«Дунул ветер, взвились вихри,
Вся страна пришла в смятенье.
Звезды яркие затмились,
Еле виден свет луны.»
2006 г.
Сумерки сгущаются, и сквозь оконное стекло на Кисаки смотрят звезды — усмешки Судьбы, издевательски перемигиваются над его головой, на той высоте, которую он покорить не может. Пока что. У Кисаки все движется ровно, без откатов во времени: план рушится — он выстраивает новый; делает ставки — повышает их; идет ва-банк даже с проигрышным раскладом на руках. Одним словом — клоун, дурак, что никак не может смириться с провальностью затеи. Его новый медиум — Изана Курокава пускает пыль в глаза окружающим самоуверенным видом и столь же самоуверенными речами про контроль Токио, после победы над «Свастонами», но гнилые семена неуверенности, что заложил Шиничиро Сано одной встречей, плотно оседают в почве души Курокавы и начинают давать первые ростки сомнения: в Кисаки, в самом себе, в принятом плане по сломленную Майки. Во всем. Он — карикатура, гротескное отражение Майки, в своей ненависти дошедший уже до больной зависимости. С Кисаки, с будущем палачом своей сестры, сотрудничает ради собственных целей, но Кисаки причины не волнуют, а только извлекаемая из них выгода. — Помни, — шепчет Кисаки, склоняясь над ухом Изаны, а рядом стоящий Какуче, заметив движение, подозрительно прищуривается. Не доверяет и правильно делает. — Ты сможешь победить Майки и тогда ни у кого, даже у Шиничиро, не будет сомнений в том, кто лучший; кто сильнейший из братьев. Ты достоин большего. Изана не отвечает — отстраненно наблюдает за тем, как его верные подданные, самолично вскормленные и организованные стервятники, возвращаются к ногам своего Короля. За собой поколение S62 оставляют отголоски разрушения и металлический запах крови. Разные по суждениям, но непревзойденные в своей верности Курокаве — поколение S62 не поддаются ни законам, ни морали. Они жестоки и неумолимы; закопченные насилием души и сбитые костяшки. — Сколько? — единственное, что спрашивает Изана у собравшихся. — Ровно дюжина мелких свастонышей. — Шион Мадараме скалится как пес. На пса и похож: дикий, бешеный, заискивающий только перед собакой побольше. — Ха. Я вырубил по меньшей мере двадцать, — бахвалится Канджи Мочизуки. — Мы с братом вывели верхушку второго отряда, — высокомерно отзывается старший из Хайтани. Изана с довольным видом кивает им. Кисаки подобная демонстрация силы — нападение на «Свастонов» — виделась пустой забавой, тешащей самолюбие членов поколения S62 и собственные жестокие амбиции Курокавы. К чему довольствоваться ошметками, подобно падальщикам, когда их ждет целый пир впереди. — Я позвал Вас, чтобы обговорить новые изменения касательно наших планов. — Изана выпрямляется на стуле. Королевский авторитет в глазах собравшихся обтягивает его фигуру практически так же, как и ализариновый пиджак. — На «Свастонов» нападать 22-го февраля мы не станем… Явное непонимание на лицах собравшихся немного веселит Кисаки, а Ханма, донельзя верный, но не Тетте, а своим шуточным принципам, не скрываясь, хмыкает. Ему единственному доступна правда о планах Кисаки, а точнее их небольшая часть. — Мы нападем раньше, — заканчивает Изана. — В начале февраля, в первых же числах. Новость зажигает фитиль нетерпения поколения S62 — они преисполняются мрачного предвкушения от ожидаемого насилия. Причины столь резкого изменения никого не волнуют, а ведь она есть — у Кисаки так точно, а Изана следует установленным нотам, говорит то, что Тетта вкладывает в его голову. Ханагаки Такемичи — причина и проклятье, обрекаемое Кисаки на вечные неудачи; стоит до конца, даже если конец его собственный. Определенно не гений, но нечто полуприкрытое Кисаки в нем различает — силу, из-за которой голову склонить хочется в уважении и взор потупить. Сила, что иногда пропадает… Такемичи меняет образы воина и обычного школьника, словно маски. И Кисаки хотел бы предполагать самое очевидное — что Такемичи просто хороший актер, лицемер, играющий эмоциями, но контраст между двумя Ханагаки небывало поразительный, чтобы счесть подобное просто игрой. Тут крылось нечто большое, нечто громадное, что ум Кисаки постигал с особой тяжбой. — Но сначала, — Изана поднимает руку и указывает в сторону Ясухиро Муто, — ты приведешь к нам Хаджиме Коконоя. — Зачем он нам? — интересуется Канджи. — Я слышал, он был типа кошельком в «Драконах», — задумчиво тянет Ран. — Говорят, он финансовый гений. Хаджиме Кисаки