«Пускай ты владеешь немалой волшебною силой,
Но девятикратно проколот, падешь, пораженный.»
— Локти повыше держи и не смотри в глаза, если целишься в лицо, — скучающим тоном командует Ханако, уходя от ударов кулаков Акане. Двигается Ханако с медленной ленцой, руки держит за спиной, полностью открывшись. Попасть по противнице не удается даже с явной подачки: кулаки Акане с шумом прорезают только воздух. — И зачем тебе учиться рукопашке? Миуюки хорошо обучила тебя оружейке, — продолжает говорить Ханако, делая шаг назад, и Акане, изготовившись для ближнего удара коленом, немного заваливается вперед, не удержав равновесие. Недолгий спарринг вымотал ее сверх меры: к взмокшему телу прилипала одежда; горло жгло от жажды; мышцы пульсировали от напряжения. Привычного раскаленного азарта не ощущала — впервые драка не приносила ей ничего, кроме осознания собственной беспомощности, а без оттягивающей тяжести шеста чувствовала себя обнаженной, словно выставляла на показ все свои многочисленные слабости. Акане делает отчаянный рывок вперед — хочет взять противницу в захват, но Ханако просто отступает в сторону, и Акане мешком заваливается на пол — больно бьется об деревянную кладку головой, отчего в глазах в безумном хороводе начинают плясать темные пятна. В зале сукэбан непривычно пусто — новогодние каникулы в самом разгаре, а оставшиеся капитаны и лейтенанты на первое собрание в Новом году еще не успели прийти — и за унизительным боем наблюдают одни голые стены, что Акане только на руку: насмешки других девушек она вряд ли стерпела бы. — Этого недостаточно, — между тяжёлыми вздохами отвечает Акане на вопрос Ханако. Ее силы — недостаточно; ее действий — недостаточно. Сила несправедливо иронична: ее навыки, добытые потом и трудом, оказались жалкой пылью по сравнению с разрушительной мощью таланта и врожденных способностей. При встрече с Ханмой она едва была способна обороняться, а про драку на равных не могло быть и речи. И подобных Ханме у Изаны будет несколько: поколение S62 — квинтэссенция ужаса и жестокости. Как их одолеть? Что ей нужно сделать? Мысли о дальнейших событиях изводили Акане, плотоядными червями подъедали все ее силы. Частота захлестывающей паники не поддавалась подсчету — уже превзошла бесконечность. Она мучилась, пытаясь придумать, как бы обойти Кисаки; как бы не навлечь новых смертей; как не повторить ужасные событие «Кровавого Хэллоуина». И ничего — она не могла ничего придумать. — Попросила бы у Миуюки побольше тренировок, — советует Ханако. Нисколько не утомленная она полнится энергией, которая вынуждена оставаться в напряженных мышцах. — С твоим телосложением лучше уж мочить всех палкой, чем кулаками. Астеническое телосложение не сильно располагает на кулаки, в этом Ханако права, но Акане хотелось большего — непозволительную мощь, молнию в руки, чтобы подобно Громовержцу сметать врагов одной божественной дланью. Раздорный шепоток в голове напоминает про губительное предложение; про редкое Гесперидово яблоко, которое она старательно игнорирует. Акане пересекает поток мыслей одним движением — встряхивает головой, надеясь, что не подкрепленные размышление выпадут из ее разума. Вытянувшись звездой на полу, Акане бездумно глядит в потолок, своей неестественной белизной затягивающий ее разум куда-то вдаль. До весны осталось чуть-чуть — жалких пару месяцев, а потом конец: жизнь без постоянных оглядок на события манги; жизнь без Кисаки и Изаны. Роскошно. Ханако садится рядом: не слишком изящно заваливается на пол, но с ее телосложением сложно оставаться грациозной, однако все ее движения наполнены легкостью и свободой, как у большой хищной птицы. — Знаешь, — неуклюже мямлит Ханако, при этом выглядит странно напряженной, будто готовой к удару. — Мы можем поговорить, если ты, конечно, хочешь. О чем конкретно — не уточняет, но Акане понимает. Ни с кем из «Лотоса» она не заводила речь о Хидилин, да и о чем говорить: о своей скорби? О том, как иногда хочется выцарапать из головы воспоминания о «Кровавом Хэллоуине»? Ханако славится своими боевыми способностями; силой, сокрытой в мышцах — чуткость ей не знакома, но подобная неуклюжая попытка выразить свою помощь приятна для Акане, и она слабо улыбается, благодарная за проявленную поддержку. — Со мной все в порядке, — отвечает Акане. — Ну не