***
Микеланджело запрыгивает на крышу и, спустившись с бортика, поскальзывается и падает прямо в огромную лужу. Грудь разрывается, воздуха катастрофически не хватает, перед глазами танцуют цветные пятнышки и ноги и руки отказываются подчиняться. Он смотрит на темное, почти черное небо, тяжело дыша и морщась от падающих в лицо огромных капель. Холодно из-за ледяного дождя и сильного, такого же холодного, ветра и, одновременно с этим, адски жарко из-за преодоленного километра за десять минут с учетом паркура по крышам. Мики разрывается изнутри. Он хочет пить и спать, но глаза не закрываются, а дождь, попавший в широко раскрытый рот, куда-то бесследно исчезает, не утоляя жажду. После того, как они выскользнули из зала и забрались обратно наверх, Рафаэль дал младшему фору ровно в одну десятую секунды, замерев над чем-то. После, он побежал за Мики так быстро, что мастеру нунчак пришлось вспоминать все короткие пути и срезы, чтобы не отхватить тяжелым кулаком по голове. Да, он был виноват в том, что шлялся не пойми где, пока брат находился в опасности. Да, стоило принять наказание и не вести себя, как еще больший дурак, убегая и прячась. Нужно было отхватить несильный подзатыльник, выдержать гневный взгляд и со спокойной душой отправиться с братом домой, а не устраивать все… это. Приподнявшись на локтях, Микеланджело осматривает окрестности, выискивая взглядом знакомые здания или достопримечательности. Из-за сильного и частого дождя ничего не видно, лишь размытые силуэты высоток иногда освещаются молнией. Мики медленно поднимается и зачесывает мокрые кудряшки назад, прилизывая их. Вода течет с него так, словно он стоит под водопадом, а вся одежда неприятно липнет к телу. Воротник, давно еще снятый с лица, теперь болтается мокрой тряпкой и противно хлюпает, ударяясь о грудь. Нужно возвращаться домой, а для этого стоит спуститься вниз и найти метро. Рафа ждать бесполезно, так как несколько минут назад младший сумел от него оторваться, проскочив дворами мимо. Подойдя к краю крыши, Мики внимательно осматривает территорию, думая, как более безопасно спуститься и не поскользнуться на чем-либо. Самым простым вариантом является спрыгнуть на грузовую машину и от нее уже прыгать на землю, убегая подальше от сигнализации. Решив поступить именно так, ниндзя отходит немного назад для разбега. Он считает до трех, собираясь с мыслями, а после делает первый шаг и… падает, будучи придавленный чем-то. — Попался, жук мелкий! — ворчат над ухом, скручивая руки мастера нунчак за спиной и прижимая коленом тело к крыше. Мики пугается, пищит и дергается, пытаясь вылезти из захвата. Он пытается ногами ударить напавшего, но человек сзади прижимает его ноги вторым коленом, больно вдавливая в шершавое покрытие крыши. Убрав одну руку, все еще удерживая Мики за предплечья, напавший срывает оранжевую маску с лица ниндзя и запихивает ее ему в рот, затыкая и надавливая на шею. Микеланджело долгие пару минут пытается вырваться, но у него ничего не выходит. Успокоившись, парень замирает и опускает голову вниз, вздрагивая от того, что под щекой оказывается небольшая лужа холодной воды. — Накричался, дурак? — спрашивают Мики сзади и получают в ответ утвердительное мычание. Его медленно отпускают. Сначала освобождают из захвата ноги, потом шею. Мастер нунчак чувствует, как с него слезает тяжелая туша и лишь потом ощущает свободные руки. Он медленно поднимается, садясь на колени и разминая руки. Выплевывает повязку из рта, плюясь и ощущая вкус мокрой грязной ткани на языке. Недовольно посмотрев наверх, Мики тут же сжимается под раздраженным взглядом возвышающегося над ним брата. Тот, сложив руки на груди, поднял вопросительно бровь. Ее, конечно, видно не было, но маска показательно натянулась в том месте, показывая, что Рафаэль ждет ответа. Мики замялся. — Ну… эм… я тебя спас?.. — пытается