Flashback
Интересно, возможно ли достичь баланса сразу во всех жизненных сферах, а не с креном в какую-то одну сторону? Например, чтобы взлёт карьеры совпадал с гармонией в личной жизни? Ибо у меня, если что-то выстраивалось в одном направлении, то обязательно рушилось в другом. Стоило моим отношениям с Дайске слегка проясниться, как всё остальное посыпалось. Словно замок из песка. Дай был неприхотлив в том, что касалось бытовых мелочей, хотя позволял себе очень многое — жить в статусных отелях, питаться в дорогущих ресторанах. Его поездки в Америку вне туров больше напоминали комфортабельный отдых, чем бизнес трип. А мне всегда приходилось соответствовать! Каждое его приглашение куда-либо иногда обходилось в кругленькую сумму. Я платил за себя сам, и никогда не просил денег. Не хотел от него ни в чём зависеть, понимаете? Так вот, в этот период, отчаявшись ждать, пока я, наконец, проявлю интерес к семейному бизнесу, отец лишил меня финансовой поддержки. Наши отношения с ним никогда не были гладкими. Я постоянно его разочаровывал. И как сын, и как наследник… Меня всегда тянуло к творчеству. Можете смеяться, но делая кавера и аранжировки, я искренне считал, что когда-нибудь это станет основным моим заработком. Почти все великие музыканты начинали с низов. Примерно в это же время я ушёл из Chrome Hearts. Оставить работу менеджера поначалу даже вдохновляло. Но, оглядываясь назад, иначе, как помутнением рассудка, мои действия назвать нельзя. Боже, каким я был глупым! И стремительно падал на дно. Привыкнув к определённому уровню достатка, я не мог сохранять тот же баланс, и ситуация неумолимо превращалась в плачевную. Поначалу выручали кое-какие сбережения, но, разумеется, пришлось заняться и поисками работы. А в голове сидела такая мешанина из паники и страха, что я не мог ни на чём сосредоточиться и хватался за всё подряд, меняя вакансии, будто карнавальные костюмы: разнорабочего, официанта-бармена, бариста, ди-джея в клубе, аранжировщика на студии. Это было тяжёлое время. Просыпаясь утром, я часто забывал день недели, и на которую из работ необходимо бежать. Диагноз: хроническая усталость вперемешку с тревожностью. Я терял счёт времени. И молился, чтобы Дай никогда не узнал о моих проблемах. Но, видимо, плохо просил. До сих пор помню его взгляд. Пронзительно выжидающий. И микродвижение брови с выражением «однако»… — Двойной эспрессо, пожалуйста.***
Первое, на что Дай обратил внимание, это синяки. Тёмные и глубокие круги усталости и недосыпа под глазами. Измождённое лицо и взгляд, тревожно распахнувшийся навстречу. Неделю назад он предложил Джину съездить в Нью-Йорк, но тот в силу неких обстоятельств приглашение отклонил. Андо было проще переиграть комбинацию перемещений, чем вдаваться в подробности отказа. Они столкнулись совершенно случайно. Вернувшись в Лос-Анджелес, гитарист зашёл в первую попавшуюся на пути забегаловку. За кофе. — Вам с собой? — мальчишка быстро взял себя в руки. — С тобой… — А? — Что с тобой случилось, Джин? — Ничего. Юноша усилием воли удерживал на лице выражение невозмутимости, только глаза лихорадочно блестели. Столько в них эмоций, способных уничтожить целые миры, но, увы, не этот бренный… Что он мог ответить? Лишь расправить плечи, встречая прямой и въедливый взгляд визави. — Тебя что, уволили из Chrome Hearts? Скулы мальчишки вспыхнули, он отвернулся, делая вид, что занят протиранием чашки. — Сам ушёл. — Не помню, чтобы ты мечтал стать бариста… — Жизнь непредсказуема, тебе ли не знать? Андо чувствовал, что его язвительный вопрос не добавит парнишке счастья, но всё равно спросил. Как садист, которому не особо важно, но не терпится узнать, насколько болезненно воздействует тема именно формулировкой. Хотя и так ясно, что размалывает в крошево. У Джина, наверняка, уже крыша едет от подобных разговоров. — Угу. Допустим. — Эспрессо, — механическим голосом произносит пацан, подвигая мужчине стаканчик. — Thanx! — Не спеша уходить, Андо делает глоток, одновременно пытаясь найти причину возрастающему раздражению. То ли это Джин с его искусственной улыбкой, то ли люди у стойки, или самодовольная рожа администратора? А может, кофе, отдающий кислятиной? Вот, к чему приводят сомнительные связи, Дай. Поздравляю, ты окончательно скатился. — Эй, балда, хорош трепаться, два капучино сделай! — раздался грубый возглас менеджера. А Джин не отрывал глаз от любовника. Дай забрал свой стакан и вальяжной походкой направился к выходу, физически ощущая, как взгляд пацана прожигает ему затылок. Ему-то что за дело? Но только вот, задело. Какой-то хрен только что наорал на его малыша! Взять мальчишку за руку, бля, и увести из этого клоповника. Без разговоров. Нахрен! Это место ему не подходит! Диссонирует… Мысль появилась так внезапно, что Дай даже осознать не успел её абсурдности. Он