Kidnapped | Похищенное

      Майки правда пытался не проиграть монстрам под своей невероятно комфортной, мягкой кроваткой. Он был храбр: стоически сомкнув глаза и натянув одеяло чуть ли не по клюв, черепаха потянулся напоследок и был готов уснуть под приятное ощущение лёгкости в теле.       Но в комнате было темно, сна — ни в одном глазу. Цветные мушки проносились перед глазами, но открывать глаза было плохой идеей. В логове было тихо, пугающе тихо… Пульс подскочил иглами в руках: одеяло придавилось, тяжёлым холодом прилипая к лодыжке —       …кто-то полз.       Выше и выше по лодыжке. Дёрнув ногой, мальчик пытался стряхнуть противное ощущение, зажмурившись сильнее и вцепившись пальцами в край одеяла.       …это ведь не тараканы-людоеды? Лео говорил о таких — как назло голос среднего брата крутился в голове, во всех подробностях описывая зловредных насекомых. Микеланджело не смел вдохнуть, прислушиваясь, но что-то ползло по его ногам!..       Сдавленно взвизгнув, коробчатый запрыгал на кровати, в отвращении и страхе пытаясь стряхнуть с себя кого бы то ни было.       Лео, с его дурацкими страшилками! Всё это враки и ничего этого не существует —       В темноте кто-то был.       Затаившись, фигура чётко вырисовывалась во мраке.       БОЖЕЧКИ-МАКАРОШЕЧКИ, ТАМ КТО-ТО БЫЛ!       Микеланджело юркнул под одеяло быстрее, чем успел подумать, тут же очутившись в панцире и дрожа от страха. За ним не пришли, за ним не пришли людоеды, ничего этого не существует, так Донни сказал!       …Донни.       Донни!       Идея была гениальной. Уж Донни-то врать не будет, он же терпеть враньё не может!       Майки замер, пытаясь успокоить своё оголтелое сердце в своём неприступном одеяльном форте. Существуют монстры или нет, нельзя было позволить дать им возможность найти его. Но прежде — надо было включить свет.       Свет!..       Майки захныкал от досады, заколотил ногами — потихоньку, разумеется, чтобы монстры не услышали. Но свет был так далеко-о-о-о!.. Да его несколько раз успеют съесть и утащить! Но он ведь ниндзя! Ниндзя темноты не боятся! Лишь на мгновение его голова показалась на самую чуточку — монстры не успели бы среагировать, — проверяя, всё ли чисто.       Свет, прекрасный, восхитительный свет залил комнату — Майки будто молния оказался у стены, чтобы прогнать всех монстров. Всех до единого одним ударом! Мальчик буквально увидел, как чья-то тенистая лапка исчезла под кроватью — бр-р-р-р!.. Поежившись немного, коробчатый окинул комнату. Выдох с облегчением: зловещая фигура оказалась вешалкой. Но сердце всё еще колотилось, как бешенное, буквально выбивая пластрон глухим «пу-бух-пу-бух».       «Ты как в детском саду — чуть что, сразу Донни под толстовку, ме-е-е-е», дразнилки Лео не выходили из головы, заставляя Микеланджело нахмуриться с досады и покраснеть со стыда.       Неправда, Майки уже большой! Он уже сам умеет готовить пиццу! Папа сам его похвалил и сказал, что Майки уже бо́льшенький!       Противный Лео, показав язык в пустоту, Микеланджело сосредоточенно и напряжённо думал. Спать он не мог. Рисовать — альбом закончился! А новый был у папы. Не вариант.       Майки изнывал, кусая большой палец и не зная, как ему поступить. Ему хотелось уйти к Донни, ибо с Донни очень хорошо спать. Он очень мягкий, тёплый, а ещё, а ещё он хорошо читал! И голос у него такой: слушаешь, и спать охота. Никто не читает сказки лучше Донни.       «Сказки — это для малышни. Для таких, как ты» — Лео из воспоминаний показывал язык и трепал за щёку, прищипывая.       Коробчатый пыхтел от обиды. Бесючий, вонючий Лео! И вовсе Майки не струсил, и уж точно, совсем точно Майки уже не был малышнёй. Вот ещё: он вытянулся аж на два с половиной сантиметра! С половиной! Между прочим! Донни сам отметил!       Угрюмо протопав к полке, мальчик упорно искал нужную книгу. У него было много сказок, сложенных стопкой у кровати, но где же — где же — взгляд блуждал — эта огромная книжища… — ага!       Толстенная, громаднющая, почти с Майкин пластрон, тяжёлая книжка. Это была бестиварий — так, кажется, назвал её Донни.       Это был подарок Дону на рождество, любовно пробегаясь пальцами по плотной, цветастой обложке, улыбался Микеланджело. Папа откуда-то достал такую красивую и такую большую книжку, Донателло был так счастлив!       Улыбка брата грела сердце — даже танцевать хотелось.       Майки же спросил у брата разрешения, прежде чем взять, Майки был хорошим братом, в конце концов; но читать самому было не так интересно, как слушать мягкопанцирного. Да и в книжке практически не было картинок — большое разочарование, обложка была такой многообещающей! — а вернуть Бес Динарий брату так и не получилось.       Впрочем, Донни часто бывал занят, что даже и не заметил; а Майки постоянно забывал. Надо было вернуть. И это было вовсе не потому, что мальчик хотел пойти спать с Донателло сегодня! Вовсе не потому, что Донни стал реже играть с братьями, вовсе не поэтому! Вовсе не потому, что коробчатый сходил с ума и горечи каждый раз, когда Дон виновато отводил глаза и говорил «Простите ребят, мне не хочется. Мне надо побыть одному».       Папа говорил, что если старший брат так говорил, значит, не нужно его трогать. Иначе…       Хотя-я-я, Майки порой было до ужаса интересно, куда уходит Дон, когда остальные играли в логове и почему он постоянно был таким сонным и уставшим. Мягкотелый брат искал запчасти для своей «работы» (Донателло выглядел и звучал таким взрослым), а коробчатый легко выбивался из настроя: ходишь, бродишь, ищешь то, не зная что… Но Донни такое времяпровождение нравилось. Майкл же, при всей своей любви к брату, находил занятия гораздо интереснее.       Интересно, а Донни спит сейчас?       Обычно, он оживает под ночь, как же там было? «Ночная птица»?.. Полуночный жаворонок? Ай, не важно!       Решено: водрузив тяжёлую книжку под подмышку, коробчатый прислушался, аккуратно приоткрывая штору. В логове было тихо, даже телевизор не работал. Ещё раз проверив путь, Майки аккуратно выключил свет и нырнул в коридор.       В коридоре можно было не опасаться монстров: на всякий пожарный здесь всегда горел свет. Ну, на случай, если Майки встанет в туалет ночью.       