После сказки...

Патрик сидел на широком подоконнике у окна. На столе мерцала пламенем единственная свеча. Сна не было. В висках стучало, ныло и трепыхалось сердце. В голове ощущалась странная легкость, хотя еще несколько часов назад ему казалось, что сознание и мозг уже отказываются воспринимать такой сумасшедший клубок из событий, эмоций и чувств. За один только день мир не единожды переворачивался с ног на голову. Что он делал? Что говорил? Все вспоминалось теперь как горячечный сон. …С едва сдерживаемым бешенством бросил Канцлеру: «Вас повесят!». А она… тут же поспешила поддержать его: «Давно пора!». При воспоминании об Альбине сердце снова забилось пойманной птицей. Об этом не сейчас, позже. Иначе что-то, натянутое в нем до предела, словно струна, точно не выдержит и лопнет. Потом он пел… для Марселлы. Патрик вздохнул, поморщился, машинально положил ладонь на левую сторону груди. Марселла. Слишком больно, словно свежая открытая рана. Да ведь так оно и есть. Он пел, едва сдерживаясь, чтобы не закричать от непоправимости случившегося, от невозможности изменить, исправить что-то. От осознания всей страшной правды, обрушившейся на него в один миг. И от мысли, что он не знает, что со всем этим теперь делать. Еще минуту назад, до того рокового выстрела – знал, а теперь – нет! Но песня кончилась, а роза стала красной. Жертва принесена. И все стало на свои места – круг замкнулся. Голова была ясной, он что-то говорил, что-то делал. И только почти физически ощущал, как в груди будто растет снежный ком и сердце покрывается слоем льда. Этот ледяной панцирь мешал даже дышать. Кажется, он что-то сказал еще Пенапью или Жаку…и наконец почти выбежал из зала. Только хотелось в последний раз обернуться, чтобы наконец поймать взгляд Альбины. Он не видел, а скорее почувствовал, как она хотела подойти к нему, но отчего-то передумала. А ему уже не хватало сил сделать этот шаг самому. И, уходя, он так и не обернулся… Поднявшись в свою комнату, Патрик упал ничком на кровать и слезы хлынули сами собой. Он плакал как мальчишка, плакал навзрыд, вжимаясь в подушку, глуша отчаянные горькие всхлипы. Казалось, он захлебнется в потоке неудержимых рыданий. Но вместе со слезами вдруг ощутимо стал таять душивший его слой льда. Слезы словно смывали всю накипь и смуту, очищая и врачуя израненное сердце. Патрик не уснул, а словно провалился в тяжелое забытье. И картины прошлого всплывали перед ним во сне, послушно и закономерно складываясь теперь воедино, словно части разрозненной до сих пор мозаики. …Мужчина и женщина на лесной поляне возле раскинутого большого шатра. На столике в вазе фрукты, в высоких бокалах вино. В ярких солнечных бликах сверкает алмазный венец в красиво уложенных каштановых волосах женщины. Мужчина подает ей руку, она чуть наклоняет голову… Король Анри и королева Эмма – его отец и мать. Отец смотрит тепло и внимательно, мать улыбается, что-то говорит ему – он не может разобрать слов, слышит только голос, от которого становится так легко, беззаботно и спокойно, как бывает только в детстве в окружении любящих тебя людей. …Идет представление кукольного театра Жан-Жака Веснушки. Куклы забавно двигаются на ниточках в ловких руках Коломбины, сам Жан-Жак поет что-то, аккомпанируя себе на гитаре. Рядом с расписным фургоном артистов крутится улыбчивый мальчишка лет семи, помогая родителям. Его зовут Жак, и Патрику очень нравится бывать здесь, рядом с ним, это гораздо интереснее, чем просто смотреть представление. Нравится и фургон, и забавные куклы в большом сундуке артистов. Жак не сердится, если Патрик порой путается под ногами, когда он делает что-то, и терпеливо отвечает на все бесконечные «почему» и «зачем» маленького принца. - Ну, теперь идите, Ваше Высочество, обыскались уже Вас, наверное, с ног сбились, - добродушно говорит Веснушка, а Жак задорно улыбается. И белокурый кудрявый мальчик тоже смеется в ответ. … Крики. Шум. Топот и ржание лошадей. Выстрелы. Суета. Опрокинутое кресло, смятая бесформенная ткань шатра. И ярко-алое - на белом… И страх. Ужас, сковавший маленькое сердце. Слезы застилают глаза, катятся по лицу. В расплывчатом горячечном тумане бешено мелькают перед глазами деревья, всхрапывает конь, летящий галопом сквозь лес.. Патрик вскрикнул и рывком сел на постели. Лоб был покрыт холодным потом. Дрожащей рукой провел по лицу, ощущая влагу на ладони. Что это? Он плакал даже во сне? Все наконец сложилось воедино. Память заполнила