Вторая из пяти действующих сил на войне — Земля, означающая возможность выжить и возможность умереть.
Сунь-цзы.
Церковь Удагава сиротливо стоит отдельно от других зданий, затерянная среди высоких небоскребов, но выделявшаяся красотой выбеленных стен и золоченой купольной крышей, благодаря чему издали храм сверкал, словно драгоценный камень. Сквозь плотно закрытые двери доносится слабое эхо молитвенной песни: шла служба. С губ Акане облачком пара срывается дыхание. Она обводит взглядом фасад, считает количество окон, ступеней, ведущих к дверям, и обходит церковь по кругу. Держится поближе к стенам, чтобы незадачливые священники, решившие полюбоваться дорогой, не заметили блуждающую по двору девочку. Повезло, что территория вокруг церкви вымощена асфальтом, и пробираться сквозь кустарники или еще какую-нибудь гадость, как истинному герою приключенческого романа, ей не приходится. Серая дверь ярко выделяется своей невзрачностью на выбеленной стене и привлекает внимание Акане. Вход для прислужников — несомненно — в скрытую от прихожан часть храма. Акане дергает ручку и, к удивлению, она поддается: дверь открывается, приглашая незваную гостью. Робкие лучи заглядывают в широкий пустой коридор сквозь узкие витражные окна, и у ног Акане играются цветные солнечные зайчики. Сердце делает кувырок и начинает биться сильнее от страха, но не сковывающего, а слегка волнительного. Первое преступление — вторжение — Акане максимально маскирует под обычный осмотр территории. Оправдывается перед самой собой, находит сотни отговорок; тысячу причин для своих действий, однако как не назови вторжение — останется вторжением. Каменные стены, испещренные тонкими прожилками, будто живые, сжимаются вокруг Акане, возмущенные проникновением, а слова молитвы звучат громче и яснее, чем на улице, набатом отдавая в голове. Акане оглядывается. Из широкого коридора, в котором она оказалась, ведет две двери, расположенные на разных концах: с восточных и западных сторон. Две двери — две части храма: личная, доступная только священнослужителям, и молитвенный зал для прихожан, в котором шла служба. Недолго думая, Акане идет к правой, восточной, двери. Прислушивается, прислонив ухо к дверной поверхности, однако любые звуки тонут в молитвенном песнопении. Приоткрыв дверь, Акане заглядывает в щелочку и, только удостоверившись, что внутри пусто, переступает порог небольшой комнаты — мини-холла — от которого ведут еще несколько дверей в более дальние помещения. Мебели практически нет: пару жалких кресел да старый столик. Церковный минимализм во всей красе. Простые занавески трепещут от легкого ветерка, задувающего сквозь приоткрытое окно. Высунув голову из окна, Акане рассматривает стены: ровные, без единого зазора или выступа; отсутствует даже скат. Со двора забраться не получится. Другие двери проверять не решается: со двора еще одного выхода она не заметила, а значит дверь для прислужников и главный, центральный, вход — единственные пути пробраться внутрь. Витающий запах ладана странно успокаивает и пробуждает желание сесть в кресло и забыться немного в тишине. Тишина. Акане резко вскидывает голову от окна: молитвенных песен больше не слышно. Служба закончилась так не вовремя. Быстро дойдя до двери, она хватается за ручку, но, с другой стороны, раздаются голоса людей и шаги, приближающиеся с каждой секундой. Страх быть пойманной подстегивает Акане спрятаться: она ныряет за спинку одного из кресел и притаивается, сжавшись в углу. Укрытие плохое: если подойди достаточно близко, то можно увидеть ее макушку, но выбора особо нет. Дверь со скрипом открывается. Слышатся шаги