Мама

Дикий. Этот мир, этот сын. Корабли едва сели в круговерти метели, сияние бесконечных снежных полей слепило глаза — планета не желала отдавать своё избранное дитя. И вновь Императрице оставалось лишь ждать, но теперь уже в окружении фенрисийцев, с почтительным любопытством рассматривающих богоподобную деву. Иногда они перебрасывались короткими фразами, будто решали, доверять ли ей. За резными дверями, увешанными щитами и пергаментами с древними сказаниями, шло состязание Отца и сына, одиночество которых хранили чудовищные громовые волки. Услав чересчур проницательную для человека Киру, женщина тревожно взглянула на запертые для неё створки, из-за которых доносились звуки борьбы и громоподобный смех. Неожиданно один из фенрисийцев, ожидавших Волчьего короля — так они называли её сына — поднялся со своего места, подошёл к ней и протянул рог, богато украшенный искусной резьбой, сказав несколько слов на грубом, рычащем наречии этого мира: — Прими этот рог, госпожа, и отринь свои печали. Императрица с вежливой улыбкой взяла рог и осторожно пригубила. Хмельной напиток огненным штормом пронёсся по горлу, принося с собой приятную истому. Выпив всё до дна, Императрица улыбнулась чуть свободнее и позволила фенрисийцу усадить себя возле ярко пылающего очага. Рекой полились старинные висы и напиток, который они назвали «мьод». Она смотрела на них и видела всё больше различий между чопорной и ослепительной жизнью высших слоёв Империума и этим очарованием первозданной дикости. Удивительное сочетание: люди Фенриса свирепы и суровы, родной мир ожесточает их, но притом они гостеприимны и радушны к тем, кого уважают, и сколько же души вложено в их песни. Императрица пила и слушала старого воина, полностью седого, с лицом, изрезанным шрамами, и кожей, потемневшей и выдубленной ледяным ветром. Пальцы его с неожиданной ловкостью перебирали струны примитивной арфы, а пел он о великом герое, в одиночку сразившем могучее чудовище ледяных морей — Кракена. О Лемане Руссе. Имперский летописец нашел бы много возвышенных слов, чтобы описать подобный подвиг, но все это показалось бы плоским и пресным в сравнении с повествованием скальда. Этот человек вряд ли уже мог сражаться, но казалось, он всё видел своими глазами. А мелодичный напев в сочетании с крепчайшей выпивкой, которую Императрице не забывали подливать, переносил слушателей на корабль посреди бурлящих вод. И всё же не так-то просто было напоить до беспамятства женщину, подобную Императору. Она наслаждалась и песней, и моментом, но в то же время размышляла. Её сын очаровал её с первого взгляда, а песни о нем лишь усиливали впечатление. Такой живой, такой свободный. Сколько в нем отваги, воли… и дикости. Он словно волк, не созданный для того, чтобы сидеть в клетке или лежать у ног хозяина. И всё же он до конца будет верен своему отцу, она знала это. Вот только как Император обойдётся с этой верностью? Ответа она не знала, а потому тревога поселилась в сердце матери. *** Она почувствовала Его приближение задолго до того, как услышала шаги, ставшие будто бы тяжелее, ведь что-то или кто-то ослабили непоколебимый самоконтроль Императора, и отрывки его мыслей донеслись до разума Его супруги: кулачный бой, в полную силу и вместе с тем без злобы, а затем стук, с которым сталкиваются наполненные мьодом кружки, смех и веселье, которому два воина отдаются так же всецело, как сражению. Женщина плавно встала с мягких шкур, на которые чуть сомлевшую от жара очагов и хмеля мьода уложила её верная Кира, и шагнула к скрипнувшей двери. Его глаза. Божественный ясный взор стал чуть живее, человечнее. — Когда я смогу увидеть Лемана? — с надеждой спросила она. Его губы дрогнули, едва заметно изобразив тень улыбки. — Нескоро. Перед внутренним взглядом Императрицы на мгновение предстал Русс, растянувшийся на длинной лавке, укрытый шкурой. Мьод, который мог теперь плескаться у него вместо крови, всё же взял верх над совершенной генетикой. Смех Императрицы прозвучал словно нежные серебряные колокольчики. — Сегодня хорошая ночь, — проговорил Он, выходя на открытый балкон. В непроглядной мгле, сотканной из тысяч оттенков кобальтового и глубокого пурпурного, изредка вспыхивали яркие полосы полярного сияния, отражающегося в ледяных торосах. Падающие снежинки медленно и величаво, будто в танце, опускались на землю, укрывая её свежим покровом. Где-то вдалеке завели свою песнь волки. — Здесь хорошо, — согласилась она, вставая рядом с супругом, — Это место, люди — они живые по-настоящему, не как на Терре. Они видят, чувствуют мир по-другому, так, как мы не чувствуем уже давно. Это слышно в их песнях, видно в их облике. И Леман перенял всё это и приумножил в себе. Люди говорят, что он — больший фенрисиец, чем они сами. Снег оставлял влажные, прохладные поцелуи на обнажённой коже, но небожители не чувствовали холода. — У Русса преданное сердце. Я знаю, что он один из немногих, кто никогда не падёт. А потому, ты знаешь, какую роль я ему отдам. Палач, — последнее слово вырвалось с облачком пара и замёрзло в ночном воздухе. Она коснулась его руки, беспокойно взглянув в очистившиеся глаза. — Палач? Но почему не Восьмой? Разве это не его призвание? Несколько мгновений Император молчал, вглядываясь в ночь. — Мы ещё не знаем Восьмого. Но я уже вижу, что Леман подойдёт лучше прочих. — Подойдёт для убийства собственных братьев? — она говорила тихо и мягко, и лишь на миг в её голосе вспыхнула искорка возмущения. — Да. Он сделает это. Он станет сильнее, мудрее, человечнее, — так странно ей было слышать это слово из уст Императора, — Это защитит его от сил Хаоса и будет приносить ему страдания всю жизнь. Чтобы Волк видел в предназначении своё проклятие. Потому что так и есть на самом деле. Женщина вздрогнула от ужаса. — Что-то не так? — спросил Он. — Да, — потерянно ответила она, — Врата изменили тебя. Они лишили тебя слабости чувств, а потому ты в силах совершить единственно верный выбор любой ценой. Ты вершишь судьбу галактики, а для этого нужно чем-то пожертвовать. Но им нужен отец. Они все будут искать твоего одобрения, понимания, любви. Император мягко коснулся волос супруги, в которых запутались звёздочки снежинок. — Ты дашь им её за нас обоих.