нишу, пустовавшую шестнадцать лет. То, что сознание столько времени выталкивало из памяти, теперь отчетливо сложилось в законченную картину в пришедшем сне. Патрик сидел на подоконнике у окна. Не спалось. В иссиня-черном ночном небе равнодушным холодным блеском мерцали звезды. Ему почудилось или правда в дверь постучали? Но негромкий стук повторился. Помедлив немного, Патрик все же открыл дверь и не поверил глазам, увидев в сумраке коридора Альбину. Оторопев, машинально отступил назад, и она шагнула за порог комнаты. - Конечно, сейчас далеко не самое подходящее время для разговоров, но мне именно сейчас нужно, понимаешь? Я сказать пришла.. спросить, то есть… ну, вообщем.. – уверенность в голосе Альбины таяла с каждым словом. - Сказать? Сказать – что? Она вздрогнула от звука его голоса и наконец прямо посмотрела ему в лицо. И тут же в который раз все вновь перевернулось. Ей показалось сначала, что она не узнает того Патрика, какого знала и видела всегда. И дело было вовсе не во внешней перемене, хотя она поразилась и ей. За несколько часов на его лице словно заострились скулы, под глазами пролегли тени, потрескались пересохшие губы, по углам рта обозначились жесткие горестные линии, а светлые волосы влажными спутанными прядями падали на лоб. Но все это поправимо. Альбину больше смутил взгляд Патрика. «Слушай, не ешь меня глазами!» - неужели она говорила это еще сегодня утром?! И кому говорила? Человеку, стоящему перед ней сейчас, она, наверное, не могла бы такое сказать. Или там тоже была – другая Альбина? Сейчас Патрик просто смотрел - удивленно, внимательно, ожидающе. «Хорошо, хоть без ненависти», - невесело усмехнулась про себя Альбина, вспомнив стихи по ангела и скорпиона. Он никогда не простит ее. Никогда! Она слишком больно его обидела. Разве такое прощают? Но она же не со зла! Ей было так досадно в те минуты! И так одиноко! И – что греха таить! – она так бешено приревновала Патрика к этой Марселле! «Да это ревность, господа!» - эту фразу, сказанную в адрес служанки, с полной уверенностью можно было отнести к ней самой. Но тогда она и под страхом смертной казни не призналась бы в этом! А теперь, вероятно, слишком поздно. Что сделано – то сделано. Её действительно слишком уж «занесло» в этот раз. И кому она сделала больнее? Получилось, что себе самой. - Вы что-то хотели сказать? – негромко напомнил Патрик. - Да, хотела… - мысли Альбины совсем сбились. – Я хотела… да… мы с мамой пока могли бы уехать в летний замок на озерах. Пока отец… и ты… ну, вообщем, ты понимаешь, о чем я. Маме очень тяжело. Надеюсь, ты не будешь возражать? И ничего, что я по-прежнему на «ты»? Это привычка. Но я могу и как надо, с «Высочеством», ты не думай. Просто сейчас мы одни и я… - Вы это хотели мне сказать? – наконец перебил ее Патрик, и Альбина украдкой с облегчением перевела дух. Наконец-то! Она несла эту ахинею и ничего не могла с собой поделать. - Ну да… это. - Альбина, ни с того, ни с сего Вы пришли посреди ночи, чтобы сказать про Ваш отъезд?! И что-то там еще про мой теперешний титул?! – в голосе Патрика звучали изумление и усмешка. - Что с Вами, принцесса? На Вас так подействовали события прошедшего дня? В это трудно поверить. Я не узнаю Вас. Альбина вздохнула и сказала неожиданно тихо и грустно: - Не надо, Патрик. На нас всех это подействовало. Неужели ты, правда, думаешь, что у меня совсем нет сердца? Ты уже усомнился в этом в сегодняшней записке. Но тогда было все… по-другому. И о многом я сожалею сейчас, поверь. Иначе не пришла бы к тебе сейчас. - Да, не пришла бы, - задумчиво откликнулся Патрик. Она горько подтверждающее усмехнулась, словно читая его мысли. - Ты не веришь мне. Что ж, может, ты и прав. - Чему не верю? - Тому, что я сейчас искренна с тобой. Впервые в жизни. И что мне действительно очень жаль эту девушку. И жаль, что мои родители оказались причастными к тому, что много лет назад у тебя было отнято все, что должно принадлежать тебе по праву. И я не спрашиваю, что ты думаешь об этом. Я бы попросила о прощении, но разве такое прощают? Альбина говорила решительно, торопливо, словно боясь передумать и замолчать или же, наоборот, упустить что-то важное. Широко распахнутые глаза казались огромными на бледном лице. И все это было так непохоже на вчерашнюю принцессу! - Отец сказал: сам решай, кого казнить, кого миловать. Вот и решай. А мне уже все равно. Но только я хочу, что бы ты знал: у меня есть сердце! И поэтому мне сейчас