знаю. — Ханако скептично ее оглядывает. — На тебя без слез не взглянешь. — Вперед. — Акане хлопает себя по плечу. — Готова побыть личной жилеткой. А я заодно поплачу от твоей глупости. — Акане кривит лицом, подражая сочувственной гримасе Ханако и пародирует ее мямленье: — Акане, давай поговорим, а потом поедим сахарной ваты и улетим на единорогах в счастливое будущее. Ханако беззлобно фыркает. — Боюсь, что в тупости я тебе не соперник. Думаю, ты обошла бы даже Дональда Томпсона и забрала приз в номинации «Самый глупый человек года». — Собственной шутке Ханако слегка посмеивается, запрокинув голову назад. Заготовленную остроту Акане озвучить не успевает — дверь с лязгом открывается, и в зал, вместе с порывом свежего воздуха, вплывает Казуко, за которой следует неизменный конвой в лице ее двух сестер-близняшек. Закутанная в кричаще красное пальто Казуко прямо как коралловый аспид скользит к ним, сверкая широкой белозубой улыбкой. — С Новым годом! — весело восклицает Казуко и раскрывает руки, как в намерении обнять их. В каждом звуке ее голоса — ветреность и легкость; в улыбке — самодовольное тщеславие. Казуко вызывает у Акане только одно — стойкой желание нагрубить даже в ответ на самую обыденную фразу. — Вижу праздники у кого-то были веселые! — Казуко бестактно рассматривает лицо Акане, украшенное желтовато-зелеными синяками — остатками прежних ран. Акане и Ханако не реагируют: с одинаково кислыми лицами глядят на Казуко, испуская дух мрачного неудовольствия от одного ее присутствия. — Это ты ее так? — с притворным ужасом восклицает Казуко и тыкает сложенным веером в сторону Ханако. Абсолютно нелепая вещь — веер зимой — мог показаться обычной прихотью взбалмошной девицы, любящей красивые, но ненужные аксессуары, если не знать, что за бумажной оберткой скрываются остро заточенные пластины. Как Казуко пользуется своим веером, Акане не видела ни разу, и предпочла бы пропустить подобное зрелище мимо себя. — Отвали. — Ханако зло отпихивает руку Казуко. Довольная вызванным раздражением, Казуко улыбается шире. — Ай-ай, Ханако, — журит Казуко. — Испортила красивое личико моей милой Акане. — Я не твоя, — ворчит Акане. — И хватит уже. Это была не Ханако. Казуко поворачивается в ее сторону и излишне фальшиво изображает удивление. — Неужели Миуюки? — Акане упрямо поджимает губы, а Казуко упирает руки в бока и сетует: — Впрочем, неудивительно. Что учитель — что ученик: одна сторона медали. Орудовать умеют только кулаками. Ее слова далеки от понимание Акане — она сводит брови, в голове пытается размотать клубок непонятных фраз, но не получается. На ее памяти Миуюки никогда не дралась в рукопашную. Капитан бралась исключительно за шест и неизменно только при обучение ее, Акане, своего лейтенанта. Уловив замешательство Акане, лицо Казуко принимает некое праздное выражение, как у ребенок, дорвавшегося до конфет. — Так они тебе ничего не рассказали! — излишне радостно восклицает Казуко и переводит взгляд на Ханако, мрачный тучей, сидящей рядом с Акане. — Как же жестоко с вашей стороны. Оставили крошку Акане в неведении. — Казуко сокрушительно качает головой. Пытливым взглядом она смотрит на Акане и ждет одного неосторожного вопрос, одной капли разрушительного любопытства, чтобы вволю повеселиться в раскрытии чужих секретов. Доставлять ей подобное наслаждение Акане не собирается. Интерес скребётся под кожей, стаей насекомых проносится по венам, хочется выскоблить его, но секрет на то и секрет — ему в угоду оставаться сокрытым. Ей ли это не знать. — Все в порядке, — обращается Акане к Ханако, игнорируя присутствие Казуко. — Если не хочешь рассказывать, то ничего страшного. Ханако переводит плечами, будто пытается скинуть с себя что-то. В ней нечто незримо меняется — перемена кроется на дне глаз, в нахмуренных бровях: занавес, скрывающий душу Ханако, шелохнулся, приоткрывая находящиеся внутри осколки иной жизни, которые Акане уже видела — при их совместном задании к братьям Хайтани; при охоте за головами «Мебиус», — но собрать их воедино она так и не смогла. — Это не такой уж и секрет. Просто думала, что сама Миуюки должна тебе рассказать. — Имя капитана звучит из уст Ханако с тоскливой почтительностью, как сдавленный плач по безвозвратно ушедшей эпохе лучших времен. Акане кивает, соглашаясь. В чем бы не была