***
Внимательный взгляд сфокусировал гитариста, прицепившись, будто крючок с невидимой леской. Вечеринка подошла к логическому завершению. Глаза не торопили, но «крючок»… Петля, аркан — сравнений куча. И все они притягивали до ломоты в теле. Нора ждала его. — Надо поговорить. Боги, да ты весь мокрый! — она схватила и кинула ему сухое полотенце, приглашая под тент. — Переодеться не желаешь? Прохладно здесь. — Не. Норм. — Что с тобой? — А? Мысли всё ещё крутились возле Джина, снова и снова отбрасывая гитариста к скользкой от влаги холодной стене, и разговору под дождём. Память избирательно предоставляла и другие волнительные картинки их пусть непродолжительного, но бурного времяпровождения. Тело пронизывала… неудовлетворённость. Что-то пошло не так вместе с чувством, что Дай не договорил, не додал. Недополучил. Позвонить, что ли? И что сказать? Меня прёт? Спасите? Супер! Как человеку здравомыслящему, не стоило к этому возвращаться, но гитарист не мог не признать, что сумасшедшая страсть мальчишки вывела его из равновесия, разбудив в душе что-то такое же безумное. И Дайске не покидало ощущение, что он с дикой скоростью летит с высот только что пережитой эйфории. Без парашюта. И его плющит прямо в воздухе. Хапнул благодати. Прикоснулся к обнажённым нервам, ощутил трепет плоти под пальцами. А малыш… он просто… Да ну, бля! Нееее… С допингами получился явный перебор. — Ты понимаешь ответственность, которую… — Да, послушай, Нора, насчёт мальчика, которому ты нахамила… Дай вытребовал для Джина разрешение находиться с группой, аргументируя тем, что агрессивный настрой менеджера, в отношении его друга, противоречит этике. Но девушка не преминула съязвить, что дружбой здесь и не пахнет. И в существующем контексте (когда, так называемые, друзья не могут сдержать свои… скажем так, потребности) ни о какой этике и речи быть не может. Ибо нравственность должна оставаться в приоритете, особенно, когда они находятся на работе в чужом государстве. — Не помню, чтобы ты высказывала Каору подобные претензии. — Там другое… — Не смеши меня! Тот же секс в общественных местах, только в роли любовника твой дорогой Кё. Не притворяйся, что удивлена. — За собой лучше смотри, Дайске Андо. Окей? — Просто будь с ним помягче. — Этот мальчик уже тебя скомпрометировал! А ты ему позволил… — Он научится. — Научится? Кто вообще этот Джин?! Очередной никто на пять минут! Спасибо, хоть не прошлась по теме секса. И глядя в глаза, полные ненадуманного возмущения, Дай осознал, что она не пересечёт эту черту. Не посмеет. Потому, что тоже чувствует его замешательство. Так же как и Джин. Это не относилось к работе или к музыке. Что-то прилетело из сферы эмоций. Нора была не тем человеком, которому изливают душу. Её работа — прикрыть его зад. — Он мой друг. Шестое чувство подсказывало ограничиться нейтральным определением. Всё что произошло днём — незначительная мелочь. Мелочь, которая не должна становиться достоянием общественности. Ничего нового, собственно. — Дай, с момента, как мы приехали сюда, ты пьян, обдолбан и поэтому крайне плохо соображаешь! Я обязана предупредить тебя. Они оба знали, что в случае серьёзного прецедента в дело вмешается менеджмент. Сначала они вежливо попросят… а если не поможет, сделают всё возможное, чтобы решить проблему. Кардинально. Не то чтобы Дай не знал об этом, просто, как всегда, из существующих зол приходилось выбирать меньшее. — Я жить хочу, Нора. Сейчас, понимаешь? Иногда казалось, что они с ней говорят на разных языках, хотя, вроде тот же японский, но смысл-то! Смысл! Андо словил ещё один неодобрительный вайб — напоминание, что он совсем рехнулся. — Что ты имеешь в виду под этим своим жить? Объяснять он ничего не станет. Не маленькая — догадается. — Ключ от трейлера. Пожалуйста, дай его мне. Утром верну. Гитарист нарушал правила, ища свободы, и вот это было совсем не по-японски. В отличие от согруппников, от неё он желаний не скрывал. И как бы это не претило, девушке приходилось с ними считаться. За это тоже деньги платили. — Ладно. С условием, что ровно в восемь ты его вернёшь лично, а твой мальчик не будет путаться под ногами. — Его зовут Джин Вонг. — Интересно, сколько ещё раз мне придётся услышать это имя? — Нора, — Дай с ухмылкой подставил ладонь, и, ухватив менеджера за пальцы, сжал их вместе с ключом. Осуждение против иронии. Как предсказуемо! Гитарист не сводил с неё глаз. — Прекрати! — потребовала девушка, высвобождая руку. То, что в указанное время ключ будет у неё — сомнений не было. Андо условия выполнит. Всегда выполнял. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Гитарист отлично отыграл мизансцену, ощущая себя идиотом и мудаком одновременно. Какая вообще нужда так подставляться? Но пальцы лишь сильнее сжали ключ. Жизнь Андо расписана на годы, и подарков от судьбы он не ждал. Только, вот он, «подарок» — сидит на другом конце кемпинга, и не устаёт искать варианты пересечений. И ведь находит, сукин сын! Этот мальчишка, будто глоток свежего воздуха в прокуренной комнате. — Спишь? Скользкая панель смартфона холодила ухо. — Дай? Привет… — ответил на том конце голос, осипший и слегка обескураженный. Джин, видимо, не ложился ещё. А теперь вообще вряд ли уснёт. — Не ожидал, что ты позво… — Проведи эту ночь со мной.***
flashback
Дайске не смог уйти. Уж слишком часто он сливал мальчишку, чтобы сейчас вот так его оттолкнуть. Ну, и чтобы совесть потом не мучила. — Не геройствуй, малыш, ладно? Я понимаю, всё это не совпадает с твоими представлениями об отношениях… — Это причиняет боль, — вырвалось как-то само. Реакцией на сочувствие, которое он прочёл в глазах мужчины. Оголённое откровение отчего-то резануло Дайске по живому, как души кусок оттяпало. Больно ему! Эмпатия шевельнулась в груди, вынуждая прочувствовать, насколько сильно. В жизни вообще страданий существенно больше. Больно проигрывать, больно любить, больно терять. И помочь тут абсолютно нечем. — Чушь, — прошептал Андо, одновременно доставая портсигар. Открыв модную коробочку, гитарист с невозмутимым лицом достал самокрутку. — Твоё лекарство. — Откуда? — А это… — отвечая на вопрос, с улыбкой объясняет Дайске, — коллеги-музыканты подогнали. Пробовал? Ах, ну, конечно, было, и к чему я спрашиваю, — и добавляет поучительно: — Не увлекайся только. — И… ты прям поделишься?! — В глазах Джина заплясали искорки веселья. Как же мало нужно, чтобы сделать человека счастливым. Всего-то чуточку больше внимания. И, конечно, дело не в траве. Дайске усмехнулся, затянувшись. Убрал зажигалку. Выдыхая дым, он передал самокрутку мальчишке. — Так, где там у тебя болит? — улыбнулся так, что Голливуд бы позавидовал. — А ты беспокоишься? И поэтому решил задержаться? Дай усиленно изучает лицо с поднятой в недоумении бровкой. Выражение, в котором надежда проигрывает действительности. А ведь она вполне могла бы и выиграть. — Возможно… — пожимает гитарист плечами, наклонив голову на бок, — главное, что спать будешь крепче. — Я не ребёнок, Дай! — Джин разочарованно закатывает глаза. — О, да. Языком у тебя отлично получается… Я впечатлён. Глаза парнишки гневно распахиваются. — Что?! — Это комплимент. Ты же полиглот! На стольких разговариваешь, ну! Я про языки, — Андо заходится в приступе неоднозначного смеха, Джин краснеет и отворачивается. — Ведёшь себя порой, как… — он осекается, поймав на себе упреждающий взгляд. — Как кто? Ну? Сейчас Дайске мог бы блеснуть манерами на любом дипломатическом приёме, проявляя такт, сдержанность и знание этикета. Но, знаете, гены, семья, происхождение — всё это остаётся с тобой навсегда. Как ни прячь — всё равно вылезет. А мальчишка слеплен из другого теста. Он не такой. Он тактично промолчит, потупив глазки. Приличный. Воспитанный. — Это просто секс, — подражая интонациям гитариста, вдруг выдал Джин. — Ну, ты бы так сказал… разве, нет? Чёрные глаза Андо полны романтики. Он сто лет никого не держал за руку. Ну, в постели разве что. Уставился на длинные пальцы, изучая ладонь, которая по размеру оказалась не меньше его собственной. А вот пальчики стали чуть длиннее, да. А Джин улыбнулся так, словно выиграл джек-пот. — Может, влюбишься уже в меня? — не разцепляя ладоней, он подносит их ко рту, касается чужого запястья губами. — Дай, — и вдруг шепчет: — у тебя такие красивые руки… Мягко. Тепло. Целует нежно до невыносимости. А у последнего чувство, будто он находится под водой и не может глотнуть ни капли воздуха. Понимает ли Джин, насколько неудобна сейчас выворачивающая правда