Поцелуи

Миналин и Кунсайт вышли на парковую дорожку земного дворца; именно такой ее когда-то и запомнила принцесса: засыпанная мраморной щебенкой, бело-розовой струйкой бегущей среди аккуратных клумбочек, живых изгородей и кустов, тропинка выкладывалась в витиеватый узор, потрясающий воображение при взгляде с самой высокой башни дворца. Когда-то ее туда водил принц Эндимион (тогда она еще была самой вероятной претенденткой на то, чтобы стать его супругой, и ни о какой помолвке с лунной принцессой не шло и речи). Молодые люди знакомились, вели полусветские беседы, смущенно прощупывая, насколько они способны понравиться друг другу, и Миналин и сейчас помнила, как деликатен и вместе с тем пытлив был взгляд юного наследника земного престола. Особенно чувствовалось это теперь, когда по правую от нее руку шел совсем другой мужчина — лорд Кунсайт, правитель северных владений и, как рассудило время, настоящий жених венерианской принцессы. Человек, лишенный деликатности и любопытства и, что хуже, кажется, лишенный всяких чувств в принципе. Если с Эндимионом Миналин ощущала себя на равных, как с человеком, у которого есть с ней схожие переживания, то с Кунсайтом Лин чувствовала смутный дискомфорт и даже опасение. Лорду Кунсайту двадцать семь, он серьезен, немногословен и закрыт. Семнадцатилетней Миналин хочется сделать книксен и опустить глаза при виде его постного лица и обличающего взгляда. Лорд по-суровому красив и статен, в нем чувствуется порода, непрошибаемость и храбрость, не нуждающаяся в праздных доказательствах, но это вымораживает Венеру изнутри, сковывает хрустким льдом смешливое сердце принцессы, привыкшей к искренности и задушевным разговорам. Меньше всего юной девушке хотелось бы отдать свою руку солдафону и эмоциональному калеке, однако кто ее спрашивает? Намек на свадьбу с Эндимионом будоражил, заставлял нервничать и предвкушать, фантазировать и додумывать. Факт брака с его лордом — пугал и окутывал безнадегой, несмотря на все внешние достоинства. Миналин уже видела, как будет прозябать в его родовом холодном замке, отрезанная от всего света, покуда ее муж занят куда более важными вещами типа войны и охоты. Но сейчас они шли рука об руку. Сладко свистели птички, жарко светило будто вымазанное особой жизнерадостной краской солнце, неестественно густо цвели цветы. Несмотря на тяжесть бледно-оранжевого платья и забранных в неудобную высокую прическу волос, Лин практически получала удовольствие от прогулки, по крайней мере, пока не кидала взгляд на своего молчаливого равнодушного провожатого, согласившегося с легкого посыла своего принца показать Венере красоты местного парка, хотя девушка с куда большим желанием исследовала бы его сама. Миналин уже решила придумать, как на радость обоим отделаться от лорда и ускользнуть в восточную часть садовых зарослей, где, если ей не изменяет память, когда-то был живописный утиный пруд, как неожиданно Кунсайт решил удостоить свою невесту беседой: — Как долго миледи планирует остаться на Земле? У Кунсайта был совершенно потрясающий голос — гипнотический, с нотками мужественной, властной хрипотцы, и Миналин наверняка бы плавилась от его низких вибраций, если бы в нем была хоть толика живых чувств. Но чего не было, того не было. Лин не слышала даже пресловутой вежливости, разве что точный, как и сам мужчина, расчет. — Вам, милорд, абсолютно необязательно тратить все свое время и постоянно сопровождать меня, — в ее тоне, помимо воли, проскользнула издевка, и Лин прикусила язык, потому что лорд бросил на нее нечитаемый взгляд. Это глупо и недальновидно — настраивать будущего супруга против себя, особенно сейчас, в ее шатком положении, когда мужчина и так не пылает интересом, к которому, если честно, Миналин даже успела привыкнуть — до скуки. Мужчины вожделели ее, восхищались, изнывали, мечтая о ее благосклонной улыбке. Но не Кунсайт. Наверное, это, несмотря на пресность постоянных ухажеров, все-таки трогало ее самолюбие. — Миледи не желает скрасить своим присутствием короткий отпуск своего жениха? — или ей показалось, или и лорду не чужд сарказм? — Миледи думает, что гораздо сильнее скрасила бы его своим отсутствием. Кунсайт остановился, вынуждая остановиться и Миналин, окинул ее каким-то новым, оценивающим взглядом, особо неуютным с высоты его немаленького роста и, что уж говорить, разницы в возрасте в — о боже! — десять лет. Что, думал, принцесса Венеры так глупа? Маленькая кукольная пустозвонка в розовых рюшах? — Миледи сокрушается по поводу своей несчастной судьбы, — не вопрос, однако, едкое утверждение, перечерченное кривоватой усмешкой. И что это за извечное снисходительное «миледи»? Как скрипучий сахар на зубах. — Что вы? — с нарочитой наивностью похлопала глазами Миналин. — Миледи лишь проявляет к своему жениху сочувствие. Они смотрели друг другу в глаза: его — водянисто-голубые, спокойные, как зимнее озеро, и ее — яркие, почти что синие, словно летнее небо. И ей сейчас вот до дрожи захотелось вытворить нечто из рук вон, закрепить эту хрупкую эмоциональную нить между ними, хотя, безусловно, это будет ход ва-банк. И принцесса почему-то не нашла ничего лучше, кроме как взять своего жениха за плечи и притянуть его к себе. Ей пришлось задрать голову, и заколка все-таки не выдержала, заставляя упасть тяжелые волосы по спине и рукам. Вопреки короткому, мелькнувшему острой вспышкой опасению, губы Кунсайта оказались сладкими, теплыми, как и крупные, шершавые ладони, скользнувшие по ее обнаженным плечам с осторожностью и темным знанием, заставляющим Венеру вздрогнуть от того пыла, с которым он ответил на этот порыв. С тайной… страстью? Миналин была к ней не готова. Она всего лишь хотела выбить лорда на эмоцию, поддеть в нем чувства, быть может, тоже коснуться его эга, но никак не обнаружить, что, на самом деле, вовсе ему не безразлична, да и она — Силы небесные! — обмякла в его требовательных объятьях, разомлев от умелых поцелуев этой северной ледышки! Словно ощутив смятение невесты, Кунсайт отстранился, тем не менее, не убрав рук с ее пылающих плеч, будто полноправный хозяин. — Миледи заставляет меня поверить, что я не нуждаюсь в ее сочувствии. Пройдемте дальше, я покажу вам чудесный утиный пруд, — он поднял с земли упавшую заколку и несколько соскользнувших розовых лент, — если позволите, я заплету вам косу. Миналин ничего не смогла на это сказать, но она знала: ее будут касаться самые чуткие пальцы на свете…