После сказки...

…- Жак, - тихо позвала Марта. – Ты не спишь? - Нет, не спится… - И мне не спится, - вздохнула она. – Как же теперь будет? Что? - Ну как? – задумчиво ответил Жак. – Все же ясно… - Ясно-то ясно, только как-то все это… неправильно что ли. – Марта обняла мужа, завозилась, устраиваясь поудобнее. - И… не можем мы сейчас уехать, Жак! Как же мы его бросим сейчас? Может и не нужно это ему конечно, но мне неспокойно почему-то. - Конечно, не уедем. Ну с чего вдруг такой разговор? - А он на сердце сегодня жаловался, мне Пенапью говорил,- после некоторого молчания вновь заговорила Марта. - Как он там теперь со всем этим – один? Когда уходил, на нем же лица не было – будто тень одна! Ты видел? - Вот и я о том же думаю, - вздохнул Жак. - Может, сходить к нему? – Марта приподнялась на локте, всматриваясь в темноте в лицо мужа. – Только узнать, как он и все! - А если он уснул? Вдруг разбудим? Марта замерла в нерешительности. - Да, тоже верно. Не надо… - Может, и не нужно было нам сюда приезжать, Жак? Так страшно все вышло… - Да нет, Марта, я думаю, не случайно все это. И то, что принца пенагонского мы встретили, и что из-за этого прямо к королевскому двору приехали. И то, что у Патрика и Марселлы отцовский сундук с куклами оказался, а не сгорел, как королем велено было. И розу они нашли. Помнишь, как в легенде? «Лишь звезды небесные знают, где однажды она расцветет…». Значит, все так и было предопределено. И Патрик… он же королевский сын, принц по крови! А столько лет в тени жил. Теперь все на свои места встало. - А нужна она, такая правда? Если за нее такой ценой плачено – человеческой жизнью! – горько отозвалась Марта. – Роза ведь у Марселлы ожила, и она ее защищала. Потому и умерла… - Марта всхлипнула. - Это давно не ново, что за правду кровью платить приходится. И за ложь и за правду – одна расплата, только мера у нее разная. Ну-ну…Марточка! - Жак обнял плачущую жену. – Тише, не надо, родная! Не поможешь ведь теперь ничем. Теперь надо думать, как живым помочь дальше во всем разобраться. Сдается мне, для Патрика все только начинается. После того, во что Канцлер Абидонию за шестнадцать превратил, для Его Высочества корона, ой, какой нелегкой ношей будет, - он тяжело вздохнул. Альбина мерила шагами комнату. Сердце колотилось, щеки горели. Она никак не могла решиться. Но и противиться тому, что творилось сейчас в душе была, не в силах... Когда все разошлись, никто так не вспомнил о принцессе. Да и… принцессе ли теперь? Впрочем, это обстоятельство сейчас почему-то мало волновало ее. Лишь смутно царапало какой-то отдаленный уголок сознания. Той, прежней Альбины больше не было, а как справиться с собой, нынешней, она нее знала. И одна мысль настойчиво не давала покоя: Патрик! Слишком неожиданно, неправдоподобно и быстро все произошло за один только вечер! …«Грязь! Грязь!» - в бешенстве она смахивала со стола посуду. В голове не укладывалась прямая связь всей этой страшной истории с ее родителями. Ее отец причастен к убийству родителей Патрика?! И его самого, законного наследника престола, лишил титула, наследства и всех прав, превратив в безродного сироту?! Да нет же, этого не может быть! Если отец и причастен к чему-то, то никак не со зла, не как зачинщик или организатор такого чудовищного заговора! Он же указал на Канцлера: «План был его!». Не мог отец так себя выгораживать - слишком все на взводе были, и еще роза эта уж точно не дала бы соврать. Хотя теперь это, вероятно, уже не имеет значения. А мама… бедная! Она так подавлена сейчас. Прежде чем уйти к себе, Альбина прошла в покои королевы, но Флора хотя и мягко, но дала понять, что не в состоянии сейчас разговаривать с кем-либо, даже с собственной дочерью и посоветовала Альбине пойти отдохнуть. В комнате на туалетном столике бесформенным комком белел смятый листок. Альбина присела на краешек кровати, разгладила бумагу на коленях, глянула на первые строчки и принялась тихонько читать по памяти: «Я Вас люблю! Я вас боготворю! Нет никого желаннее и ближе. Я так легко об этом говорю, Лишь потому, Что Вас сейчас не вижу…» Сколько этих стихов она может прочесть наизусть! Да только никто об этом не знал, не догадывался даже. И он – тем более… Давно, еще несколько лет назад, отец (наверняка, Канцлер напел!) хотел отправить Патрика жить в Летний замок, разумеется, снабдив некоторым необходимым штатом прислуги – как-никак королевский воспитанник. Но мать по непонятным причинам проявила настойчивость и замысел отправить мальчишку с глаз долой не осуществился. А жаль! Как сейчас все было бы просто и легко! А теперь что прикажете делать?! …Еще девчонкой, Альбине доставляло удовольствие дразнить и подначивать юношу, который смотрел на нее с немым обожанием. Но постепенно она начала ловить себя на мысли, что вовсе не против влюбленности со стороны ее молчаливого кавалера. И не столько потому, что это льстило и тешило ее самолюбие, а потому что все больше Альбина сама стала засматриваться на Патрика, думать о нем чаще, чем сама того хотела бы. И однажды вдруг поймала себя на том, что откровенно мечтает о нем, читая очередной листок с новым стихотворением. Мечтает