Мама

Война затягивалась: рангданцам было нечего терять, а Леон готов был ради победы даже забросать противника трупами. Императрица и Мортарион в очередной раз высказались против тактики Эль’Джонсона, Русс занял позицию нейтралитета, сосредоточившись на поисках Второго, который, зная о преследовании, затаился. Готовился штурм сердца оружейного мира. Цитадель Ан Глеанна была одной из самых неприступных крепостей. Её острые шпили возвышались над скалой, словно металлические зубы. Лучи утреннего солнца отражались от поверхности стен, воздух дрожал на границах энергетических полей, а с самовосстанавливающихся бастионов дождём сыпались потоки железной стружки. Зато все внешние подступы к крепости в результате трёхмесячных усилий Тёмных Ангелов и боевых машин Механикус обратились в сплошные развалины. Могущественные титаны каждый день бомбардировали стены бесчисленными снарядами огромной разрушительной силы и мощными энергетическими лучами. Результатом обстрелов стало медленное отступление воинов Рангды к бастиону. Сама Ан Глеанна представляла собой острый пик, вонзившийся в скальную породу чёрного горного хребта. Первоначально подходы к крепости охранялись множеством редутов и заграждений, но при подготовке к штурму Цитадели Легио Мортис истратил неимоверное количество снарядов, чтобы сровнять их с землей и превратить в груды дымящихся обломков. После месяца непрерывного обстрела стены крепости всё же не выдержали, и в их сияющей ленте образовалась брешь длиной около трёхсот метров. До падения бастиона оставалось совсем немного, но рангданцы были полны решимости сражаться до конца, и Императрица понимала, что большинству воинов, которые ринутся в пролом, грозит гибель, а потому она привела все Крылья в боевую готовность, несмотря на то, что Леон включил в план большую часть Гвардии Смерти, Бледных Кочевников и несколько рот Белых Шрамов, и всё равно был недоволен недостаточным количеством сил. Она следила за подготовкой к жестокой схватке глазами одного из библиариев. Поначалу тот сопротивлялся, но, почувствовав, кто хочет разделить его мысли, не стал препятствовать вторжению. Сотни Астартес находились на стартовой палубе, и все они уже распределились вокруг штурмкатеров. Последние приготовления уже были закончены, двигатели пронзительно завывали, а могучие и массивные космодесантники в последний раз проверяли оружие. Леон лично возглавлял ударный отряд, который должен был первый ворваться в пролом. Наконец прозвучали сигналы, и корабли стартовали к поверхности. С началом штурма брешь затянуло густой пеленой дыма — это Бледные Кочевники, назначенные расчистить путь и связать противника боем, устремились к пролому на прыжковых ранцах. Вдоль всей стены ещё огрызались чудом уцелевшие орудия нападавших, и библиарию, наблюдавшему за атакой, закономерно казалось, что ни один воин не уцелеет в огненном аду. Космодесантники карабкались вверх и вперед, стреляя на ходу, и рёв болтеров сливался с грохотом артиллерии, которая продолжала бить до тех пор, пока штурмовая группа не вошла в пролом. Астартес сметали любое сопротивление, заливая землю кровью врага, но рангданцам все же удавалось сохранить порядок при отступлении. Праведная ярость гнала Тёмных Ангелов вперёд, на отвоёванных позициях намертво закреплялась Гвардия Смерти, а фланги прикрывали Бледные Кочевники. Леон ликовал, охотничий азарт захлестнул его сознание, понукая загнать и поскорее прикончить добычу. Битва постепенно превращалась в резню: рангданцы предпочли оставить сражение рабам, которых в припадке немыслимого бешенства выкашивали Астартес, не замечавшие начавшихся перемен. Библиарий Гвардии Смерти забеспокоился: странное гнетущее чувство охватывало его сознание, передаваясь и Императрице. Вскоре и остальные псайкеры ощутили, что утрачивают контроль над эмоциями, а это могло означать только одно. В бой вступили парии. Оснащённые новой техникой, они смели сопротивление Бледных Кочевников и взяли в клещи штурмовую группу. Ненависть будто усиливала их ошеломляющую пустотную ауру, и теперь те, кто раньше назывался Вторым Легионом, ворвались в смятённые ряды бывших братьев. Их вёл лично примарх. Он долго уговаривал генералов Рангды позволить париям принять участие в сражении в крепости. Связь с библиарием разорвалась. — Крылья Либераторус, приготовиться к десанту! — приказала Она по воксу и устремилась к стартовой площадке, надеясь, что не опоздает. *** Леон Эль‘Джонсон. Леон «Сын Леса». Пройдя кровавый отбор в чащах Калибана, он стал высшим хищником и теперь, кажется, нашёл жертву по себе. — Второй! — зычно воззвал он, перекрывая шум боя. — Предатель! Я вызываю тебя на бой! Второй только этого и ждал. Конечно же, рыцарь Калибана не мог отказаться от такой добычи. И вот он вышел вперед, салютуя огромным двуручным мечом. Если бы Второй мог видеть его психическую ауру, то уловил