момента? Провоцирующая снизойти, стать на равных, наконец, принять его. Я запрещаю. Запрещаю тебе говорить все эти слова. Ты мне никто. Не смотри так, иначе я… задохнусь. Интересно, каким Джин станет через пару лет? Останется ли таким же открытым? Сможет ли любить настолько безоглядно? — Ну, раз мы всё выяснили… пойдём, что ли? Надо возвращаться. Андо наверняка уже хватились на площадке. Ещё немного и начнут «бомбить» сообщениями и звонками, а потом стафф побежит прочёсывать территорию, светя фонариком в каждую встречную рожу. И в этот раз гитаристу особенно сложно вырвать себя из ощущения ирреальности. В его жизни нет времени на любовь. И нет таких пронзительных чувств, как у этого мальчика. И, скорее всего, уже не будет. Взгляд облизывает линию челюсти и расслабленный рот, скользит по шее. Глаза находят знакомую венку, ту, прозрачную и беззащитную. Андо касается её губами, ощущая биение ускоряющейся пульсации. Он ныряет в это чувство, начиная целовать мальчишку, как сумасшедший; ловить его дыхание, ощущая наливающийся тяжестью пах. Снова. Господи, бля. Зачем я курил? — Не уходи, — шепчет Джин. А взгляд затуманенный, разомлевший. — Не уходи сейчас. — Это воздействие травы и алкоголя, — отрицает всё гитарист, не отрывая глаз от юного лица. — Не забивай себе голову. — Ты лжёшь… это враньё, — шепчет жадно мальчик, — говоришь одно, а чувствуешь совсем другое… И что-то внутри Андо претит не согласиться. Ох, не хорошо! И он закрывает Джину рот ладонью. Держит крепко, физически ощущая, как его затягивают распахнутые в удивлении глаза. — Молчи! Медленно убирает руку. Влажный воздух окутывает густым запахом травы и цитруса. А сверху миллиардами капель с новой силой обрушивается дождь. Дайске штырило. В таком состоянии хотелось совершать глупости и наобещать чего угодно. Но что бы он ни сказал, Джин не забудет слов, которые услышит. Потому что для него все слова, сказанные гитаристом, важны, как чёртвы откровения бога. И этот миг… — Не бросай меня. — Молчи, — шёпотом повторяет Дай. Их фразы звучат почти одновременно. Гитарист уже знает, как целуется Джин. Запомнил. Сначала осторожно касается губ, скользит по ним кончиком языка, и лишь потом жадно врывается им в рот. Жар ладоней опаляет лицо, и тело инстинктивно напрягается, вжимаясь в другое тело. Но… Что это такое «не бросай»? Что это за нахрен такое! Бля, да что вообще происходит? Андо запутал сам себя. — Ладно, ладно, всё. ВСЁ! Стоп. Окей! Джин? С усилием возвращая лицу нейтральное выражение, гитарист отстраняется. Я ничего не хочу, малыш. Ничего, — мужчина молчит. — Тогда, до завтра, Дай. Андо уходит, даже не замечая, что промок до нитки, и сердце колотится как ненормальное. Он думает об одном: лишь бы не обернуться! Потому что сейчас это самое сложное в его жизни. — May be, — отвечает он сам себе.***
В определённый момент становится пофиг на предубеждения. Бесперспективности, возможные потери и пути в никуда. Слова теряют значение. Ощущается это одновременно и кайфово, и стрёмно. Когда начинаешь жить моментом, пытаясь растянуть время. Я просто с ума сходил. И чем дальше, тем сильнее. Ведь Дай держал дистанцию, а я… я мог лишь подстраиваться. И вот уж чего совсем не ожидал, это того, что он перезвонит так скоро, и скажет то, что сказал. …Та ночь отличалась от тех, что мы провели в Штатах. Честно сказать, я переживал поначалу. Потому что, ну, это был второй раз, когда он… и… мои умения в постели, наверное, не особо впечатляли. Только в какой-то момент всё вышло из-под контроля — насколько сильно я его хотел. Или он меня… а может, мы оба. Всё ощущалось иначе. И Дай был другим. Внимательный. Аккуратный. Голодный. Жадный. Может быть потому, что наконец, принял меня? Говорят, между занятием сексом и любовью существует разница. Мне кажется, что я её почувствовал именно тогда. А может, просто хотелось так думать. Но я, правда, не представлял, что Дай может быть и таким. …У группы намечался нелёгкий день, и мне не хотелось становиться напрягающим дополнением. И пока Андо не проснулся, я потихоньку принял душ и собирался незаметно свалить. Но пока одевался, не мог отвести глаз — его сон казался таким безмятежным. Красивые линии скул, мягко очерченный рот… Я впитывал это выражение спокойствия, и