, и ты сказал ему: — Л-люблю. Люблю я тебя, Володя. — И сам же удивился, как это у тебя получилось. — Я тебя так люблю. — И я тебя люблю, Мишка. — Ответил он легко, будто ничего особенного не произошло. — Спокойной ночи.