заприметил давно: равнодушный к чужим способностям, таланты Коко плести из соломы золото — исключительны и искренне восхищали Кисаки. Он нужен им — нужен Кисаки для достижения плана по захвату Токио. — Коко сучка Инуи, — хмыкает Ясухиро Муто. Человек, обязанный карать предателей сам же им и являющийся — забавная шутка. — Он не пойдет в «Поднебесье». — Добровольно — нет, — соглашается Кисаки. — Но по слухам, Коконой очень дружен с семьей Инуи. И с младшим, и со старшей. Невысказанную прямым текстом мысль Ясухиро понимает и едва заметно склоняет голову: он все сделает. Старшая Инуи. Инуи Акане. Имя отдает глухим стуком в голове, грохочет стаккато и бьет по сознанию. Ненависть терновыми колючками сильнее оплетается вокруг сердца, сжимается практически с ощутимой злой болью. В Рождество он был обречен; осознание неизбежности провала душило его, придавливало и убивало, а она смотрела — с прищуром, с таким явственным знанием, будто ведает обо всем, что творится у Кисаки внутри, знает каждую его трещину. Знание, сокрытое за радужками глаз, стало катализатором понимания — Акане ведала о всех планах Кисаки, как знал о них и Такемичи, который, о Ками, предполагаемо перемещался во времени. Абсурд. Нелепица. Но даже так — Кисаки подстроиться и под этот странный факт. Они задумали погубить его, но он выжил — выстроил новый план, нашел нового медиума и теперь не допустит вторую ошибку, в этот раз все будет иначе: жестче, грубее. Пружину воли Хаджиме Коконоя Кисаки сожмет в ладони вместе с четой Инуи. Будет терзать каждого попеременно, внимательно наблюдая, как сердца двоих других истекают кровавыми слезами. — А хули ты тут приказы раздаешь? — желчным тоном спрашивает Шион. — Босс Изана, а не ты. — Закрой пасть, — отвечает Ханма вместо Кисаки. — А то воняет. Шион окидывает Ханму презрительным взглядом, но Шуджи в ответ даже бровью не ведет. — Какие-то проблемы, Шинигами? — Шион издевательски тянет грозное прозвище Ханмы, словно в насмешку. — Завалитесь! — рявкает Какуче и двое спорящих, на удивление, слушаются, замолкают. Изана досадливо морщится на возникший шум, но открыто недовольство не выражает. — Будьте готовы. — С приземленным изяществом Изана поднимается с места, показывая: собрание «Поднебесье» окончено. — Скоро мы начнем новую эпоху в Японии. Слова Изаны, подобно Аполлоновскому пророчеству, звенят в воздухе, наполняют его и заодно всех присутствующих несгибаемой уверенностью в грядущей победе. Кисаки последний раз бросает взгляд в окно. Свою звезду получит уже совсем скоро, ведь дотянуться до небес и не порезать руки способен только он.***
«Грозное паденье,
Пятилепестковых
Лотосов цветенье.»
Больше всего в жизни Акане ненавидит тишину в зале сукэбан. Мрачная, практически могильная она заставляет Акане острее ощущать ужас событий, происходивших вокруг. «Поднебесье» напало на «Свастонов» — клыками и когтями разорвало банду Манджиро на кусочки. Большая часть его капитанов в больнице, а сам глава «Свастонов» пока не предпринимал никаких действий в отношении нападавших, и это пугало. Полное бездействие Манджиро в столь важной ситуации заставляло все группировки в Токио, поджав хвосты, прятаться и сукэбан не исключение — Сатоми била в тревожный набат и приказывала всем девушкам скрываться под безымянными покровами, а отличительные куртки снять и забыть до лучших времен. Мир Акане крошился на части с каждой секундой бездействия. Неспокойная, взвинченная до предела она порывалась сделать хоть что-нибудь, как-то помочь ребятам, но пока могла лишь быть безмолвным наблюдателем. Подперев стену, она сверлит взглядом дверь в комнату для собраний в мучительном ожидании, когда же Кейко — заместитель главы — ее откроет и пустит капитанов и лейтенантов внутрь. — Здравствуй. Акане едва не вскрикивает от тихо подошедшей к ней Миуюки. — Ты напугала меня, Миуюки-сан. — Акане хватается за сердце под ладонью ощущая его бешеный стук. — Тебе стоит поработать над рефлексами, — только и говорит Миуюки. Она слегка склоняет голову набок, и пряди волос падают ей на лицо, скрывая капитана под темной завесой, сквозь которую светятся серые жемчужины ее глаз — Миуюки смотрит слегка заинтересованно, словно видит Акане впервые или улавливает нечто новое, ранее не замечавшее ее образе. Акане переводит плечами от внимательного взгляда капитана. Что же такого необычного в ней заметила Миуюки — не понимает, а спросить не успевает: дверь со скрипом открывается