«Походкой легкой, в волнах аромата,
Покинула свой лотосовый трон
И вознеслась на горную вершину»
За пару часов до собрания сукэбан.
Машина аккуратно тормозит на углу — Санзу поворачивает ключ зажигания и кидает взгляд на своего капитана, сидящего на заднем сидении авто, сквозь внутрисалонное зеркало. — Муто-сан, а ты уверен? — сомнительно спрашивает Харучие. Из-за маски и тихой манеры говорить разобрать, что же там щебечет себе под нос Санзу, трудно, однако за долгие месяцы близкого общения, Ясухиро научился угадывать вопросы Харучие по одним только нахмуренным бровям. — Нам необязательно тратиться на информацию, можем просто поймать каждого предателя, а потом… Санзу бросает выразительный взгляд на капитана, намекая на более действенный способ устрашения — с помощью кулаков и разбитых костей. Но Ясухиро категорично отказывается от предложения своего вице-капитана: — Страх потери — хороший стимул для предотвращения предательства, — важно отвечает Ясухиро. Санзу хмурит светлые, почти бесцветные брови, раздумывая над хитросплетенным высказыванием, откровенно недоумевая, почему все нельзя решить, например, ломом. Ясухиро не ждет, пока Санзу найдет семечко морали в паре слов — выходит из машины и плотнее кутается в пальто. После теплого салона морозный воздух улицы ощущается в разы острее — кусает за неприкрытое лицо и руки, забирается под одежду и непрерывно жалит. В подобную погоду лучше сидеть дома, но Изану не волнуют температурные предпочтения собственных вассалов. Он нетерпелив в достижении своих целей, и если король приказывает, то Ясухиро не мог не подчиниться. Изана спешил в событиях или спешил сам Кисаки — приказы советника «Поднебесье» переплетались с распоряжениями самого Курокавы. Воля Кисаки — становилась волей Изаны. Кому в итоге нужен Хаджиме Коконой — Изане или Кисаки — Ясухиро не понимал, но приказ получен, как и наставления: — Но по слухам, Коконой очень дружен с семьей Инуи, — наставлял Кисаки на прошедшем собрании «Поднебесье». — И с младшим, и со старшей. К словам Тетты Ясухиро прислушался, ведь Кисаки — умен. Он ломает жизни, коверкает судьбы, парализует волю, и подобному вероломному Аресу, разобщает, устраивая войны только ради самой войны. Его заточенный ум обрекает Кисаки на вечный успех — по тонким, извилистым струнам чужих душ ходит уверенно, словно по мосту. Подобные ему словами не разбрасываются. Решительно чеканя шаг, Ясухиро проходит расстояние от машины до грязной забегаловки и рывком открывает дверь. Унылая обстановка кафе не располагает на пищу: на немытом полу видны следы чьих-то ботинок; на стенах пятна, а от спертого запаха горелой еды в носу начинает зудеть, хочется чихнуть, но низкие цены на кофе и дешевые бутерброды завлекают посетителей лучше всяких витиеватых и изысканных интерьеров. Санзу бледной тенью следует за ним и застывает на пороге: во все глаза смотрит на девушку, поднявшуюся из-за одного из столиков и бормочет: — Это шутка что ли. Неужели она наш информатор? Веселая и яркая — она с нарочитым презрением игнорирует мрачные взгляды присутствующих посетителей и энергично машет руками, привлекая внимания Ясухиро и Санзу. Пестрит широкой улыбкой и полыхающим цветастым пальто, так не вписывающимся в уныло серую обстановку. Ясухиро и рад бы отрицать очевидное, но, к сожалению, ему не остается ничего другого, кроме как кивнуть в ответ. — Я сам с ней поговорю, а ты пока подожди в машине, — велит Ясухиро. Харучие понятливо кивает и беспрекословно подчиняется: уходит из кафе, позвякивая ключами в руке. — Какая встреча! — деланно восклицает девушка, стоит Ясухиро подойти ближе к столику. Тембр голоса у нее приятный, красивый и отталкивающий, как наполовину сгнившее яблоко. Смотрит дерзко, без стеснения оглядывает его и насмешливо ухмыляется. — Никогда не думала, что судьба сведет меня с одним из поколения S62. Ясухиро не отвечает — молча усаживается напротив. Стол грязный, пошкарябанный, с засохшими пятнами непонятного происхождения. Есть за таким — он бы не осмелился, желудок бунтует от одного не презентабельного вида. — Мои услуги дорого стоят, — продолжает щебетать девушка и поддается ближе к нему: наклоняется через стол, и аромат ее духов ударяет Ясухиро в лицо — сладость амаретто в букете цветов. Излишне приторный запах вызывает стойкое отвращение, как и вся обстановка кафе, как и сама девушка. — Курокава тебе достаточно денег выделил? Брошенная невзначай фраза должна произвести эффект разрушительного взрыва, однако Ясухиро только досадливо морщится на откровенно плохую манипуляцию. Капитан сукэбан — Казуко Шинсо хоть и выглядит змеей, но отбрасывает тень жалкого речного ужа, которого пугает солнечный