Донни наверняка не спит, кивнув себе, коробчатый решительно направлялся в сторону комнаты Лео и Донни, комнаты «близнецов». Майки аж скривился: Лео кичился этим титулом, что он придумал! Будто — будто — на языке стало горько — Донни принадлежал Лео.       Потому что Лео был жадиной. Его коллекцию фигурок нельзя было трогать без разрешения — иначе начнётся такое землятрясение; даже Дон так не бесился, если Майки что-то трогал из инструментов. А это при том, что Донни терпеть беспорядок не может! Мало того: порой у Лео будто надо было спрашивать разрешения насчёт того, можно ли подойти к Донни. Красноухий брат был часто недоволен, когда Майки приходил к ним в спальню, будто он был лишним!       Потому что это была территория Лео. Его спальня. Его воды. Майки раздосадованно засопел.       Они ведь все братья, все одинаковые! Лео — воображала, вечно выкидывает что-нибудь, а Майки просто оставалось мириться с этим. Вон, Дон и Лео даже жили в одной комнате! Майки и Раф жили в отдельных.       Нечестно!       У Рафа панцирь жёсткий и шипастый, особо не развалишься, да и спать каймановый любил на животе. Но с ним было так спокойно — совсем как за каменной стеной. С другой стороны, всё было не так уж и плохо: Майки мог приходить к Донни так или иначе.       Коробчатый любил всех братьев. Кроме Лео, конечно. Хотя иногда такое тоже бывало. Когда красноухий не был вреднохвостым засранцем.       Засранец — плохое слово. Его нельзя было говорить, но никто не упоминал о том, что Майки не может так делать в голове. Засранец! Засранец Лео!       Даже на душе легчало, а на лицо ползла улыбка, когда мальчик нараспев в своей голове скандировал мысль простую и оттого прекрасную: Лео — редкостный засранец.       Тихо крадучись и улыбаясь своим мыслям, Майкл был практически у спальни Донни с Лео, и потому остановился, вслушиваясь.       — Ложись уже спать, — донеслось недовольное бормотание.       Лео, вечно недовольный Лео. Майки не удержался и изобразил брата: «Фвасет ситать в семнасе, бе-бе-бе и фак фваз неф»       — Спи, кто мешает, — наверняка ответил Донни.       Он наверное — наверняка! — читает и так по-заумному, так красиво перелистывает страницы длинными пальцами. У Дона так интересно и завораживающе получалось это делать, что Майки это гипнотизировало. Настолько, что коробчатый и сам не понимал, как Дон убеждал его читать и писать в прописях, повторять одно и тоже по столько раз.       Мягкотелый был самым настоящим книжным червём. Он обожал книги, постоянно читал, где-нибудь притихнув и спрятавшись. Донни был таким умным — он читал так, что было ощущение, что он рассказывал, а не читал; так, что дыхание захватывало, а перед глазами возникали образы, совсем как кино! — только в голове.       — Ты мешаешь, — ворчание Лео заставило скривиться.       — Единственный, кто шумит здесь — ты, Нардо.       Так тебе и надо, Лео!       Если Донни вгрызается в свою книжку, ничто его оттуда не способно вывести. Кроме Майки, конечно. В этом и было преимущество быть самым младшим.       Приглушенный скрип матраца — Лео недовольно пытался улечься.       Всё было чисто: Майки двинулся вперёд, засопев и закряхтев, сражаясь с занавеской. С тяжёлым томом под подмышкой это было не с руки — ткань мешалась и путалась, захватывая Майкла в ловушку. Запыхтев усерднее, мальчик всё же смог вырваться из противной занавески, чтобы завалиться внутрь как можно осторожнее.       — Донни? — шёпотом спросил Майки, сам не зная отчего. Старший брат перевёл на него взгляд фиолетовых глаз и отложил книгу.       Микеланджело двинулся к кровати, решительно и настойчиво, уверенно — как взрослый — будто тяжёлая книга не тянула его назад, а руки не отваливались от неудобства и веса.       — Донни спит, — буркнул Лео, чтобы потом по-лисьему улыбнуться и прикрыть лестницу панцирем и скрестить руки на пластроне. — Я за него.       — Отстань, Лео, — хмыкнув, Майки воротил клюв — он всё ещё был обижен на брата и собирался ему это продемонстрировать. — Я пришел к Донателло, — строго отозвался мальчик, смеряя красноухого брата взглядом. — Чтобы почитать на ночь, а совсем не затем, как ты мог подумать, чтобы лечь с ним спать. А знаешь почему? Потому что Донни не забияка, как ты.       Лео уязвленно, с видом вселенской оскорблённости сделал чрезмерно громкий драматичный вздох. Вся поза буквально говорила: «Да как ты мог сказать такое, Майки? Обо мне? Старине Леоне, который обожает тебя больше жизни?»       Но Микеланджело был наученным крепким орешком. Прямо-таки кремень. И он явно не был тем, кого было легко провести, так что он даже не смотрел на красноухого.       — Донни, ты почитаешь мне на ночь, пожааааалуйста? — задрав голову, жалобно попросил коробчатый, смотря на старшего брата щенячьим взглядом. Никто не мог противиться этому взгляду, и Дон тоже не мог — мягкопанцирный буркнул «Да, сейчас» и свесился с кровати, чтобы помочь Майки поднять увесистый том. — Спасибо, Донни! — легко очутившись на кровати брата, мальчик злорадно продемонстрировал язык Лео внизу.       Так тебе и надо, бука.       — А что — что с твоими сказками, Анжело? — спросил Донателло недоумённо, перенимая в руки Без Тиарий.       — Я уже вырос из сказок, — с гордостью ответил Майки, задрав клюв и положив руку на сердце. — Можешь почитать их Лео; мне они не нужны больше.       Фиолетовые глаза сосредоточенно рассматривали Майки из-под очков с толстой линзой. Снисходительная, мягкая улыбка согрела лицо старшего брата, отчего Майкл чуть не запищал от умиления. Дон улыбался редко, и каждая его улыбка была просто на вес золота! Это была такая тёплая волна — мальчик тут же бросился к старшему брату в объятия, забыв обо всем на свете.       Мягкотелый тихо хихикнул. Микеланджело, обнимая брата всем телом, намекал на то, чтобы Донни приступил к тому, что от него требовалось. Гений немного завалился назад от веса, но выключил фонарик и щёлкнул маленький переключатель у стены: светильник ожил, давая мягкий свет, чтобы им двоим было видно.       — …бестиарий? — уточнил Донателло, изогнув бровь, даже не глянув на обложку. Удивлённое выражение сменилось чем-то мягким и меланхоличным: брат осторожно, с любовью, поглаживал форзацы и улыбался. Как вздрогнул, будто что-то вспомнил, — Анжело, ты уверен, что —       — Читай. — Не терпящим ослушания голосом произнес коробчатый.       Гений не мог противиться магии младшего и очаровательного брата, коим и являлся Майки — Дон обнял его в ответ, устраиваясь поудобнее. Мягкопанцирный сам был таким милым, что Майки хотелось пищать, а ещё — эта нежная кожа, которую грех было не касаться. Чмокнув брата в щеку и уткнувшись клювом в шею, Майки смиренно ждал. Скорее томился, как рагу под глиняной крышкой.       М-м-м, вкуснятина, вот бы папа попросил Микеланджело вновь помочь на кухне. Рагу от папы — пальчики оближешь… Так, соберись, Майки!       Ты не за этим пришёл.       — …ну-у-у — эм — ладно, — пожал плечами Донателло, открывая книгу на содержании. Анжело не дал старшему брату и шанса — порой Донни был хитрой картошкой, — сразу тыкнув в понравившуюся строчку оглавления.       Башни.       Звучит неплохо для начала, чтобы потом, постепенно перейти к более мрачным разделам. Майки был готов стоически терпеть, но ночёвка с Доном у него была буквально в кармане.       Что может быть страшного в башнях? Но Донни сделал глубокий вдох, как делают все, когда не знают, с чего начать.       — Банши, она же же бэнши, — начал Дон как-то резко, с места в карьер, как Майки был готов ударить себя по лбу: это были не башни! Не башни! Вот это он влип, но деваться было некуда. Некуда, кроме как обнять Донни крепче. — … известная также как баадб, бошента, байб, бау — неоднозначный персонаж легенд и сказаний Ирландии и Шотландии. Само название «банши», наиболее употребимое и известное по всему миру, переводится как «женщина из Ши», «женщина из сидов», «женщина с холмов».       — Как Ши, Сид и холмы могут быть одним и тем же? — потираясь о шею брата, озадаченно спросил Микеланджело.       — Потерпи, сейчас узнаем, — отозвался Дон, быстро пробегая по строчкам глазами. — Ага, вот. Сид. Согласно кельтской мифологии, это потусторонний мир, который населяли туаты, прозванные в народе сидами за место своего обитания. Сиды — это что-то вроде богов, — пояснил гений в процессе. — По представлениям людей, — Дон отвёл взгляд от книги, ловя Майки в объятья и обнимая, — этот мир находился среди холмов. — Коробчатый от удовольствия захихикал и зажмурил глаза, когда Донни продолжил читать. — По поверьям, банши является представительницей сидов, однако её образ неоднозначен и трактуется различно — в зависимости от месторождения легенды. Это сказывается и на описаниях банши, её имени и даже способностях.       Так, в графствах Лимерик, Типперэри и Мэйо обычным является имя «an bean chaointe», что дословно обозначает плачущую женщину, плакальщицу. В юго-восточной части Ирландии имя банши образовано от ирландского слова badhbh, обозначающего агрессивную, страшную и опасную женщину. В средние века в Ирландии именем badhbh часто называли богинь войны, а то и вовсе — ипостасями богини Морриган, наравне с Махой, — Майки восхищённо слушал — особенно ему нравилось, как брат имитировал ирландский акцент, когда читал названия. И как он только эту мешанину из букв правильно читает? Но пока ничего страшного не было, и наверное, пора было слезать с шеи Дона. — Анжело, слезь пожалуйста, мне пластрон больно —       — Читай всё, Донни, — потребовал коробчатый, не давая брату уйти в другую степь. Донни, как и Раф, хотел защитить и укрыть Анжело от всего в этом мире. Но Дон всё же делал это гораздо, гораздо искуснее. Поэтому Майкл послушно слез, устраиваясь рядом с пластроном брата, занимая позицию поудобнее, обнял его руку. — Я уже не маленький, я ничего не боюсь. — Вот отсюда: на-и-бо-ль…       — Наибольшую популярность имеет версия, что банши — ничто иное, как призрак, дух женщин-плакальщиц, — мягкопанцирный читал ровнее, но всё же слышалась некоторая осторожность. Не слишком увлеченно, но и не слишком монотонно, очень подозрительно, будто Донателло выдерживал отчего-то нейтральную позицию. — Отсюда распространено описание банши, как старух, что крадутся среди деревьев или же являются из тумана. Их можно увидеть ночью, в виде закутанных в ветхие, похожие на саваны —       — …что такое са́ваны? — тихо спросил мальчик шепотом. — Как саванна?       — М-м, нет, — неловко отозвался Донателло. — Это как… простынь. Да! Особое одеяние, одежда.       — Люди носили простыни? — хихикнул от их глупости Майки. — Как призраки? Так не Хэллоуин ведь.       — Это просто одежда такая. Ладно… лохмотья и тряпьё; скорбящими, с закрытым лицом, или пролетающими в лунном свете, подобно ведьмам, но при этом горько плачущими. Крик этого духа печальнее всех звуков на земле. Этот крик предвещает верную смерть кому-либо из членов семьи — всякий раз, когда он слышен в ночной тишине. Крик Банши — пронзительный вопль, в котором «сливаются крик гусей, рыдания ребенка и волчий во —       Майки остолбенел, вслушиваясь: потусторонние, монстровые звуки доносились зловеще откуда-то прямиком из матраца. Сначала вой сплетался с голосом Дона, но теперь он стал отчётливее и громче. Майкл плотно зажмурился.       — УууУ́УуУУУ ~       Внутренности будто било током, невозможно было держать глаза открытыми, а сердцу приказать успокоиться — всё тело Микеланджело сходило с ума от страха и лезло обратно в панцирь, содрогаясь от мысли, кому такой заунывный вой мог принадлежать. Старая старуха — Майки зажмурился ещё крепче: беззубая, бородатая старуха с когтистыми лапами-       — БУ!       — ДОННИ! ДОННИ-ДОННИ-ДОННИЕЕЕЕ! ОНО СХВАТИЛО МЕНЯ ЗА НОГУ, ПОМОГИ!       Коробчатый истерически брыкался, пытался забраться как можно выше, как можно дальше от сморщенных, отвратительных лапищ этой древней карги, что пыталась его схватить за пятки. Хуже: вой отвращения вперемешку с плачем рвался наружу — толстые, мерзкие червяки. Если не змеи.       Господи, только не змеи! Что-то зашипело; коробчатый пытался всё плотнее и плотнее прилепиться к старшему брату, к этой гавани, что спасёт Майки.       — НЕ ЕШЬ МЕНЯЯ-ХНАХ- Х-ЙАА, — выл Микеланджело, брыкаясь и сжимая лицо Дона телом. — НЕ НАД — КХ — ДАААААААААААА!..       — Тише — Майки — тише, не плачь, — в этот хлюпающий и громкий мир ужасов мягко проник спокойный, но сдавленный голос Донателло. — Банши не существует, — Донни прижимал к себе трясущегося коробчатого. Нежный ладони поглаживали по голове, аккуратно, едва касаясь, но достаточно, чтобы мальчик ощущал прикосновение. Спокойное, размеренное, мягкое сердцебиение брата было рядом, так рядом, что хотелось закутаться в него, как в одеяло, под которым Микеланджело был бы недосягаем. Все знают, что монстры боятся одеял! — Это просто выдумка! Они нереальны, не плачь —       — А ещё они едят детей! Таких сладких маленьких детей, как ты!       Микеланджело сдавленно пискнул, всхлипнув, сжимаясь рядом с боком Донни, зажмурившись, когда его схватили, буквально вырвав. Коробчатый не успел даже взвизгнуть, как на него навалились всем телом. Жарко, нечем дышать, костлявые пальцы вырывали кожу и пытались содрать панцирь, вырвать Майки оттуда. В этой духоте коробчатый пытался пинаться, пытался вырваться, но груз, что на него наваливался, был гораздо тяжелее, будто мешок с камнями. Кричать не получилось — лишь сдавленное пыхтение, почти вой; из-за размытого зрения красное металось я перед глазами острой круговертью.       — Лео, отстань!       Голос Донни — шум — нежные руки — и больше никаких костлявых старушечьих рук, никакого зловонного дыхания ила и темной мути перед глазами. Всхлипнув, Майки жался ближе к брату, по щекам градом катились слёзы, сам мальчик вздрагивал, боясь отпустить толстовку.       — Леа ацтань, — передразнивающий голос Лео. Микеланджело всхлипнул, щуря глаза, пытаясь угомонить трясущиеся губы и волну плача, что распирала панцирь. — Ну-у-у, и чего ты плачешь, — уже мягче добавил красноухий, протягивая к Майки руки, как бы извиняясь. От обиды всё внутри горело, коробчатый лягнулся, желая, чтобы руки Леонардо просто отсохли вместе с языком. Уткнувшись в тёплый бок Донателло, коробчатый не хотел видеть другого брата. Под пальцами сквозило напряжение, но Донни был здесь, уютный и хороший, вкусно пахнущий, закрывающий от всех монстров. — Майки, ну ладно тебе! — как бы голос Леона мягко не стелил, как бы не извинялся, младший не хотел слушать и слышать. Лео опять что-нибудь сделает, а коробчатый простит, а толку?       Майки всегда так делал — оно получалось само собой: прощать, а Лео всегда его задирал. Раф говорил, что это потому, что Леон так показывает свою любовь, и на самом деле — он хороший, но Майки в этом сомневался. Думать о своих братьях в таком ключе — плохо, они ведь все семья, но всхлипывая от досады и обиды, коробчатый жмурил глаза, обхватывая гладкий и мягкий панцирь под мешковатой толстовкой, прижимаясь к нему ближе.       Лео всегда задирал. Лео не мог жить спокойно, если Майки не начинал реветь, а потом лез с извинениями, как ни в чём ни бывало. Надоело! Будто он ничего не сделал! Будто Майки не было больно и страшно! А ведь Леонардо знал, что Майклу страшно, и всегда, всегда так делал.       Лео просто его не любит! Лео вообще никого не любит, кроме себя!       Слёзы текли ручьем, и как бы Дон не пытался успокоить, как бы пытался гладить и обнимать, Майки просто было плохо.       — Майки, ну прости пожаааааалуйста! — тише попросил красноухий. — Я же не со зла! Я же хотел пошутить —       — Ты злой! — пнувшись, отозвался Микеланджело. — Пусть тебя съедят монстры! Я не хочу, чтобы у меня был такой злой брат!       — Анжело, — тихо позвал Дон, поднимая мальчика на руки. Майки юркнул в его объятья, не думая. Донни как-то дернулся.       — Я был… — начал Леон как-то неуверенно. — Я… был — плохим… б….братом, — сложив руки в молебном жесте, просил Лео. — Признаю! Но тебе нечего бояться, правда! В нашей канализации детей не едят, чесслово! В отличие от заумных картошек в очках, — Лео с участием показал язык.       — Нет! — вцепившись в старшего брата сильнее, боясь выпустить, нахмурился коробчатый злобно. — Не едят! Потому что тогда Донни съедят! — Младший вцепился в толстовку до одури, ещё немного, и ткань бы треснула от такого отчаянного нажима. Мягкотелый шатался, скрипя и пыхтя, закашлявшись. — И меня вместе с ним! Я не хочу, чтобы Донни съели!       — Анж —       Майки вздрогнул, ослабляя хватку, давая брату вдохнуть. Лео сел рядом, положив руку на плечо близнеца.       — Я спрячу его в шкафу! Никто его там не найдет! Не бойся, Донни, я защищу вас обоих! — Лео встал в геройскую позу, насколько позволяла высота. Майки с недоверием наблюдал, шмыгнув. — Ну не плачь, Майки, у тебя будет болеть голова, — приземлившись, сиял Леонардо улыбкой столь обворожительной, но коробчатый присёк себя прежде, чем улыбка поползла в ответ. Насупившись, мальчик отвернулся на попытку вытереть слёзы с его лица. — Этих мистических штук не существует даже! Да, Донни?       — Обычно я с Нардо не согласен, но это правда: банши даже не существует, — уверенно заявил Донни, вытирая с щёк коробчатого слезы, улыбнувшись. — Ибо если бы они существовали, то было бы ясно, фея она, покровительница семьи или призрак.       — Призраков не существует, — Лео выдохнул, оставляя младшего в покое — откинулся назад, удерживая вес на руках. Он пожал плечами с видом, будто всё знал и не сомневался в своей правоте. — Враки это всё.       — Но ведь мы же существуем, как ты можешь быть уверен, что и призраков не существует? — распахнув глаза, спросил Микеланджело, на всякий случай залезая под толстовку Дона.       Тут хорошо пахло, тут было тепло и уютно, а ещё панцирь Майкла был защищён, а Лео был как на ладони. Донни вздрогнул, опустив голову, и Майки улыбнулся, перейдя в атаку из укрытия — чмокнув брата в невероятно нежную кожу, Микеланджело довольно улыбался из горловины фиолетовой толстовки, прикрыв глаза.       Донни хихикнул, и Майки пришлось поменять позу, обхватив тело брата руками и ногами, как делают коалы. Вот так Майки теперь точно никто не украдёт.       