Мама

После Нуцерии Императрице следовало исполнить клятву и отправиться обратно к Серебряному флоту. С тяжёлым сердцем она покидала супруга и найденного сына. Но известия от капитана Арториаса о нестабильной ситуации на фронте и рапорт Киры о том, что Леон устроил грызню с Руссом за право прикончить Второго лично, напоминали ей о долге. Война затягивалась. С возвращением Императрицы в системы, охваченные пожаром конфликтов, вернулось и единство в командный штаб. Искусно лавируя между амбициями Леона и прямолинейностью Русса, пользуясь поддержкой немногословного, но убедительного Мортариона, мать приумножила эффективность полководцев, а участвуя в многочисленных операциях вместе с Избавителями, внесла значительный вклад в продвижение армии. Одно лишь присутствие серебряной воительницы заставляло солдат воспрять в казалось бы самых безнадёжных боях. Но, освещавшая путь другим, сама она была одинока. Только угрюмый Мортарион и изредка Русс порой беседовали с матерью. Известие, пришедшее с Терры, и вовсе превратило её стремление избавить человечество от угрозы Рангды в мрачную решимость покончить с походом как можно быстрее, чтобы поскорее сорваться туда, где требовалась её помощь. *** Он явился к ней лично, отчего она сразу же заподозрила худшее. «Это касается Двенадцатого. Импланты, которые ему вживили на Нуцерии, исследовали представитель Адептус Механикус Вел-Кередар и главный апотекарий легиона Гахлан Сурлак. Они обнаружили, что этот археотех модифицирует эмоциональные реакции в мозгу Двенадцатого, модулируя систему выработки трансмиттеров и, как следствие, — гормональную систему. Импланты усиливают ярость и агрессию, ускоряют психомоторные реакции и выводят когнитивные функции на новый уровень, стимулируя в первую очередь нейромышечную передачу». Вся эта научная мишура скрывала один прозрачный факт: «Они его убивают…» — ошарашенно прошептала она. «Именно, — бесстрастно подтвердил Император. — Поэтому его переправили на Терру, где я и Лэнд повторно исследовали этот механизм. Мы выяснили, что он перенастроил способность Двенадцатого получать удовольствие от любых чувств, кроме гнева. Всё остальное или полностью подавляется, или изменяется так, чтобы причинять невыносимую боль. Это мешает высшим функциям мозга Двенадцатого. Весьма хитроумное устройство, учитывая его примитивность». «Ты можешь избавить его от этого?”- она с трудом сдерживала гнев и в то же время понимала, что не сможет добиться хоть какой-нибудь человечности от супруга. «Оказалось также, что отдельные области мозга были хирургически удалены, и Гвозди Мясника, как их называют в Двенадцатом, взяли на себя функции этих участков. Именно поэтому извлечь имплантат, не убив Двенадцатого, невозможно физически. То, что он до сих пор жив — свидетельство лишь невероятной выносливости проекта. Я посчитал, ты должна знать правду. Что скажешь?» На несколько минут она замерла, словно каменное изваяние, и лишь дрожащие кончики пальцев выдавали бушующие внутри эмоции. Собравшись с силами, она глухо произнесла: «Я знаю, что ты не позволишь мне покинуть Серебряный флот до окончания кампании. Позволь мне привлечь сыновей, чтобы они помогли ему». «Они должны вести свои экспедиции». «Тогда Ангрон просто уничтожит свой легион. Превратит его в орду безумных берсерков, не знающих меры в жажде крови. Они утопят в крови каждый мир, по которому пройдут, а потом, когда врагов не останется, обратятся против Империума». «Легион так или иначе будет сражаться». «Я делаю это не ради легиона! — холодное сияние плеснуло из глаз разъярённой матери. — Если примархи для тебя оружие, то для меня они — сыновья. Кровь от крови моей». «Он хотел убить тебя», «И я позволила бы», — она не лгала. С минуту они молча сверлили друг друга взглядами. В конце концов Он уступил. «Ищи того, кто отзовётся на твой