в приступе какого-то щенячьего восторга, жаждал запомнить его именно таким. Захочет ли он меня снова? Эти мысли душили всякий раз, когда приходилось расставаться. Мы не были вместе. Не были парой. Никогда. И я жил надеждой, что каждая новая встреча не окажется последней. Этот страх «потерять не имея», подавлял во мне все остальные чувства и стремления. Вся моя жизнь превращалась в какое-то адское ожидание. А спросить напрямую я боялся. Потому что… ну, ответ же очевиден. Ничего не получится. — …Бля, не пялься, — раздался сонный голос. — Собрался — иди. Даже головы не оторвал от подушки. Что за человек такой? В конце концов, разве когда-то было иначе? Только Дай старался, правда; всегда пытался сгладить ситуацию. Сделает больно, но потом обязательно погладит по головке. — Не загоняйся, — буркнул он, приоткрыв один глаз. Новое слово в лексиконе вызвало невольное восхищение — его английский становился лучше. — Окей? — Ты о чём? — я пытался придать голосу невозмутимость, уговаривая себя не расстраиваться. — Я ведь вчера предупреждал, что это всё, что я могу, малыш. Просто… спасибо. Не думал, что какая-то мелочь, типа спасибо, может заставить вести себя по-идиотски. Вернуться, покрывая поцелуями его заспанное лицо, глаза, губы, нос. Пока Дай, ошарашенный такой реакцией, всё же не ответил на поцелуй. Поначалу сухо и сдержанно. — Билли Джин, — на меня смотрели чёрные озадаченные глаза, — что происходит? — Ничего. Это за спасибо… не обращай внимания. — Ты очень странный, — пробурчал недовольно. — Надо перестать использовать это слово, раз оно так действует. Просто крышу тебе сносит. — Чего? — Я мог бы спать ещё целый час, и ты тоже… Раздевайся! Вот и всё. График европейского тура Dir en Grey попал ко мне в руки случайно. Честно говоря, расписание поражало загруженностью: казалось, времени на что-то ещё, кроме переездов, у группы вообще не было. А я заставлял себя не паниковать и смотреть на вещи реально. И главное, сохранять спокойствие. Ездить за кем-то в тур занятие неблагодарное, а в моём случае ещё и крайне затратное. Только я не мог не думать о новой встрече. В ноябре планировался их тур в США — вполне реальный вариант. Можно отправиться в Нью-Йорк, посетить шоу в Калифорнии, или даже съездить на концерт в Мехико, заодно навестить тамошних родственников. Я собирался изучить географию перемещений группы и временной промежуток между ними, не занимаемый дорогой. Знаете, Америка страна большая и переезд между штатами может занять кучу времени. Плюс неожиданные эксцессы — например, поломка транспорта, задержка рейсов, погодные условия и т.д. Любой, даже отлично продуманный план может слететь… Но у меня ещё оставалось сегодня. »…Где я увижу тебя? На сцене, Джин. А после? Мы уезжаем в Нидерланды. Через какое-то время он приписал: Как ты? Нормально. Надеюсь, ты меня всё ещё хочешь. Сейчас — точно нет». Перечитал, наверное, раз сто. Тот неловкий момент, когда понимаешь, что в рабочем режиме гитарист становится терминатором — абсолютно чуждым до сантиментов. Сдержанный и… злой. И мешать ему себе дороже. Всё пронеслось так быстро, что подробностей уже и не вспомнить. Сквозь тонированные стёкла автобуса было ничего не рассмотреть, кроме тёмных глянцевых отблесков. Я не думал, что они уедут почти сразу. Музыканты погрузились в турбас, и времени на разговоры совершенно не осталось. Ждать? Звонить? Писать? Дай ведь так ничего и не сказал… Вообще ничего. Вакуум из неопределённости ощущался мной уже почти привычно. От безысходности противно потели ладони. Телефон завибрировал, я поднёс трубку к уху, даже не взглянув на дисплей. — Come on! — услышал я нарочито бодрый голос. — Улыбнись и помаши ручкой. Я тебя вижу, БиЛЛиДжин. — А я тебя нет, — кисть машинально взметнулась вверх, совершая необходимое движение. Я резко обернулся, пытаясь определить окно, и… я просто чувствовал его улыбку. Белозубую, ровную… — Ну, что, до встречи в Штатах? Хоть бы сориентировал: когда и где, а то опять ничего определённого. Почему японцы никогда не говорят прямо? Необходимо заглянуть в душу, научиться читать мысли, чтобы их понять. Ну, или в глаза посмотреть, если позволит. В его чёртовы прекрасные глаза. По телефону многого не скажешь, вокруг куча людей. А