причина утаивания она знает — она достаточно значима и для Ханако, и для Миуюки. — Неужели даже не интересно? — несколько жалобно тянет Казуко, и ее искреннее разочарование приносить Акане удовольствия больше, чем выданный секрет. — Что неинтересно? Равнодушно спокойный голос разрезает зал на две части. Застигнутые врасплох девушки, цепенеют: даже Казуко бледнеет при появлении Миуюки. Миуюки неслышно переступает порог зала и размеренно неторопливо направляется в их сторону. Она — неизменно спокойная, со шлейфом из морозного уличного воздуха за спиной, держится уверенно непринужденно. Одним видом затмевает луну и посрамляет цветы, заставляет их увядать. — Почему ты на полу? — склонив голову набок, спрашивает Миуюки, остановившись около Акане. Акане резво подрывается с места. Готова даже в струнку вытянуться и отдать честь. Она до сих пор — невзирая на годы общения — робела перед капитаном. Миуюки в ее глазах обладала непререкаемым авторитетом, а один ее холодный взгляд дара речи мог лишить. — С новым годом, Миуюки! — Казуко раскидывает руки и делает шаг вперед, будто и вправду собирается обнять Миуюки. — Позволь заметить, что ты, как всегда, прекрасна! Акане чувствует, как у нее нервно дергается бровь. Только Казуко могла так бестактно лезть к Миуюки, нагло игнорируя жуткую ауру капитана 4-го отряда, скапливающуюся вокруг туманной дымкой. — Нет, не позволяю, — беспощадно отрезает Миуюки. Казуко растерянно застывает с глупо раскинутыми руками и непонимающе хлопает глазами. А Ханако в открытую разнузданно хохочет, и ее смех эхом отзывается в пустом зале. Миуюки проходит вперед — останавливается около стены подальше от Казуко, и замирает неподвижной статуей. Акане подрывается следом — становится около Миуюки, но держаться ровно и спокойной, как она не получается: начинает покачиваться на носочках в разные стороны, чтобы утолить беспокойную энергию. — Не хочешь съездить со мной на Окинаву на каникулах? Я еду к дедушке, у него дом есть, места хватит, — резко предлагает Миуюки. Акане удивленно распахивает глаза. От любого другого она потребовала бы объяснений, причину для столь неожиданного предложения, но только не от Миуюки. Малоразговорчивая Миуюки предпочитала вмещать всю информацию в пару скупых фраз, лишь бы не утомляться беседой дольше положенного. Если она ее не назвала — значит причины и нет. Миуюки смотрит ровно перед собой, на Акане даже взгляд не бросает, а ее голос звучит так же, как и во всех их разговорах до этого — равнодушно, бесцветно, как и потолок над их головами. Различить легкую, трепетавшую, как слабая птичка, робость Акане удается не сразу — она смущенно прячется за прутьями клетки, боясь показываться. Окинава — далекая южная префектура; летняя сказка с песчаными пляжами, коралловыми рифами и дикой природой. Поездка туда — настоящий подарок, который Акане, не думая, принимает: — С радостью, Миуюки-сан. Миуюки словно расслабляется; ее плечи слегка опускаются, однако если не знать куда смотреть, то этот мимолетный жест даже и незаметен. — Там я расскажу тебе, — говорит Миуюки, не смотря на Акане. — Расскажу то, что хотела сказать Казуко, как я стала капитаном. Манящие мечты о жарком Солнце и теплом океане слетают от слов Миуюки: Акане с шумом втягивает воздух — капитан слышала весь разговор, и даже тот факт, что ничего криминально тайного они так и не обсудили, не сильно унимает возникшее смущение от ситуации. Миуюки окончательно замолкает, не решает развивать тему дальше, и Акане немного расслабляется, и позволяет своим мысли об Окинаве, о весне унести ее в светлый мир иллюзий. С приходом Сатоми и оставшихся капитанов и лейтенантов, собрание начинается. Первое собрание в Новом году проходит как-нельзя безынтересно: муторные дела, тонкости распределения территории верхнего Канто, которая, после падения «Драконов» осталась бесхозной. На лакомый кусок, на драконью пещеру, претендовали многие банды, и Сатоми не была исключением. Акане с трудом борется с неумолимо опускающимися веками: монотонная речь Сатоми убаюкивает, сил тягаться со сном все меньше и меньше. Вот-вот возьмёт, да упадет прямо на своего капитана, сидящую перед ней. Не менее сонной выглядит и Ханако, которой в открытую не заснуть на скучном собрании помогает ее лейтенант, стоящая по правое плечо, и безостановочно