оправдаться он, неловко заламывая пальцы. — Спас? — Ладно, прости, брат, ты прав! Мне не надо было идти за тем доставщиком с невероятно вкусной и аппетитной пиццей, которая так и манила меня к себе! — Мики падает Рафу в ноги, начиная ныть. — Я не должен был следовать инстинктам и откладывать это скучное задание на второй план. Прости-и-и ме-е-еня, дру-у-уг, — ноет младший, цепляясь руками за ногу Рафа. Рафаэль раздраженно выдыхает и с силой трясет ногой, отцепляя от себя мелкого придурка. Он поднимает брата, пихая того в сторону края крыши и шипит, чтобы тот перестал вести себя, как клоун. — Я, кажется, четко тогда сказал: поговорим дома, — чеканит старший, спрыгивая с крыши и тут же убегая. Микеланджело ничего не остается, кроме как следовать за ним и ждать разборок, при которых наверняка теперь будет присутствовать отец.***
Леонардо облокачивается о край стола, кидая скучающий взгляд на Донателло, увлеченно что-то печатающего на ноутбуке и иногда поглядывающего на второй ноутбук поменьше. Рядом с братом, в куче проводов, лежит вражеский клинок, обклеенный полупрозрачной пленкой. Высунув язык, брат с дикой скоростью водит пальцами по клавиатуре, успевая читать всплывающие всего на секунду слова. — Нет «неизвестных» людей, Леонардо, — произносит он, заметив на себе взгляд мечника. — о каждом человеке есть информация. Даже пара слов — все еще являются информацией. — Я знаю, Донателло. Твои навыки не раз помогали нам узнать о цели все, что казалось «неизвестным». Гений скромно улыбается и погружается в ноутбук, пробегаясь глазами по строчкам. И вновь они возвращаются к тому, с чего начинали. Достаточно спокойно приняв ответ учителя (потому, что это было ожидаемо), воины удалились к себе в комнату, которую им так любезно выделил клан Фут. Тигриный коготь никогда не скрывал того, что Шредер являлся его боевым наставником, поэтому приглашение на службу братья приняли как должное. Донателло еще в самом начале предположил, что эта работа станет решающей в обучении. За их спинами были многие годы тренировок, заданий и убийств, поэтому предположение об итоговом экзамене для проверки мастерства не казалось глупым. Сомнений не было и в жестоком наказании в случае провала. Именно потому, что все это было ожидаемым, воины и не растерялись, предпочитая не тратить драгоценное время попусту. Стоило только зайти в комнату, как гений принялся с фанатизмом распаковывать чемоданы и коробки, которые им занесли шестерки во время собрания. Один за одним он доставал ноутбуки, телефоны, провода и еще какие-то штуки, о которых Леонардо не имел ни малейшего понятия. Брат тогда, копаясь во всем этом и подключая с горящими глазами заявлял, что быстренько найдет нарушителей и уже завтра они смогут привести двух наглецов Шредеру. Старший же на это только хмыкнул, давно смирившийся с тем, что брат постоянно пытается облегчить работу с помощью науки, редко полагаясь на методы слежки и поиска данных вживую. И пока гениальный брат штурмовал файлы данных, мечнику оставалось лишь ждать. Чтобы скрасить ожидание, Леонардо решил внимательно осмотреть их комнату, удивляясь насколько же та отличалась от всего остального интерьера здания. Комната была выполнена в почти японском стиле. Деревянные полы и светло окрашенные стены, с темными брусьями, как элемент декора. Миниатюрные, но достаточно длинные, тумбы заменяли собой шкафы и стояли вдоль стен. На них же были расставлены всякие свечи и вазы, также находились стойки для катан и посоха. Посреди комнаты лежал огромный черный ковер с символикой Фут, напоминающий братьям о том, что они все еще на работе, а не дома, в Японии. По бокам от огромного окна, закрытого темными шторами, стояли две кровати, а над ними висело несколько полок, на которые каждый из братьев мог что-нибудь поставить. Леонардо не спешил заполнять жилое