буквально заставил себя не реагировать и стремительно вышел на улицу. — Дай! Как выстрел в спину. — Хреновый у вас кофе, Билли Джин. — Стакан показательно летит в ближайшую урну. — И бариста из тебя не очень. — Я сделаю тебе другой… — Зачем? — гитарист возмущённо разводит руками. — Это просто подработка… — отвечает Джин негромко. А волнение заставляет голос почти звенеть. — Подработка, Дай! — От искусственной улыбки не осталось и следа. — Мне всё равно, чем ты занимаешься. Только работа должна приносить удовольствие, или деньги. А лучше, чтобы то и другое сразу. Но, кроме того, что ты несчастен и хреново выглядишь, мне сказать нечего. Не хочешь поменять… хобби? — Ты злишься, — невесело усмехается юноша, — потому что я работаю в сраной кофейне? Или из-за того, что плохо выгляжу? Какая точность попадания! И то и другое, малыш. И то. И другое. Джину нравилось ковыряться в деталях. Провоцировать на откровения. Искать причины. Взаимосвязь, бля. И дело точно не в отвратном кофе. — Денег не дам, — ответил Дай довольно резко. — И содержать тебя не собираюсь. — Сам разберусь. — Гордый, да? В глаза чего не смотришь? — Ничего. — Всё настолько плохо? Джин молчит, понурив голову. — Не трать моё время, — холодно заявляет гитарист, замечая, как бледнеют чужие скулы, — если не собираешься отвечать. — Мне надо на что-то жить! — На чаевые? И давно ты так? Андо не сдерживался. Размазывал гневом, как маслом по бутерброду. Немыслимо, что Джин настолько инфантилен! С его способностями не найти нормальной работы? Чего он вообще хочет от жизни? И вообще, почему он ничего не рассказал? — Пару месяцев. Ты бы никогда не узнал, если б не зашёл сюда. Если хочешь помочь — помоги, а не издевайся. — Хочу? Да я за кофе пришёл! — Тогда не стану тратить твоё время. — Окей, — мужчина резко разворачивается на пятках, пожав плечами. — Good luck then. Надо же! Выучить психологию предсказуемости. Знать, что не успеешь до трёх досчитать, как тебя окликнут по имени, вынуждая задержаться. И не знать о Джине самого элементарного. За все чёртовы годы ни разу не спросить, чем малыш вообще живёт. Да, собственно, зачем, когда тебе всегда некогда? А сейчас вдруг время нашлось, и интерес проснулся? — Дай… пожалуйста. Ты… шутишь что ли? Мужчина оборачивается, демонстрируя зубастую улыбку и злые глаза. — Нет. Гитарист считал, что не несёт за это ответственности, потому что это… выбор Джина. И твой тоже, Дайске Андо, — шептал внутренний голос. — Ибо ты трахаешь его. Но варить кофе! Можно ведь обратиться за рекомендацией, попросить помощи, ведь у Джина столько знакомых! А поинтересоваться у него самого, Дай? Чё, нет? Малыш вымотан и физически и морально, а ты его сразу кулаком по самолюбию. — У тебя есть сутки, — цедит сквозь зубы гитарист. — Другого шанса объясниться не дам. — Что? — Я говорю, фартук на тебе дерьмовый, БиЛЛи Джин. Избавься от него.***
Оставить любовника без, хоть и мнимых, но перспектив, было бы слишком жестоко, поэтому косвенно Андо всё же вмешался. Это была просто информация. Нет, он ни о чём не договаривался с другом дизайнером, хотя знал, что Катаяма не берёт к себе людей со стороны. Дай принципиально не желал в это вмешиваться, несмотря на то, что мальчишка, возможно, подходил для этой работы по всем параметрам. В назидание, так сказать. Кто ж знал, что его слова мотивируют настолько, что Джин свернёт горы? И, увидев его в офисе BackLash, Андо был слегка обескуражен. Хотя, нет, не слегка. Это был шок от того, насколько быстро мальчишка пролез «без мыла в задницу». С его пробивной способностью — далеко пойдёт. Её бы в нужное русло… Он вежливо поприветствовал юношу кивком головы. Четыре месяца пролетели как один, а Джин так изменился. Выглядит взрослее. И в росте, наверное, скоро перегонит. Похудел или просто вытянулся? В движениях появилась уверенность. Однозначно, преодоление трудностей делает людей более привлекательными. На какой-то миг они встретились глазами, но Дай отвернулся. Он почувствовал себя некомфортно, ощущая осторожный, выжидающий взгляд, осознав, что хочет подойти, и достаточно жеста или слова, чтобы мальчишка сам бросился навстречу… Нет. К счастью, Джин понял его настроение, поэтому, когда Дай вновь обернулся, юноши на месте уже не было. Почему-то кольнуло разочарованием. С дистанции сдвинутых в один, столов, Андо напряжённо наблюдал, как его любовник взаимодействует с новым окружением. Его о чём-то спрашивали. Благожелательно улыбаясь, Джин отвечал, а сам Дайске анализировал происходящие метаморфозы. Со скрипом, надо сказать. Переваривал.Flashback