подталкивающая ее сзади. Противный скрип ножек стула по полу режет по ушам. Акане морщится и с видимым усилием сосредотачивает внимание на Казуко, поднявшейся со своего места. — Поколение S62 стекается в Йокогаму. Одна фраза снимает холодно, тревожной рукой весь сон Акане. Она выпрямляется и немного поддается вперед, готовая с жадностью голодающего внимать каждому слову Казуко. — Канджи Мочизуки вместе с Шионом Мадараме были замечен в Китайском квартале буквально на днях, — объявляет Казуко и, быстрый, нечитаемый взгляд бросает в сторону напряженной Акане. — Ну и чо? — спрашивает Ханако, потягиваясь на стуле, как после сладкого сна. — Захотели лапши поесть и вспомнить, как раньше ларьки грабили. — А то, дорогая Ханако, — в привычно саркастичной манере произносит Казуко, — что недавно в китайском квартале обосновался Изана Курокава. Не имя — взрыв бомбы. Сонливость Ханако быстро сходит: выпрямляется на стуле, широко распахнутыми глазами смотрит на Казуко, будто слабо веря в услышанное. Оставшиеся девушки цепенеют: напряженно молчаливые, каждая как обнаженный клинок, готовый для атаки. С Куроковай, как лидером «Драконов», явно встречались и по суровым видам понятно — сукэбан с 8-м поколением дружбу не водили. — Откуда этот черт снова вылез? — цедит сквозь зубы Ханако. — Разве копы его не загребли? — Это было еще пару лет назад, — отвечает Казуко. — Изана на свободе уже давно. «К сожалению», — молчаливо трубит в воздухе. — Что с братьями Хайтани? — уточняет Сатоми. Совершенно хладнокровна к поступившим новостям, Сатоми не высказывает волнения; нет у нее и праведного страха перед Курокавой — и у капитанов и лейтенантов, глядя на свою главнокомндующую, он постепенно пропадает, истаивает, как первый снег. Казуко покачивает головой. — Пока нет. Клубы и бары, которые они содержат, работают в штатном режиме. С Ясухиро также нет изменений, — добавляет Казуко, пресекая дополнительные вопросы. — Он до сих пор капитан «Свастонов». — Пошли пару людей следить за каждым кварталом, подконтрольным поколению S62. Я хочу знать все: даже когда крыса пробежит, — велит Сатоми. Казуко почтительно склоняет голову — приказ услышан и принят. Уже к вечеру паутина завибрирует, затрубит информацией. Дальнейшее собрания проходит мимо Акане. Голова забита мыслями, как болото илом и грязью. Слишком быстро, она катастрофично не успевает. Все шансы на спасение выскальзывают из ее ослабевших пальцев. С самого начало ей было понятно — Изана не внемлет ее словам; брошенное предостережение он, занятый своими мыслями, скорее всего, даже не услышал. Бесплодные усилия не делают сердце податливым, не примиряют Акане с происходившим. Близкий финал манит ее, как долгая ночь без сна; как оазис посреди пустыни. Она продолжит искать огреху в колесе Судьбы; слабое место, куда можно вставить палку, чтобы наконец его остановить. Новости, услышанные от Казуко, не оставляют Акане даже после собрания. Первый порыв — броситься к Шиничиро и рассказать ему о делах младшего брата — она тщательно давит. Нечего подкидывать к страданиям Шиничиро еще и новые. Акане хватается за голову и оттягивает волосы, будто вместе с ними способна выдернуть и тревожащие мысли. Собственная беспомощность тихо сводит с ума; что ей делать — она совершенно не представляет. Занятая мыслями, а не дорогой, Акане спотыкается — носок сапог застревает в трещине асфальта, и она опасливо покачивается, пока не заваливается назад, но кто-то ловит ее за локоть: сильно, цепко и довольно болезненно. — Осторожней, а то упала бы прямо на меня, — несколько прагматично произносит мужской голос над головой Акане. — Извините, — бормочет Акане себе под нос, выпрямляясь. Молодой парень, не старше Шиничиро, никак не реагирует: меланхолично таращится на двери магазина, сквозь которые углядывается размытый нечеткий силуэт. Двери со скрежетом раздвигаются, и из магазина, с пакетами полных продуктов, выходит уже знакомый Акане парень: высокий, широкий как в плечах, так и в улыбке. — Акане! — радостно восклицает Кейзо Араши. — Так давно не виделись. Слегка удивлённая внезапной встречей, Акане запоздало здоровается и приветственно улыбается. Из троих знакомых Акане «Черных драконов» — Шиничиро, Такеоми и Араши — последний нравился ей больше всех: непринужденно веселый, он вызывал дружеское доверие