о том, о чем и мечтать не то что не следовало, а было даже возмутительно, недопустимо, неприлично, в конце концов! Она, принцесса, и – подумать только! – мечтает – о ком?! – о мальчишке без роду без племени, о найденыше-сироте! И совсем неважно, что мальчишка этот как-то вдруг незаметно превратился в высокого, отлично сложенного синеглазого красавца. Ведь совсем неважно, да? Но не раз Альбина мысленно примеряла на эту голову с копной вьющихся золотистых волос корону принца. Ах, если бы!.. Но неужели только это ей и было нужно – корона и титул? Альбина в отчаянии стукнула кулачком по кровати, на которой сидела: да нет же, нет, черт побери! Это нужно было всем им, тем, кто окружал ее изо дня в день и той – совсем другой Альбине, которая появлялась, едва она выходила за порог своих покоев. Потому что это было – как аксиома, как устав, как бесчисленные законы этого зануды Канцлера. Она – Принцесса, а он – Никто в Ее Жизни. Будь ты проклят, Патрик, она ничего не могла с собой поделать! Едва почувствовав неровное биение сердца при виде своего немого обожателя, Альбина начала всячески изводить Патрика. На какие только выходки порой не заносило ее! Здесь были и насмешка, и издевка, и превосходство, граничащее с презрением, лишь бы он не ходил за ней тенью, не смотрел таким взглядом, говорящим красноречивее всяких слов, не улыбался так обезоруживающе и всепрощающе. И чем дальше «заносило» Альбину, тем больнее было ей самой. Днем наговорив Патрику кучу гадостей, унизив его в очередной раз, вечером она, спрятавшись за шторой, украдкой смотрела из окна своей спальни, как он до темноты бродит по аллеям дворцового парка. …И вот Альбина в который раз отсчитывала шаги от окна до двери и обратно. Наконец она решительно остановилась посреди комнаты. Да, она должна сделать это! Она пойдет, сейчас же пойдет и будь что будет! И пусть ночь на дворе, и плевать, если кому-то из слуг вздумается тоже побродить среди ночи, и могут увидеть, куда и в какой час направляется принцесса. И что при этом подумают – тоже плевать! Она никогда особенно не обращала внимание на такие условности, а уж теперь-то… Пусть будет горькая, жестокая, но – правда, потому что мучиться от неизвестности хуже всего! Альбина решительно распахнула дверь комнаты. Марта, держа перед собой свечу и заслоняя ладонью колышащееся пламя, медленно шла по коридору дворца. …Едва заснув, она проснулась словно от толчка. Лежала, глядя в темноту, прислушиваясь к шорохам и звукам, а смутное беспокойство все не проходило. Наконец, не выдержав, она нашарила на столике свечу и тихонько вышла из комнаты. Впереди, возле лестницы, мелькнула чья-то фигура и Марта замерла, вглядываясь в сумрак. - Кто здесь? – негромко позвала она. В неровном свете пламени на стене изогнулась причудливая тень и голос Пенапью откликнулся: - Марта? Это Вы? - Ваше Высочество! – Марта облегченно перевела дух. – Что Вы здесь делаете? - Знаете, я… я сам не знаю. Не спится совсем. И неспокойно как-то. Неуютно одному. Хотя бродить по дворцу, как привидение, тоже не выход. Но я все думаю… О том, что произошло, о Патрике. Как он сейчас? Хотел пойти к нему, но не решился, знаете ли. Неловко как-то, он ведь сказал, что ему надо… одному. И о Марселле тоже думаю все время. Как несправедливо, как нелепо! Не могу о ней не думать, все время вспоминаю каждый миг, и там, в городе, как она танцевала на площади! Сколько жизни в ней было, сколько радости, доброты! И вдруг – ничего, пустота… как жестоко! Ну почему именно – она?! Я вероятно, кажусь Вам нелепым и может где-то смешным, Марта? Все говорю, говорю… Вид у Пенапью был растерянный, губы по-детски кривилсь от огорчения и обиды, а в глазах было что-то по-взрослому очень горькое и серьезное. Марта с болью подумала, что так трудно узнать в нем сейчас того мальчика, которого они с Жаком встретили сегодня утром. Казалось с того времени минул не один день, а целая вечность. - Куда ее отнесли? – между тем тихо спросил принц. - Кажется, в часовню. Патрик так распорядился. - Она одна там сейчас… бедная девочка! Марта ласково коснулась его руки. - Она очень понравилась Вам, Ваше Высочество? - Что? – почти испуганно прошептал принц, погруженный в свои мысли. – Ах, да…да! Понравилась. Очень! А она была влюблена, - грустно добавил он. – Это было сразу видно, как она влюблена в него! И он бы понял, обязательно увидел бы! Я сказал ей, что она похожа на Золушку и ей суждено быть принцессой. Она бы и стала ей… если бы… Губы у Пенапью задрожали. - Простите, Марта, я… простите, - совсем тихо прошептал он. - Не надо, Ваше Высочество! – ласково сказала Марта, не находя слов, чтобы утешить. – Зачем Вы так? Ничего не поправить уже. Идите, Вам тоже обязательно надо отдохнуть. Ну, пожалуйста, Ваше Высочество! - Да-да, конечно… - пробормотал Пенапью. – Вы правы, Марта. Спасибо…Пойду, пожалуй. Постояв в нерешительности некоторое время, Марта двинулась было по направлению к лестнице, когда заметила женскую фигурку, одиноко стоящую на фоне темного окна. Узнав принцессу Альбину и стараясь не выдать свое присутствие, Марта отступила назад. «Похоже, никто во дворце не спит в эту ночь…»