свет. Продажная взбалмошная девица — подобных ей Ясухиро не любил. Она являла собой все те порочные качества, которые он так стойко презирал в девушках: доминантная натура, строящаяся исключительно на пустом высокомерном тщеславии. По вздернутому подбородку видно — Казуко не из кротких и милых девушек, и привычно женскими ценностями обделена. Единственная ценность Казуко заключается в том, что она умела, подобно тому самому ужу, проскользнуть туда, куда другим путь был закрыт. Закрыт даже ему. — Ты в накладе не останешься, — заверяет Ясухиро. На стол ложится небольшая пачка купюр, при виде которой глаза Казуко загораются алчным блеском. Деньги — единственная сила, которую ценят во всем мире, и Казуко не исключение из общей массы. — Что ты знаешь про Хаджиме Коконоя и Сейшу Инуи? — требовательно спрашивает Ясухиро. — Думаю, тоже самое, что и ты, — мурлыкающим тоном отвечает Казуко и жеманно улыбается, как дешевая бордельная девица. Подобные увертки вызывают у Ясухиро стойкую волну отвращения — его лицо дергается, а Казуко продолжает улыбаться — так тошнотворно ярко и широко, что глаза слепит. — Что насчет слабых мест? — издалека спрашивает Ясухиро. К первой пачке добавляется вторая, и Казуко довольно прикрывает глаза, будто объевшаяся кошка. — Есть одно местечко, — тянет Казуко, — но строптивое. Тебе его вряд ли получится абордажем взять. Получится или нет — не ее дело. Изане нужен Коконой, его заточенный на деньги ум, но по своей воле не пойдет — все в «Поднебесье» отчетливо это осознают. Инуи не держал верного пса на поводке — не нужен он был. До безобразия преданный и до отвращения безвольный — Хаджиме Коконой бродяжкой следовал повсюду за Инупи, словно приклеенный. Коко виделся Ясухиро — тюфяком, практически таким же слабаком, как и нынешний капитан 1-го отряда. Сломать подобных им — легко; с его силой это не составит труда, однако Коко нужен ему, нужен Изане, невредимым и с целым позвоночником, но привязанный к Поднебесным чертогам, посажен на толстую цепь, словно бешеный пес. — И что же за местечко? — с незаинтересованным видом уточняет Ясухиро и подкладывает пару купюр к стопке. — А ты умеешь быть убедительным, — смеется Казуко. — Инуи Акане — вот слабое местечко у малыша Коко. Только есть одно «но», Мучё. — Его прозвище Казуко тянет долго, будто проверяя на прочность. — Она лейтенант в сукэбан. — Казуко по-злому ухмыляется, не скрывая странного мрачного ликования. — Навредишь и хана: если не сама Акане подправит тебе личико, то моя главнокомандующая объявит «темную» за нападение. Ясухиро едва не смеется от ее слов. К девчонкам, подражавшим парням и организовавшим собственные банды, он относился с легким сочувствием, как к брошенным на улице котятам. Беспомощно слабые они ничего не могли противопоставить таким, как он, обладающим истинной мощью и силой. Не каждый мужчина мог справиться с ним, что уж говорить про девушек, в чьих руках сокрыто силы не больше, чем в сухой древесине: ни Казуко, ни Акане или их глава — ничто по сравнение с ним, членом S62. Женщины априори слабее мужчин, и становится рядом, быть наравне с подобными ему — не могут; и никогда не смогут. Считаться с сукэбан, с женщинами — унижать себя. Слабая пренебрежительная ухмылка трогает губы Ясухиро, а на лице Казуко мелькает опасливое выражение холодной, заточенной ярости, но быстро сменяется благосклонной улыбкой, несколько натянутой, но подобные тонкости Ясухиро не замечает, да и не волнуют они его. — Хаджиме сильно беспокоился за Акане, когда она только вступила в сукэбан, — продолжает вещать Казуко. — Платил мне за информацию о каждом ее шаге . — Она сестра Инупи, — полувопросительно говорит Ясухиро и про себя усмехается: Кисаки оказался прав, ничего удивительно. Тайная возлюбленная, дорогая сердцу Хаджиме Инуи Акане станет цепью, с помощью которой Ясухиро прикует финансового гения к Поднебесным чертогам; она — конец веревки, что затянется на шее Коко. — Старшая, — кивает Казуко. Ясухиро припоминает — Инуи Акане уже видел во время драки на фестивале: бледнолицая и беловолосая, похожая на выцветшее полотно, с такой же пустой горделивостью от собственной жалкой силы, как и сидящая напротив Казуко. — И где же мне найти эту Акане? — спрашивает Ясухиро. На стол ложится последняя стопка хрустящих и завлекательных купюр. У Казуко в глазах холодный расчет, на деньги смотрит внимательно, будто прикидывает — а не дешево ли продает собственную соратницу? Но ее ответ Ясухиро знает еще до того, как он срывается с ее ярко накрашенных губ: — Лучше скажи, где ей необходимо быть.***
«Они красой своею лотосу сродни,
И движутся или стоят на месте,
Их вид воинственный чудесен.»