одним своим видом, даже несмотря на пугающего размеров габариты. — Твоя знакомая чуть не придавила меня. — Парень, подхвативший ее во время падения, тыкает в сторону Акане пальцем. Говорит он апатично скучающе, на Акане не смотрит, будто и нет ее совсем вот, буквально рядом с ним. Изящно-тонкие черты лица кажутся нечеловечески красивыми, но тяжелый, недобрый взгляд из-под опущенных век отторгает, а из-за высокомерно-снисходительной манеры поведения, он видится Акане невероятно надменным и неприятным. — Ха-ха. — Араши непонятно отчего хохочет низким утробным смехом. — Наверняка, ты сам подставил бедной девочке подножку, чтобы она свалилась на тебя, Вака. Ты тот еще романтик. В голове Акане прокручивает странное имя парня, рассматривает со всех сторон, скорее всего, сокращённая версия, но почему-то знакомая, словно она уже ее где-то слышала. Вака. Вакаса Имауши… Акане подавляет порыв мучительно застонать и пригрозить кулаком небу. Снова ее личное проклятье взыграло. Ну что за беда! На «Черных драконов» ей явно не везло. Завалиться на капитана спецотряда — это не за креслом прятаться и не в переулке знакомиться, хотя приятного все равно мало. — Я не вру. — Вакаса мрачнеет еще больше, если это вообще возможно с его угрюмым постным выражением лица. — Она сама упала. — Ну типа того, — мямлит Акане на вопросительный взгляд Араши, и делает пару шаг назад в намерении тихо и незаметно скрыться, лишь бы не принимать участие в дальнейшем разговоре. Араши жмет плечами, как бы соглашаясь с позицией друга, но глаза горят лукавым хитрым огоньком. — Ты куда идешь, Акане? — спрашивает Араши, поворачиваясь в ее сторону. — Да никуда собственно. — Акане потирает затылок и оглядывает улицу. В глубокой задумчивости она пропустил нужный ей поворот домой и теперь предстояло тащиться обратно. — Мы к Шину идем. Пошли с нами. — Араши демонстративно трясет пакетами из магазина. — Еды на всех хватит. Акане косится на Вакасу у которого выражение лица никак не меняется; припоминает скрягу Такеоми, каждый раз ворчавшего про девушек в бандах при виде нее, и качает головой. Она лучше добровольно проведёт сутки с надоедливой Казуко, чем пару минут в обществе «Черных драконов». — Не дрейфь. — Араши мягко подталкивает Акане пакетом вперед, и она неохотно тянется следом за ними. Араши наклоняется к ней, как в намерении рассказать самый страшный секрет, но голос не понижает: — Ваку не бойся. Его выносит после одной бутылки пива, и он становится даже немного веселым. Вакаса бросает на них злой взгляд, а Араши в открытую посмеивается над его незадачливым видом. Вместе с тремя гостями в магазин «S*S Motors» проникает холодный зимний ветер, от которого Шиничиро ежится, сидя в тонкой футболке около разобранного мотоцикла. Он разворачивается, приветствует всех широкой улыбкой радушного хозяина, а Акане, скромно притаившийся за спиной Араши, машет перепачканной маслом рукой. Такое же неизменное украшение магазина, как и мотоциклы, Такеоми Акаши сдержанно кивает в сторону новых гостей. — Мы встретили Акане, — докладывает Араши Шиничиро серьезным тоном, словно отчитывается перед начальником. — Вака сбил ее с ног, поэтому в качестве извинения пригласил ее с нами посидеть. Акане сказала бы в качестве «наказания». — Я не сбивал ее. — Вакаса слегка хмурит тонкие брови, и это единственное проявление эмоций, замеченное у него Акане. Он поворачивается в ее сторону и требует: — Скажи им. Акане издает полу-писк. Как реагировать — не знает. В компании всего первого поколения чувствует себя неловко, и даже присутствие Шиничиро не унимает ее беспокойного волнения. Она сконфуженно топчется на месте, не зная, куда деваться — может позорно сбежать? Дверь-то близко. — Твой вид ее явно пугает, Вака, — замечает Такеоми. — А мне кажется, вы все ее пугаете, — вставляет Шиничиро. — Это потому что вы с девушками совершенное ладить не умеете. — Шиничиро несколько озадаченно качает головой, сетуя над собственными проблемными друзьями. Все взгляды скрещиваются на Шиничиро. О его похождениях знал абсолютно весь Токио: неудавшийся бабник, в арсенале которого глупые несмешные шутки, краснеющий при разговоре с девушками, и получавший либо непонимающий взгляд, либо каблуком в ответ, смотря какого нрава попадалась девица. — Ты тоже, — изрекает Вакаса. — Тот случай