и капитаны, в сопровождении своих лейтенантов, медленно подтягиваются в комнату. На столе, занимающем большую часть пространства, раскинулась карта Токио с красными линиями, выведенными чей-то умелой рукой. Заинтригованная Акане, встав позади Миуюки, тянет голову и внимательно рассматривает тонкие условные границы, обозначавшие владения разных банд. Центр Сибуи и верхний Канто выведены особенно толстой линии — эту территории незыблемо занимают сукэбан; оставшуюся часть Сибуи, нижнего Канто и Синдзюку заняли «Свастоны», расширяющие с ужасающей скоростью; уже более тонкими выведены Уэно, Кичиджеджи и Икэбукуро, чью территорию занимают банды «Ночная пыль», «SS» и «ISMB». И только отличительно черным обозначались границы Йокогамы — владения Изаны. — Благодарю за оперативный сбор. — Сатоми встает со своего места. Под глазами залегли тени, не менее мрачные и темные, чем те, что одолевают юную главу сукэбан. — Как вы уже наслышаны, «Поднебесье» под руководством Изаны Курокавы напало на «Свастонов». О подобном шептались даже сточные крысы. Не знать о кровавых драках, свершившихся накануне, просто немыслимо: Шион Мадараме в открытую избивал «Свастонов» на центральной дороге, не стесняясь сотни свидетелей; Мотидзуки Кандзи бесцеремонно рыскал по улицам и бил любого мальчишку в черно-золотой куртке. Каждый из поколения S62 отличился на недавнем рейде, явив миру совершенно новую, непостижимую обычным обывателям форму жестокости. — На данный момент расстановка сил такая. «Свастоны» соседствуют с нами и занимают часть Сибуи. — Сатоми проводит пальцем по красной линии, очерчивая владения Майки. — Они одна из самых крупных босодзоку, существующих на данный момент. По сведениям Казуко, — Сатоми кивает в сторону капитана 2-го отряда, — другие банды располагают не больше сотни людей, поэтому… «Поэтому противостоять Изане не могут», — эта недоговоренность зависает между собравшимися ядовитом маревом, отравляющих всех простым осознанием — бороться с Куроковой мог только Сано Манждиро и его «Свастоны». Сатоми прочищает горло и продолжает: — На данный момент, нам неизвестно точное количество человек подконтрольных Изане. Если брать примерно, то каждый из поколения S62 привел за собой по отряду, возможно, больше дюжины. Также, Кисаки Тетта, ставший советником в «Поднебесье», отдал Изане полсотни бывших «Свастонов». Сколько человек в «Триаде» мы не знаем. Получается слишком много даже примерно. Смутный ужас от ситуации ворочается внутри Акане, словно ленивый зверь, и спрятаться от него невозможно — все равно, что пытаться скрыться от грозы, когда всполохи молнии прямо перед глазами. Ее усилия на Рождество не принесли ничего — Судьба снова и снова ставит ее на колени и смеется в лицо. Как бы многочисленны не были «Свастоны», «Поднебесье» все равно остается больше. — Из «Свастонов» кто-нибудь уже дезертировал? — интересуется Ханако. — Пока неясно, — отзывается рядом сидевшая с ней Казуко. — Такой оглушающий провал впервые на истории «Свастонов», так что, возможно, скоро их ряды поредеют, — пророчески предвещает капитан 2-го отряда. — Курокава хочет вернуть себе контроль над Канто? — спрашивает Яшима — капитан 3-го отряда, поддавшись немного вперед. — 8-е поколение «Драконов» под его контролем занимало чуть ли не половину центра. — У нас нет достоверных сведений, чего добивается Курокава, — честно признается Сатоми. — Возможно, да, а может и нет. Чего хочет Изана, а чего хочет ураган? Бесцельный и разрушительный — Курокава подобен самой ужасной буре в их жизнях, обещавший одни только муки, и восхвалявший лишь Хаос да кровь. Акане так долго смотрит на карту, что красные линии отпечатывается в подкорке ее сознания, алыми нитями вплетаются в мысли, и она видит их даже тогда, когда прикрывает глаза. Набирает в легкие побольше воздуха, а вместе с ним и смелости. Своими дальнейшими словами она либо забьет новые гвозди в крышку собственного гроба, либо перехватит лопату и начнет закапывать других. Ведь иначе никак — либо ты, либо тебя. — Что, если мы объединимся со «Свастонами» в борьбе против Курокавы. Наступает молчание — тишина на границе яростного шторма, нарушаемая только тихим щебетом девушек за дверьми комнаты для собраний. Акане ощущает тяжелые, пригвождающие к полу, взгляды лейтенантов и капитанов, но сама смотрит исключительно на Сатоми — главнокомандующая от ее слов дергается, как от удара; глаза полыхают — в них горит предостерегающий