Холод обжигает Акане изнутри и снаружи. Засевшее напряжение морозит ей кровь лучше зимнего студеного воздуха. Ожидание утомляет, а назойливые мысли гнетут. Акане проклинает и себя, согласившуюся на предложение Казуко, и самого капитана 2-го отряда. Доверять Казуко — глупо, но Акане почему-то все равно понадеялась на нее. Шмыгнув носом, Акане вскидывает голову от созерцания собственных ботинок и затаенно наблюдает, как перед ней тормозит черная, затонированная машина — на общий вид дорогая, явственно говорившая о том, что человек, сидящий внутри, не привык прицениваться к вещам. Стекло опускается, и Акане впервые лично встречается с капитаном 5-го отряда «Свастонов» — Ясухиро Муто. Чересчур грубые черты его лица производят на нее неизгладимое пугающее впечатление — он выглядит суровым, жестоким; темные глаза под тяжелыми бровями напоминают тлеющие угли. — Инуи Акане, верно? — Голос у капитана низкий, басистый, режущий по слуху острым камнем, и еще больше сгущает неприветливость его образа. Акане заторможено кивает в ответ. — Садись, — велит Ясухиро, распахивая изнутри дверь машины и, когда Акане не двигается с места, добавляет: — Иначе лицо твоего брата украсит еще один шрам. Угроза звучит ровно, без излишней грубости или жестокости, но сомнений у Акане нет — Ясухиро приведет сказанное в действительность, стоит ей сделать хоть полшага назад. Она послушно опускается на заднее сиденье автомобиля рядом с Ясухиро: крепкий и крупный — он уже сложен, как взрослый мужчина, отличительной силы, которую способен применить в любой момент. Машину ведет еще один из «Свастонов» — Санзу Харучие, чьи белые волосы мягко опускаются на плечи и создают сильный контраст с черной формой его банды. Нижнюю половину лица скрывает маска, видны только светло-голубые, похожие на два куска льда, глаза. Водит Санзу уверенно, четко направляет автомобиль в нужное его капитану место. Никто не говорит ни слова — Акане не спешит задавать вопросы, ведь необходимые ответы у нее уже есть, а Ясухиро диалог с ней интересен так же, как грязь, налипшая на его ботинки. Проследить их путь Акане не может — улицы быстро сменяют друг друга в вихре цветов. Санзу выворачивает руль и тормозит около старого, обветренного временем здания с выбитыми стеклами и осыпающимися стенами, очерчивающие контуры местной заброшки. Двери нет — только зияющая пустота, в которую Акане послушно заходит вслед за Ясухиро. Санзу молчаливой тенью идет за ней, готовый поймать жертву, в случае побега, но осторожность излишне — когда дело касается брата, Акане плевала на всю логичность. Ясухиро четко идет вперед — ни одного неуверенного взгляда или действия, все вокруг знакомо ему, словно в родном доме. Он распахивает незапертую дверь, ведущую, как Акане догадывается, в подвал, и, не дожидаясь Акане или Санзу, вступает во тьму, скрывается в ней. От липкого страха внутри все натягивается канатом, и только из-за подталкивающего ее сзади Санзу Акане делает первый шаг во мрак. Идет, держась за холодную стенку, осторожно ступая, чтобы кубарем не скатиться вниз. В воздухе стоит прочный запах гнилой земли и плесени, от которого Акане морщится, но скрыться не может — он плотно окутывает его, вызывая приступ непрошенной тошноты. Слышится скрип дверных петель, и резкий свет ослепляет Акане. Она прикрывает глаза, долго привыкает к неестественно яркому освещению подвальной комнаты, но стоит зрению прояснится, как Акане омертвлено замирает на пороге. Комната, мир, вселенная сжимаются до размеров Сейшу, привязанного к стулу. Избитый и окровавленный, изможденный от побоев ее младший брат тяжело и хрипло дышит; каждый вдох хватает жадно, как утопленник, который никак не может прорваться сквозь толщу воды. Сейшу, — пульсирует в висках. Перед глазами сгущается чернильными пятнами темнота, поглощающая все вокруг мерзким маревом. Полная дезориентация — душу Акане просто выбивает из тела, оставив пустую оболочку. Она не сразу замечает и Хаджиме с Такемичи, находившихся рядом с братом. — Ты ублюдок, Мучё! — хрипло ревёт Коко. Из-за распухшей губы оскорбление выходит не злобное, а скорее жалкое, но Коко подкрепляет свои слова испепеляющим взглядом. — Думаю с ней вы будете посговорчивее. — Ясухиро хватает Акане за локоть и силой усаживает на стул напротив брата и Коко. Сейшу в ужасе распахивает глаза, узнав сестру. Никакая рана не ощущается так остро и болезненно, как одно только присутствие Акане. — Не смей ее трогать! — Коко стискивает челюсть. Дергается на стуле, пытается разорвать путы, но бестолку — связан он крепко. Акане ощущает, как тяжелая рука Мучё опускается ей на плечо, вдавливая в стул. — Только тебе решать, Коконой. Добровольно пойдешь со мной, и я отпущу всех, — обещает Ясухиро, не убирая руки с плеча Акане. Взгляд Коко беспомощно мечется по пустой комнате: ищет решения, выхода, которого у них нет. — Я…— Коко запинается в словах. Акане трясет головой, стряхивая оцепенение от вида брата. Сердце болезненно ноет, рваными лоскутами распадается в груди, а душа требует мести — броситься злой кошкой на Ясухиро и выцарапать ему глаза; вгрызться в шею да разорвать на части. Желание сильное, зудящее — Акане едва сдерживает дрожь от агрессии: пальцы сжимаются в кулаки, жилы выступают четко и ясно — такой хваткой она могла бы сломать что-нибудь, например, шею одному капитану. — Коко с тобой никуда не пойдет. — Акане старается говорить твердо, уверенно и весомо, но жалкий вид брата не оставляет ее, а безысходность