— Привет, бариста? — хлёстко прозвучало из трубки. — Я уволился из кафе. — И? — Твоя жизнь совсем другая, Дай. Зачем под кожу-то лезть? Казалось, Андо злился из-за того, что я нищеброд. Но это было не так. Он злился потому, что не мог удостовериться, что финансовые трудности я терплю ради чего-то важного. Дайске сам вечно пребывал в движении; весь в планах и вариантах их реализации, он, видимо, примерял это и ко мне. И просто хотел убедиться, что не зря тратит своё время и ресурсы. Хотя, это лишь предположения. — Были времена, когда я питался хлебными палочками и торговал овощами, мечтая попробовать фуа-гра… — И как? Попробовал? — Да. И, бля, я, знаешь, не поклонник французской кухни… Не уходи от темы. Как дальше жить собираешься? Даже под страхом смерти я не признался бы, что всё, чего я мог тогда желать — это он. Быть рядом, дышать одним воздухом, разговаривать, прикасаться. Обладать. Встречи с ним — единственное, что имело значение. Я разрывался между реальностью и мечтами. Амбиции? Они исчезали сразу, как только мы оказывались в одной постели. Мне всего было мало. Я бредил им, как больной наркоман. Я любил его. Любым. На сцене с гитарой, и страдающего похмельем. Циничного и жёсткого. Внимательного и понимающего. Холодного, отстранённого и страстного. И топтался на месте. Дай никогда бы не понял, не принял такой мотивации. Покрутил пальцем у виска и послал куда подальше. Потому что, это действительно чушь. Думаете, я не осознаю элементарных истин? Самореализация и карьера — вот чего надо добиваться в жизни! Какой нормальный человек станет жертвовать будущим ради любви? А я ненормальный, и у меня было всего двадцать четыре часа на то, чтобы найти хоть одну причину, которая убедила бы Андо в обратном. …Он прямо спрашивал, чего я хочу. А конкретного ответа всё ещё не было. — Работу. Нормальную. — Пространно. И непонятно. — Я желал доказать отцу, что сам всё смогу. Взгляды на семейный бизнес у нас разные… ссорились часто… — Доказал? — ухмыльнулся он в трубку. — Не издевайся. Я просто многого ещё не умею. Например, продавать свои таланты… — Но сжигаешь мосты. Не думаешь о последствиях, не страхуешься. В итоге… ты там, где я тебя нашёл. Это зовётся деградацией, Джин. А твой кузен из Комптона как поживает? — Что? Как вообще это связано?! — Я, к счастью, не настолько хорошо с ним знаком, чтобы утверждать наверняка… но существует такая вещь, как генетическая предрасположенность. — Ты мудак, Дай! ТЫ! МУДАК! Наступила резкая тишина. Тяжёлая и опаляющая. И тихое бешенство на том конце, казалось, способно сжечь меня заживо вместе со смартфоном. Дай хамства не терпит. А я ужасно боялся потерять его! До трясучки и холодного пота. До панических атак. До невозможности удержаться на ногах. До состояния невменяемости. — Прости, не сдержался, — чем я мог оправдаться? — Когда просишь кого-то помочь, будь любезен вовремя заткнуться, признавая своё незавидное положение. Я специально не назвал его унизительным, дабы пощадить твоё самолюбие. Мы сейчас не в постели! Это этикет, бля. Отношения между семпаем и кохаем. Если ты вдруг запутался в субординации, мальчик. — Я понял, извини… — стараясь говорить ровно, выдавил я. — Слушай, если это закроет гештальт и поможет отпустить сраный Комптон, который ты никак не желаешь забыть, я готов умолять тебя… Мне нужна нормальная работа. Хочу делать то, что умею. Дай! Ты обещал… — голос меня уже не слушался, — обещал, что… не бро… пока… нужен. Сидя на полу, я раскачивался в разные стороны, молясь всем богам, чтобы он не послал меня к чёрту. — Я помню, что обещал, — произнёс Дай, смягчаясь, — поэтому мы всё ещё разговариваем, БиЛЛи Джин. Его слова будто ослабили затягивающуюся на шее петлю. И каждый новый вдох уже так не царапал лёгкие. Стало неважно, что он скажет дальше. Давай, Дай. Продолжай топтать мою гордость. — Мой друг открывает филиал в Лос-Анджелесе. В июле начинает работать, — небрежно вещает Дайске в трубку: — Он дизайнер. Набирает команду в новый магазин. И я обязательно приеду… поддержать его. — Название бренда … — я всё ещё не мог отдышаться. — Ты не сказал… как он называется? — Разве? BackLash. — Когда я тебя увижу? Андо смеётся в трубку: — Не те вопросы задаёшь, — и вдруг становится серьёзным: — Открытие планируется в октябре… — И это всё? — Выгребай, Джин. Сам, как и собирался. Он лишнего не болтал. Поэтому, я полез в интернет, чтобы найти хоть какую-то информацию. Имя дизайнера — Исаму Катаяма. Специализация — одежда и аксессуары из кожи. Мода для мужчин. Как выяснилось, он очень крутой чувак, и работать с ним — огромная удача, в первую очередь из-за широкого спектра влияния. И если я смогу получить работу, это будет уникальный опыт. И знакомства с крутыми музыкантами и основателями модных трендов. И это далеко не весь список перспектив. А главное, это то самое общество, в котором вращается Дайске Андо. И я морально готовился сделать всё возможное, чтобы попасть туда.***