нескольких людей: четкие, уверенные, будто ратная поступь, и шаркающие, словно человек с усилием стоит на своих двоих. — Премного Вам признателен за благотворительный взнос, Шиба-сан. — У говорившего голос сдавленного временем старика с тяжелым дыханием и одышкой от пары шагов. Акане зажимает рот ладонью, чтобы не выдать себя ни единым вздохом. Шиба! На нелицеприятные встречи с главами «Черных драконов» ей явно везло: первое знакомство с Шиничиро прошло под аккомпанементы детских всхлипов, а с Тайджу она сталкивается буквально зажатая в углу. С кем Ками собирались свести ее дальше — страшно представить. — Не стоит благодарности. Я всегда рад услужить, — уверяет Тайджу. Обращаясь к священнику, он говорит мягко с почтительной интонацией набожного человека. Вновь слышится скрип двери: становится тихо, а потом кто-то с разбегу заваливается на кресло, за которым она прячется. Акане прикусывает себе язык, чтобы не разразиться отборной бранью. — Босс, нужно решить, кто будет забирать деньги вместо Юзухи, — гудит над головой знакомый голос. Сейшу. — Коко пускай выберет, — отмахивается Тайджу. — Ладно, босс, — неохотно тянет Коко откуда-то издалека. Еле дышащая Акане вжимается в стену, жалея, что не может раствориться в ней. Угораздило же вляпаться. Никак она не думала, что встретит верхушку «Драконов» после службы, но и в расчет не включила набожность Тайджу, не пропускающего ни одной молитвы. — Что будем делать со «Свастонами»? — Сейшу откидывается на спинку кресла, и Акане еле подавляет желания дернуть за видневшуюся светлую прядь. — Они совсем ебнулись, если правда думают, что смогут нас победить. — Босс их размажет, — смеясь отзывается Коко. Его голос звучит ближе, чем в прошлый раз. Акане различает легкое поскрипывание половиц, и сжимается еще больше. Удары собственного сердца Акане ощущает всей кожей, каждой клеточкой, и в повисшей тишине она уверена — Тайджу его тоже слышит. Натянутые до предела нервы гудят, как струны, и Акане едва не вскрикивает, когда встречается взглядом с Коко, вставшего около кресла брата. Мрачный напряженный взгляд, которым Коко сверлит ее, затягивает, как черная дыра. От ужасного разоблачения ее теперь отделяет только слово Хаджиме и жалкая тень кресла. Мучительно долго Коко смотрит на нее, будто пытаясь удостовериться: это действительно она, Акане, сестра его друга, или просто галлюцинация, игра воображения. — Чо завис, Коко? — Сейшу мнется в кресле. — Вспомнил кое-что, — говорит Коко, отворачиваясь от Акане и закрывая ее своей спиной. Выдохнув, Акане позволяет себе немного расслабиться. Коко — наименее худший вариант для разоблачения. Реакцию Тайджу на ее присутствие страшно вообразить. Акане знала о нем только из манги, однако на благоприятный исход надеяться не приходилось, как и с братом. Вид старшей сестры на собрании банды Сейшу не обрадует, а справиться с шоком так же изящно и быстро, как Хаджиме, в присутствии Тайджу, брат не смог бы. — Коко, ты уверен, что в Рождество эти свастоныши решаться напасть на меня? — спрашивает Тайджу. С подчиненными он говорит грубо, властно; голосом человека, привыкшего отдавать распоряжения, а не покоряться им. — Да, босс, уверен, — лаконично отвечает Коко. Причина его уверенности — странно топорщащий карман, и Акане быстро соотносит все детали. События развиваются стремительно: Коко уже успел сдать Тайджу, получить деньги от Кисаки, а Такемичи объединиться со злейшим врагом. Тайджу в ответ смеется противным лающим смехом, от которого у Акане по коже ползут мурашки. Ноги нещадно сводит, а дыхание перехватывает от болезненных судорог. Акане еле сдерживается, чтобы не