помещение. Во-первых, ему это было не интересно. Во-вторых, ставить на полки было… нечего. С уважением соблюдая традиции и придерживаясь норм, мечник старался не привязываться к материальным вещам, беря с собой только необходимое. Он искренне считал, что настоящий ниндзя должен путешествовать налегке. Донателло был немного другого мнения. Он, словно черепаха, всегда таскал с собой все «самое нужное»: колбы, реагенты, два ноутбука, миллион проводов, ящик с инструментами и зарядник. Трех типов. Вещи Донателло, даже будучи запакованными, занимали половину комнаты. И это не говоря уже про несобранную маркерную доску, не повешенные доски для заметок и стоящие в углу коробки с листами, черновиками и расчетами. В остальных коробках, которые были разбросаны по всей комнате, но преимущественно около входа, находились какие-то изобретения или детали к ним, химические реагенты и оборудование. И среди всего этого хаоса, совершенно скромно и почти незаметно, лежал фиолетовый чемодан, с одеждой. Как сказал Донателло: «Я взял только основное». — Странно, — произносит мастер Бо, привлекая внимание брата. — Я не могу ничего найти. Из тридцати тысяч более или менее похожих по отпечаткам людей, ни один из них даже близко не походит на тех, кого мы видели. — Он жмет плечами, вновь что-то набирая. — Попробую снова, здесь, вероятно, какая-то ошибка. — Никакой ошибки нет. Леонардо и Донателло мгновенно поворачиваются к источнику звука, напрягаясь. Карай стоит, облокотившись о стену, около двери и заинтересованно смотрит на парней. На Леонардо, почти сидящего на столике около кроватей, и на Донателло, сидящего на кровати и скрестившего ноги по-турецки. Девушка хмыкает, замечая, как они расслабляются и младший возвращается к своему занятию. Быстро обежав комнату взглядом, Карай проходит вглубь, вставая напротив Леонардо. — Когда они только дали о себе знать, наши солдаты выкрали из полицейских доков сюрикены с отпечатками. Мы думали, что сможем найти их по ним, но это ничего не дало. Их просто не было. Это означало только одно. Их- — Не внесли в базу данных при рождении, — произносит Донателло, перебивая Карай и захлопывая раздраженно крышку ноутбука. — Как просто и как гениально. Те, кто их вырастил, думали наперед, будто знали, что рано или поздно их начнут искать. — В этом плане Хамато Йоши настоящая крыса, — кивает девушка, соглашаясь с гением. — Хамато Йоши? — Леонардо вопросительно выгибает бровь, слыша знакомое имя. — Это… злейший враг Шредера-сана, который… — Он задумывается, вспоминая. — Который из ревности убил мою мать и изувечил отца, — заканчивает Карай. Ее тон меняется с легкого и непринужденного на обиженно-злой. Будто бы она готова сейчас сорваться и покромсать Хамато Йоши, издеваясь над ним так, как он издевался над ее отцом. Карай с силой сжимает кулаки, нахмурившись. Она и сама не понимает, как разговор перескакивает на больную тему, но спешит взять себя в руки. — Проиграв, он сбежал в Америку, решив вырастить армию воинов и убить отца. Жалкий трус! — Бесчестный поступок, — соглашается Леонардо, скрещивая руки на груди. — Настоящие воины принимают поражение, погибнув. Сбегают только трусы. Карай согласно кивает, неосознанно радуясь единомышленнику. — Ну, вообще-то, это называется стратегическим отступлением, — вставляет свои пять копеек Донателло, — его используют, чтобы перегруппировать силы и изменить ход битвы в свою сторону. Самое удивительное, что… Он замолкает, ловя на себе два нечитаемых взгляда. Потерев нос, гений утыкается в ноутбук, проворчав: — Хотя, со стороны чести, это действительно неприемлемо. За окном слышится гром, вынувший подростков из неловкой тишины, прерываемой лишь звуком клавиатуры. — Он подготовился и вырастил воинов лично, обучив их ниндзюцу. Наши эксперты предположили, что он тайно укрывал их от государства, поэтому их, как