я… Каждый грёбаный день. И если бы только мог, я бы смотрел на него. Любовался. Чёрт возьми, он ещё не уехал, а я уже скучал. — Ты сейчас из вежливости, или, правда, хочется меня увидеть? Андо проигнорировал вопрос. — Придётся ждать. Четыре месяца — не так уж много, — в голосе гитариста ощущалась усталость. Эти два дня его сильно вымотали. — Пиши, если что-то будет нужно. — Мне нужен ты! — Бля… — В трубке повисла пауза. Затем Андо напряжённо вздохнул, и, видимо, переложил телефон в другую руку. — А что-нибудь более реальное? Реально сейчас сменить тему. Своим признанием я, должно быть, поставил его в неловкое положение. — Помоги выбрать гитару, — выпалил я. — Купить хочу. И процессор. Поможешь? — Что-то конкретное? — Я почувствовал, что вот теперь он расслаблен. — Что важно? Функционал? Звук? Комфорт? Или… всё как у меня? — Я не могу позволить себе всё как у тебя. Дай хрипло рассмеялся. — Окей. Пиши, чего хочется. Тот разговор положил начало нашему интенсивному общению с обилием сообщений и звонков, где я обсуждал с ним гитары, примочки, софт и прочую атрибутику. Мы говорили даже о форме и жёсткости медиаторов и их расположении на струнах. Вели беседы насчёт саунда, эффектов, и копирования мной его игры. И самое интересное, что в этой переписке вы не найдёте ничего личного. Ни словечка. Да, кстати, гитару я купил. В точности такую, как у него. И если быть честным, то не одну…***
Ощущая на плече вес чужой головы, Андо вслушивался в размеренное дыхание уснувшего рядом парня. Когда это стало нормой? Спать с ним вот так? Когда-то. От долгого пребывания в одной позе затекла рука, и Дай осторожно вытянул её из-под любовника. Тот недовольно зашевелился, переворачиваясь на другой бок, вынуждая мужчину обхватить его за талию. Губы уже привычно коснулись тёплой кожи плеча. Потом ещё… Малыш. Гитаристу нравилось его тело. Гладкая кожа, красивые руки. Нравились длинные пальцы и ощущение трепетных губ. И ненасытный темперамент! Нравилось, как джинсы облегают зад и упругие ляжки. Нравились его ноги — ровные, рельефные, с аккуратными щиколотками. Нравилось ласкать его через бельё, и, затем, стянув штаны до колен, брать мальчишку сзади. Нравилось чувство безусловной любви, которую дарил ему этот пацан. Странно, что Джин всё ещё смущался, считая, что недостаточно хорош… Мужчина находит его руку, сплетая пальцы, и тот рефлекторно сжимает её в своей. — Да-ай, ну, рано же ещё, — шепчет сонно, но его тело отзывается, ощущая мягкие, но настойчивые поглаживания. — Малыш… Два человека из разных миров, соединённые системой редких встреч.***
…Как-то в 2012 на одной вечеринке в Штатах гитарист обдолбался почти до невменяемого состояния. Сел в такси до отеля, но так не доехал. Пришёл в себя среди ночи где-то на свалке старых авто, с пятью процентами заряда в телефоне и абсолютно пустыми карманами. Местность незнакомая и ещё собаки вокруг. Целая стая. Ходят, обнюхивают… Благо, что не агрессивные. Он вышел на дорогу, соображая, что мог бы добраться автостопом. Но всё, что по ней передвигалось, даже не собиралось останавливаться. Стоило лишь поднять вверх палец, как водители давили на газ, стараясь быстрее проехать мимо. Какое-то время Андо шагал вдоль шоссе, пока не увидел баннер, название на котором, собственно, ему ни о чём не сказало. Впервые в жизни накатила паника. Дай опустился прямо на траву, тупо уставившись на подбежавшую к нему собаку. Та завиляла хвостом и лизнула гитариста в нос. Судорожно перебирая в голове знакомых, кому можно было бы сейчас позвонить, мужчина вдруг понял, что никому… Объяснить своё появление в этом месте в такой час, и тем более причину он точно не сможет. Друзей у Дайске было предостаточно, только «но» превышало их количество. Андо выключил телефон, и неизвестно, сколько он вот так просидел, пока на ум не пришло единственное подходящее для ситуации имя. Он набрал номер, ни на что не надеясь, и оставил на автоответчике послание, в котором почти умолял ему перезвонить. ASAP! Договорить не успел — мальчишка поднял трубку: — Привет, не знал, что ты в Штатах. Что стряслось? — Лос-Анджелес такой большой, бля… — ответил Дай. — Телефон разряжен, налички по нулям. Стою на неизвестном шоссе, никто не останавливается. А ещё здесь полно