призыв». *** Большинство братьев уже слышали об инциденте на Нуцерии, а потому их встреча с Ангроном могла закончиться трагедией, но один всё же решился. Его звали Лоргар Аврелиан. Он сам связался с матерью, узнав о ситуации с Ангроном. Задуманный умиротворять целые миры силой не оружия, но слова, Лоргар направился к ней, чтобы узнать подробности, которые не доверили астропатическому хору. С первых же минут встречи он удивил её: не своим ораторским мастерством, которое не подвергалось сомнению, а простым вопросом: — Ты в порядке? Почти никто из сыновей не справлялся о состоянии матери, принимая её любовь и заботу как должное. Этот простой вопрос застал её врасплох, как и осторожное покровительственное прикосновение к плечу. Она так непохожа на Отца, хотя и по Его рассказам была равной Ему. Если Император был воплощением Единого Бога, то для неё Лоргар не знал определения. Она улыбнулась, криво из-за шрама, почти болезненно, и ответ нашёлся сам собой. Мученица. — Так заметно? — дёрнула плечом она, отстраняясь. — Если знать, на что смотреть. Ангрону не помочь, и ты знаешь это. — Я всё равно позабочусь о нём. — Это напрасный труд. — Не для меня. Не если это вы. — Ты веришь, и это даёт тебе силы. В этом мы похожи. И тобой, и мной движет вера, а она творит чудеса. Неожиданно мать нахмурилась. Она была наслышана о религиозности примарха Несущих Слово от Магнуса, который был с Отцом на Колхиде. — Нет, Лоргар. Твоя вера неправильна. Она ослабляет тебя, ведь в ней ты ищешь опору и оправдание собственным поступкам. Вера проповедует не прогресс, к которому стремится Человечество, объединяясь под властью разума и логики. Вера учит, будто каждый в мире живёт ради Бога-Императора, — её внутренне передёрнуло от неправильности этого слова. — Почему ты назвал Отца богом и пренебрёг Его словами об обратном? — Кто как не истинное божество будет так упорно утверждать, что им не является? И дело Несущих Слово сплотить всех верующих в Него и не позволить даже мельчайшим крупицам ереси тлеть в сердцах планет, приведённых нами к Согласию не кровью, но волей Его, проводниками коей мы и являемся. — Его? А не твоё ли слово несёт легион во все уголки галактики? Имперская истина — светская, а не религиозная доктрина. — Всё это и многое другое не раз повторяли мне. Но религия есть апофеоз самовыражения любого человека, а значит — высшее благо. Объединив человечество единой верой в Бога-Императора, мы подарим ему Истину. — А ты не догадываешься, почему мой супруг, — теперь передёрнуло уже Лоргара: это смертные могут заключать брачные союзы, но не Бог, — повелел искоренять любое верование? Аврелиан подался вперёд. В его глазах вспыхнуло пламя варпа. Императрица лишь усилием воли не позволила себе отшатнуться — впервые так явно она видела знак того, что Четвёрка взяла одного из её сыновей под своё крыло. — Религия — это брешь в материальной реальности. Она делает тебя уязвимым для воздействия иных сил, — она осеклась, вспоминая запрет Императора. «Они не могут этого понять, ибо вопросы осмысления души как внутренней сущности не были дарованы им. Я мог бы дать им ответы на все вопросы, но они лишь сбили бы их с толку. Они созданы для того, чтобы командовать в материальном мире, который они понимают полностью. Варп же от них ускользает. Желая постичь и его, они бы тянулись к познанию, и пали один за другим. Примархи устойчивы к опасностям тьмы, но никто из них не защищён полностью. Только одному из них хватит смелости сопротивляться шепоту Тёмных Богов в самом начале. И … ему сообщат» Неожиданно запищал вокс в броне Императрицы. Капитан Арториас призывал свою Госпожу. — Ты отправишься к своему брату Ангрону. Того, кого ты обожествляешь, он ненавидит. Усмири его ненависть. *** Во всей Галактике трудно отыскать большие противоположности, чем Ангрон и Лоргар. Где