Майки нравилась эта мысль. Он был совсем как коала, маленький детёныш коалы с мамой! — коробчатый своими глазами видел на Нэйшенал Джеографик. Мягкотелый приспустил замок, чтобы места хватило для двоих: когда Донни делал выдох, Майки прямо упирался в толстовку и становилось слишком тесно. Обычно Донателло носил свою любимую мягкую мешковатую толстовку, но двое, к сожалению, туда не совсем помещались. Очень жаль, потираясь о ключицы брата щекой, заключил Микеланджело.       — Ты вот видел когда-нибудь призраков? — отведя взгляд от Майки, скептично начал Лео, закатывая глаза. — Я вот нет. А нас я вижу каждый божий день. А ещё я могу слышать, обнять и даже попробовать на вкус маленьких шладких черепашков, — устрашающе произнес Леонардо, надвигаясь и выставив руки в угрожающей манере. Майки юркнул под толстовку.       — Майки, выле…зай, — попросил Донни, поправляя съехавшие очки. — Он же шутит.       — Вот и не правда! Призраки существуют! И они утащат тебя, Лео, потому что ты вредный! — жаловался младший, сжав мягкий пластрон крепче. — Донни, скажи ему!       — Но Анжело, призраков не существует: наукой это не доказано, — голос в какой-то момент стал отрешённым, задумчивым — Дон что-то искал в книге. — А вот это, кстати, интересно…       — Что там...?! — Микеланджело тут же забыл обо всём: о том, что существовали призраки, его угрожали съесть, обо всём. Это было не важно, уже не важно! Важнее было другое, другое: мальчик вновь вылез из горловины, спрятав конечности в панцире, чтобы Донни было удобнее его держать. Это искрометное, пылающее любопытство сжирало его как жажда, ослепляло, как лучи солнца. Лицо старшего брата лишь подливало масло в огонь. — Что там, что там, что там, Донни?       — Доппельгангер, — Донателло перевернул раздел, легко усмехнувшись. Хвостики его банданы дернулись. — Двойник, проявляющийся как тёмная сторона личности. Как по мне, более вероятное из всего перечня. Является антитезой ангелу-хранителю.       — А что такое антитеза?..       — Противопоставление.       — То есть, ангел-хранитель — хороший, а этот Доппи — плохой?       — Совсем как Донни, — со скучающим видом развалившись у стены, отозвался Лео. — Хотя Донни — просто скучный. Чего вы думаете, я такой зелёный. Это Донни всё.       — Мы все зелёные, Лео! Мы черепахи!       — Говорю, это всё проделки Донни.       — Отнюдь, Нардо. Доппельгангер, согласно некоторым источникам, не отбрасывает тени и не отражается в зеркале — вот тут они, конечно, с вампиров слизали, — пробормотал старший брат. — Сулит смерть герою. Многие авторы повестей о «двойниках», чтобы подчеркнуть внутреннее родство оригинала и теневой стороны, зачастую делали их близкими родственниками, как например в «Хозяине Баллантре» — родными братьями. Или… — гений усмехнулся, Майки смотрел на Донни, ожидая его победы, был уже готов выдать хитрохвостенькую улыбку, — близнецы, как в нашем случае.       — А-ГА! — вскрикнул Лео, указывая на Донателло пальцем. — Ты ПРИЗНАЛ! Признал-признал! Признал, что ты мой близнец! Попался, попался..! Тебе не отвертеться, Дональд, это было при свидетелях! — ликованию красноухого не было предела. Брат в синем готов был буквально на весь мир закричать, но в итоге пострадали лишь щеки Майкла. — Ты слышал, Майки? Эта картошка призналась!       Но Донни лишь хмыкнул. Майки наблюдал за очередным выпуском непрекращающегося шоу из своего уютного кокона, тихо хихикнув.       Какие же они всё-таки, глупые.       — Вот он, видишь, Анжело. Приглядись внимательнее, — обхватив коробчатого руками, начал Донателло, имитируя манеру речи диктора «В мире животных». — Доппельгангер. Один из характерных представителей. Абсолютно вредный и вонючка, — послышалось возмущенное «Эй!» — Он сведёт меня в могилу своими неразумными умозаключениями. Нонсенс редкого разлива. Убийственен наповал, — хихикнул Дон, вызывая улыбку Майки.       — Вот ещё, — недовольно буркнул Лео, не собираясь оставаться в долгу. — Чепуха эти все ваши мистики. Этого не — су-ще-ству-ет. — Красноухий выхватил книжку, открыв оглавление. — Вампиры? Чепуха. Кому нужно пить кровь? Она невкусная, противная и мерзкая, пахнет просто отвратительно и от неё крутит живот. Стопудов крутит. Чеснок, святая вода и осиновый кол?.. — несусветный бред. Аллергия на чеснок, — Леон загибал пальцы, жарко рассуждая, — вода могла быть отравлена, а от осинового кола умрёшь и так, не важно, осиновый он или нет. Ага, Лохнесское чудовище: просто туман, плохое зрение и мираж, или что-то подобное. Призраки? Игра воображения. Оборотни? Очень волосатые люди — я о них в телевизоре слышал. Ну и так далее и тому подобное. Я бы мог каждый пункт этой книженции в пух и прах разнести. Но мне лень, а ещё это уныло. Кому нужны эти дурацкие страшилки? Они даже не страшные!       — Это мифология, Лео. Она и не обязана быть правдивой или страшной, — пожал плечами Донателло. — Это пласт культуры, как комиксы и видеоигры. Люди всегда были охочи до выдумывания. Это как сказки, но чуть страшнее…страннее, я бы добавил. И весьма объективно, для протокола.       Руки у Донни были мягкими и нежными, и было так здорово, когда эти самые руки трепали Майки по голове. Сидеть в его объятьях, слышать такой мерный стук сердца — от Донни исходило порой такое ощущение, что — Майки даже смутился — казалось, что мама была рядом, хоть у них никогда такой не было. Майки потёрся щекой о руку, надеясь, что у Донни нет способности читать мысли. В телевизоре показывали, что у мам есть такая способность.       — Эрго, ничего страшного нет, Анжело. Это просто бесплотные фантазии. Хотя некоторые достаточно интересные и даже отдают некоторой правдоподобностью.       — Ммммммнапример? — Лео качал ногами, завалившись назад и опираясь руками о матрас. — Удиви меня.       — Ну, как я уже сказал: доппельгангер, — перенимая книгу из рук красноухого, ответил Донни. — И из всего многообразия, я думаю, самым интересным —       Он застыл на полуслове. Но Микеланджело нельзя было провести: мягкотелый всегда делал так, чтобы придумать, что ему делать. То есть, там было что-то очень интересное.       — Что там? Донни, скажи, что там! — настойчиво потребовал младший.       — Может, в другой раз —       — Нет! Ты сказал, что это всё неправда, я не боюсь! Рассказывай!       — Ай! Ладно, ладно, спокойнее, Анжело, сейчас! — мягкопанцирный открыл нужную страницу. — Ревенант — разновидность разумной нежити. Порой трактуется как дух, но чаще встречается описание восставшего мертвеца, сохранившего душу и прижизненные черты личности, — Майки обхватил Донни покрепче руками. Ну, на всякий случай. Вдруг Донни сам испугается — вон, даже обнял коробчатого. — Не нуждается в поддержании собственного тела через питание сущностями живых, как те же призраки. Существуют версии, что тело ревенанта подвергается — дыханию смерти. С другой стороны, бытует мнение, что его тело сохраняет облик прижизненного и почти не отличается.       — И чего ему в мире мертвых не сидится? — скучающе отозвался Леонардо, осматривая свои ногти.       — Ревенанты имеют веский мотив: месть. Если человек погиб ужасной смертью, особенно насильственной, и не был отмщен, то он поднимется из мёртвых, чтобы нести возмездие своим обидчикам.       — Ну, это логично. Я бы тоже поднялся, чтобы отомстить, — цокнув, пожал плечами красноухий.       — Ага, — скептично отозвался Дон, сделав характерный жест. — Кто тебя вообще трогать будет. Ты раздражающ, но не настолько; плюс, тут говорится, что ревенантом может стать лишь сильный духом и телом.       — Не понял, — наигранно оскорбившись, Нардо обернулся к Донни. — Это ты на что намекаешь, м?       Майки грустно шмыгнул. Он не хотел шмыгать — так как-то само получилось. Потому что это было так несправедливо: кто-то умер, а ведь у него были планы! У него была жизнь, а тут он просто уснул навсегда, да ещё из-за кого-то. Майки глупым не был, ему Раф рассказывал, что люди засыпают. Поэтому — Майки рыдал чуть ли не до икоты, когда папа тихо спал, без храпа. Ну, папа спал так иногда — с открытыми глазами, даже не дергаясь во сне и не издавая абсолютно никаких звуков; Микеланджело тряс его, как в последний раз, до грома кастрюлями не дошло. И всё, что получил в ответ — лишь хватание за сердце да сцеженное недовольство Сплинтера. Папа, конечно, смягчился, завидев слёзы коробчатого — со всеми работало, но ведь Майки так перепугался! Что если с папой бы что-нибудь случилось, или он заболел, или умер, или еще чего похуже! Поэтому бурчание папы по утрам, когда коробчатый приходил проверить — всё ли в порядке с семьей, не воспринимались как что-то плохое.       Майки ведь переживал.       Но всё равно было грустно.       — …Анжело? Эй, ты… чего? Ты чего такой?       — Зачем кому-то мстить,? — встретившись с фиалковым взглядом, спросил Майки, всхлипнув. — Разве нельзя решить проблему мирно?       — Ну… Не всегда можно решить проблему мирно, и… хэй, ревенанты ведь не только мстители! Да, точно! Вот, смотри: они могут подниматься, если у них остались важные дела. Из чувства долга или любви например, тоже.       — Пф-ф-ф, — фыркнул красноухий демонстративно. — И какой дурак воскреснет из-за любви? Ну и бред.       Донни немного напрягся.       — Любовь — э-это глупости, — отозвался мягкопанцирный в ответ, махнув рукой. Майки хлопал глазами: старший брат немного отполз назад от красноухого. — Уж лучше из чувства долга —       — Тшш, а то Раф придет! — шикнул Леонардо, порываясь закрыть Дону рот. — Ещё бы про героев что-нибудь сказал бы! Никогда не поверю, что тем, кому на том свете не сидится — герои, — хмыкнул Лео, озираясь по сторонам.       — Получается… я глупый? — спросил Майки.       Близнецы замерли.       — Это ещё почему? — слайдер недоверчиво изогнул бровь.       — Но я ведь люблю вас с Рафом, — отозвался коробчатый, показав руками под толстовкой необъятность своей любви, как радуга. — И папу — больше всех на свете! Ради него я бы обязательно проснулся! Я каждый день просыпаюсь, потому что у меня есть вы!       — А — эм… Это не совсем — Нардо имел в виду другую любовь! Да! Эм, ну —       — Разве это не одно и тоже? Ты же любишь кого-то. Любовь — она и в Африке любовь.       — Нееет, ты не понял, Майки, — отозвался Лео с более живым выражением. — Одно дело — когда вы семья. А есть ещё любовь, когда тебе кто-то нравится. Ну, девчонки, к примеру. Когда в груди сердце колотится, как сумасшедшее, бабочки непонятные в животе, хотя — зачем глотать бабочек? — непонятно. И там за ручки держаться хочется, глупости несусветные, короче. А ещё в губы с языком целоваться! Гадость, и только, — Лео вытащил язык и демонстративно потряс головой. — Они ж едят друг друга! Я не хочу, чтобы меня какая-то сумасшедшая ела! Да еще и заразная! Изо рта в рот получается микроб —       — Но папа говорит нам не смотреть, когда кто-то целуется! — вспыхнул Донни дрожащим, высоким голосом.       — Пфф, если одним глазком, то можно. Думаешь, он за нами смотрит? Ха-ха, да он от экрана сам не отлипает! И оно того не стоит — гадость. Они будто друг друга слопать хотят, — начав тискать щеки Майки, продолжил Лео. Микеланджело едва сдерживался, ожидая, пока брат закончит говорить. — Вот я понимаю — щёки Майки, так бы и съел! Они такие мягкие, такие хоро-о-о-ошенькие! Так бы и откусил! — коробчатый пискнул, чирикнув. — Так что помяни мое слово, братишка. Любовь бывает разная: семейная и дурацкая. Во-первых, мы, слава богу, маленькие, чтобы её испытывать, во-вторых, нам и не надо — потому что мы потрясающие такими, какими есть: в уникальном издании из нас четырёх. Не людей же нам любить, в конце-концов? Так что, мы восхитительные и вовсе не глупые. Понял?       Не то, чтобы Майки не знал, что любовь бывает разной — все сказки на этом были буквально построены, но от уточнения Лео всё стало гораздо понятнее.       — А-а-а… — протянул Майки. — А тебе кто-то нравится? — любопытство начало стегать коробчатого, заставляя выбраться из панциря и даже выбраться из-под толстовки. — Ну, ты просто так знаешь много, даже больше Донни…       Донни запыхтел, но ничего не ответил.       — Не, я эт по телеку видел, — Лео дурашливо обхватил руки в мечтательном жесте и заморгал. — О, Джульетта! Свет очей твоих —       — У Шекспира было не так!       — Ой, зануд не спрашивали, — отмахнулся Леонардо, как его лицо, обрамлённое алыми лунами, оживилось ещё больше. Красноухий нагнулся к Майки с видом величайшего заговорщика. — Хотя, Майки, ты знаешь…       — Что? — Майки даже забыл, как дышать.       — А Донни влю-ю-ю-юби-и-и-ился~       Майки ахнул и посмотрел на старшего брата, обхватив свои щёки в неверии.       — Н-не было такого! — Дон засмущался, и книга неожиданно громко хлопнула. — Н-ничего подобного, г-глупости это всё! Неправда, клевета и наглая ложь!       Майки задёргал майку Лео, в которой он спал обычно, требуя продолжения.       — Это…       — Нардо!       — Та девчонка, как же её звали… Атомная детка! — Лео усмехнулся, в очередной раз показав язык. — А Донни влюби-и-и-ился-а-а-а, а Донни —       — АТОМНАЯ ДЕТКА — САМОЕ ЛУЧШЕЕ В «ЮПИТЕРЕ ДЖИМЕ»! И Я НЕ СОБИРАЮСЬ ОТКАЗЫВАТЬСЯ! — чересчур эмоционально воскликнул Донни. — ЭТО ОФИЦИАЛЬНО!       — Вы чего шумите?       Все трое резко замерли. Майки и братья осторожно опустили глаза вниз.       — Они пришли и шумят! — буркнул Дон.       — Неправда, он сидит читает допоздна!       — Если мастер Сплинтер проснётся, вам крышка, — буркнул Раф, поднимаясь по лестнице. — Двигайтесь! Так и… в кого влюблён Донни?       — И вовсе я не влюблён —       — В Атомную детку! — с удовольствием прощебетал Микеланджело.       — Тьфу ты, — разочарованно протянул Рафаэль. — Это и так было понятно.       — У нас буквально есть её постер в комнате! — эмоционально указав на противоположную сторону, воскликнул Лео. — Расположенный так, чтобы только Донни видел её! Откуда ты его вообще достал?       — Вы не можете оценить всю прелесть Атомной детки, всю изящность её интеллекта и боевых способностей! Облаченная в пурпур и ультрамарин, она что гравитационный коллапс сверхмассивного тела —       — Что-то на ботанском, — скучающе закатил глаза красноухий.       — А что вы тут делали-то? — поинтересовался Раф, усадив Микеланджело в ромбик, образованный двумя его ногами.       — Анжело принес бестиарий, чтобы я… прочитал ему на ночь.       — Бестиарий? — Раф тут же пронзила взглядом красноухого, который уже пытался спрятаться за своим близнецом. Затрещина от старшего из братьев быстро настигла свою жертву. — Я тебе что говорил о том, чтобы ты перестал Майки дразнить?       — Да я даже не —       — Я тебя слопаю, — строго произнес Раф, насупившись. — Если такое выкинешь ещё раз. Иди теперь за сказками.       — Ну Рааааф!       — Не Рафкай тут мне! — старший брат неумолим. — И бутеры захвати! На всех!       — Это эксплуатация детского труда! Читал Дон, а как расхлёбывать — так мне! — недовольно бурча, Лео повиновался и начал спускаться вниз. Раф заговорчески подмигнул.       — А пошлите форт сделаем? — предложил Раф, смотря на Донни. — Пока Лео ходит, как раз успеем. Ты что думаешь, Майкл? — Раф обхватил в ладони щеки Микеланджело, чтобы уткнуться лоб.       — Мы будем спать все вместе? — замерцал Майки, смотря то на Донателло, то на Рафаэля.       — А то. Ты у нас уже большой, — заговорчески ответил Дон. — И почти ниндзя. Сможешь забрать подушку из своей комнаты, чтобы папа не услышал?       — Конечно! — с решительностью отозвался коробчатый. — Я мигом!       — И чтобы Лео тоже не услышал, — Раф оглянулся назад, наблюдая за тем, как Майки легко и ловко забрался на плечо старшего брата, чтобы по шипастому карапаксу сползти вниз, как по горке, а потом скатиться с хвоста и спрыгнуть на пол.       Майки старался бежать так быстро и бесшумно, как мог. Замер прямо перед своей комнатой, юркнув за ящик: бормоча что-то под нос, Лео направлялся на кухню.       Дождавшись, пока брат скроется, коробчатый набрался мужества и ворвался прямо во мрак, как настоящий ниндзя, даже не включив света, схватил свою подушку и рванул обратно. Тихо крадучись, Майки успел прийти раньше Лео — Дон и Раф свалили одеяла вниз вместе с матрацами и теперь устраивали форт.       — Он такой… такой красивый, — восхитился Майкл.       — Давай сюда подушку, — протянул руку Раф, тут же пристраивая ее, так ладно и красиво, чтобы потом Дон накинул огромное одеяло.       — Вауууу, — протянул Майки, тут же нырнув внутрь. — Тут так здорово!       — Этот форт построен по всем заветам Леонардо да Винчи, — самодовольно поправив очки, с гордостью заявил Донателло.       — Мои заветы фигни не скажут, — отозвалось с той стороны форта. Красноухий дожевал бутерброд, а потом пролез внутрь, ставя тарелку с бутербродами посреди.       — Во-первых, это легендарный изобретатель, Леонардо да Винчи…       Майки отвлекся, когда Раф демонстративно хлопнул сказками перед Доном, заставив его вздрогнуть.       — На ваш выбор. Читайте, пожалуйста, — попросил Раф, забирая свой бутерброд с тарелки и протянув оставшийся на тарелке — Микеланджело.       — Ладно, ладно. Давным-давно…       — Давайте бестиарий! Я правда не боюсь!       — Но Майки, бестиарий —       — Мне бояться нечего, — решительно смотря на старших братьев, отозвался мальчик. — Потому что мы тут, все рядом.       Старшие братья в унисон заумилялись.       Майки счастливо улыбался, объединяя братьев в объятии. Ему нравилось, когда все дружили и не ругались; Дону передали тяжёлый том, чтобы он, как самый настоящий сказочник улыбнулся и начал.       — Жила-была одна семья рыбаков на побережье. Дети выросли, а младший сын остался с родителями, как в одно из плаваний он встретил русалку…