ситуации накатывает только сильнее, отчего голос против воли дрожит. Однако ее слух улавливает кое-что — едва слышный скрежет со стороны коридора, и Акане надеется, что это не ее расшалившиеся воображение подкидывает слуховые галлюцинации. Звуки становятся отчетливее, но замечает их только Акане, знавшая чего конкретно стоит ждать. Облегчение наваливается на нее освободительной волной спокойствия, и она уже более уверенно говорит: — Знаешь, что, Мучё. — Акане тянет его прозвище насмешливо, подражая сардоническим интонациям Казуко. — Если ты такая шлюха, то не значит, что все такие. Вместе с ее словами резко распахивается дверь — кто-то с ноги выбивает ее. Злым вихрем в подвал влетают младшие сестренки Казуко — Нацуки и Мицуки широко зловеще улыбаются, прямо как комаину, и бросаются к Ясухиро, неготового для нападения. Яростного отпора капитан не ожидал — никто и никогда не смел идти против него — члена ужасного поколения: он оторопенно застывает, силясь осознать происходящее. Одна из сестер, ловко развернувшись на месте, бьет Ясухиро с ноги в живот. И видимо попадает прямо в слабое солнечное сплетение — Ясухиро склоняется пополам, пытается выровнять сбившиеся дыхание, но и сестры Казуко не медлят: вторая близняшка заходит со спины и, со мстительным смешком, выпускает разряд из электрошокера. По телу Муче пробегает рябь, в воздухе появляется легкий флер горелой ткани, и Ясухиро мешком заваливается на пол. Ворвавшаяся вслед за девочками Ханако, с удивительной простотой бьет Санзу ломом по голове, отправляя вице-капитана в полный локдаун — подкошенный Санзу падает на пол и затихает. Последней появляется Казуко — вплывает в помещение и брезгливо морщится от стоящего зловония. — Вы поздно, — недовольно подмечает Акане. — Пробки, — легкомысленно отвечает Казуко. Глаза, словно два облитых солнцем клинка, блестят при виде сраженного Ясухиро, и широкая, по-садистски довольная, ухмылка расцветает на ее лице. — Так тупо попасться могла только ты, Инуи, — негодует Ханако, пихая бессознательного Санзу мыском ботинка. — Это был план! — с долей раздражения говорит Акане. — Значит такие тупые планы придумывать умеешь только ты, — хмыкает Ханако. — Вообще-то это был мой план, — вставляет Казуко слегка обиженно. Не смущенная проколом Ханако просто жмет плечами и говорит: — Все равно план тупой. Как бы не агрилась Ханако — у них все получилось. Выловив Акане, после собрания, Казуко ничего не утаивая — особенно сумму, за которую она в очередной раз умудрилась продать Акане — пересказала разговор с Ясухиро. Дело было дрянь. Ясухиро пренебрег всем, на что ставила Акане еще во время «Рождества» — на заступничество Майки; на его авторитет в банде и похитил Сейшу вместе с Коко и Такемичи, строго по манге. Панические мысли отрезвила только Казуко, предложившая план, способный вытащить Сейшу — Акане следовало прийти на оговоренное Казуко и Ясухиро место встречи, и сыграть роль приманки, чтобы проникнуть туда, где Ясухиро держит Сейшу. Играть напуганную до смерти девицу перед Ясухиро не пришлось. Один вид разбитого брата вызвал у нее неподдельный ужас. Она до конца отыграла свою роль ничего не знающей приманки, а Казуко, объединившись с Ханако, следовали за ними и нагрянули как раз вовремя: смогли героически вытащить всех из западни и теперь сверкали самодовольными улыбками победителей в ожидании похвалы. — Так-так. — Казуко попеременно тыкает веером в сторону Акане и Ханако. — Давайте спорить вы будете в более чистом месте. Казуко брезгливо оглядывает помещение и морщится только сильнее, когда ее взгляд падает на мальчишек, молча наблюдавших за их перепалкой. Оставив споры с Ханако на лучшие времена, Акане бросается к Сейшу. Ясухиро постарался: черты лица брата смазались под покровом ран; светлые волосы слиплись от пота и крови. С помощью ногтей и злости она разрывает ленту, связывающую ноги и руки Сейшу, а после бросается и к Хаджиме. Выглядит он чуть лучше Сейшу и валявшегося на полу Такемичи. Потрепанный костюм, пара ссадин — вот и все, но общий вид загнанный, как у несчастного зверька, взгляд невидящий куда-то в пустоту, и Акане понимает — Хаджиме хуже остальных. Не важно, сколько ран на его теле, все удары по Сейшу и Такемичи он ощущал, как на себе и в сто крат сильнее. — Может вы поможете? — Акане окидывает Казуко и Ханако осуждающим взглядом. Капитаны стоят в стороне: Ханако лениво прислонившись к двери, а Казуко чуть поодаль со скучающим видом рассматривает собственные ногти. — Мы уже помогли. — Казуко делает жест в сторону бессознательных Санзу и Ясухиро, по карманам которого бессовестно шарят младшие сестры Казуко: одна из них с победным кличем, на вытянутой руке, демонстрирует старшей сестре связку ключей от машины, а вторая тонкий бумажник. — Бедняк, — презрительно фыркает одна из девочек, заглядывая внутрь кошелька. Она вытаскивает пару купюр и, обращаясь к Казуко, говорит разочарованным тоном, горько обманутого человека: — Сестрица, здесь даже тысячи йен нет. — Все равно забирай, на печенье хватит. — Казуко простодушно машет рукой в жесте полного одобрения, а на укоризненный взгляд Акане только усмехается. — Акане-сан, это… — Такемичи таращится в сторону девушек: его взгляд перебегает с близняшек, уже успевших перейти к ограблению Санзу, на двух капитанов. Казуко и Ханако оглядывает с легким замешательством, и как-то излишне сосредоточенно, словно выискивает в них что-то; непонятные следы потерянного образа. Акане, опустившиеся