личностей, не существует. Поэтому вся информация, которая у нас есть — собрана из многочисленных битв и разговоров, которые когда-либо были. Леонардо подбирается, встав ровно, и делает поклон перед девушкой, произнеся: — Карай-сан, прошу, просветите нас. Донателло переводит на брата взгляд, показывающий, что ему стыдно за старшего. Карай от такого действия теряется, явно отвыкшая от проявления уважения к себе, но быстро берет себя в руки и хмыкает. — Привыкай к Америке, Леонардо. Я старше вас по званию, но мы в одной команде, так что опустим официоз. К тому же это доставляет трудности в бою. Карай. Просто Карай. Мечник, выпрямившись, кивает. Донателло, как печатал что-то, так и продолжает это делать. Решив, что разговор затягивается, девушка проходит к кровати старшего и, взглядом спросив разрешения (и получив его), садится. — Их зовут Рафаэль и Микеланджело, — начинает Карай и заканчивает, странно посмотрев на братьев. — У ваших родителей был странный вкус на имена. — Вообще-то у нас не было родителей, — произносит гений, не оценив подколку, хотя случайность с именами его забавит. — Донателло, тихо. Карай, продолжай. Девушка жмет плечами, а брат что-то шикает. — Они братья, но мы не уверены родные или нет. Рафаэль — старший; с ним, Леонардо, ты сразился. У этого придурка скверный характер и тяжелый кулак. Каждый из шутов отца хоть раз, но получал от него. Рафаэль действительно сильный воин, который мастерски владеет саями, но он импульсивен и с головой не дружит. Леонардо задумывается, вспоминая короткую битву и выводы, которые он успел сделать за бой. В принципе, все сходится. Донателло наконец откладывает ноутбук и прикладывает указательный палец к подбородку, задумываясь. — Против такого типа воинов всегда помогает тактика напряжения: нужно выводить его из себя до тех пор, пока гнев не застелет ему глаза и он не начнет безразборчиво бросаться в атаку. Просто, но гениально. Всегда помогало. — Мы уже пробовали, — отрезает воительница, скрещивая руки на груди. — Мы не идиоты, Донателло. Они, хоть и кажутся такими, но ими не являются. — А вы уверены, что доводили его? Вы вообще изучили его психологический портрет и выявили слабости и страхи, чтобы морально уничтожить? — Потихоньку начинает заводиться гений, сразу же получивший отказ. — Спасибо, мистер очевидность, мои подготовленные солдаты до такого не додумались. Благодарю, что открыл нам решение… — Обсудим тактики завтра! — вмешивается Леонардо, вставая между кроватей и разделяя собой парня и девушку. — Сейчас нам нужно узнать о враге все, чтобы закончить работу быстро и эффективно. Карай и Донателло согласно кивают, вмиг остыв. От их перепалки не остается ни следа, лишь подсознательная неловкость напоминает о чуть не начавшемся конфликте. — Второй — Микеланджело, младший. Он дурак, доверчивый и очень рассеянный. Не раз попадался в наши ловушки, но постоянно сбегал. Сражается в основном нунчаками, соединенными с кусаригамой. А еще он очень, очень громкий, — она морщится, вспоминая вопли младшего ниндзя. — Я так и подумал, — говорит Донателло, меняя позу и выпрямляя ноги. — Когда он появился, то сказал, что отвлекся на курьера и поэтому опоздал. Я тогда подумал, что нужно быть либо конченным идиотом, чтобы отвлекаться на такую ерунду, либо быть настолько профессионалом, чтобы не переживать по поводу количества и мастерства врагов. — Микеланджело идиот и не профессионал, — Девушка разводит руки в стороны. — но он, похоже, является любимцем Бэндзайтэн, иначе я не могу объяснить то, что его до сих пор не поймали. Братья одновременно хмыкают. Леонардо по-доброму, Донателло снисходительно. Гений не верит в богов и духов, но прожив почти всю жизнь в Японии, в стране, в которой очень почтительно ко всему этому относятся, Донателло научился не высказывать мнения на этот счет. — Это все? — спрашивает