Cáerme

      Она скрылась в портале Tor Gvalch’ca. Ведьмак ещё долго смотрел ей вслед.       А Аваллак'х смотрел, как однообразно, идиллически блестит вода в прудах Тир на Лиа. Жаль, что смотрел не лично, но так тоже сойдёт. На первый взгляд сомнительная побрякушка-транслятор работала. Три ножки помогали ей удерживать равновесие среди суровых песков.       Улыбка расползалась по треугольному лицу. Обычно он не позволял себе таких вольностей. Но теперь он чувствовал, как всё подходит к своему логическому завершению. Финал близился, и именно он, Аваллак'х, приложил руку к формированию этого финала таким, какой он есть.       И тут он услышал тяжёлый вздох. И тяжёлый звук того, кто садится на песок. Сзади него.       — И всё-таки твоя диковинка не работает, — голос был вкрадчивым. Его хозяин будто собрался поучать растяпу-ученика. — Потому что её подарила тебе она.       Ге'эльс.       "Но как он тут..." - подумал было Аваллак'х, но тут тень осознания обрушалась на него со всей своей силой. Поглотила его.       — Она открыла портал сюда. Они... — прошептал Знающий. Не закончил. Не было сил. Обернулся к нарушившему его покой. И первый раз за всю свою долгую жизнь поразился, как страшно выглядит со стороны улыбка, оголяющая до невозможности мелкие и до невозможности ровные зубы.       Этот эльф пришёл, чтобы озвучить приговор.       — Я знаю, — сказал этот эльф.       И они молчали.       И Ге'эльс встал.       — Ты ведь не сказал ей, что она избавит от Белого Хлада только один-единственный мир? Что она идёт спасать твоих родных, а не своих? "Уцелеют лишь те, что пойдут за Ласточкой. Она отворит запретные двери, укажет путь спасения" - говорит пророчество. Твой план был... Справившись с Белым Хладом, она захочет вернуться к любимым с радостной, но ложной вестью, что угроза, висевшая над всеми мирами, позади. Но она не сможет воспользоваться дверью, через которую зашла. Ей откроется Спираль. И с её помощью она попадёт в мир Aen Elle. Замерзающий, стоящий на грани гибели. Она выведет наш народ в мир, очищенный Белым Хладом и от Белого Хлада.       Да, да. Он был прав. Он был слишком прав. Он взял паузу и тяжело вздохнул.       — Я расскажу тебе, что было бы дальше. Конечно, вы закрыли бы этот спасительный ковчег от других бегущих от Белого Хлада. Да. И знаешь что, дорогой Аваллак'х? Наша злость, обращённая к людям, обоснованна. Но не застряли ли мы в колесе мести? Не запутались ли в нём другие народы, на которых тысячелетиями обрушивался наш гнев? Всё, что мы знали до этого из взаимодействий с иными расами - это геноцид и обращение в рабство. Пора было сходить с этой дороги. Но пока вы управляли механизмом, что едет по ней, это было невозможно.       Он снова замолк. И снова продолжил.       — Пора перестать отбирать и начать давать. И я дал вам сгрызть друг друга, а вы и не заметили. Я молчал, когда ты убил Ауберона. Молчал, когда ты задумал убить Эредина, оклеветав его. Ты сцепился со всеми и всех погубил. Но в первую очередь ты погубил себя. Ты имел право думать, что ты не глуп. Но зачем же судить о глупости других? Ты действительно считал, что Зираэль поверит каждому твоему слову? Что она очаровалась, и оттого не сможет вспомнить прошлые обиды? Ты недооценивал нас с ней, Аваллак'х. Теперь ты должен расплатиться за эту ошибку.       Расплатиться за эту ошибку.       Расплатиться за эту ошибку.       Расплатиться за эту ошибку...             Он поднял голову и впервые за всю свою разоблачающую речь посмотрел на разоблачаемого. Нос последнего был задран, как всегда, губы высокомерно поджаты, но в глазах, его больших глазах будто только что разрушился весь мир, который он знал. Его глаза горели. Но не страшной искрой, как раньше, а искрой страха. Произошло то, чего он, пожалуй, боялся больше всего на свете. Его разгадали. Уже давно. И этот разгадчик стоял сейчас рядом.       — Должен, — негромко повторил за Ге'эльсом обладатель больших, но уже не всевидящих глаз. Его голос был подобен эху.       И они молчали.       — Отвернись, — почти не разжимая пересохших губ процедил Аваллак'х.       Ге'эльс послушался.       Аваллак'х смотрел на палящее солнце. Долго, внимательно изучал его, будто хотел запечатлеть в своей памяти каждое пятнышко на его далёкой поверхности. Карман открыт. Флакон пуст. Перед глазами расстилается пелена. Дышать хочется всё меньше. Всё реже. И будто ближе становятся эти пятна на этой звезде... Он слышит стук собственного сердца. Непривычно.       — Лара.       Губы открылись и застыли. Их обжигало солнце.