пред ним, чтобы помочь развязать путы, нарочно громко говорит: — Особо никто. У нас кадров нынче мало, вот и понабрали в капитанов всяких бездельниц. — Я была капитаном, когда ты еще кулаками размахивать не умела, — фыркает Ханако. — Как утомительно, — вздыхает Казуко, будто уставшая от тяжёлой работы. Привыкший к ранам и отупляющему состоянию, Такемичи довольно резво встает на ноги. Он слегка пошатывается, но равновесие сохраняет. Хаджиме, пребывающий в прострации, поднимается со стула, тяжело опираясь на его спинку. И только Сейшу остается сидеть. Руки и ноги бьет мелкая дрожь, и унять ее брату не удается: он только потерянно смотрит на собственные дрожащие пальцы. Крик застревает где-то в груди Акане: Сейшу выглядит маленьким, будто смятым, и желание спрятать его в своих объятиях, чтобы ни один чертов Ясухиро больше не посмел притронуться к ее брату, разрывает ее на части вместе с полыхающей яростью на весь проклятый мир, на злую Судьбу, на саму себя, допустившую подобное. — Сейшу, — мягко зовет Акане, опускаясь перед братом. Она несильно сжимает его ладони в своих, и дрожь с рук брата переходит на ее. — Позволь мне помочь. Одурманенный, навалившейся болью, Сейшу не сопротивляется: Акане забрасывает одну руку Сейшу себе на плечо, и пытается приподняться вместе с братом, но обмякший Сейшу тяжелый, и Акане гнется под его весом в сторону. Внезапно ноша становится легче — с другого бока Сейшу подхватывает Ханако, аккуратно укладывает его вторую руку себе на плечо и перехватывает за талию, чтобы удержать. Акане слабо улыбается капитану, молча высказывая благодарность. Ханако искривляет губы в усмешке в ответ. Казуко выскальзывает за дверь, а остальные следуют за ней, оставляя пятый отряд валяться на грязном полу в пропахшем плесенью подвале. После затхлого воздуха подвальной комнаты морозная свежесть улицы ощущается, как освободительная благодать, и даже колючий холод не способен пронять Акане: она с наслаждением подставляет лицо резкому порыву ветра. Мимо Акане что-то скользит — это одна из сестричек кидает Казуко ключи от машины Ясухиро. — Ты ведь не… — Казуко по-собственнически распахивает дверцу со стороны водительского кресла, — собираешься угнать ее, — договаривает Акане с тяжелым вздохом. — Нам ведь нужно доставить мини-Инуи в больницу! — с жаром восклицает Казуко, всплескивая руками. — Ты видишь здесь другой транспорт? Другого — нет, но Акане боялась, что поездка с Казуко заберет либо остатки ее нервов, либо их жизни. — Как она меня назвала? — Сейшу слегка приподнимает голову и смотрит на Казуко сквозь пелену боли, застилавшую его взгляд. — Забудь, — отмахивается Акане. Вместе с Ханако она усаживает Сейшу на заднем сиденье, и садится рядом с братом. Ханако занимает переднее сиденье; Казуко — водительское. Места на заднем сиденье мало: близняшкам приходится сесть на колени друг к другу, но даже так они едва помещаются. Теснятся, как селедки в банке, а Сейшу издает мученический полу-стон — из-за ран сидеть ему трудно, а удобнее расположиться не может из-за нехватки места. Акане едва не вторит крику брату — поджимает губы и пытается отодвинуться от него, но натыкается на рядом сидящего Хаджиме, а сам Коко сдавливает побелевшего от боли Ханагаки. — Боже, Акане, сядь просто к Коко на колени, — говорит Казуко, глядя на них через зеркало. От ее слов Акане бросает сначала в жар, а затем в холод. Сесть на колени к Коко… Звучит рационально — из их тройки Хаджиме ранен меньше остальных, и спокойно смог бы удержать Акане, а Сейшу и Такемичи более свободно сесть, чтобы не тревожить раны, но лично она предпочла бы этого не делать, несмотря на всю логичность. Акане бросает панический взгляд на Хаджиме. Ждет, что он возразит, хоть как-то проявит свое неудовольствие от подобного варианта, чтобы они вдвоем смогли избежать неловкую ситуацию, но Коко только уверяет ее с ярко горящими ушами: — Все нормально, правда. Акане скептично оглядывает Хаджиме. Умом тронулся что ли? Ничего нормального — нет. — Двигайся уже, Акане-чан, — напевным тоном говорит Казуко. — А то мы тут до ночи простоим, а мини-Инуи лучше не становится. Скрежета зубами от рвущихся ругательств, Акане, оперевшись руками об передние сидения, слегка приподнимается и пересаживается на колени к Хаджиме. Себе твердит: это все ради брата; ради Сейшу она стерпит и подобное унижение. Слишком остро Акане ощущает, как мышцы Коко напрягаются под ее весом; как он вздрагивает, когда одной рукой, чтобы удержать равновесие, она упирается в спинку кресла позади него и едва не касается его открытой шеи. Сквозь запах металла и плесени пробивается аромат горячего союза специй и дыма — обжигающий аромат Хаджиме, словно знойный день, обволакивает Акане, и она неумолимо краснеет, мысленно проклинает всех подряд, и представляет, как лупит шестом Казуко, предложившую столь отвратительную идею. Но легче ей не становится. — А у тебя права хоть есть? — скептично уточняет Ханако у Казуко. — Конечно, — Казуко поворачивает ключ зажигания. Ее губы растягиваются в улыбку с чертовщиной, которая явственно говорит — эту поездку они не переживут, — нет! Машина стремительно срывается с места — Казуко с силой жмет на газ. От резкого толчка пассажиры сжимаются на местах; у кого-то вырывается смачное ругательство, на которое Казуко только заливисто смеется. — Акане-сан, — зовет Такемичи. Он сидит справа от Акане и Коко, рядом с близняшками. — Что происходит? Такемичи опасливо косится на Мицуки и