с официанткой из Канто это доказывает. Шиничиро бледнеет, краснеет и зеленеет — и все это за одну секунду. — Не смей, — боязливо шепчет Шиничиро. — Только не при Акане. У Вакасы глаза хитро поблескивают, даже, кажется, что лицо светлеет. Хотя, скорее, просто игра косо падающего света, потому что выражение его лица никак нельзя назвать радостным или веселым, в понимании Акане. — А что за случай? — осторожно уточняет Акане. — Если расскажешь ей, то я припомню тебе девушку из Синдзюку, — грозится Шиничиро Вакасе. Такеоми присвистывает. — В ход пошла конница. — Просто знай, Акане-чан, они оба крупно облажались, — говорит Араши, задорно ухмыляясь. Акане не удивлена. Ее скорее поражает то, как Шиничиро умудрился дожить до своих лет и не обзавестись клубом девушек, ненавидящих его шутки. Возможно, ей стоило бы проявить инициативу и организовать его. — А сам-то, — фыркает Шиничиро. — Напомнить тебе про девушку с котом из Минато? Кожа Араши слегка розовеет, он сконфуженно потупляется, а Шиничиро переводит грозный взгляд на довольно улыбающегося Такеоми. — Ты вообще нас продал девчонке из сукэбан. — В отличие от вас, неудачников, меня обманули, — возмущенно оправдывается Такеоми. — Я просто стал жертвой. — Ты охотно стал бы ее жертвой еще раз, представься тебе шанс, — дразнится Вакаса с неизменно унылым выражением лица. Акане оцепенело наблюдает за дружеской ссорой. Как такие грозные ребята, держащие в юные годы целый Токио, могли быть полными неудачниками в отношениях, Акане не представляла. Видимо тоже проклятье, как и у нее. В ходе перепалки всплывают все новые и новые смущающие эпизоды их жизней, которые Акане тщательно запоминает; собирает, словно драгоценные плоды, чтобы потом мелочно припомнить кому-нибудь из них. Желательно Такеоми, конечно же, этот брюзжащий и сыпящий ядовитыми замечания «Бог Войны» не особо ей нравился. Впрочем, это было взаимно. — Акане! — От резкого обращения она вздрагивает. Шиничиро поворачивается в ее сторону: он весь преисполнен праведного гнева и горячего желания отстоять свою позицию. — А? — отзывается Акане. Она потеряла нить разговора где-то на середине, и теперь непонимающе переводит взгляд с одного «Дракона» на другого, будто один их вид мог подсказать ей: а чем же собственно дело. — Скажи нам, что любят девушки! От вопроса Шиничиро Акане растерянно хлопает глазами и выдает: — А мне откуда знать? Такеоми хмыкает. — Ну как, ты же в женской банде. — Последние слова он произносит с нарочной значимостью, явно поддразнивая ее. Акане еле сдерживает желание кинуть в него банку газировки, которую ей всучил Араши. — Нуу, — задумчиво тянет Акане и пытается вспомнить, что же нравится участницам «Лотоса». — Ханако однозначно любит бить людей и насилие. Казуко нравится запугивать других. Думаю, Сатоми нравится властвовать. Миуюки… — Акане замолкает, пытаясь вспомнить хоть один случай, когда ее капитан была заинтересованна в чем-нибудь. — Думаю, ничего, но, когда она бьет меня на тренировках, то глаза у нее странно блестят, поэтому думаю это и нравится, — энергично заканчивает Акане. Лица у парней искажаются в странных гримасах не то ужасного удивление, не то крепкого недоверия. — А как же, ну там игрушки? — Голос у Шиничиро звучит излишне трагично, словно Акане разрушила все его представления о женском мире. Вообразить капитанов с мягкими плюшевыми медведи Акане не получается; от неправильности образа начинает мутить. Деревянные мечи, кастеты — вот такие игрушки для них. Беседа протекает между ними плавно, как вода сквозь камни. Ребята с большим удовольствием делятся рассказами о своем прошлом, с упоением описывают жестокие драки и сладкий триумф победы; нелепые истории провалов и еще более нелепые истории побед. В новом свете уютной обстановке Акане пропитывается дружеским расположением ко всем: Вакаса оказывается удивительно словоохотливым, а вовсе не высокомерным; Такеоми из скряги превращается в хорошего собеседника, умеющего направить разговор в нужное русло. Акане разделяет со всеми смех, кутается в приятной обстановке, как в одеяло с головой, и тревоги, обуревающие ее, ненадолго отступают. Ровно до того момента, пока колокольчик над дверью магазина не звенит, оповещая о приходе новых посетителей. — О, привет, ребята! — Шиничиро машет рукой в сторону младшего брата, за