подскочить на месте — сидеть становится невыносимо больно. — Мы с Коко тоже пойдем, — говорит Сейшу. — Зайдем через заднюю дверь. — Нафиг? — Голос у Тайджу опасливо понижается. — Я и один вывезу. Акане согласна: зачем? Пускай сидит дома, ест рождественский ужин, смотрит свой любимый телевизор и не заставляет ее переживать. — «Свастоны» могут притащиться всем отрядом, — объясняет Сейшу, — и устроить засаду. Лучше перестраховаться. Достойная похвалы аналитика впечатляет Акане. Она считала братца слишком безрассудным для стратегий: бросался в омут, как черт, а потом уже смотрел, куда, собственно, прыгал. Горячность Сейшу сглаживал только Хаджиме, привыкший сначала думать, а потом действовать. — Обсудим детали еще перед самой битвой, — говорит Коко, а глаза невольно косят в сторону Акане. — Уже поздно. Никто не спорит. Слышится скрип половиц, звук удаляющихся шагов, и только Коко не двигается с места. — Ты не идешь? — удивляется Сейшу. Коко качает головой. — Есть дело. Встретимся завтра. Брат вопросов больше не задает: Акане слышит, как Сейшу прикрывает за собой дверь. — Вставай, они ушли, — говорит Коко, отходя от кресла. Ухватившись за спинку, на негнущихся ногах Акане поднимается, чувствуя, как конечности, словно пронзают тысячи игл. Чертыхаясь, Акане еле удается выбраться из своего укрытия. Она валится в кресло, еще хранившее тепло тела ее брата и растирает затекшие ноги. — Спасибо, что не выдал, — искренне благодарит Акане. Коко смотрит на нее неодобрительно, не скрывая мрачного настроения, что, впрочем, Акане легко игнорирует. — Может объяснишь, что ты забыла в церкви? Коко занимает свободное кресло. Расслабленно вытягивает длинные ноги, обутые в сапоги — часть его униформы — но смотрит напряженно пристально. От него исходит дух угрюмого недовольства, и всем своим видом показывает: добраться до правды он готов любым способом, даже если придётся силой вытягивать ее из Акане. — Ты тогда объяснишь мне, откуда у тебя такая большая сумма денег в кармане, — с вызовом говорит Акане и уверенно встречается с Коко глазами, но быстро отводит взгляд: смотреть почему-то странно волнительно. Деньги от Кисаки — Акане это знала, однако за всю беседу Коко ни разу не упомянул, что сам сдал Тайджу «Свастонам». Секрет не особо большой, но возможно станет ее козырем в рукаве, чтобы откупиться от вопросов и нежелательного внимания. — Не уходи от ответа, Акане, — с нажимом говорит Коко, не впечатленный ее хитростью и осведомленностью. — Ты либо объяснишь мне, что ты здесь делала, либо я пойду к Сейшу. Угроза звучит забавно, и Акане слабо хихикает. — И что скажешь? Инупи, твоя сестра пряталась за креслом во время нашего разговора. — Акане максимально возможно пародирует интонацию Коко. — Именно, — кивает Хаджиме и вскидывает тонкую бровь в насмешке. — Думаешь, не поверит? Акане сникает. Поверит, и это самое ужасное. Наблюдениям Коко Сейшу доверял больше самой Акане. Это и обижало, и ранило, но отвертеться от правды Акане удавалось редко, а Коко, в отношении нее, ошибался еще реже. Проницательность Хаджиме — постоянная головная боль Акане. Коко умел прочесть ответ в одном взгляде; выделить правду среди изящно выстроенной лжи и всегда замечал недоговоренности. Оставалось лишь, скрипя зубами, упрямо отстаивать свое и путаться во вранье еще больше. — Случайно забрела, — бурчит Акане. Повисшая тишина, кажется испытанием: кто первый сорвется, тот и проиграет. Ни один не готов отступиться от своего: сверлят друг друга злыми и подозрительными взглядами, пока Коко не решается смиловаться. — Ладно, храни свои тайны. — Ну спасибо, — слабо фыркает