Нацуки, рассматривающих Ханагаки с каким-то холодным расчетом, словно прикидывая, сколько денег у него в карманах; переводит взгляд на безумно улыбающуюся Казуко и на Ханако, с постной миной, комментирующей её стиль вождения. — Происходит ваше спасение, — отзывается Казуко. — Вам бы поблагодарить нас. Желательно денежно. Такемичи растерянно хлопает глазами и лопочет благодарности себе под нос, на которые Казуко никак не реагирует. Машину она ведет удивительно ловко, опыт явно есть. Возможно, они и не попадут в аварию. — Кстати, о деньгах. — Казуко хитро сверкает глазами. — Коконой, давненько ты ко мне не захаживал. Решил теперь узнавать информацию из первоисточника? Гнев на Казуко поднимается бурной волной и сметает даже напряжение от близости Коко. — Оставь свои намеки при себе, Казуко, — рявкает Акане. Машина подпрыгивает на кочке, и Акане больно бьется головой об крышу при этом случайно толкает Хаджиме локтем в живот. — Прости — виновато лопочет Акане, чувствуя, как щеки полыхают от смущения, словно кострище. Коко что-то вымученно бормочет в ответ. — Эх, малышку Акане увели прямо из-под моего носа, — сокрушается Казуко и, повернувшись в сторону Ханако, жалобно хнычет: — Ты тоже променяешь меня на мальчишку? — Казуко, блять! — Ханако тычет в окно. — Смотри на дорогу. Машина проносится в опасной близости от тротуара, но Казуко вовремя выворачивает руль, и автомобиль выравнивается на дороге. — Знаешь, Акане, я всегда знала, что у тебя этот. — Казуко, будто назло, вскидывает руки от руля и всплескивает в абсолютно ненужном жесте. — Ну склонность к помладше. Воспитать под себя решила, да? Акане едва не задыхается от абсурдной нелепости ее слов. Умом понимает — Казуко в своей извращенной манере пытается приободрить ее, с помощью едких фраз колит, вытаскивает из пучин мрачности, в которую Акане себя загнала, но смущенная из-за унизительного положения, в котором она оказалась по вине Казуко, Акане только и может агриться и зло сокрушаться, скрипя зубами. Заинтересованный их перепалкой, Сейшу приоткрывает глаза и оглядывает Акане, подмечая полыхающие щеки сестры, и мученическую гримасу друга, находящегося в полнейшей безвыходной ситуации с Акане на коленях. — Казуко, — предостерегающе цедит Акане. — Ты не подумай, — начинает лопотать Казуко, — я конечно же понимаю. Красивый и перспективный — уже сейчас способен купить тебе сумку Hermes, но не одобряю. Все же я тоже претендовала, но думаю, что пора сменить ориентиры. — Казуко сквозь зеркало бросает взгляд на Сейшу и игриво подмигивает. Акане не понимает, на что там претендовала Казуко, но чересчур откровенный взгляд на младшего брата злит ее сверх меры. — Хоть пальцем его тронешь, и я тебе… Угроза остается при Акане — машина опасливо лавирует, и Акане заваливает назад, прямо на Коко — его дыхание опаляет ей шею, и она едва не подскакивает от еще большей близости. — Ты что-то сказала, Акане-чан? — невинно интересуется Казуко. Не разразиться отборной бранью Акане не дает только присутствие брата. При Сейшу ругаться нельзя — нечего плохой пример подавать. Хотя, казалось бы куда хуже… — У вас так всегда? — хрипло спрашивает Сейшу, развеселенный смущением сестры и друга. — К сожалению, — бросает со своего сиденья Ханако. — Это ты нашу главу не видел. Та еще злобная су… — последние слова Ханако тонут в свисте шин — Казуко обгоняет кого-то на дороге, и им вслед несутся агрессивные сигналы. Акане поддается вперед, заглядывает между сиденьями и спрашивает у капитанов: — Кстати, а Сатоми в курсе происходящего? Казуко и Ханако обмениваются выразительными взглядами соучастников. — Ну формально нет, — тянет Ханако. — Мы ей ничего не сказали, а сразу бросились за тобой после собрания. — А неформально? — уточняете Акане. — Неформально у нас мятеж! — излишне весело восклицает Казуко, не отрывая взгляда от дороги. Акане непонимающе хмурится. — Миуюки сейчас обрабатывает капитана и лейтенанта 3-го отряда, — говорит Ханако в объяснение, но вопросов у Акане становится только больше. — Но даже без Яшима на нашей стороне первый, второй и четвертый отряды так что победа за нами! — вновь вклинивается Казуко. — Три капитана против одной главнокомандующей! Будет забавно смотреть, как Сатоми гневается. — Казуко слегка посмеивается над собственными словами. Какая победа — о чем они вообще Акане не понимает, и при чем тут их глава? — Объясните нормально, — с раздражением требует Акане. — То, что ты предложила на собрание. — Ханако поворачивается в сторону Акане. — Мы: я, Казуко и Миуюки согласны с этим. Неизвестно, чего хочет Изана и глупо просто сидеть и ждать, пока он придет к нашему порогу.Так что… — Мы поможем мальчишкам-янки и выбьем нам общую победу, — энергично завершает Казуко. — Сукэбан объединится со «Свастонам» против «Поднебесье»! — Вы…поддерживаете мое предложение? — уточняет Акане неверующие. Казуко и Ханако единодушно кивают. — Завтра созовем всю банду и выступим против Сатоми, — говорит Ханако, радостно скалясь от предвкушения. — Мы слишком долго прятались в углу. Пришла пора действовать! Ни сомнений, ни неуверенности — в глазах капитанов только мятежный огонек; они преисполнены решимости, светящейся веры в собственные силы, от которой непрошеные слезы собираются в уголках глаз Акане. От их поддержки внутри что-то сжимается; сквозь затвердевшую почву ее сердца робко пробивается болезненная и губительная надежда, которую Акане вытравила из себя очень давно, но под давлением безоговорочной