Цельнометаллический

Курить под звездным небом после утомительной тренировки стало нашей традицией. Как у влюбленных были свои песни, у нас с Баки теперь неизменно была эта последняя сигарета на двоих. Я полюбил горький запах дыма и терпкий вкус табака, оседавший на языке. Мне нравилась уютная интимность этого ритуала: когда Баки передавал мне сигарету, и наши пальцы на короткий миг соприкасались. А обхватывая губами влажный фильтр, я думал о том, что мгновение назад здесь были губы Баки. И это было так похоже на поцелуй, пусть опосредованный, призрачный и очевидный только для меня одного. Вот и сейчас мы молча курили, пуская колечки дыма в иссиня-черный бархат ночного небосвода. Я не мерз: мое разгоряченное тело остывало медленно и неохотно. А вот кожа Баки — живая рука и не прикрытая майкой грудь — была покрыта мурашками. В следующий раз надо напомнить ему про куртку, подумалось мне. — Давно хотел спросить, — начал было я и осекся. Для меня этот наш разговор был даже не десятым. Для Баки же — всегда первый. — Да понял я, понял, — усмехнулся он, — сам когда-то так оговаривался. Валяй, спрашивай! — Что с твоей рукой? — я улыбнулся в ответ и передал ему сигарету. Та почти уже догорела до фильтра, и это невыразимо печалило меня. — В смысле, как ты потерял ее? — Черт, Стив, ты только что убил такую отличную шутку! — он затянулся в последний раз и щелчком отправил окурок в мокрую от росы траву. Я с сожалением проследил путь — почти идеальное полукружие — светящейся алым точки. — Я бы сказал, что у меня ее нет, и мы посмеялись бы вместе. — Прости, — я пожал плечами, — исправлюсь в другой раз. — Ладно, остряк, — он снисходительно фыркнул. — Я потерял ее в Афганистане еще до всего этого дерьма. Наш джип подорвался на мине. Трое ребят тогда погибли, а мне удалось выкарабкаться. Обратно пришивать было нечего, и армия расщедрилась на протез. Мне предложили поучаствовать в экспериментальной программе медицинского подразделения СТАРК Индастриз, пообещали новую руку. Я согласился. Это, — он несколько раз согнул-разогнул металлический протез, — уже четвертый прототип и, на мой субъективный взгляд, самый удачный. Первый был слишком тяжелым, да и слушался плохо. Меня все время клонило влево, отчего были серьезные проблемы с координацией. Существенно облегчить конструкцию без потери функционала не вышло, и пришлось снова ложиться на операционный стол. Мне усилили коленные суставы, полностью заменили левую лопатку и ключицу, ну и еще много чего по мелочи доработали. Он с такой легкостью говорил об этом, а я внутри содрогался от ужаса, понимая, через что ему пришлось пройти. Должно быть, какие-то эмоции все-таки отразились у меня на лице, и Баки поспешил успокоить меня. — Эй, приятель, расслабься. Все это дела давно минувших дней. Но меня не могла обмануть эта его бравада: к тому моменту я слишком хорошо успел узнать его. — Я… Слушай, мне так жаль, что тебе пришлось пройти через такое. — Забей, — отмахнулся он. — Я к СТАРК Индастриз не в претензии. Уж лучше так, чем совсем без руки или с дешевой пластиковой, которой ни вилку подержать, ни жопу подтереть. А у этой даже чувствительность почти как у живой. Смотри! Он приблизился ко мне и поймал в ладони мое лицо, отчего я забыл, как дышать, и замер, словно боясь спугнуть его. — Ты горячий, — большие пальцы обеих его рук, металлической и живой, ласково огладили мне скулы, — а еще колючий. Баки никогда раньше не делал так, никогда не касался меня с… подтекстом. Я растерялся и не мог выдавить из себя ни слова, просто стоял и стремительно заливался краской до самых кончиков ушей. Пауза становилась неловкой, и мы оба почувствовали это. Он нервно облизнулся — я знал уже эту его привычку — убрал руки и отошел на безопасную дистанцию. — Ладно, Стив, нам обоим следует хорошенько выспаться перед завтрашним боем. Расходимся! Я провожал взглядом его темную фигуру, стремительно удалявшуюся от меня, и проклинал свою робость и нерешительность. Я должен был удержать его, сказать или сделать хоть что-то. Ведь мне самому так хотелось… В этом цикле я потерял его, едва только мы на пару километров удалились от пляжа. Выбравшись из громоздких экзоскелетов, мы прочесали парковку в поисках машины на ходу и обнаружили старенький Beetle небесно-голубого цвета. Как по мне, идеальная машина для поездок на море. — Зато не лучшая для гонки с препятствиями, — фыркнул Баки и кивнул в стороны трассы, пестревшей брошенными, разбитыми и перевернутыми автомобилями. — Маневренность и скорость у нее ни к черту. — Справимся, — оптимистично пообещал я, с трудом втиснувшись на водительское кресло, которое пришлось до предела отодвинуть назад. Баки плюхнулся рядом и машинально покрутил ручку приемника. — Черт, — на всех частотах шли одни помехи, — представляешь, забыл. Вот ведь дурак! Я аккуратно вырулил с парковки и погнал вперед, снижая скорость в особо сложных местах, чтобы не разбить наше транспортное средство. Но далеко уехать нам не удалось. Мимики возникли внезапно. Я только заметил смазанное движение в зеркале заднего вида, а мгновение спустя ублюдок приземлился нам прямо на крышу. Я резко выкрутил руль влево-вправо, машина вильнула, но мимик держался крепко. — Попробую подстрелить его, — крикнул мне Баки и вытащил пистолет. — А ты гони, не останавливайся! Я до упора выжал газ, и наш крохотный «жук» ощутимо прибавил ходу, благо дальше дорога была чистой. Баки палил прямо через крышу, но пистолетные пули были для инопланетного монстра словно мягкие поролоновые патроны игрушечных автоматов. Расстреляв полную обойму, он бессильно откинулся на сиденье. У нас не было больше ни единого козыря в запасе. Оседлавший «жука» мимик, кажется, тоже понял это и запустил в салон свои черные щупальца. Одно из обвило Баки и буквально выдернуло его из машины и отбросило куда-то на обочину. — Не-ет! — заорал я и ударил по тормозам. Меня с силой швырнуло на руль, а мимика — вперед на дорогу. Не обращая внимания на боль в руках и груди, я выбрался из «жука» и побежал туда, где в буйно разросшейся траве ничком лежал Баки. Он не двигался, и я осторожно перевернул его. К небритой щеке прилипли два сочных зеленых стебелька, я смахнул их и только тогда заметил кровь на его виске. Баки был мертв. Глядя в его чистое и спокойное, как у крепко спящего человека лицо я заплакал. Все это — раз за разом повторяющиеся циклы и смерти — словно было придумано как наказание мне за что-то. Мой личный ад, из которого не было выхода. Я не видел, что происходит вокруг меня, не замечал мимиков, окружавших нас. Последнее, что я помню в этом цикле — боль. Она родилась где-то в животе, и когда я опустил взгляд, то понял ее причину — уродливый черный щуп торчал из меня, словно огромная заноза. А после меня не стало.