— …А ты не тот ли гитарист, приятель Дайске? То-то я вижу, лицо знакомое. Он ведь тоже где-то здесь? — услышал Андо краем уха чужой разговор. Среди общих друзей на открытии присутствовали Джош и Мотохару Матсумото, с которыми Дай знакомил Джина ещё в Нью-Йорке. — А, я его вижу. — Джош радушно махнул рукой. — Пойдём, поприветствуем. Присоединяйся, Джин. — Спасибо, позднее. Исаму-сан распорядился… — Исаму-сан слишком требователен, — перебили его со смехом. — Не отказывайся, это вечеринка, а не работа. Минута ничего не решит. Где ты так хорошо выучился японскому? Именно в этот момент Мото начал действовать Андо на нервы. Этот человек не видел людей — бизнесмен до мозга костей, он замечал лишь потенциал и выгоду использования. Дай тоже являлся наглядной рекламой бренда, отрабатывая почти каждую свою поездку в штаты. Как говорится, Матсумото имел его и в хвост и в гриву. А сейчас присматривался к мальчишке с целью, возможного сотрудничества, раз уж тот пользовался расположением Катаямы. Проглотит и не подавится, бля… С этой мыслью Андо рванул к Джину, роняя на пути стулья. — Hello ya! — А вот и он! — Мото! Добрый вечер, Джош, — Андо протянул руку, сверкая улыбкой на все тридцать два. А юноша застыл рядом, невольно копируя выражение чужого лица. — Как дела, парень? — Очень рад! — Взаимно. — Как поживаешь, Дай? Слышал, ты снова женился? Поздравляю! Моя супруга сгорает от нетерпения познакомиться поближе, — начал говорить американец. — Как насчёт того, чтобы встретиться на Рождество? Приезжай. Устроим барбекю. — Заманчиво, — вежливо скалясь, ответил гитарист Джошу, — не знаю, получится ли выкроить время. У нас очень напряжённый график. Надо подумать. Всего на мгновение, но он увидел глаза. Взгляд, способный покромсать на куски. Прочувствованный, отчаянный. Конечно, Дай никогда не рассказывал любовнику о своей семейной жизни. Ответный упреждающий взгляд «держи себя в руках» в расшифровке не нуждался. — Налейте ему! Сделаем фото на память? Дай-сан, не сбегай из кадра… Джин, подойди ближе! Андо ухмыльнулся, обращая в камеру нетрезвый взор. На скулах заходили желваки: всё-таки американцы порой чересчур болтливы! Обязательно где-нибудь да поднасрут. Неплохо было бы обойтись без сцен: Джин не дурачок и должен понимать всю щекотливость ситуации. Но тот поддался эмоциям, возвращая гитаристу всё напускное дерьмо до мелочей: взгляд, слова, мимику, даже улыбки. Равнодушие, холодную вежливость. Искренне ничего не выражающие. Банально пустые фразы. Ни к чему не обязывающий обмен любезностями! Уж Андо прочувствовал это как никто — сам так себя вёл; и осознание, что Джин делает это нарочно, вызвало в душе негодование. Давненько у него не возникало желания врезать кому-то по роже. Встряхнуло, определённо. Джин перетягивал на себя слишком много его внимания. И вот это уже не нравилось. Они оба здесь не за тем, чтобы палиться. Джин — чистая провокация. Он — опасность и адреналин. Будто ходишь по тонкому льду: неизвестно, в каком месте тот даст трещину. И чем больше Дай об этом думал, тем сильнее заводился. Так облажаться! Пытаясь ответить на вопрос, какого хера он не просчитал обстоятельства и недооценил любовника, мужчина вышел в коридор. А ещё он почувствовал, что Джин обязательно пойдёт следом — тупо ведь продолжать представление без главного зрителя? — Дай? А вот и он! Андо обернулся на звук шагов. — Билли Джин, — гитарист холодно улыбнулся. — Смотрю, ты отлично адаптируешься. Поджав губы, Джин сверлил его глазами. Щёки покрывал лихорадочный румянец. — Следую твоим рекомендациям, — ответил пацан, показательно рассматривая настенное панно, — Ничего лишнего, Дай. Как ты и учил. — Переигрываешь… — Да что ты! — грубо. Андо разрывало между политесом и желанием скрутить любовника в бараний рог. Только имело смысл отложить экзекуцию. Сначала погладить по шёрстке, чтобы успокоился, а затем… Пальцы жёстко схватили подбородок, принуждая юношу встретиться с мужчиной взглядом. Глаза гитариста впиваются в личико, пышущее обидой и негодованием! А ладонь плавно ведёт по щеке. Кожа у Джина бархатистая, ровная. Такая мягкая. Спускаясь к губам, пальцы обводят линию челюсти; подушечками, почти нежно; заставляя их разомкнуться. Мальчишка напряжённо выдыхает, ощущая языком солоноватость кожи. Дай убирает руку, но не отстраняется. — Да, я женат, — звучит отрезвляющий шёпот. — Что это меняет? — Почему ты не сказал? — Хочешь, чтобы я за это извинился? — Мне казалось… что… — Спрошу ещё раз. Что это меняет? К счастью, Джин неглупый мальчик — ответит то, что надо. Андо почти уверен. Он хотел бы доверять ему сейчас. Но не может. Слишком неоднозначно всё. А близость затягивает. Так было с самого начала. И Дая ведёт не туда, ибо он увлечён этим мальчишкой. — Для меня — ничего, — вырывается скороговоркой. На шее Джина нервно дёргается кадык и бьётся венка. Глядя на него, Андо осторожно сглатывает. Мальчишка жадно впитывает это движение. — Ничего, Дай, — цедит