Леонардо, стараясь звучать максимально уважительно, но нотки разочарования проскакивают в его голосе. — Хамато Йоши ни разу не был замечен на улице, даже в обычное время. Скорее всего, он не выходит из… — она мнется, будучи неуверенной как правильно назвать логово врага, — дома?.. В общем, неважно. Все, что нужно знать, так это то, что у них есть соратники, которые так же скрывают личность. Мы не знаем их имен и как они выглядят — их стараются максимально скрывать. — Это значит, что они есть в базе данных и, получив отпечатки пальцев, мы сможем выйти на клан Хамато, — подводит итог Донателло. Карай кивает. Возможно, она ошиблась, когда подвергала сомнению работу с наемниками. Эти парни были намного смышленей приспешников отца, а обсуждение дел выглядело как обычная беседа, а не неловкая, скучная речь и кивание с выкрикиванием тупых идей. Девушка поднимается с кровати и проходит к двери. Потянув ручку на себя, она оборачивается к братьям, произнося: — Завтра у нас много дел, наберитесь сил, воины. Получив в ответ молчаливые кивки, принцесса Фут выходит из комнаты.***
Даже не стараясь не шуметь, Рафаэль и Микеланджело вваливаются в прихожую, широко раскрывая дверь. Мики тут же начинает сбрасывать кеды, раскидывая их и выливая из них всю воду на пол. Он, как собачка, трясет головой и капельки воды с волос летят во все стороны, оседая на стенах, на шкафу, на зеркале и на семейной фотографии в рамке, висящей на стене. За баловство парень получает подзатыльник и, от неожиданности, отскакивает назад, спотыкаясь об ступеньку и падая прямо на задницу. Микеланджело хочет просверлить в Рафе огромную дыру злобным взглядом, но на лоб тут же падают отросшие светлые кудряшки, мешающие послать в брата самый злой, самый опасный и, вообще, самый-самый неприятный взгляд. Но никакие кудряшки не смеют останавливать Злобноладжело, поэтому младший все равно предпринимает попытку испепелить взглядом брата. Рафаэль даже не смотрит в его сторону, кидая ключи от дома на тумбу из темного дерева. Не разуваясь, Рафаэль, оставляя грязные мокрые следы, проходит в дом, на ходу снимая с себя мокрую футболку. Проходя мимо зала, он дергается, испугавшись спокойного голоса отца, который удобно расположился на коврике для медитаций и, собственно, медитировал. — Что случилось, сын мой? Почему уходя на задание вы вернулись через парадный вход? — Не волнуйтесь, сенсей, — хмуро произносит Раф, запрыгивая в кресло через спинку. — по пути домой мы зашли в логово и переоделись в нормальную одежду. Могли бы и не заходить, но кое-кто, — почти прокричав, выделил Рафаэль, оборачиваясь назад, чтобы брат, убежавший на кухню, прекрасно слышал, что речь идет о нем. — начал ныть, что ему холодно, голодно и, вообще, он умирает. Если бы не Ваше учение о добре и зле, сенсей, то я бы его добил. — Я все слышу, Раф! — доносится из кухни. Сплинтер внимательно слушает перебранку братьев, улавливая в ответах Рафаэля особое раздражение. Старший сын всегда обладал неспокойным нравом и своеобразной жестокостью. Он был человеком тяжелым и закрытым, вскипающим за долю секунды и извергающим гневом, словно вулкан лавой. Мужчина пытался обучить Рафаэля спокойствию, но смог выучить лишь терпению во время боя и игнорированию раздражителей. Смирившись с тем, что буйный дьявол, заставляющий Рафаэля раз за разом вступать в схватку с сильнейшими противниками, является частью подростка, Сплинтер перестал досаждать сыну, лишь изредка делая ему замечания. Мастер ниндзюцу лишь в глубине души надеялся на то, что здравый ум не даст сыну совершить роковую ошибку и демон не столкнет его с правильного пути. Тем не менее, сегодня Рафаэль был агрессивнее обычного, а его духовная энергия так и сочилась злобой, заставляя Сплинтера переживать. — Что произошло, сын мой? В чем провинился Микеланджело, что ты так грубо с ним