Акане, поднимаясь. Разминает ноги, чувствуя, как кровь приливает к конечностям, и противное ощущение ватных мышц пропадает. — Я провожу. — Коко встает следом, расправляет складки на плаще и галантно отводит руку в сторону, приглашая Акане идти первой. Не предложение, а простая констатация — Коко пойдет за ней, даже если Акане против. Упрямство перенял у брата, не иначе. Акане только остается, гордо выпятив подбородок, идти впереди, игнорируя конвой в лице Хаджиме. Проходя мимо двери, через которую Акане попала в церковь изначально, она немного мешкает и с нарочной беззаботностью спрашивает у Хаджиме, шедшего позади: — Мы можем здесь выйти? Или это вход только для прислужников? — Да, это ведь еще и… — Хаджиме замолкает на полу-слове и подозрительно прищуривается. Акане принимает максимально незаинтересованный вид, однако, уловка не действует: Коко сверлит испытывающим взглядом, от которого волосы дыбом встают. — Ладно! — Акане тяжело вздыхает, признавая поражение. — Хватит на меня так смотреть.— Акане выпучивает глаза, подражая выражению лица Коко. — Ты что-то задумала, — мрачно констатирует Хаджиме. Отвертеться не получается. Хаджиме находит ответ в опущенном взгляде Акане, в слегка поджатых губах. Лицо Коко становится непроницаемым, далеким и непостижимым, и все объяснения застывают у Акане на языке. Сама себя загнала в ловушку. Никогда Акане не умела врать, а в присутствии брата и Коко и те жалкие навыки, что у нее были, пропадали, стирались под тяжелыми взглядами близких ей людей. — Акане-сан. Одно имя, пару слог, пристыдивших ее за вечное вранье и недоговоренности. Коко произносит ее имя умоляюще и испуганно, как и молитву и приговор разом. — Я… — Акане прочищает горло. — Я обещаю, что расскажу все, но не сейчас. — Когда? — спрашивает Коко. Пугающее принятие ситуации проступает на его лице. Он готов ждать сколько угодно: хоть год, хоть десять лет. На один короткий миг Акане представляет, что сейчас все расскажет: о себе, о Кисаки, о Такемичи. Она страстно этого желает: жаждет, как умирающий последнего глотка воздуха, чтобы и брат, и Коко приняли ее вместе со всей правдой, что она носит на душе, но и смертельно боится их реакции, и не хочет, чтобы это произошло. — Весной. Во время фестиваля цветения сакуры, — обещает Акане. Пока не закончится зима, Акане не сможет зажить спокойной жизнью. Осталось продержаться один сезон, а по весне она стряхнет с себя все, как кошмарный сон. — Ладно, — соглашается Коко. — Тогда я буду ждать, Акане-сан. Акане благодарно улыбается. Новое обещание — новый довесок на ее душе. Абсолютная правда — слишком шокирующая и ужасная, поэтому Акане ограничиться лишь той частью, которая не оттолкнет Сейшу и Коко от нее, а истину скроет глубоко внутри. — Та дверь, — вдруг говорит Коко. — Ключи от нее есть только у прислужников и у верхушки «Драконов». Быстро смекнув, Акане уточняет: — За счет благотворительных взносов служители пускают вас внутрь, да? Хаджиме кивает. Церковь — база «Драконов», вот где они проводят собрания. Ключ к ее победе оказался неожиданно близко, прямо дома, в кармане младшего брата. — Поклянись, что будешь осторожна, — серьезно просит Коко, останавливаясь. И Акане обещает, с тяжелым сердцем клянется не впутываться в неприятности, зная, что сдержать слово не получится. Но нарушенное общение не самая серьезная провинность из тех, что она собиралась совершить. — Тогда и ты кое-что обещай. — Акане медлит со словами и на выдохе произносит разом: — В Рождество, если станет совсем плохо, то хватай Сейшу и бегите. На просьбу Коко тяжело вздыхает. По упрямому лицу Акане видит — ничего ему не расскажут, и