с усилием, возвращая любовнику испепеляющий взгляд, от которого мужчине хочется впечатать его в стену. Заткнуть, чтоб не провоцировал, глядя своими распахнутыми, чтобы вернулся, бля, с небес на землю. Стереть с лица сочетание ненависти и обожания, оставив только… Да, только похоть. Первобытную животную страсть. Желание. Инстинкты. Такое странное чувство, когда не знаешь, чего хочется сильнее: ударить, трахнуть или оттолкнуть. И то, и другое сейчас адски заводит. — Это не тот вид отношений! Фраза приводит в себя, но разгорячённое сознание кипит. Дайске взвинчен и одновременно возбуждён. — Да. Всё верно, — хрипло реагирует он. — О, дерьмо, ты ведь хо… — Джин, разумеется, ощущает сей мучительный диссонанс, но ему не дают закончить. — Не позволяй эмоциям сожрать тебя, БиЛЛи Джин, — прерывает его гитарист. И уходит, не реагируя на судорожный вздох за спиной. Чёрт подери! Не здесь и не сейчас.***
В BackLash я проработал немногим больше года, и это оказался самый интенсивный период моих взаимоотношений с Даем. Воспоминания до сих пор будоражат душу; кажется, я всегда буду скучать по времени, когда видел любовника чаще, чем за все годы знакомства. Несмотря на взлёты и тяжёлые моменты, которые тоже имели место быть, я бы назвал это время идиллическим. Мне удавалось почти всё — новая работа и, о боже, ДАЙ. Хотя, встречались мы чаще не от того, что он питал ко мне нежные чувства, скорей всего, его поездки в Америку тогда просто удачно совпали с гастрольными турами группы. Как-то так. В Dir en Grey Андо всегда вёл себя иначе, особо не беспокоясь о том, как именно мы общаемся. Я имею в виду, что его согруппники, конечно, догадывались, что он спит со мной. Независимо от того, какие были между ними отношения — все держали язык за зубами. И доверием друг друга дорожили. За столько времени, проведённого вместе, наверное, невозможно не узнать о человеке всё что можно, да и что нельзя тоже. И, когда я изредка тусил с ними, то ощущал что-то вроде поддержки. Ну, то есть, не чувствовал себя одиноким, и Дай не делал вид, что мы не знакомы… Сложно объяснить, насколько это важно, особенно, когда сталкиваешься с чем-то противоположным. BackLash. Совсем другое общество. Наша встреча в офисе Катаямы оказалась полным разочарованием. Я думал, что Дай будет рад моим успехам, но всё оказалось куда сложнее. Я столкнулся с Андо, которого совершенно не знал. Он будто изолировал меня, построив невидимую границу. Даже находясь рядом, я не смел ни заговорить, ни приблизиться. Как будто смотрел на кусок торта сквозь витрину, и понимал, что он мне не по карману. А если надо что-то сказать — тщательно выбирай слова. Собственно, я и этого не удостоился, ибо, когда взгляд гитариста всё же падал в мою сторону, Дай меня не замечал. Казалось, он просто не желает знать о моём присутствии. А я не мог требовать от любовника объяснений. Статус «удобного» мальчика за семь лет не претерпел никаких существенных изменений. Дай не вникал в мою жизнь больше, чем считал необходимым. И того же требовал от меня. Он был занят. Если говорить объективно, то его брак действительно ничего не менял. И мозгами-то я всё понимал, но только… делать вид, что у тебя нет проблем, нацепив на рожу эмоцию радости, уже не получалось. А перед глазами постоянно мелькал наглядный пример, который улыбался всем желающим. ДАЙ. Флиртовал с девушками с такой непринуждённостью, будто всю жизнь только этим и занимался. И когда чья-то маленькая ладошка, невзначай ложилась ему на плечо, мне хотелось оторвать ей руку. Любой, что подходила к нему ближе, чем на метр. Я ненавидел его. Эгоистичный ублюдок, он знал, что делает. Учил не реагировать — скрывать настроение и чувства. Прятать их так глубоко, чтобы никто вокруг не догадался. Меня всё глубже затягивало вакуумом личной трагедии — если я хотел остаться с ним, то должен смириться. А другого пути просто нет. Я был как котёнок, брошенный в воду, за отчаянным барахтаньем которого наблюдают. Дай вынуждал «выгребать», не позволяя абстрагироваться. И если бы я только мог! Не помню, сколько времени понадобилось на то, чтобы, наконец, заставить себя отвлечься. Я, кажется, влился в компанию, и как только удалось немного расслабиться, он всё к чертям разрушил. Просто позвал по имени. Как же легко, правда? — Джин? На минутку. Мы были в комнате администраторов, я сидел в кресле, а Дай, стоя напротив, потягивал пиво. Холодность позы создавала раздражающее ощущение официальности. И находиться рядом становилось невыносимо. Больно физически. Душил запах его парфюма. Вызывающе кричащий. Такие духи могла подарить ему только женщина. Знаете, порой мы выбираем что-то, абсолютно не советуясь с логикой… Я думал о его жене, которая больше не являлась абстрактным образом. Она существовала. Где-то ходила, дышала. И он её