тоже очень больно, хотя ты и не веришь в это. И я… я скажу все-таки! – Альбина решительно вздернула подбородок, голос ее зазвенел. - Когда я читала принцу твои стихи… я не хотела тебе зла, я просто… ревновала тебя к этой девушке, вы так мило шептались о чем-то на галерее. И мне захотелось, чтобы ты почувствовал то же, что чувствовала я. Да, это было слишком жестоко, ведь ко всему прочему ты даже не мог мне ответить. Но в тот момент я не думала об этом. Я хотела только доказать и себе, и тебе, и принцу, всем! А ты … вдруг заговорил! Я обрадовалась, а потом испугалась. Испугалась того, что ты вдруг сказал мне и что скажешь еще. Альбина перевела дух и добавила тихо: - Я сама во всем виновата. Я слишком поздно поняла, что чувствую на самом деле. И, поверь, твой теперешний и будущий титул здесь совсем ни при чем! Не говоря ни слова, Патрик потрясённо смотрел на девушку. - Только не думай, что я прошу о чем-то или на что-то рассчитываю. Просто мне надо было сказать тебе все, прежде чем уеду отсюда. В летний замок или еще куда, теперь неважно. Я шла к тебе, чтобы спросить… но теперь и так все ясно. Но я не жалею, что пришла. Считай, что мы попрощались. Последние слова она произнесла, независимо усмехнувшись, пытаясь все же сохранить остатки гордости. Она и так сказала слишком много, а Патрик по-прежнему молчал. Значит, она поняла все правильно - она больше не нужна ему. И Патрик никогда не простит! Потому и молчит сейчас. Ну, что ж, принцесса, вы же сами хотели пусть горькую, но правду – так получите ее! Альбина стиснула зубы. Ее тщеславие, гордость, положение, титул – с детства все это слишком кружило голову в ожидании чего-то… этакого! Она с такой жадностью рассматривала в энциклопедии портрет заграничного принца, ничуть не сомневаясь, что расхождений с оригиналом нет и быть не может. Ну, неужели она могла быть такой слепой?! А теперь слишком поздно. Значит, пора уходить. Альбина отвернулась и шагнула к двери. - Ты уходишь? – спросил Патрик, неожиданно переходя на «ты». Альбина замерла. - Ухожу. Мне больше нечего сказать. И я все поняла, Патрик. - Поняла? Что? - Я не нужна тебе. Патрик подошел, посмотрел в глаза, чуть наклонив голову. Как тогда, когда впервые пел, не сводя взгляда с ее лица: «Всё забыв и перепутав, ошибайся и страдай…». И негромко сказал: - Нужна. Альбина распахнула глаза, губы дрогнули в недоверчивой улыбке. Она осторожно дотронулась до его руки. - Это правда? - Ты нужна мне. Очень! И если все, что ты говорила, так и есть на самом деле… - Это правда, Патрик! – Альбина с радостным ожиданием смотрела ему в глаза. Затем улыбнулась и ощутила на губах соленую влагу. Она и не заметила, что по щеке бежит слеза. Альбина смахнула ее ладонью. Между тем в комнате стало светлее. Патрик и Альбина подошли к окну. Далеко на востоке небо прояснилось, едва заметно озаряясь пепельно-розовым светом. Звезды мерцали тускло, словно постепенно угасая. Долгая и трудная ночь наконец шла на убыль. В сером сумраке уходящей ночи лицо Патрика казалось неестественно-бледным, прозрачная кожа под глазами отливала синевой. -Ты отдохнул бы , - сказала Альбина. – На себя не похож, испугаться можно! - Да… надо, - произнес Патрик. – День будет трудным. - У тебя теперь не только этот день трудным будет, - невесело усмехнулась принцесса. – Ничего не поделаешь. Наследство Вам досталось такое, что мало не покажется, Ваше Высочество. Или теперь как? Уже Величество? - Альбина! – Патрик поморщился. - Прости, - тут же согласилась она, мысленно прикусив язык. – Я хотела сказать, правда ведь трудно будет. - Да, знаю, - отрывисто сказал Патрик и вздохнул, - Я постараюсь… я должен! Альбина смотрела в окно. Надо было уходить. Очень хотелось спросить, как ей быть после отречения от престола короля Теодора, но она боялась услышать ответ, несмотря на то, что между ней и Патриком только что произошло объяснение. - Ну… я пойду. Помедлив, Альбина подняла руку и отвела со лба Патрика растрепанные пряди волос. Патрик взял ее запястье и поцеловал пальцы. Почему-то оба неловко и смущенно замерли. -Поспи, пожалуйста, хоть немного, - пробормотала Альбина. – А то хорош видок у Его Высочества., ничего не скажешь! Они все смотрели друг на друга, и ладонь Патрика сжимала пальцы принцессы. Он прижал руку Альбины к своей груди, где под тонкой тканью сорочки бешено колотилось сердце. Патрик наклонил голову, и Альбина тоже потянулась к нему. Губы их встретились и слились в поцелуе.