собак. — Собак? — Я по уши в дерьме! — Спокойно, — коротко ответили ему. — GPS ловит? Найди что-то, что есть рядом, может, надпись или вывеска? — Баннер! — Андо взглянул наверх, снова читая освещённое иллюминацией название. — Там написано «Комптон». Дай услышал, как парень, видимо, закрыв телефон рукой, ругнулся всеми из ему известных слов, а потом бодро произнёс: — Ясно. Что ещё? — Указатель автосервиса. Больше ничего. А… ещё номер шоссе … Гитарист, наконец-то смог отправить местоположение. — Получил! Никуда не уходи. Придётся подождать, Дай. Я приеду за тобой. Примерно через час возле Андо остановился джип с откидной крышей. Помимо водителя в машине находились ещё двое мужчин. В одном из них Дайске узнал Джина. Второй, обернувшись к нему, что-то сказал по-испански, и махнул рукой, приглашая в салон. Под кожаным жилетом Андо заметил портупею и пистолет. На бедре у второго парня был пристёгнут армейский нож. Гитарист кинул на Джина тревожный взгляд, но тот успокоил, мол, всё под контролем. Честно сказать, больше всего на свете Дайске хотелось поскорее убраться из этого места. Об остальном он решил подумать позже. — Это мой кузен Михаэль, — представил Джин парня с оружием. Тот смерил гитариста оценивающим взглядом и протянул ему руку. — А водителя зовут Сол. Ты в порядке? — спросил он. — Nice to meet ya. Дай, — представился Андо, забираясь на заднее сиденье к Джину. — Я в порядке. — Расскажешь, что случилось? — Возможно. — Что у тебя забрали? — задал вдруг вопрос Михаэль. — Не стоит беспокоиться. Ничего особо ценного. — Ты на руку постоянно смотришь. Часы? Дорогие? — Расскажи ему, Дай. Ты такси ловил? — подключился к расспросам Джин. — Номер тачки помнишь? Водитель как выглядел? Во сколько было? Тебя вырубили? — Ты что, коп? — Дай перешёл на японский. — К чему столько вопросов? — Нет, — ответил мальчишка. — Просто хочу понять, есть ли шанс вернуть твои вещи. — Серьёзно? — Андо был настроен крайне скептически. Но заметив, как Джин переглянулся с братом, сделал вывод, что рассказать всё же надо. — … Такси поймал в Малибу, — вновь заговорил по-английски. — И вырубился там же. Ничего больше не помню… Водитель был с дредами, как у Боба Марли. Ну, и шапка такая же. Ах, да. Он про Мексику что-то вещал. И тут кузен рассмеялся. Раскатисто, громко. Опасно. Они с Джином имели внешние общие черты, но Михаэль казался выше и накаченней. И взрослее лет на пять, как выяснилось позднее. Парень общался с братом исключительно по-испански, изредка переходя на английский. — Михаэль сказал, что тебе повезло, — побледнев, перевёл Джин, и Андо понял, что тот чего-то не договаривает. — Документы, кредитки были с собой? — К счастью, нет. Я же… прогуляться вышел. — В Комптон, Дай. Тебя увезли в один из самых криминальных районов Калифорнии! — Ещё лекцию об этом мне прочти! — грубо осадил его Андо. Парень, что находился за рулём, удовлетворённо хмыкнул, а Джин проигнорировал раздражённую реплику. — Тебя в отель? — Если не затруднит, — Андо кивнул, и сказал Джину название. — Простите за неудобства. — No problem, amigo, — отозвался Сол. Он остановил джип где-то на подъездах к городу, где брат Джина их оставил, перебравшись в ожидавший его кадиллак с тонированными стёклами. На прощание снова пожал Дайске руку: — Давай всё же уточним про часы и остальное. Возможно, помогу, чем смогу… Стресс вынуждал соображать быстрее, и гитарист понял, что тот спрашивает не просто так. У чувака, видимо, всё схвачено, и речь идёт о компенсации за «услуги», которую тот смог бы отхватить. — «Ролекс». Браслеты из серебра, два кольца и баксов сто пятьдесят мелочью. Часы действительно мне дороги… всё остальное на ваше усмотрение. — Ладно, — сказал тот с акцентом, — посмотрим, что можно сделать. Дальше ехали молча. Дай напряжённо уставился в спину водителя. Ситуация унижала его. Он чувствовал себя измотанным и обязанным. Зачем было привлекать этих людей? Ну, хоть с вопросами больше не приставали. На другой день ближе к вечеру Джин позвонил и неожиданно привёз украденные вещи, и даже деньги. На вопросы отвечал неохотно. Сказал, нашли таксиста по описанию; к счастью, получилось договориться. — Правдоподобно лжёшь, БиЛЛиДжин. А твои ребятки зачем-то вооружились пушками. Ты состоишь