трахал… Эту ведьму, купившую столь отвратительный парфюм! Интересно, как они называют друг друга? Дорогой? Или детка? А может, быть, зайка? А Дай? Как ОН относится к ней? Целует ли после оргазма, как меня, нежно водя пальцами по спине, заглядывает ли в глаза? — Джин! Я не слышал, что он говорит. Воображение издевательски подкидкинуло картинки супружеского секса и стоны на волнах мерзкого ультразвука… АРИГАТО ГОДЗАИМАС, ЗАЙ. Я всегда старался не загоняться тем, что он спит ещё с кем-то, кроме меня. Конечно, спит. Полигамия, это нормально для мужчины. А у Дая вполне здоровые потребности… и… теперь ещё официально — вторая миссис Дайске Андо-сан. А я? Кто я ему вообще? Перед глазами расстилался туман, меня накрывало бессилием. Жуткое чувство. Вы ощущаете, мыслите, но ни хрена не способны изменить… Сбежать бы, но разве от себя убежишь? — Плохо, Джин! — Спасибо. — …Ты слушаешь? Мото сложный человек, дела с ним вести не советую — если подомнёт под себя, — не выкрутишься. Будь аккуратней, — сказал негромко Андо. — Насчёт… остальных. Не все из присутствующих заслуживают доверия. Лицемерие — японская национальная черта. Они не друзья, но работать можно. Ты же не планируешь торчать в продавцах вечно? — Ты меня… поддержать так пытаешься? Я жаждал хотя бы одного поощрительного взгляда, но Андо держался слишком отстранённо, менторским тоном читая мне инструкцию по выживанию в его жестоком мире. — Нет. Яркий блик окрашенной чёлки, приковывал взгляд к его тёмным волосам. Красивый и безжалостный Дай. В мешковатых чёрных джинсах и простой белой футболке он выглядел своим в доску. Но, чёрт возьми, он таким никогда не был. Не со мной. — …Твои духи ужасны. — Извини? Он рывком преодолевает расстояние, наклоняется, сжав руками мои колени, заглядывает в глаза. И я застываю в осознании, что пусть на мгновение, но мой любовник, всё же, нарушает эту вежливо-непробиваемую дистанцию. — Твою мать! Что ты делаешь? — спрашивает он. — Что я делаю… Меня окутывает аура его тепла и проклятого парфюма. И ощущение пальцев, сжимающих колени. Даже когда он отстраняется, я всё ещё чувствую их. — Джин. Ты попал в нужное окружение, — говорил Дай; а я думал, какого чёрта? Если ты такой официальный, зачем прикасаешься ко мне? Чтобы что? Чтобы я окончательно свихнулся? — Тебя увидели. Посмотри по сторонам. — Что. — Я запрещаю, — он почти шепчет. Голос хрипит. — Нельзя так на меня реагировать. Ты понял? — Как? Мне срочно требовался переводчик, чтобы сопоставить его эмоции со словами. Его настоящие эмоции. Разобрать на сегменты, убрать сложное выражение на лице, которое менялось, становясь практически нечитаемым. Повернуть разговор в неформальное русло. Я нихрена не соображал. — Не циклись на том, чего у тебя нет и не будет, — продолжал Дай, — используй, что есть. Ты способный, талантливый. Умный! Мне тебя учить? На что ты тратишь время? НА ТЕБЯ? Зачем мне всё это? Какой смысл, если ты продолжишь отдаляться? Не-будь-мудаком-пожалуйста-Дай. — Пожалуйста, перестань… — Нет. На лице Андо появляется беспристрастное выражение. Он кажется недосягаемым, как чёртов артефакт из компьютерной игры, если бы не пальцы, вдруг впившиеся в моё плечо. Значит, он прекрасно понимал, знал, что я чувствую! Это читалось во всей его позе, в наклоне головы, выражении глаз, положении рук и… так жестоко не совпадало с тем, что он говорил. И если б можно было убрать людей, стены, окружение, его сраный долг, — всё точно бы пошло по другому сценарию. Как. Как ему это удаётся? — Ты вообще человек?! — Не в вопросах бизнеса, мальчик. С этими людьми я работаю. И ты теперь тоже. Что он делает со мной? Эти противоречия невыносимы.***
Дай всегда адаптировался под обстоятельства. Опыт научил. Место безликих чужаков, которым была параллельна его личная жизнь, теперь занимали друзья и коллеги, что могли задавать неудобные вопросы. И это стало бы проблемой не только для Андо. Нельзя вот так вот, взять и забить на сраный этикет, ради комфорта одного единственного человека. Потому что это не after-party. У Андо нет никакого права подставляться. И Джин должен это понимать! Возможно, американцы просто взрослеют позднее? Вероятно, дело в мироощущении и менталитете. Но для сравнения: в его возрасте Дай прошёл огонь, воду и всё сопутствующее дерьмо. Да, мальчишка способный и быстро учится, но этого недостаточно. Как объяснить, что чувства — это не главное? Он же буквально сейчас с ума сходит… Только… одним каким-то взглядом, жестом, словом Джин уничтожает реальность, затирая её к чертям. Заставляет Андо сдаться, принимая свою сторону. Вынуждает сочувствовать. Превращает в сраного эмпата. — Мне не нравятся твои духи. Что за фраза, бля? Откуда она? И Дай смотрит на Джина, и представляет, каково это, хоть раз проснуться в квартире на Вест-Сайде, на простынях, пахнущих цветочным