***

      Пальцы скользили по обложке. Плотная, с золотистыми буквами — немного поцарапанным от времени, на благородно-красном, минималистическом фоне. Оторвать подушечки пальцев сейчас было преступлением и кощунством, а ещё — невероятно болезненно. Будто он зажившие швы сдирал.       Братья всегда любили друг друга. Маленький Майки просто не осознавал всего, но сейчас это было ясно — чётко и понятно. Братья никогда не давали коробчатому повода усомниться в их любви, как и они — в его собственной, которой было очень много.       Младший сидел на полу, с мягкой тряпочкой для пыли на коленях и рассматривал тяжёлую, красивую книгу на своих руках с таким трепетом, с каким рассматривают потерянное сокровище.       Он знал эту книгу наизусть. Видел перед глазами так отчётливо и точно эту двойную надпись на форзаце: «От Санты на Рождество с наилучшими пожеланиями» и скептичная переписка снизу «Любимому сыну (самому) от papá». Не нужно было раскрывать обложки, чтобы знать это.       Не нужно было листать дальше, чтобы помнить содержание. Удивительно, но Майкл помнил, помнил от и до. И его пальцы листали; этакая игра на проверку памяти — отгадает ли правильно? Правильно ли вспомнит?       Да, в разделе «банши» виднелся стикер с рисунком бравой воительницы в шлеме с пышными ярко-алыми кудрявыми волосами и копьём в руке поверх иллюстрации с ветхой женщиной.       Рисунок, сделанный для того, чтобы Майки не испугался. Даже не самим коробчатым, но менее красивым от этого детский схематичный скетч не становился — пальцы, дрожа коснулись в попытке прочувствовать ощущение кожей. В книге, как в тайнике, можно было ощутить прикосновение и запах прошлого.       Бедн-вара (Майки не терял надежды и всё же оставлял пару яблок на всякий случай в левой ветке), вампиры, гамаюны и гарпии (да, эти изображения полуженщин-птиц всегда Майки нравились, что и говорить, иллюстрации в книге, когда они всё же были, были на уровне), гули… доппельгангер (Майки так и не смог пересилить себя и стереть каллиграфическое «Нардо» оттуда).       Лео вовсе не злой, улыбнулся коробчатый. Он просто по-своему показывал своё внимание и привязанность. В конце-концов, он изменился, и в лучшую сторону — чем Майкл, разумеется, гордился.       На ревенанте не было никаких иллюстраций изначально, но коробчатому позволили нарисовать пару сердец там. Потому что ревенанты не только мстят, они любят кого-то, вот и всё. Эта мысль маленькому Майки нравилась, она успокаивала.       Любовь, дружба, жвачка. Лучше чем месть, война и убийство.       Микеланджело хмыкнул.       — Вот ты где, — донеслось сверху. Раф, улыбка скользнула на лицо.       — Прости, отвлёкся, — Майки захлопнул книгу, поднимаясь из своей турецкой позы, чтобы поставить книгу на полку. — Я почти закончил. Помощь нужна?       — Ух ты, — удивился каймановый, кивнув на обложку. Младший отдал книгу без вопросов. — Я думал, она потерялась или её крысы… кхм, годами её не видел, да.       — Нет, — Майкл старался улыбаться, как обычно, но ностальгия не собиралась отпускать его так легко.       — Хах, — старший брат тоже улыбался, как и Майки — пытаясь не выказать виду. — Как сейчас помню, как тебе нравились истории про русалок.       Это была книжка-раскраска со сказкой Андерсена. Майки тоже держал её рядом.       — Ты её так обожал в детстве, — будто с облегчением отозвался Раф. — Буквально до дыр затирал! Я думал, у Лео тик начнется, — он глухо рассмеялся, припоминая.       — Ну подумаешь, увлёкся немножко… — буркнул Микеланджело.       — Мы даже на поверхность гоняли, чтобы кассету достать с этим мультиком. Я не знаю, где Лео отрыл столько мелочи, но мы на всякий случай ещё пару фонтанов обчистили, — большая рука потрепала по голове. От улыбки Рафаэля хотелось плакать.       Потому что это был подарок перед его, Микеланджело, днём рождения. Кассета с немного потрёпанной обложкой, на которой была красивая девочка-русалочка с алыми волосами. Наверное, поэтому у баадб тоже были красные волосы. Такие насыщенные, с винным переливом. Может, чуть потемнее, чем у Ариэль.       Но коробчатый помнил этот шок, сменяющийся цунами восторга. Кассета, альбом и пара кисточек, перевязанных худо-бедно лентой.       Юноша неосознанно глянул на коробку со своим сокровищами — та кассета и те кисточки лежали там. Кассета размагнитилась от такого количества повторений, а кисти заметно похудели — «белка» линяет быстро.       Но Майкл никогда бы не выкинул свои сокровища. Они были дороги его сердцу, они были частью его самого — как он мог их выкинуть?       — Я не виноват, что «В мире морском» такая прилипчивая! — насупился парень как ни в чём не бывало. Мелодия тут же пронзила его, заставляя кивать в такт. — Заметь что в соседнем море —       — Всегда голубей вода, — отстукнул здоровяк по пластрону в такт, наигрывая.       — Грустишь о земном просторе, но всё это — Раф! Она ж теперь на целый день! — пихая старшего брата в плечо, отозвался Микеланджело. — Ты порой даже хуже, чем Лео!       Рафаэль довольно рассмеялся, на душе — как камень свалился.       — Это будто вчера было, — выдохнул каймановый, смотря на книгу в своих руках. Его взгляд погрустнел на одно мгновение — Майки понимал. — Столько времени уже прошло. И ты вымахал! — взгляд переключился быстро, будто Рафу был нужен повод переключиться, чтобы не смотреть на книгу.       — Мне пятнадцать, прикинь? — с неверием отозвался Майкл. — Офигеть, люди столько не живут!       — До сих пор привыкнуть не можешь? — хмыкнул беззлобно старший. — А прикинь мне каково.       — Да ты вообще ископаемое! Небось, динозавров видел своими глазами!       — Если б видел, — хохотнул Раф, щурясь, поставив книгу на полку. — Главное, Эйприл так не ляпни.       Пальцы сами собой сжали тряпочку, будто им было больно.       — Ну разумеется, — взгляд скользнул на книжную полку, такую уравновешенную, такую красивую вновь. Коробчатый и сам не понял, как вскарабкался на карапакс старшего брата, чтобы его обнять.       — Ну-у-у, не кисни, — по лодыжкам с заботой пробегались светло-зелеными большими пальцами. Майки обнял огромную голову брата, прижимаясь так близко, как мог, чтобы выпустить эмоции, которые начинали его полоскать. — Если закончил, можем что-нибудь сготовить — — Сладкое! — воскликнул Микеланджело. — Скоро же Эйприл придёт, да? — Да вроде должна, уроки скоро закончатся. — Майки болтнул ногами в радостном предвкушении. — Ты чёт горячий малость, не заболел?       — Да не, всё норм. Убирался всё-таки.       — Ну ты мне смотри, ещё не хватало, чтобы ты заболел, — отозвался старший. — О, а яблок не хочешь? Как раз свежих купил. Красных, как ты любишь.       — Это всегда можно, — хмыкнул юноша, напоминая себе обновить заначку с яблоками на всякий случай.       Красный — цвет хороший. Потому что у банши были винно-красные волосы — символ мужества и храбрости, как бандана у Рафа. Потому что у Ариэль были красные волосы. А ещё, у Эйприл — у Эйприл тоже были красивые винные волосы.