говоришь? Рафаэль скрещивает руки на груди, закатывая глаза. Скинув мокрую футболку на пол, он секунду молчит, думая над тем, как культурнее выразиться. Сделав глубокий вдох, Рафаэль начинает: — Начнем с начала: мы задержались и вышли на сорок минут позже, чем планировали, потому что Мики потерял счастливый носок и отказывался идти без него. На точке он шумел и отвлекал, из-за его выходки я оставил один сай в пиццерии и дрался всего одним клинком! А вместо того, чтобы следить за Шредером, он погнался за доставщиком пиццы и появился только тогда, когда из меня чуть шашлык не сделали! — От возмущения он даже встает с кресла, взмахивая руками. — Сенсей, Мики безответственный и он дурак- — Рафаэль. — Простите, сенсей, но это правда. Он убежал от меня, когда мы скрывались от футовцев и чуть не спалился, когда мы пробирались в логово. Видите ли на станции была слишком милая кошечка, из-за которой сколько-то там людей, вышедших из метро, чуть не узнали о ниндзя. О нас, сенсей! Злость Рафаэля с каждой секундой только растет. Он и так терпел весь вечер, не решаясь выяснять отношения на улице и подвергать себя и брата риску. Парень раздраженно ходит по залу, шлепая босыми ногами (ботинки давно были сняты и кинуты в младшего) по полу. Увлекаясь, он сбавляет громкость, но спустя секунду вновь переходит на гневный крик, жалуясь на все ошибки брата. Выслушав всю гневную тираду, Сплинтер наконец открывает глаза и поднимается, опираясь на трость. Он долгим внимательным взглядом смотрит на упрямо глядящего в ответ Рафаэля, ждущего ответ. Вздохнув, Сплинтер произносит: — Микеланджело, выйди. Практиковать технику слежки ты должен был на задании, а не дома. Медленно выглядывая из-за стены, Мики глупо хлопает глазами, стыдливо избегая взгляда брата и отца. Собравшись с духом, младший выходит из своего укрытия и тут же слышит злобный крик брата. — Рафаэль, — громче обычного произносит Сплинтер, стукнув тростью по полу, — Микеланджело совершил много ошибок, и он будет за них наказан, но помни, что ошибки делают тебя сильнее и дают стимул стараться. Микеланджело, ты понимаешь важность задания, которое ты чуть не сорвал? — Да, сенсей, — смотря в пол, кивает Мики. — Ты осознаешь какому риску подверг брата? Мики мнется, кинув на старшего секундный взгляд. Он поджимает губу, приподнимая плечи и сжимаясь. — Да… пап. Я осознаю это. Простите меня пожалуйста, я не хотел подвергать Рафа опасности. Мне очень жаль… Сплинтер кивает, принимая ответ. Обернувшись к старшему сыну, мужчина выразительно смотрит на него, ожидая. Рафаэль широко раскрывает глаза и рот, не веря, что его вновь заставляют это делать. Он долгую секунду отказывался говорить, но сдается под серьезным взглядом отца и жалобным, почти плачущим Мики. — Хорошо, — вздыхая, произнес Раф, закатывая глаза, — я принимаю твои извинения и бла-бла-бла. Младший тут же меняется в лице, не сдерживая улыбку. Звездочки в глазах выдают его целиком и полностью. — Правда? Правда, самая преправдевская правда? — лепечет он, бросаясь с объятиями на брата. Раф уворачивается, делает кувырок и, схватив мокрую футболку, кидает ее младшему в лицо, останавливая того. — Иди убирайся, пей молоко и спать ложись, придурок! — шипит Рафаэль. — И не дай Бог завтра встанешь с температурой, — угрожающе начинает он, но Мики тут же выбегает из зала, не давая ему закончить. — Я люблю тебя, бро-о-о! Рафаэль хочет сказать что-то вслед кудрявому дурню, но его прерывает отец, положив руку на подростковое плечо. — Сын мой, приведи себя в порядок и отогрейся. Я хочу с тобой поговорить. Парню ничего не остается, кроме как согласно кивнуть и уйти в ванную. Поросенок Микеланджело вряд ли полезет купаться, поэтому у Рафа на выбор было целых две ванные: около кухни и на втором этаже. Слушать улюлюканье младшего, который будет больше играться с кошкой, чем пить