Снежинки на зимнем ветру

      Акане останавливается, чтобы смахнуть, выступившие на лбу, капли пота. Тяжелая сумка давит на плечо, одежда липнет к телу, а пот градом струится по спине, вызывая ворох неприятных мурашек.       Погода мерзкая, как раз под настроение Акане. Влажно, душно, нет ни малейшего намека на ветерок, а воздух противный и липкий, будто пропитался чем-то сладким. В такую погоду следует сидеть дома, спасаться от палящего Солнца, но Акане не может себе этого позволить: с утра пораньше потащилась заниматься в библиотеку.       Утешало Акане только одно — Майки справил день рождения в компании всей семьи и друзей. У нее действительно получилось. Собственный успех вскружил голову настолько, что она забыла обо всех своих проблемах, связанных со школой. А тем временем учебный год подкрался незаметно и тяжело дышал ей в спину. Школа начиналась через пару недель, а Акане не осилила даже половину запланированных учебников.       Акане улавливает отголоски смачного звука удара, невнятных всхлипов и стонов. Она напрягается, прислушивается — звук идет со стороны переулка. Проверять не спешит, притаивается, а потом быстренько проскальзывает мимо, надеясь, что бы ее не заметили. Однако краем глаза успевает различить знакомую макушку.       Выглянув, Акане удостоверяется: действительно, ее знакомый.       Баджи Кейске лупит мальчишку по лицу, нависая сверху. Рядом, без сознания, валяются еще трое. У всех в кровь разбиты лица, украшены синяками да ссадинами, и только лицо Баджи запачкано брызгами чужой, а не своей крови. Баджи улыбается — широкая удовлетворительная от причиняемого насилия, улыбка смотрится на лице двенадцатилетнего мальчика жутко.       Акане не осознает, что делает. Мозг говорит ей: «Валим», а ноги несут в сторону Баджи. Увлеченный процессом, Кейске ее даже не замечает.       — А ну-ка, иди сюда, мелюзга! — Акане хватает Баджи за шкирку, словно котенка, и пытается оттащить. И с изумлением понимает, что у нее не выходит — не получается сдвинуть двенадцатилетку с места.       Впрочем, результат все равно есть. Ее жалкие потуги привлекают внимания Баджи: кулак замирает в воздухе, он c раздражением переводит взгляд с жертвы на Акане.       — О, ты же та девчонка. — Моментально узнает ее Баджи. Раздражение на детском лице сменяется легким удивлением.       — Инуи Акане, — напоминает девушка и, не удержавшись, закатывает глаза на его бесцеремонность.       — Баджи Кейске, — представляется он.       Мальчик, которого избивал Баджи, слегка стонет от боли. Все лицо залито кровью, различить черты невозможно, нос ненормально изогнут в сторону, а глаза закатились, обнажая мутное бельмо белка.       — Слезай! — велит Акане. Баджи, на удивление, слушается.       Раненый значительно крупнее Баджи: шире в плечах, выше и крепче. Помимо сломанного носа, Акане не обнаруживает других серьезных повреждений.       Она раздумывает над своими дальнейшими действиями — вызвать скорую или самой проводить их до больницы — когда один из поверженных мальчиков шевелится. Он с трудом поднимается на ноги, шатается из стороны в сторону, и его побитое лицо несмотря на то, что оно изрядно опухло, кривится от злости.       — Я тебя найду позже, — грозится он Баджи. Кейске лишь равнодушно переводит плечами. Ослабевшими руками и скрежета зубами от боли, мальчик расталкивает своих друзей.       Акане слегка беспокоится: дойдут ли эти мальчишки хотя бы конца переулка.       Баджи хмыкает, глядя им вслед. Он утирает кровь с лица вместе с, выступившим от жары, потом.       — Зачем ты влезла? — недовольно спрашивает Баджи.       Акане захлебывается в словах от такой неприкрытой наглости. Он тут избивает людей, а она вмешивается!       — Конфликты словами решать не умеешь что ли? — огрызается Акане.       Баджи фыркает, открыто выражая презрение и к Акане, и к ее методам. Девушка фыркает в ответ, передразнивая Баджи. Чувствует себя глупо — вроде взрослая, а спорит с ребенком.       Она подхватывает с земли брошенную впопыхах сумку, и тут ее взгляд зацепляется за скомканный лист бумаги, лежащий рядом. В уголке виднеется красный учительский штамп с оценкой.       — Летняя школа, да?       Баджи, стоящий к ней спиной, быстро разворачивается. В его глазах читается неприкрытая паника, когда он замечает свой контрольный лист в ее руках.       