которым неизменным конвоем следуют Дракен и Такемичи. Широкая улыбка Акане медленно сползает при виде вошедших вслед за мальчишками девушек. Хината Тачибана — девочка с Солнцем и в имени, и во внешности: волосы цвета меда, красиво очерченный рот, глубокие карие глаза, исполненные притягательного света. Не один раз Акане видела ее, но впервые посмотрела на Хинату по-другому: мелочно, цинично, малодушно. Вот он — билет в счастливое будущее, огреха в колесе: улыбается, смеется и робко глядит на окружающих. Столь простая истина — воспользоваться Хинатой — никогда не посещала ее мысли. А ведь слабое место Кисаки всегда было под рукой; с ее помощью она сможет довести Кисаки до отчаяния, в которое он ввел ее, Акане, и близких ей людей. Сотня мыслей — одна ужасней другой — ее личная Немезида вкладывает в голову своей протеже, и Акане не может выбрать, какая из них более притягательна: нанести те же раны Хинате, что Кисаки нанес на сердца Баджи, Кадзуторы и ей? Или совершить что похуже… Довести Хинату до состояния полного изнеможения, медленно пожрать ее, и наблюдать, как Кисаки увядает вместе с возлюбленной. Заманчивые и притягательные картины проносятся в голове, поют мантрой в крови и сердце отвечает в такт им. — Акане-чан! — Эма, кинувшаяся с объятиями, выбивает из Акане все мысль. Крепкие девичьи руки обвивают ее талию и мягко сжимают. В нос ударяет цветочный аромат ее духов, сладкий, как и сама Эма с улыбкой и живым блеском во взгляде. — Ну как? Сильно я тебя? — Эма весело хмыкает, озвучивая прошлые слова Акане сказанные ею так давно, и прижимается теплой щекой к ее плечу. — Ага, — глухо отзывается Акане, а у самой глаза не сходят с Хинаты. Тачибана, почувствовав ее пристальный взгляд, подходит ближе. Улыбается широко, искреннее — одной улыбкой одаривает всех вокруг непрошенной добротой, как золотом. — Мы не были представлены официально, — говорит Акане, протягивая ладонь. Собственный голос не узнает: он бархатно нежный, исполненный такой фальшивой искренности, что зубы сводит. — Меня зовут Инуи Акане. Хината вкладывает свою маленькую ладошку в ее и слегка сжимает. — А я ведь знаю, — быстро отзывается Хината. Голос у нее приятный, такой тихий, но отчетливый, словно журчанье родника в глухом лесу. — Вы ведь помогли нам.«Вы ведь помогли мне».
Искаженный смысл слов — эхо воспоминаний. Акане сглатывает неожиданно накатившуюся тошноту и кивает. В день фестиваля она ничего значимого не сделала — все прошло бы хорошо и без нее; в тот момент она лишь хотела проследить за хитросплетенным течением Судеб. Свои замечания хочет произнести вслух, но Хината ее опережает: — Я вас даже не поблагодарила, Инуи-сан. — Она слегка склоняет голову выражая глубокое уважение к той, кто готов растерзать ее на части, лишь бы получить желаемое. Острая боль пронзает Акане — стыд шипастой розой расцветает в сердце и колет ее изнутри. Подобно Солнцу, что она носит в имени, Хината умудряется потопить горсть снега, в которую Акане спрятала прежнее «я». Акане крепко стискивает зубы. От одного благодарного вида Хинаты сладкая мантра превращается в истощенный отвратительный гул. Хината поднимает голову: смотрит с, выворачивающей наизнанку, добротой; с наивным восторгом, как на бесконечно прекрасную зарю, раскрывающуюся сотней цветов, в безжизненной темноте. Акане узнает этот взгляд — взгляд пылкого восхищения; узнает, потому что уже видела его однажды. — Все в порядке? — Эма, продолжавшая сжимать ее объятиях, взволнованно хмурится, вглядываясь в лицо Акане. — Да, ты просто весь воздух из меня выбила. — Акане натужно посмеивается, лишь бы унять волнение Эмы. Акане последний раз оглядывает Хинату: впечатывает ее образ в свой разум, как восковую печатку, чтобы каждый раз обращаться к нему в моменты разрывающей на части жалости из-за упущенной возможности. Она придумает что-нибудь еще, обязательно. А Хината… Пускай наслаждается жизнью и остается такой же восхитительно невинной. Стульев у Шиничиро мало — на всех не хватает, поэтому рассаживаются кругом на полу. Три девочек садятся рядом — Акане между Хинатой и Эмой. От обеих пахнет ароматной смесью фруктов и ягод, от которой у Акане начинает зудеть в носу. — Внимание! — громко объявляет Манджиро. Излишне самодовольный он встает с пола и по-хитрому оглядывает присутствующих. — Мы