помощи, безусловной искренности и под таким ярким слепящим осознанием — они хотят помочь ей; чистосердечно и просто так, не требуя ничего взамен, она вновь находит себе путь. В мире нет слов, способных вместить ту безграничную благодарность, которую Акане ощущает к девочкам, поэтому она молчит — не говорит ничего в ответ, лишь закусывает губу, чтобы не разрыдаться прямо в машине. Их помощь дарит ей новое мерцающее и опаляющее чувство, раскрывающиеся сотней опасных и тонких крыльев внутри — Акане одолевает непробиваемая уверенность, но не в себе: а в них, в этих девушках, что согласны безропотно вступить в бой, который может их никогда и не коснулся бы, не будь Акане в их рядах. Кто-то с шумом втягивает воздух — это Такемичи, огромными глазами наблюдает за диалогом и осторожно уточняет: — Вы хотите помочь нам? — Не-не, малыш, — цокает языком Казуко. — Мы помогаем прежде всего сами себе, а потом уже вам. Вывернув руль, Казуко направляет машину ко входу в больницу. Шины скрипят по асфальту, автомобиль Ясухиро последний раз потряхивает, и он останавливается. — Дин-дон! — весело говорит Казуко, заглушая двигатель. — Наша остановочка. После поездки Акане пошатывает, будто на морском судне. Собственную слабость преодолевает только ради брата — ему помощь нужнее. Опираясь на сестру, Сейшу шаркающим шагом доходит до больницы и послушно отдается в заботливые руки медсестер. Акане провожает брата взглядом. Порывается последовать за ним, но не пускают — и Акане остается стоять посреди коридора, потерянно озираясь. Девочки и Такемичи остались на улице — сторожить машину Ясухиро, а Хаджиме, вошедший вслед за семьей Инуи в больницу, замер около дверей, словно наткнувшись на что-то. — Тебе тоже следует обратиться к доктору, — говорит Акане, подойдя к Коко ближе. Ссадины требовали обработки, чтобы не занести инфекцию, но Коко только беспечно отмахивается. — Ты-то в порядке? — с заботливой осторожностью спрашивает Хаджиме. — А, да, все норм, — Акане натянуто улыбается. Единственное, что пострадало — ее гордость от поездки. — Слушай то, что произошло, — неловко начинает Акане. — Мне жаль! — поспешно перебивает ее Хаджиме. — Из-за меня ты и Инупи пострадали… Я… Оплачу все больничные счета и могу… Коко говорит быстро, сбивчиво, и его речь еще больше нервирует Акане. — У нас есть страховка, так что не волнуйся. — Акане вскидывает ладонь, останавливая бешеный поток его речи. — Я вообще не про это хотела поговорить. Она отчетливо видит, как Хаджиме гнетется статусом финансового гения; золотое проклятье собственного умения обрекает его на несчастья, и ни одни горы драгоценностей не приносят ему умиротворения, и почему-то игнорировать его состояние она не может — хочется приободрить, стереть выражение унылой загнанности с лица Коко, но как это сделать — Акане совершенно не представляет. — Знаешь, у тебя много талантов и сильных сторон, — выпаливает Акане. Хаджиме внимательно на нее смотрит, ожидая продолжения столь странного монолога, и Акане растерянно прикусывает язык. В голову лезут только глупые мелочи, но молчание затягивается, грозится превратиться в напряженно режущую тишину, и Акане продолжает говорить: — Например, у тебя классный вкус в одежде! Ни у кого такого нет! Хаджиме странно хмурится, и Акане хочется побиться головой об стенку. Что за чушь несет — разве это способно успокоить метавшуюся в пытках душу Коко? — Ну еще. Ты хороший друг! А еще…ну ты понимаешь. Акане едва сдерживает мучительный стон. Она сама себя не понимала, куда там Хаджиме разобраться в ее бессвязной речи. — Да, Акане-сан, я понимаю. — Хаджиме улыбается ей: слабо, но искренне, будто и вправду понимает то, что Акане так неудачно пытается выразить словами. Бледное, бескровное лицо Коко, после всех пережитых ужасов, напоминает маску театра Но — безжизненное, почти восковое. Только глаза остаются живыми — горящие, пугающие, которые он не отводит от ее лицо, будто завороженный. Дурнота накатывает волнами, дыхание перехватывает — Акане проклинает собственное сердце, вероломно предавшие ее. Отягощенное убогим чувством к Коко, оно трепещет в груди, бьется так сильно, что становится больно. Чувство, чье название Акане не смеет озвучить даже в мыслях, подобно упрямым кипарисам, глубже зарывается внутрь и оседает плотнее так, что не вытравишь при всем желании. — Акане, — ее имя вырывается у Коко вместе с безысходным вздохом, с обреченностью в голосе и плотоядной тоской на дне темных глаз. — Акане, я… Последние слова Хаджиме Акане не слышит — за его спиной появляется Сейшу, и Акане бездумно бросается к брату. Она остается глуха и к его сердцу, и к собственному. Раны Сейшу обработали заботливые медсестры, на особо сильные порезы наложили повязки и пластыри. Туман из взгляда слегка развеивается — на сестру Сейшу смотрит с осознанным раскаянием в голубых, как летнее небо, глазах. Акане протягивает руки, не смеет прикоснуться к нему из-за суверенного страха нанести еще больше ран, доставить новую боль. — Сейшу. — Не совсем слова — хрип, тень рыдания, застрявшего в горле. — Я в порядке. — Сейшу слегка приподнимает уголки губ в вялой полу-улыбке. Может он и в порядке, но Акане точно нет. С предельной осторожностью Акане приобнимает брата — прижимается щекой к груди, ощущая удары его сердца всей своей сущностью. Ее колотит мелкая дрожь; весь ужас произошедшего наваливается на нее. Агрессия на Ясухиро, на Майки, даже на чертового Такемичи вскипает в ней. Не лидеры — лишь название. Где