гневный огонек, но мятежное сердце не ведает границ, и Акане продолжает говорить: — Чего добивается Курокава не знаем, но мы также не можем гарантировать, что после «Свастонов» он не примется за нас, — объясняется Акане. — Мы могли бы просить помощи и у других банд. Вместе мы сможем одолеть Курокаву и сохраним действующие границы. Численное преимущество — вот что пугало Акане. Разница сил поражающе ужасна и ее последняя попытка уравновесить их — уговорить Сатоми объединиться с Манджиро. — Ты предлагаешь мне склониться перед Сано Манджиро? — уточняет Сатоми. В ее голосе гнев на грани вспышки, каждое слово дышит затаенной злостью. — Предлагаешь отдать ему в услужения собственную банду? — Нет, я имею в виду… — говорит Акане в безуспешной попытке высказаться. — Ты видимо не понимаешь, — с нажимом произносит Сатоми, перебивая Акане. — Ты видишь только помощь своим друзьям-янки, но эгоистично игнорируешь очевидные вещи. — Глаза Сатоми голубые, полыхают как сердцевина пламени. — В своем намерении помочь мальчишкам ты забываешься. Оглянись и посмотри — выйди в зал и взгляни на девушек, которых ты хочешь подставить под поколение S62. Ты гарантируешь их безопасность, лейтенант? Можешь ли ты с уверенностью сказать, что хоть половина выживет после встречи с Курокавой или его людьми? Можешь ли сказать тоже самое о себе, Акане? Гнев главы ощущается в воздухе будто тонкий аромат дыма, предостерегает от дальнейших споров, но пружина страха, сжимавшаяся внутри Акане, лопается и вырывается в яростное негодование. Изане не знакома мораль, а уповать на его благонамеренность — глупо. Почитавший себя всесильным не остановится на малом — он возжелает весь Токио, и тогда Сатоми с ее предубеждениями никак не сможет ему противостоять. Ей нужно лишь раз склонить голову, чтобы сохранить ее на плечах в дальнейшем. — Я только хочу сказать, что… — начинает Акане звенящим от сдерживаемой ярости голосом, но Сатоми ее вновь прерывает: — Ты лучше остальных должна понимать последствия подобного вмешательства после смерти своего кохая. Не слова — клинки, тонкие и изящные, что входят в податливую мякоть сердца. Акане замолкает, потому что парировать ей нечем. Укор справедливый, и от этого еще более болезненный, но даже так: Акане не испытывает раскаяние за собственное малодушие. Жажда не проиграть снова, выбить это счастливое будущее для всех — единственное деревко в ее озере отчаяния. Февраль наступает ей на пятки и заставляет действовать грубо, практически бездумно в этой глупой попытке обогнать приближающуюся бурю, что способна выбить из ее рук золотую нить жизнь Эмы. Для себя Акане уже решила — запрется с Эмой дома в день ее смерти по манге; будет Цербером сторожить девочку и закопает кости каждого в Лете, кто посмеет приблизиться к ней. Больше она никого не потеряет. До конца собрания Акане не смеет поднять взгляд от пола, но не от сжигающего стыда, а чтобы скрыть полыхающий мятежный гнев в глазах. Нерационально и эгоистично — Акане хочется увидеть, выражение лица Сатоми, когда Курокава заявится к ней на порог, а сама глава сукэбан ничего не сможет ему противопоставить — сил тягаться с Королем «Поднебесье» у Сатоми нет. После собрания Акане быстро покидает зал, буквально вырывается из плена четырех стен. Уличный холод обжигает не так сильно, как гневное ледяное облако, скапливающиеся внутри. Она всегда уважала главу — за ее преданность банде, за ее ум, но сейчас по венам носится злое раздражение, поднятое откровенной глупостью Сатоми и ее неспособностью даже выслушать Акане до конца. Отстраненное понимание, что план прорвался — Сатоми не примет ее предложение –, вызывает одну только досаду, от которой в висках набатом начинает стучать кровь и вызывает далекую головную боль, не стоящую внимания. Ей следовало придумать что-то еще. — Акане-чан, подожди! — насмешливо окликает ее Казуко. Подбежав к ней, Казуко перехватывает руку Акане и тянет за собой. — Пойдем, нам нужно прогуляться. Акане хмурится и вырывает свою руку из цепкой хватки Казуко. Для еще большей головной боли ей не хватало только общения с Казуко. — Не будь такой недотрогой, Акане, — мелодично смеется Казуко и вновь перехватывает руку Акане, но уже сильнее — тонкими пальцами болезненно сжимает ее запястье и тянет в сторону. — Поверь, прогулочка тебя не разочарует. — Казуко бестактно подмигивает ей, и Акане понимает: бесконечно возрастающие проблемы только начинают набирать обороты.