остается только дать обещание, которые выполнить вполне легко: Тайджу он верен так же, как Ясон Медеи. — Вот и славненько! — Акане воодушевленно улыбается, и бодро поддерживает разговор, игнорируя беспокойное волнение из-за скоротечности времени. Рождественская битва неумолимо приближается. Встретиться с Ханагаки необходимо было, как можно скорее. Уже дома Акане первым делом рыскает в поисках плаща брата. Находит быстро — форменный плащ чинно висит на вешалке в шкафу. Из ванны доносится шум воды, и, пока брата нет, Акане шарит по карманам Сейшу. Отвратительность собственных действий не оставляет в покое — воровать у брата, дожила, однако эгоистично утешает себя тем, что делает это отчасти и для него. Под руководством Такемичи, после поражения Тайджу, ему будет лучше. Точнее Акане будет спокойнее, но подобные детали отбрасывает. Слишком цинично они выглядят. Во внутреннем кармане обнаруживает связку ключей: парочка от дома и один неизвестный ей. Вытащив его из кольца, Акане прячет ключ в собственных вещах, и как раз вовремя: слышится щелчок задвижки, и в комнате появляется Сейшу. — Ты уже вернулась, — с удивлением констатирует брат. Акане кивает, и поспешно закрывает шкаф, пряча следы своего преступления. — Закажем на ужин что-нибудь? — предлагает Акане. Проходя мимо, она не удерживается и, пристав на носочки, треплет брата по мокрым волосам. Ворча, Сейшу уклоняется от руки сестры. — Только в этот раз я выбираю, что мы будем есть, — кричит вдогонку Акане Сейшу. Вкусы у брата и сестры различны, и каждый раз, заказывая еду, один из них морщился и брезгливо давился тем, что выбирал второй, даже если еда приходилась ему по душе. Просто так: из чистого Инуивского упрямства. — Опять все острое, — вздыхает Акане, глядя на коробки с едой, привезенные курьером. — Такими темпами мы оба получим гастрит. На причитания старшей сестры Сейшу внимание не обращает. С жадностью поглощает свою порцию, смакуя вкусную еду. — Отдай мне, — с набитым ртом говорит Сейшу. — Неа. — Акане отодвигает свою порцию от брата. — А как же делиться с младшими? — Сейшу хитро улыбается и жадно смотрит на недоеденную порцию сестры. — В нашем доме такого правила нет. — Акане демонстративно заглатывает свою часть в один прикус и чувствует, как от обилия специй начинает жечь горло, а язык гореть. К лицу приливает кровь, и под смех брата Акане бежит за водой. — Это все, потому что ты пожадничала, — глубокомысленно изрекает Сейшу. Акане кривит лицом в ответ на слова брата. От широкой улыбки Сейшу, с набитыми едой щеками, стыд острым ножом пронзает Акане. Список ее прегрешений выходил весьма впечатляющий: украла ключи; вечно обманывала младшего; заставляла волноваться за себя и на полное доверие брата лишь еще больше врала и уходила от ответов. Подстегиваемая порывом, Акане поднимается с места и крепко обнимает брата. Сейшу удивленно ойкает, но не спешит отстраниться. — Ты ведь знаешь, что я тебя люблю, — тихо говорит Акане, уткнувшись в плечо брата. Сейшу заторможено кивает. Ввиду яркой практичности, на нежности брат не способен, а ласковые слова мог произносить, только сделав над собой усилие. Акане крепче стискивает брата и глушит стыд мыслями о том, что падение «Черных драконов» — неизбежно, и не ее вина, что детище брата должно развалиться. Неминуемая гибель «Драконов» принесет и свои плоды: Сейшу перейдет под командование Такемичи, а после и в «Свастоны». Под протекторатом Майки Сейшу будет в большей безопасности, чем рядом с Тайджу. Майки примет «Драконов» с распростертыми объятиями, Акане об этом позаботиться — запишет в счет рождественского подарка от семьи Сано.