их хваленая сила и мощь, когда одного из них — ее брата — избивают чуть ли не до смерти? — Ничего ведь страшного не произошло, — успокаивающе шепчет Сейшу над ее головой. Не произошло, но могло — и от этих мыслей Акане едва не задыхаться. Внутри животрепещет крепкая любовь к брату, которая прорывается наружу вместе с вытолкнутыми силой слезами. Подобную слабость не боится показывать — ведь видит ее только Солнце, сокращенное до человека. Наступи закат в ее мире, и Акане погасит звезды и для остальных — она достаточно эгоистична для того, чтобы мучить своей скорбью других так же, как мучается сама. — Избили меня, а ревешь ты, — посмеивается брат. Ладонью он аккуратно гладит сестру по волосам, словно успокаивая маленького ребенка. Акане ближе льнет к брату, к его редкой ласке и шепчет: — Обещай, что больше такого не повторится. — А ты обещаешь, что я также больше не увижу на тебе синяков? — в ответ спрашивает Сейшу. Акане вскидывает голову: смотрит пытливым взглядом на побелевшем от переживаний лице. — Да! — твердо отвечает Акане. Откажется даже от воздуха, если это означает безопасность для брата. Сейшу оторпенно на нее глядит, удивленный столь необычной реакцией. — Не ожидал я такого, — неловко признается Сейшу. Кто-то откашливается, привлекая внимания — Такемичи смущенно потупляется, когда Акане поворачивает голову в его сторону. Казуко и Ханако рядом нет — значит остались на улице. — Акане-сан, мы можем поговорить? — просит Ханагаки. — Нет, — беспощадно отрезает Акане. — Это важно, — слабо протестует Такемичи. Акане еле давит раздражение: плевать она хотела и на Такемичи, и на всех вокруг, пока ее брат в столь плачевном состоянии. — Мне надо переговорить с Коко. — Сейшу мягко отстраняет от себя Акане и кивает в сторону Такемичи. — А ты выслушай Такемучи. Акане протестующе мычит, но Сейшу не внимает возражениям старшей сестры и отходит, оставляя Акане наедине с Ханагаки. — Акане-сан, я вернулся из будущего недавно, — низким заговорщическим голосом говорит Такемичи. Акане не заинтересовано кивает. Вернулся да вернулся. Если она не сидит в компании живых и здоровых близких — ей нет до подобного будущего дела. — Ты просила передать кое-что самой себе… — Чего? — удивленно восклицает Акане громче положенного и уже тише переспрашивает: — Я что жива? Такемичи энергично кивает и поспешно пересказывает свое возвращение — одно слово наскакивает на другое, разобраться в бессвязной речи Ханагаки практически невозможно. Акане с трудом следит за вкладываем в предложения смыслом, и не успевает осознать услышанное, как Ханагаки перескакивает на новую тему — детально описывает девушек, бывших с Акане в ресторане Тайджу. — Девушки, которые были в машине. Они были там. Одну из них ты назвала сойко… — у Такемичи язык заплетается в незнакомом слове. — Сайко-комон, — ошеломленно вздыхает Акане. Рассказ Такемичи больно колит Акане. Будущая она не озаботилась тем, чтобы при сражении с чудовищами самой не превратиться в одного из них. Позволила умереть Ханагаки и Наото у себя на глазах, а ведь знала, что произойдёт; знала, что Кисаки будет поджидать их — и ничего не сделала. Будущая она — отставка морали и принципов, жестокость, вскормленная безумием и ставшее им. Акане даже не уверена, как реагировать: ужаснуться от собственного затвердевшего сердца или расстроиться из-за сложившейся судьбы? Однако кое-что не дает ей покоя — Акане не видит причину: почему будущая она приняла предложение и стала кумите? А главное — зачем? Сейчас все складывалось как нельзя лучше — сукэбан объединится с бандой Манджиро, и склонят чашу весов в пользу «Свастонов», а сама Акане, во время битвы, проследит, чтобы все прошло гладко — так, как ей необходимо. Счастливое будущее как-никогда близко! Недолгие размышления прерывает Такемичи энергичным кивком. — Да! — соглашается Такемичи и ойкает, будто озаренный внезапной мыслью.— Чуть не забыл. Вот, послушай: хототогису плачет трижды прежде, чем ей внимает шинигами, — с мрачной торжественной объявляет Такемичи и выжидающе глядит на Акане, растерянно хлопающую глазами. — Ты не знаешь, что это значит?! — ошеломленно восклицает Такемичи. Акане покачивает головой. — Даже понятия не имею, о чем речь, — честно признается Акане. Собственные слова — непонятная загадка, и Акане не представляет, где искать ответ. Возможны, эти слова из будущего — обычная нелепица, рожденная из воспалённого разума, а, возможно, будущего, в котором они что-то значат, уже и нет вовсе, ведь столько переминалось за один только день. Предостережение или просто бред — не важно, Акане подумает над словами позже. — Мы разберемся со всем, Такемичи, — обещает Акане. Такемичи важно ей кивает, и Акане не удерживается — слегка лохматит ему волосы в жесте дружеской заботы, и Ханагаки слабо улыбается ей. Больше, чем достаточно — Такемичи сделал для нее многое; всегда был честен, добр даже тогда, когда сама Акане поступала по отношению к нему несправедливо. Он заслужил покой, и уж точно заслужил счастливое будущее. Завтра наступит февраль — предвещающий быть самым долгим месяцем в ее жизни. Над ней довлело обещание, данное Шиничиро, посетить могилу Хидилин вместе с его семьей, события ускорялись, но на сердце странно спокойно. Выходя из больницы к ожидающим ее на парковке капитанам сукэбан Акане верит — у нее все получится; в этот раз они справятся. Все вместе. — Ну что, — смеясь говорит Акане, — устроим бунт? Казуко и Ханако отвечают ей довольными ухмылками.