Акане бегло просматривает контрольную Баджи по грамматике. Практически все иероглифы написаны неправильно, кое-где чернила смазаны так, что неясно: клякса это или нет. В уголке красной пастой, словно судейский приговор, выведено: «20 баллов». Не сдал.       — Когда пересдача? — спрашивает Акане.       Сама она никогда не попадала в летнюю школу, но знала, что ученик имеет несколько попыток, и даже может быть условно переведен в следующий класс, до ликвидации задолженностей.       Баджи насупливается, но все же отвечает:       — Через пять дней.       Пять дней — долгий срок. Практически неделя. За это время Акане сможет осилить несколько собственных учебников, возможно, даже наверстает упущенное, если не будет отвлекаться.       Акане вздыхает и ерошит волосы.       — Я тут собралась в библиотеку. Не хочешь пойти со мной? — предлагает Акане. — Помогу тебе.       — И нафиг оно мне? Сам справлюсь, — грубо отвечает Баджи.       Акане долго и испытывающее на него смотрит. Еще при чтении ее посещали мысли, что Баджи не из тех, кто просто готов принять помощь. В этом они были похожи: в прошлой жизни Акане предпочитала делать все самостоятельно, не полагаясь на других. Групповые проекты, переезд, организация мероприятий — все сама. И категорично отказывалась от любой помощи, даже если чувствовала, что она ей необходима.       Под взглядом Акане, Баджи все же сдается — помощь ему не просто нужна, жизненно необходима.       — Ладно, пошли, — неохотно соглашается Баджи.       Мальчик собирает свои вещи и следует за Акане, понурив голову, словно приговоренный узник.       Для Баджи библиотека — это пристанище зубрил, крутым пацанам там делать нечего. А Баджи, несомненно, крутой. Ему не предстало посещать такие унылые и скучные места, наподобие библиотеки или книжных магазинов. Но вот, он, Баджи Кейске, в библиотеке рядом с непонятной странной девчонкой.       — Так, давай посмотрим. — Акане внимательно разглядывает лист с контрольной Баджи. Она замечает, что некоторые иероглифы написаны правильно, но смазаны, будто Кейске не слишком уверен в самом себе. — Как ты обычно запоминаешь информацию?       Баджи жмет плечами. Он не знает: просто сидит над учебниками, в надежде, что в голове хоть что-нибудь да отпечатается.       — Вот эти иероглифы верные. — Акане пальцем указывает на вторую строчку и предлагает: — Давай попробуем повторить эту контрольную.       Она вытаскивает из собственной сумки чистые листы, сует их Баджи и начинает диктовать.       Баджи старается изо всех сил, на лбу даже выступают капельки пота от усердия, но результат также печален, а от долго сидения на месте он начинает уставать и вертеться на стуле.       Акане старается подавить горестные вздохи спустя час занятий: Баджи еле смог запомнить несколько иероглифов, даже меньше половины. Он постоянно суетится, перекладывает вещи, меняет позу, словно не может усидеть на месте.       — Когда ты читаешь учебник, то сколько информации запоминаешь? — спрашивает Акане.       — Нисколько! — честно отвечает Баджи.       — Может тебе легче усваивать информацию на слух? Есть такие люди. Не помню, правда, как их называют. — Акане задумывается, старается отыскать в памяти название.       — Неа, — снова отвечает Баджи.       Акане теряет последнюю надежду. Баджи не мог быть необучаемым. Она старалась найти подход к этому энергичному ребенку, помочь, но руки опускаются. Акане растеряна и не знает, что делать дальше. Да и сам Баджи с каждой неудачной попыткой мрачнеет и унывает все больше и больше.       — Давай попробуем вот так.       Акане рассыпает из пенала канцелярские принадлежности и раскладывает карандаши и ручки в форме иероглифа. Она надеется, что своеобразная игра, выдуманная ею, заинтересует Баджи, и он перестанет вертеться, как юла, на стуле.       — Это «сушить».       Баджи понятливо кивает.       Акане перемешивает карандаши и просит Баджи повторить. Кейске не сильно понимает, чего добивается Акане, но слушается: складывает карандаши обратно в иероглиф. Верно.       Заинтригованный своеобразной игрой, Баджи полностью сосредотачивается на том, чтобы сложить иероглифы правильно.       С каждой верной попыткой, Акане преисполняется энтузиазмом, как и Баджи. Она постепенно усложняет задачу: в ход идут обрывки бумажек, ручки, ластики и все, что нашлось у них в сумках.       — Теперь диктант, — объявляет Акане.       Баджи не особо уверен: в последний час они только и делали, что раскладывали карандаши да ручки, но, взявшись за диктант, он с поразительной легкостью выписывает все иероглифы.       Он испытывающее следит за Акане, которая проверяет его лист, и чуть не заливается восторженным криком, когда она говорит:       — Все верно.       — Давай еще раз! — просит Баджи. Его глаза светятся от успеха. Восторг от удачно написанной контрольной, не сравним ни с одним из чувств, который Кейске испытывал до этого: он впервые ощущает такую огромную уверенность в своих знаниях.       Библиотека постепенно пустеет. И так редкие в летнее время читатели расходятся, пока в полутемном зале не остаются одни Баджи и Акане. Они продолжают переставлять карандаши и ручки местами, заучивая все новые и новые иероглифы, и только настойчивый кашель библиотекарши заставляет их отвлечься.       — Мы закрываемся, — говорит женщина засидевшимся детям.       Акане извиняющее улыбается. Они быстро собирают вещи и покидают библиотеку впопыхах.       На улице уже стемнело, Солнце скрылось, но даже вечер не принес долгожданной прохлады: воздух такой же липкий и противный, как и днем.       — Я тебя провожу! — заявляет Баджи.       — Ну уж нет, — возражает Акане. — Это я тебя провожу.       — Чего? — Таращится на нее Баджи. — С каких пор девчонки провожают до дома парней?       — А ты подрасти сначала, — с ухмылкой отвечает Акане и проводит рукой от его макушки до себя, показывая разницу в росте. Баджи ниже ее на голову-полторы, однако ему еще двенадцать, он не только нагонит ее в росте, но и станет намного выше, когда подрастет.       — Тем более, это ведь ты избиваешь всех подряд направо и налево. Я скорее охраняю несчастных прохожих от тебя.       Баджи лыбится, демонстрируя белые ровные зубки и маленькие клыки. Слова Акане звучат для него, скорее, как похвала, а не оскорбление.       Они немного говорят по дороге. Благодарный за помощь Баджи, преисполнился дружеской симпатией к Акане. Он постепенно открывается ей, рассказывает всякую мелкую чепуху про себя и своих друзей.       — Ко мне в комнату частенько кошки заходят, — делится Баджи. — Мой любимец — это рыжий кот наших соседей. У него мягкая шерсть и пушистый хвост.       Акане очаровывает его детская непосредственность и чистая, подкупающая честность. Даже не верится, что этот маленький кошатник тот еще хулиган, любящий помахать кулаками.       — Вот мой дом!       Они останавливаются во дворе жилого многоквартирного дома: типичный серый блок, которых в округе полно, и который ничем не отличается от близстоящих многоэтажек.       — Не хочешь, чтобы я поднялась с тобой? Объясню твоим родителям, почему ты задержался, — предлагает Акане.       Баджи реагирует быстро: интенсивно трясет головой и приговаривает:       — Нет-нет, все нормально.       Такая реакция слегка настораживает, но Акане не настаивает на своем.       — Тогда до завтра? Встретимся около библиотеки в одиннадцать.       — Ага! — Баджи, успевший уже оказаться около дверей, останавливается и говорит: — Спасибо, Инуи-сан.       Девушка слегка посмеивается над неожиданной вежливостью мальчишки.       — Можешь обращаться ко мне по имени, — вдогонку кричит Акане и машет Баджи на прощанье.       Она медлит, ждет, пока Баджи скроется в подъезде, а потом заходит и тихонько поднимается следом.       Реакция Баджи кажется ей немного странной, в голове уже вырисовываются предположения, которые, как она надеется, просто глупые домыслы.       Акане до последнего отзвука, прислушивается к шагам мальчика. Слышит, как Баджи стучит в дверь, поворот замка и женский голос, визгливый и с ноющими интонациями:       — Кейске! Где же ты был? Ты заставил меня волноваться. Ты этого хотел, этого добивался? Чтобы я снова плакала из-за тебя?       Акане стремительно вылетает из подъезда, не сильно волнуясь, услышат ее или нет. Она мчится по улицам, не замечая вокруг ничего, а в голове эхом отдается голос матери Баджи вперемешку с голосом собственной матери Акане. Голоса бередят старые раны, которые давно должны были зажить, но нить, стягивающая их края, быстро расползается.       — Ты ведь не хочешь, чтобы мама расстраивалась? Ты же сделаешь это, Акане? Акане, смотри на меня, когда я говорю с тобой!       Без всякого предупреждения, нахлынувшие воспоминания выбивают из нее воздух. Акане останавливается, тяжело дышит. Она прижимается к фонарному столбу, обхватывает его руками, в поисках хоть какой-нибудь поддержки.       Она силой гонит образы из детства, которые лезут, словно сорняки. Призрачный голос матери постепенно утихает, но унять дрожь в руках удается не сразу.       Акане утирает выступившие слезы. Она давно не маленькая, так почему же не может оставить это в прошлом. Акане думала, была уверена, что давно похоронила свои детские воспоминания, но голос матери Баджи так напоминает по интонациям голос ее собственной матери, что она будто бы снова очутилась в детстве.       Девушка сползает вниз. Мысли путаются, не давая собраться и успокоиться.       — С Вами все хорошо?       Около нее останавливается мальчишка. В руках у него пакет из магазина, из которого выглядывают продукты: молоко, яйца, хлеб. На его лице трогательная забота и беспокойство за совершенно незнакомого человека.       — Да, спасибо, До… — Акане вовремя затыкается. С языка чуть не срывается прозвище Кена Рюгудзи, которое она знать не должна.       А это несомненно он: виски у мальчишки сбриты, светлые волосы зачесаны назад, обнажая характерную татуировку в форме дракона.       — Что с вами?       Искренняя тревога и сочувствие в его глазах ломают стены, которые возвела вокруг себя Акане, так легко, будто их не было совсем. Она не хочет делиться столь личными воспоминаниями, но теперь, после случившегося, они всколыхнулись и отравляли, словно яд.       — Ну, у моего друга есть проблемы с матерью. А я знаю, понаслышке, с подругой такое было, — слишком топорно оправдывается Акане. Это выдает ее с головой, но Дракен лишь кивает, не обращая внимания на заминку.       — В общем-то, мать сильно наседала на нее, частенько давила. Она настаивала, чтобы дочь пошла на экономический, стала успешной, а она хотела…       Акане замолкает. К своему стыду, она не помнит, чего желала. Большую часть жизни Акане руководствовалась выбором матери: кружки, секции, дополнительные занятия. Если у нее и была мечта, то она давно была задавлена амбициями матери.       — Ну девочка только потом осознала, что мать манипулировала ею, — хмыкает Акане. «Когда уже закончила экономический и стала успешной в глазах матери», — про себя заканчивает Акане.       — И вот, я вижу, как с моим другом происходит тоже самое. Точнее, мне кажется, что происходит тоже самое, мать сильно давит на его чувство вины, и я не знаю…       Ни черта она не знает. Её одолевает неуверенность в себе, в своих силах, в ситуации, в целом, и нерешительность. Ее попытка помощи может обернуться ужасными последствиями, которые затронут целую семью.       — Твой друг просил о помощи? — спрашивает Кен.       Акане мотает головой.       — Мне кажется, тебе не стоит вмешиваться. Просто будь рядом с другом и покажи, что готова помочь.       Ей стыдно от облегчения, которое приносят его слова. Жалость, которую она испытает к самой себе, злит. Она всегда была и остается трусихой: что раньше, когда не смела пойти против воли матери, что сейчас, когда принимает решение остаться в стороне.       — Лучше ведь жить с родителями, чем без них, — говорит Дракен. Голос у него ровный, спокойный, но проскользнувшая болезненная нотка напоминает Акане о том, что мальчик рос в борделе, а мать бросила его еще младенцем.       — Спасибо, — искренне благодарит Акане. Груз с плеч никуда не девается, также давит, но становится легче, немного. — Прости, что вывалила на тебя это.       — Все норм, — успокаивает ее Дракен, улыбаясь. — Дойдете сами?       Акане кивает.       — Может мне тебя проводить? Тут уже темно, — с сомнением спрашивает Акане.       — Вы забавная. — Улыбка Дракен становится шире. — Кто же ко мне сунется?       И то верно: мальчик крепче и здоровее некоторых взрослых мужчин, и отпор может дать не слабый. Дракен машет ей рукой на прощание и уходит, мотая пакетом, из стороны в сторону.       Акане смотрит ему вслед и думает о том, как же удивительно все сложилось: она сумела встретить сразу двух «Свастонов» за день, и каждый из мальчишек произвел неизгладимое впечатление на нее.