один проливал реки крови, второй действовал словом. Теперь им предстояло столкнуться. Первым тревожным для Лоргара знаком стала встреча с первым капитаном Псов Войны, которые теперь, в подражание Пожирателям Городов, назывались Пожирателями Миров. Они были сломлены. Их собственный отец презирал их и, более того, — он оказался единственным примархом, который не сумел покорить свой родной мир. Ибрам Грир весьма скупо описал состояние примарха, но посоветовал поговорить с бывшими рабами Нуцерии, многие из которых прошли инициацию и стали пусть и несовершенными, но Астартес. Узнав, что Лоргар — посланник Разбивающей Оковы, они рассказали ему о припадках безумия, в которых Ангрон словно дикий зверь рвал собственных легионеров, при этом не трогая своих боевых товарищей. Только благодаря действиям бывших гладиаторов, изменения не коснулись структуры легиона. Аврелиан наблюдал и видел, что Астартес тянулись к своему генетическому отцу, хотя при встрече с ним им приходилось тянуться только к пилотопору. Действовать следовало осторожно, но немедленно. *** Он нашёл брата в бойцовых ямах, сосредоточенно затачивающим топор. Ангрон казался всецело поглощённым этим занятием, его лицо подёргивалось под воздействием Гвоздей. То, что он не сорвался с места сразу же, как только Лоргар ступил на арену, было следствием воздействия гремучей смеси ингибиторов и наркотиков, которыми он пичкал себя, чтобы хоть немного загасить бушующее пламя ненависти ко всему живому. — Десять, — глухо прорычал он. — Здравствуй, брат, — Лоргар без опаски подошёл ближе, всем своим видом демонстрируя миролюбивые намерения. — Девять, — прозвучало в ответ вместе с негромким «вжик» точильного камня по лезвию топора. Лоргар на миг задумался. Похоже, брат собирался применить своё грозное оружие после того, как закончит отсчёт. Не сказать, чтобы Аврелиан ждал именно этого — но чего-то в таком духе. Значит, придется быть настолько лаконичным, насколько это возможно. — Твои легионеры в том же положении, что и ты, — он заговорил быстрее и эмоциональнее. — Запертые с тем, кто убивает их, и не в праве уйти. — Восемь, — отозвался Ангрон. — Твои братья признали их. Они сражались не меньше вас, они повергали безумцев и тиранов. И они хотят стать такими, как ты. Так научи их, а не отвергай! — Семь. Лоргар сам же отметил, что, возможно, увлёкся. Как знать, какие именно выводы Ангрон сделал из его слов. Но по крайней мере, он немного слабее излучал ярость и желание убивать. Теперь сыну Колхиды предстояла гораздо более трудная задача. — А Отец… — Шесть! — гаркнул Ангрон раньше времени. — Он желает изменить всю Галактику, — продолжил Лоргар. — Скажи, обошлось ли твоё собственное восстание без сторонних жертв. Или ты вовсе не считал их? — Пять, — голос Ангрона сделался глуше, но не понять, задумался он в самом деле, или изменился ритм чудовищного импланта в его голове. — Жертвы неизбежны, но цели Императора благи, и нам всем должно поверить в это. Он строит мир, где не станет рабов и господ. Мир, где одни не будут умирать на потеху другим. — Четыре. Лоргар глубоко вздохнул. Времени оставалось всё меньше. Терпение брата оказалось невероятно редкой драгоценностью, и сейчас оно стремительно иссякало. — Ты ничего не изменишь, убивая собственных сыновей. Так ты лишь уподобляешься собственным воззрениям о Нём, которые суть неверны и превратны. — Три, — стальные зубы Ангрона окрасились выступившей кровью, когда он оскалился. — Прими же то, что уготовано тебе, — Лоргар протянул к нему руки в просящем жесте. — И тогда Отец тебя услышит! Прими своих сыновей, и они не разочаруют тебя! Они верны тебе даже сейчас! — Два, — Ангрон отложил точильный камень и взвесил топор в могучей руке. — Разве много ты встречал любви и преданности, чтобы теперь отвергать её? — Один. Ангрон поднялся на ноги и теперь