в группировке? — Не я. Брат. А маршрут ограблений у них известный. И таксист, который тебя обчистил — это их, ну, их… человек. Михаэль так сказал. — А ещё что он сказал? — Что ему чужого не надо. И повезло, что ты вырубился — тот водила «мексиканец» мог тебя попросту прирезать. — Ты всегда прибегаешь к помощи банды? — Никогда. Я и не влипаю. Прости! Просто… это же ты! Комптон реально жуткий район, и не каждый согласится туда ехать, а решать надо было быстро. Вот я и позвонил кузену. — И он вернул мне всё до цента. Как интересно! — А что тут такого? — Это так не работает, малыш. Ты заплатил ему, да? — спросил Дай и по лицу парня понял, что не ошибся. — Сколько? — Откуда ты… — Я экстрасенс, бля, — сыронизировал Андо. — Так, сколько он взял? — Триста баксов. — У твоего брата довольно скромные запросы, — зло усмехнулся Дай, застёгивая часы на запястье. В своё время он наобщался с подобными людьми в Токио, и там такой суммой он бы точно не отделался. — Не переживай, я их верну. — Залез в бумажник и отсчитал купюры. — Держи. — Нет! — Джин с недоумением отверг предложенные деньги. — Зачем? Не нужно. — Что, недостаточно? Возьми пятьсот! — Достал ещё и запихнул их в ладонь мальчишки. — Сейчас нормально? — зарычал мужчина. — Терпеть не могу быть обязанным! Джин замолчал и отвернулся. Чувствовалось, что ему неловко и стыдно, будто вся эта ситуация отдалила от него гитариста, и возвращение грёбаных часов сделало только хуже. Дайске невменяемо злился, потому что чувствовал то же самое. Он был бы счастлив всё забыть… но пацан наблюдал его в момент слабости, а гитарист ненавидел такое. И лучшим выходом, как Андо считал, было бы, наверное, уже не встречаться. Ничего не мешало им попрощаться прямо сейчас. Ни к чему поддерживать сомнительные знакомства, и жалеть он точно бы не стал. Ведь не стал бы? Дай уже было и рот открыл сообщить об этом, когда Джин вдруг обнял его. Порывисто и крепко. Дрожащие руки обхватили гитариста, не позволяя тому вынуть из карманов сжатые в кулаки ладони. — Что ты со мной делаешь, — выдохнул мальчишка еле слышно, — боже, Дай… что ты делаешь? Не надо… я не знаю, по каким правилам ты живёшь, но для меня отдавать, это нормально. Это не стыдно, не позорно… ради того, кто небезразличен… Не нужно… прошу тебя… Пожалуйста. Забудь. А Дай думал о том, что это не нормально, потому что всё в жизни имеет цену. Вкладываться в человека, которого почти и нет в его жизни — вложение наитупейшее. И вообще, Андо ничем не заслужил, чтобы в него вот так вкладывались. Чисто по-человечески. Ну, он не настолько хороший. Скорее, недостойный. Но надо быть конченым ублюдком, чтобы оттолкнуть сейчас мальчишку. Слова Джина что-то глубоко затронули в нём, разбередили загрубевшее сердце. Нет, не слова, а сам Джин. Зацепил… Дай закрыл глаза, медленно разжимая пальцы. Он не мог обсуждать тему, в которой потерял лицо. Мальчишка не виноват: он сделал, что мог. Это Андо вёл себя безответственно. Но самым унизительным оказалось то, что имея кучу связей и знакомых, гитарист не нашёл варианта лучше, чем обратиться за помощью именно к любовнику. И лучше бы Джин его об этом никогда не спрашивал. — Что тебя унижает, Дай? То, что я втянул в это посторонних или связь со мной? Очень хороший вопрос. И мужчина не стал на него отвечать. Руки мальчишки безвольно виснут, выпуская гитариста из объятий. — Ты больше не хочешь меня видеть, да? — Джин не отводит взгляд и нервно кусает губы. И покорно пятится к двери. Почувствовал. Мгновение назад Андо бы точно сказал, что не хочет, но в данную минуту… он изо всех сил пытался не быть козлом. — Стой! Замерли оба. — Стою, — пролепетал еле слышно парень. — Живёшь где? — Вест-Сайд. Снимаю… к-кварти… — Один? — вышло нервно. И к чему Дай спросил об этом? — Один, — Джин поднял на него удивлённый взгляд, наверное, тоже подумал, к чему. И вдруг встрепенулся, словно отогретая зимой птичка. — Антураж простоват, но места хватит… и светло, как ты любишь. Тебе бы могло там понравиться. Хочешь… её… увидеть? — спрашивает совсем шёпотом и опускает голову в осознании, что вряд ли такое вообще возможно. Мужчина молчит, впитывая робкие интонации. Он не хочет. Не желает отвечать самому себе, чувствуя, что обязан проявить порядочность. Ради