молоко, не хочется, поэтому Рафаэль поднимается на второй этаж. Идя прямо по коридору, он сворачивает налево, проходя комнату отца и останавливаясь напротив ванной. Взглянув в окно, Рафаэль видит цветное граффити «Я люблю тебя, пап!», которое Мики нарисовал еще несколько лет назад, как подарок отцу. Завешивая занавески, парень хмыкает, вспоминая как же сильно влетело брату за такой подарок. Все-таки… Он всегда был таким. Глупым, рассеянным и неряшливым. Но очень добрым и смелым. Возможно, Рафаэль НЕ подтверждает, немного смешным и забавным. Ладно, думает Раф, открывая дверь в свою комнату и, не включая свет, беря домашнюю майку и шорты, этот балбес не заслужил его злости, пусть живет. Спускаясь по лестнице после теплой ванны, Рафаэль застает отца сидящим на диване и читающим книгу при свете лампы. Облокотившись о перила лестницы, парень наклоняется, пытаясь рассмотреть время на часах, которые висят в коридоре. — Около пяти утра, сын мой, — произносит отец, откладывая книгу и пугая Рафаэля, не ожидавшего, что его услышат. Спустившись, он подходит к дивану, секунду сомневаясь, и садится. В комнате царит полумрак и тишина. Лишь из коридора доносится тиканье часов, а из кухни фоновый шум холодильника. Кошку не слышно, видимо, она попала в плен к Мики и теперь спит с ним. — О чем вы хотели со мной поговорить, сенсей? — тихо спрашивает Раф, укладывая руки на колени и устало сгибаясь. — Я хочу поговорить с тобой, как отец с сыном. Рафаэль, ты старший ребенок в семье и на твоих юношеских плечах лежит огромная ответственность: за брата, за друзей и за мир в Нью-Йорке. Я хочу быть уверенным, что ты справляешься и что с тобой все хорошо. Он кладет руку на плечо сыну, и Рафаэль кивает. Не так, как должен. — Со мной все хорошо, отец, не переживайте, — он устало улыбается, — но… я не уверен, что справляюсь. Вы не подумайте ничего! Не справляюсь не в плане, что не бью морды футам, а в плане, ну, — Рафаэль мнется, подбирая слова. — Мне просто кажется, что я не тот человек, который должен руководить командой по спасению мира. Я одиночка. Свободный волк. А вести кого-то за собой — это сидеть в клетке из обязательств. Это не для меня. Понимаете, отец? — Проведя руками по коротким, стоящим ежиком, волосам, он вздыхает, начиная говорить еще тише. — Каждый раз, когда Эйприл и Кейси оказываются в напряженной ситуации, я теряюсь. А когда что-то происходит с Мики… Мне бы просто колотить всех без разбора, а ответственность отдать кому-нибудь другому… Воцарившаяся вновь тишина не напрягает и не заставляет говорить что угодно лишь бы избавиться от нее. Наоборот, в этой тишине можно было подумать и отдохнуть. Рафаэлю наконец-то расслабиться, ведь он рассказал то, что его волнует, а Сплинтеру подумать над словами сына. — Рафаэль, — наконец произносит он, — тебе придется принять то, что «другого» нет. Есть только ты и Микеланджело, а также ваши друзья, которые находятся не в меньшей нашего опасности. Очень часто мы боимся брать ответственность, думая, что не подходим для нее. Но нет человека, который «подойдет». Есть человек, который будет стараться и превозмогать. От речи отца становится немного… тошно? Парень отворачивается. — Но не думай, сын мой, что такие люди одиноки. У них всегда есть кто-то, кто поможет нести эту ношу. И у тебя, Рафаэль, есть такие люди, — Сплинтер поднимается с дивана, невольно заставляя Рафа посмотреть на него. — У тебя есть я, Эйприл, Кейси и Микеланджело — твоя семья. Чему я тебя учил? — Семья — это люди, которые примут тебя любым и поддержат в трудную минуту, — Произносит Раф, хмыкая. Согласно кивнув, Сплинтер продолжает: — Береги связи, которые у тебя есть, сын мой. А теперь иди отдыхай, вы слишком утомились на этом задании. Пожелав спокойной ночи, Рафаэль поднимается в свою комнату, а Сплинтер остается в гостиной, задумчиво всматриваясь в окно.