смотрел на Лоргара сверху вниз, нависая над ним, словно разгневанное божество войны. Тот не отступил. — Прими и мою дружбу и помощь, брат, — он заставил себя улыбнуться, и золотые символы на его коже исказились, будто бы меняя очертания. — Ибо она искренняя. Вместо ответа последовал тяжелый удар обухом топора, от которого у Лоргара потемнело в глазах. Он упал на песок, во рту тут же появился железистый привкус крови. — Я подумаю над этим, — с трудом, немного неразборчиво пророкотал Ангрон. Не убить брата явно стоило ему усилий. — А теперь убирайся. — Как скажешь, брат. Лоргар тяжело поднялся на ноги и, не оборачиваясь, пошел прочь из бойцовской ямы. Он получил вовсе не тот результат, на который уповал, но все же это можно назвать победой. — Твой Император — тиран, правящий галактикой, и ему нужен результат, а не размышления о том, какой ценой он даётся, — раздалось вдогонку уходящему Аврелиану. Он на мгновение замер, будто от удара, но сейчас ничего не сказал. Если этот зверь понимает лишь язык силы, то дипломатичный оратор с Колхиды сменит слова дружбы на булаву и кое-что ещё. *** На следующую встречу Лоргар вновь пришёл безоружным и вновь не сумел остановить отсчёт. Через три встречи к Аврелиану уже было обращено лезвие топора, который столкнулся с Иллюминарумом. Сопротивление привело Ангрона в безумный восторг. В исступлении он наносил Лоргару чудовищные удары, окропляя песок бойцовой ямы кровью примарха. Гладиатор привычно и легко кружился по арене, растягивая синтезированное Гвоздями удовольствие от мучений жертвы, а вот Иллюминарум всё тяжелее взлетал для очередного удара. Некоторые раны на теле Лоргара уже не затягивались, но попросить пощады значило лишиться призрачного уважения Ангрона, которое тот начал испытывать к стойкости брата. Ещё одно столкновение, и булава вылетела из рук Несущего Слово. В исступлении гладиатор с безумным рёвом отбросил топор и набросился на безоружного противника. Чудовищной силы удары обрушились на Лоргара, который был неспособен противостоять брату в бою, но у него имелось одно преимущество. Когда стальные руки Ангрона сомкнулись на горле Аврелиана, тот успел прохрипеть несколько слов. По лицу гладиатора пробежала судорога, а мёртвая хватка разжалась. Этот голос…слова… они позволили ему ощутить ту свободу, которой он никогда не знал. Нет синтетического дурмана препаратов, визжания Гвоздей. Ангрон отпрянул, настороженно глядя на брата. — Как? — выдохнул он, хватаясь за голову. Гвозди… их было почти не слышно. Он полностью владел собой, осознавал свои действия и мог ощущать что-то кроме бесконечной ярости, и это не причиняло ему боль. Он мог задуматься над несправедливостью к брату, желавшему помочь, к легиону, который был готов на всё, чтобы отец принял их. Но это прекрасное чувство… оно уже ускользало. — Нет! Верни его! Я хочу ещё, — однажды вкусив свободы, он ужасался клетке, в которую его собственный разум заключали Гвозди. В бессильной злобе он тряс Лоргара, перемежая удары и угрозы с мольбой о помощи. Аврелиан улыбнулся: — Я был призван помочь тебе, но ты не должен мне сопротивляться. Прими то, что было тебе даровано. Ангрон остановился. Ему стало легче, мысли прояснились, и это ощущение оказалось настолько восхитительным, что он не мог от него отказаться. И всё же, кем был его так называемый брат? Настоящим благодетелем, желающим умалить его страдания, или хитрым манипулятором? Не сумев сломить Красного Ангела силой или словами, Император через Лоргара вздумал подкупить его. Тиранам не чужды грязные методы, это Ангрон знал прекрасно. Впрочем, даже если и так, он тоже поступит разумно. Не откажется от силы, что ему предлагают, но использует её по своему усмотрению. — Ты умеешь убедить, — криво, но почти одобрительно улыбнулся он. — Посмотрим, чего стоят эти мои «сыновья». Как и «братья».