вообще пришли, чтобы сказать вам кое-что важное. Акане напрягается от его слов и сильнее сжимает банку с газировкой, грозясь раздавить хлипкую жестянку в рук. Что опять произошло… — Я хотел объявить это вам всем разом. — Майки делает театральную паузу, играя любопытством собравшихся и хрупким терпение Акане. — Такемучи теперь глава «Черных драконов»! Акане еле сдерживает ругательства. И стоило так играться, чтобы сообщить подобную тривиальную вещь? Сейшу перешел под командование Такемичи практически сразу же после Рождества. Разве — это новость? Возникшая тишина служит ей ответом. Под взглядами старых «драконов» Такемичи нервно ерзает на полу; потупляет взор; с лица сходят все жизненные краски. Маленький и испуганный он похож на кролика, замершего в страхе перед исполинским хищником. — Молодец! Тишина взрывается от громкого раскатистого баса Араши. Он подрывается с места и стискивает Такемичи в медвежьих объятиях. — Я тебя, как увидел, сразу понял — ты парень не промах! Такемичи что-то пищит в благодарность, зажатый в крепких тисках объятий Араши. — Неплохо, Ханагаки. — Вакаса покачивает головой, а в уголках, слегка тронувших улыбкой, губ скрывается одобрение. — Поздравляю. — Такеоми отсалютовал в сторону Такемичи бутылкой пива. Воздерживается от слов только Шиничиро. Он с кряхтением поднимается с пола и подходит вплотную к Ханагаки, которого Араши выпускает из тисков своих объятий при приближении бывшего командира. Бледный Такемичи от нервов едва не дрожит, а Шиничиро только мучительно долго и тошнотворно испытывающее смотрит на него, словно одним взглядом проверяя на прочность. — Ха. — Шиничиро кладет ладонь на макушку Такемичи и ерошит ему волосы. — Молодец, Такемучи! Ты отлично справишься, я уверен. — Да! Такемучи справится, — поддакивает Манджиро. Он наваливается на Такемичи со спины, и несчастный Ханагаки, зажатый братьями Сано, с двух сторон еле держится на ногах. Акане подносит банку с газировкой ко рту, чтобы скрыть искривленные в горькой усмешке губы. Манджиро следовало бы думать о собственных возможностях и обещаниях, а Такемичи как бы оправдать ее доверие. Она отдала ему ценнейшей из сокровищ, вложила в ладонь свое сердце и, Ками ей свидетели, готова обрушить на него весь мир, если он посмеет хоть слегка напрячь руки. — Нам нужно это отпраздновать! — возглашает Шиничиро и разворачивается в сторону Такеоми, который своего высокомерного вида не теряет, даже сидя на полу. — Такеоми платит за еду. — А почему я? — недовольно спрашивает Такеоми. — Потому что ты, мой друг, — Шиничиро подходит к Такеоми и ободряюще хлопает по плечу, — буржуй! Магазин разрывается от смеха — кажется, что даже витринное стекло слегка дрожит. У Акане губы дергаются в слабой улыбке от того, как Такеоми сокрушается и сетует на несправедливость. — О, я хочу омурице! — вскрикивает Манджиро. — Только не омурице! — в унисон со своим командиром восклицает Дракен — Я бы лучше поел окономияки, — говорит Араши. — Только что-нибудь не острое, — морщится Эма. Каждый предлагает что-то свое — название разных блюд звучат со всех сторон. В спор подключается и Такеоми, сыплющий удивительно весомыми доводами в пользу его варианта еды, но твердые суждения против голодной компании во главе с Манджиро не работают. — Знаете, думаю, за деньги Такеоми может съесть что угодно, — вставляет Акане. — Причем в двойном размере. — Верно! — поддерживает ее Араши. — Заказываем все! — Вы меня обанкротите быстрее, чем моя сестра, — тяжело вздыхает Такеоми. — У тебя есть сестра? — искренне удивляется Такемичи. — Несчастная девочка. Заочно сочувствую ей, — ядовито сетует Акане, а на мрачный взгляд Такеоми только широко ухмыляется. Привезенную курьерами еду, они передают друг другу по кругу, сидя на полу. Разделяют не только еду, но и смех; неловкие истории; счастливые моменты прошлого и смелые размышления о будущем. Акане вбирает в себя радостный момент, как губка. Она еле смеет дышать, боясь разрушать спокойный и веселый вечер — он видится таким хрупким и зыбким, что кажется вот-вот распадется на осколки. Акане забывает обо всем — об Изане; о «Поднебесье»; о Кисаки. В голове только легкость, на губах улыбка, а внутри веселый смех. А тем временем, в Йокогаму стаей оголодавших стервятников, почуявших плоть, слетаются преданные Королю вассалы.