кондиционером? Позавтракать тостами с яйцом и кукурузными хлопьями и никуда не спешить хотя бы несколько часов, которых у них никогда не было? Увидеть искреннюю улыбку, которая не сменится тоской, потому что он не уедет, оставив мальчишку сразу после секса. Существует ли во вселенной место, в котором мир сужается до двух человек? Уж точно не кабинет менеджера. Очнись, Дай. У тебя здесь другая реальность. — Что ты делаешь? — Ничего. Я ничего не делаю. Они оба на расстоянии вытянутой руки. Хотелось сказать, но надо молчать. Надо. Молчать. Только глаза выжигают на сетчатке иероглифы желаний. — Пожалуйста, — шепчут губы. Точно так же, когда Джин просит трахнуть его. Почему это происходит именно сейчас? — Пожалуйста, Дай… Чёрт возьми, гитарист не мог возразить ничего. Ни словечка. Только сжал чужое плечо. Нет, малыш. НЕТ! Не в этой жизни.***
Машина мчала в темноту ночного города, в район, о котором Дай столько слышал, но ни разу не удосужился побывать. До чего глупо, ведь он даже не знал, живёт ли там Джин, или может, давно переехал? Вместо того чтобы вернуться в отель, Дай назвал таксисту совсем другой адрес. И теперь стоял перед дверью в квартиру, размышляя не о целесообразности визита, а о том, что ни хрена у него этот пазл не складывался. Ни один веский аргумент не приходил в голову. Просто пьяная совесть пожирала уставший мозг. Такое себе оправдание. Его высадили возле мало освещённой многоэтажки, которая выглядела не лакшери, но, вполне презентабельно для житья, и, отыскав нужный подъезд, Андо проскользнул внутрь следом за подвыпившей парочкой. Пользоваться домофоном не пришлось. К счастью, наверное. Вдыхая полную грудь подъездной сырости, мужчина собирается с духом и жмёт на звонок. Взгляд фокусируется на сидящем рядом с кнопкой сверчке, и Дай матерится, брезгливо отдёргивая руку. Но поздно, — мерзкое насекомое грациозно прыгает ему на джинсы. Представляя, как по-идиотски это выглядит, Андо яростно трясёт ногой, очень надеясь на то, что Джина нет дома. Но тот открыл дверь и с недоумением наблюдает за происходящим. — Что ты здесь забыл? — Konbanwa, — здоровается мужчина по-японски. Сама идея тащиться неизвестно куда изначально казалась провальной, но Андо беспокоился о Джине, что отчасти оправдывало его приезд сюда. — Замри, — оценив ситуацию, юноша приседает на корточки и ловит сверчка; два шага — и насекомое исчезает в тёмном прямоугольнике окна. — Ты не ответил. Растянутая майка подчёркивает заметный рельеф рук и изящный разлёт ключиц. Андо, наконец, поднимает глаза на мальчишку, взъерошенного, с опухшим лицом и покрасневшими, хрен знает, от слёз или усталости, глазами, скользит взглядом по борцовке и ниже, по бёдрам, обтянутым спортивными брюками, и не сразу находит, что ответить. — Ну, ты мне экскурсию обещал. — Сейчас?! — Ладно. Нет… Как ты? Зря спросил — видел же, что хреново. В глазах напряжённое ожидание. Отчаяние. Обида. И страх. Режущий, больной. А ещё надежда, прорывающаяся из глубины зрачков. В этом парне столько живого чувства, что оно захлёстывает, просто перекрывая все мысли. Дай невольно облизывает рот, ощущая, как невидимые когти начинают царапать мякоть между рёбрами. Тяжесть вины обесценивает момент. Он такой из-за тебя. А пацан смотрит и ждёт. — У тебя миленький райончик. И люди… Не сравнить с ужасами Комптона. — Прекрати! Гитарист ловит Джина за руку, насильно притягивая ближе, тот сопротивляется, но вяло, позволяя сжать ладонь, сплетая пальцы. — Поговорим как взрослые? — Андо использует японский, чтобы сказать всё сразу. — Я был не готов увидеть тебя там. — Ты меня стыдишься! Поэтому игнорировал? И ни капельки в меня не верил… так? Андо молчит, но взгляд не отводит. — И не доверяешь… пусти! — Джин выдёргивает руку. Опускает голову, занавесившись волосами. — Я не понимаю. — У японцев не принято так пялиться. И подходить к кому-то слишком близко. Ревность твоя крайне неуместна! Такое поведение компрометирует. — Зачем ты приехал! — Джин орёт по-английски. — Gomen'nasai! — Странный парадокс, что они говорят сейчас на разных языках, для которого второй не является родным. — Вспомни, тогда, в Германии… Я предупреждал, а ты со всем согласился. Между нами ничего не изменится, Джин… Прими это, наконец. — А если б мог? Если бы ты мог это изменить? Разговор обрастал нюансами, и Андо чувствовал, что отвечать придётся соответственно. Обнажённо-исчерпывающе. Бритвой по венам. — В отношениях с тобой я более чем постоянен, — Дай почти прошептал, глядя парню в глаза. — Для меня это немало, но проблема в том, что тебе недостаточно. Я хочу сказать, что ты должен начать жить полной жизнью, независимой от меня. Будущее гораздо важнее, чем всё это, понимаешь? Твоё будущее. Прошло уже столько времени, а Андо лишь недавно начал осознавать, что именно он мешает, сдерживает, не