мальчика, который смотрит на него такими глазами. Смотрит, как на грёбаного бога. Вот, прямо сейчас. Необходимо разрядить эту давящую атмосферу, сделать что-то или сказать. Только что? Что, чёрт возьми, сказать?! — Я буду с тобой, Джин. Пока это нужно. Тебе. Пауза осмысления показалась бесконечной. — Т-ты… не шутишь? — в голосе столько болезненной надежды, что она резала без ножа. — Правда? А Дай «нашутился, бля, уже». Распахнутый взгляд мальчишки здорово контрастировал с хищными глазами его кузена. И разница в их выражении была просто колоссальная! Воистину, родственников не выбирают. Надо забыть. — Завтра вечером я улетаю в Нью-Йорк, — заявляет Андо, принимая решение, — когда вернусь — позвоню. Экскурсию устроишь по Вест-сайду? — Он подумал, что должен узнать о Джине больше. Желательно всё — от памперсов, до появления первой девушки. — И, когда у тебя день рождения, кстати? — Пятого декабря. — Что? — Дайске не заметил, что спросил об этом вслух. — Ну, я родился зимой, как и ты. — Уже скоро… Дышать вдруг стало легче.***
…К 2014 я набрал какое-то количество подписчиков в соц-сетях. И всё это не только благодаря каверам на песни Dir en Grey, которые я играл. Со мной общался Дайске Андо. И всех интересовало, что же нас объединяет. Совместные фото попадали в инстаграм. И понеслась. На меня стали подписываться его друзья и знакомые. И куча людей внезапно захотела подружиться. Разумеется, не потому, что я такой замечательный гитарист или харизматичная личность. Из-за него. Для Андо всё это казалось шелухой. Он посмеивался, призывая вести себя осторожнее. Медийность, это, конечно, неплохо, но всё в жизни имеет обратную сторону. Когда наравне с восторгами, на вас выливаются и тонны дерьма. Ну, это для того, чтоб я морально подготовился стоять до конца, или не влезать в это вовсе. А я упрямо гнул свою линию, продолжая совершенствовать навыки клона… К тому времени Дай уже несколько раз намекнул, что мне пора бы начать делать что-то своё. Но разве ж я об этом думал? Моё сердце всё решало за меня. Штаты Андо посещал не сказать чтобы часто, но периодически: либо в рамках тура, либо по делам, а иногда, чтобы просто сменить обстановку. Раза три-четыре за год. И не факт, что мы виделись всё это время. Но когда он звонил, я срывался и летел к нему, бросив все дела. Дайске никогда особо не делился ни мыслями, ни чувствами. Мой любовник предпочитал всё держать в себе, я же напротив — отличался повышенной эмоциональностью. Считывая настроение по выражению лица и по глазам, я не всегда понимал его поступки, но всегда чувствовал, когда ему нужен секс. На этом желании, вероятно, всё и держалось между нами. С ним было легко и сложно одновременно. Легко — потому что общение наше ни к чему не обязывало. Сложно — потому, что получая порцию его внимания, приходилось прощаться, а потом добиваться заново. Внутри Андо жил самурай, следующий своему внутреннему кодексу. Всё остальное являлось вторичным. И я тоже был для него вторичным. Я никогда не задумывался о том, насколько разными мы являлись; о менталитетах, например, а зря, ведь у японцев многие понятия — с ног на голову. Типа элементарных значений «допустимо» и «неприемлемо». Его поведение по отношению ко мне часто казалось неприемлемым. Как унизительная муштра и воспитание, заставляющее позабыть о гордости. Но для него — это было в порядке вещей. Дай не считал это унизительным. Главное, чтобы не была затронута его «самурайская» честь. Мы просто спали. Ехали в отель и трахались… Он шёл своим путём, и иногда позволял быть рядом. Но только не в зоне видимости работы и согруппников, когда они находились в туре. По известной причине мне нельзя было светиться. А это значило, что я не должен встречать его после лайвов, даже если тусуюсь на выступлении и бываю за кулисами. Ничего лишнего для посторонних глаз. Ни разу со времён того фестиваля в Германии. Близкие друзья говорили, что это долго не продлится. Отношения, разделённые континентами, культурой, да и образом жизни, всегда обречены. Но я не мог об этом думать. В то время я просто упивался своей любовью. Я говорю «своей», ибо уверен, что Андо и близко не испытывал ко мне подобного. Но кое-что всё же изменилось. Он перестал быть пренебрежительным.***