даёт мальчику развиваться, превращая последнего в эмоционально привязанную к нему марионетку. Пока они вместе, Джин будет просто плыть по течению, живя интересами и целями, которые ему не принадлежат. Этот юноша отдаёт всего себя отношениям, у которых нет, и не было перспективы. — Для тебя всё так просто, да? Взгляд у мальчишки становится застывшим и влажным. Каким-то неживым. — Ты несчастлив. По моей вине. — Дай тщательно выбирает слова. — Откуда тебе знать? — Потирая лоб, Джин переходит на японский. — Ты никогда об этом не спрашивал. Почему бы не попробовать хоть раз притвориться, что умеешь… не только разбивать мне сердце? — Он разворачивается, демонстрируя азиатский профиль. — Почему ты даже сейчас ведёшь себя как мудак? Хотя бы раз соврал, что… — Что люблю? — Хрипло. Для Джина странно слышать от него это слово. Оно режет слух независимо от языка, на котором его произнесли. — Замолчи. — Тогда что? Мне нравится общаться с тобой, разговаривать, заниматься сексом. Когда мы вдвоём — мне нет смысла лгать. — Так не лги! — Знаешь, как непросто перекроить график ради незапланированной задержки в Лос-Анджелесе? — Только не говори, что причиной этому был я. Ты бы не стал. — Джин смотрит укоризненно, а Дай вдруг смеётся. — Ты ещё такое дитя, Билли Джин! — произносит по-английски. Между ними проклятая химия. Чёртово уничтожающее притяжение, от которого теряешь голову. И глаз не отвести. Потому что этот взгляд пронизывает. Неспокойный. Влекущий. Жаждущий. Мальчишка хватает гитариста за куртку и тянет за собой. За спиной громко хлопает дверь и щёлкает замок. В отличие от ярко освещённого подъезда в узкой прихожей Джина не горит ни одной лампы. А ещё так тесно, что на секунду они будто прилепляются друг к другу. Высвобождая кисть, парень пытается нащупать выключатель. Андо жмурится от резанувшего по глазам света, и, прищурившись, изучает пространство вокруг. Джин делает шаг, позволяя любовнику пройти, но тот не двигается с места. — Ты нужен мне, Дай. — Не убеждай себя в этом. — Мы так редко видимся, что я забываю, как часто ты говоришь или делаешь обратное тому, что чувствуешь. — Ты вполне способен справляться и без меня. Вот то, что я чувствую. — Ты не за этим приехал. Эти слова вызывают у Андо новую улыбку. Он улыбается не так как всегда. На этот раз ему сложно побороть сожаление. — Я тебя обниму, — тихо говорит Джин. — Можешь оттолкнуть — твоё право. Но я всё равно это сделаю. Потому, что это ты, и мне необходимо… — руки обвивают торс гитариста и мужчина чувствует, как подбородок любовника упирается ему в плечо, он поворачивает голову, и губы мягко и почти невесомо касаются шеи. Дай протягивает руку, зарываясь пальцами в тёмные волосы мальчишки. — Это, — спрашивает по-английски, — мне сейчас за что? — За то, что не любишь меня. Этот парень умеет поставить всё с ног на голову. Кто бы ещё догадался так сказать? «Я тебя обниму за то, что не любишь»… Что он вообще понимает? То ведёт себя как болван, то… вот, как сейчас. А слова трагически оседают в сердце. И застревают в нём. Оглушающе. — Джин, пожалуйста, смирись, — сейчас Дайске мог лишь просить, — я никогда тебя не выберу. — Но ты здесь… Андо подаётся ближе, обнимая мальчишку за плечи. Они соприкасаются лбами. Джин слишком чувствительный и чистый для реальности, к которой мужчина так привык. И заслуживает гораздо большего и лучшего, чем растянувшаяся на годы связь, от которой он не получает нихрена, но отдаётся ей всецело. Задумывался ли мальчишка хоть на мгновение, чем жертвует? Они оба задыхаются. Джин — от вновь нахлынувших эмоций. Андо — от щемящей безысходности. От осознания, что должен отпустить, иначе он его просто сломает. Но… — Поцелуй меня, — вырывается внезапно. И кажется, хватит откровений на сегодня. Притянув мальчишку за шею, Дай находит его рот, ощущая терпкий вкус алкоголя и сигарет. А ещё мятной зубной пасты. Мальчик пахнет свежестью геля для душа, и молочным шоколадом. А чувства напоминают голод — вяжут больными приступами, с которыми оба не в силах бороться. Жаль, что у этой любви никогда не было шансов. Хотя, по сути, она и не давала ничего… Разве? — Останься… — влажно выдыхает мальчишка. Заставляет торопиться, срывая одежду: куртку, футболку и всё остальное, что мешает им стать ещё ближе. Впивается губами, осыпая любовника почти злыми поцелуями. Оголодавший и слетевший с катушек! Дай пытается умерить энтузиазм, мол, полегче, — следы оставишь. Да куда там! Джин больше не понимает слов, вжимаясь в его тело так сильно, будто боится, что Андо исчезнет. Не исчезну. — Хотя бы сегодня. Будь моим… Пожалуйста. Не уезжай. Хочу тебя… — лихорадочный, опаляющий бред. — Хочу, Дай. Сейчас. Возбуждение пульсирует по венам раскалённым оловом, и гитарист больше не думает. Да я и так весь твой. И если бы он только мог… — Кровать где?