бы кипящий гнев и всепоглощающее ощущение собственной правоты, но ему подобное не требовалось. Вечно оставаясь в тени, он прекрасно изучил характеры своих братьев. Подняв кеттенморгенштерн в ответном приветствии, Второй шагнул навстречу. Он знал, что уступает Леону в мастерстве фехтования, но ему и не нужно было непременно выиграть этот бой. Достаточно отвлечь внимание и потянуть время, пока резервы рангданцев нанесут свой удар по противнику, который уже предвкушал победу и потому потерял бдительность. Леон атаковал первым, обрушивая на врага широкие, размашистые удары, каждый из которых мог бы рассечь надвое космодесантника в силовом доспехе. Второй отступал, блокируя и уворачиваясь. Он берёг силы для долгого боя и неотрывно следил за каждым движением Льва, выискивая слабые места в его тактике. Поначалу казалось, будто исход поединка предрешён. Леон ударил наискосок, затем перевёл удар в колющий, простым, но действенным приёмом обходя защиту противника. Силовой клинок прошил наплечник Второго, повредив сервоприводы и глубоко вонзившись в плоть. Пария едва успел отскочить, но и здесь прогадал: Леон устремился за ним, снова атаковал, не оставляя возможности для ответного выпада. Окутанное энергетическим сиянием лезвие пело, рассекая воздух, с шипением и грохотом сталкивалось с полем кеттенморгенштерна, чтобы снова взмыть для смертоносного удара. Следующая пропущенная атака обернулась для Второго подрубленным бедром — рана не серьезная, но изрядно сковывающая движения. Но в этот раз ему всё же повезло больше. Он с размаху опустил кеттенморгенштерн на шею противника, вложив в удар всю силу и вес. Леон пошатнулся, потерял равновесие и едва не рухнул в груду обломков под ногами. Победа была близка. И всё же не зря Эль’Джонсона называли одним из лучших воинов Империума. Он устоял на ногах и резко метнулся вперед, уперев ладонь в навершие меча. Удар пришелся точно в грудь Второму, лезвие снова легко пробило доспех и грудную клетку, и наконец кончик клинка показался из спины. Этот выпад убил бы человека или рангданца, а космодесантник не смог бы продолжить бой. Но все же физиология божественного сына Императора куда совершеннее. У Второго было повреждено сердце, и силовое поле клинка беспощадно плавило плоть, но это ещё не означало конец. Левой рукой Второй ухватился за рукоять пронзившего его оружия, не позволяя Леону его вырвать. Кеттенморгенштерн много короче, и там, где бойцу с двуручным мечом потребуется разорвать дистанцию, он идеален. Размахнувшись, Второй ударил Леона в висок, затем прокрутил оружие в руке и впечатал массивное навершие в ту же точку. Он бил и бил, пока не раскололись сперва шлем, а затем и кости Леона. Кровь хлынула из его глаз и ушей, теперь он уже едва держался, не выпуская собственный меч. — Ты проиграл, — прохрипел Второй. — Проиграл тому, кого презирал всегда. Запомни этот миг, мой бывший брат. Леон то ли хотел выругаться, то ли призвать на подмогу своих воинов, но не сделал ни того, ни другого. Он осекся, так и не издав ни звука. Его лицо, искаженное болью, отражало теперь и беспокойство, а возможно, даже страх. Он слышал звуки боя за своей спиной: стрельбу, лязг оружия, отрывистые команды застигнутых врасплох Темных Ангелов. Ошеломлённый поражением и сгустившейся нуль-аурой парии, Леон медленно разжал пальцы на рукояти меча. Он с трудом видел, как Второй с мучительным криком вытащил лезвие из груди и взвесил его в ладони. Обезглавить брата его же мечом было заманчивой идеей. *** Внезапно затрещала связь, призывавшая к немедленному отступлению в связи с появлением Избавителей. Серебряные воины косой прошлись по рядам рангданцев, прорываясь к окружённым, и вела их величественная богиня войны, проливавшая реки крови ксеносов. Не остановило Либераторус и сопротивление бывших братьев, среди которых становилось всё меньше парий. Соблазн поскорее добить ненавистного Льва Калибана был велик, но Второй решительно переключил канал связи, отдавая чёткие распоряжения к отступлению. Жизни его воинов куда важнее, чем этот выродок, который теперь пялился в пустоту, истекая кровью. Скорее, скорее! Она пришла. Не могла не прийти. Либераторус сцепились с его стражами. У парий не было шансов противостоять серебряным воинам, но это не мешало им отчаянно сопротивляться. Сыновья выиграли ему немного времени, чтобы покончить с Леоном. Второй занёс меч над головой коленопреклонённого рыцаря Калибана, но его остановил резкий как удар хлыста окрик: — Не смей! Перед ним стояла не добрая милосердная мать, а разъярённая воительница с расплавленным серебром вместо глаз, на дне которых плескалась чудовищная боль. — Почему ты выбрала его? — горько спросил пария, глядя на неё. — Опусти меч, — прорычала она, прокручивая в руке типовой двуручник. — Я убью его. Я убью каждого, кто посмеет презирать нас за то, кто мы есть. Каждого, кто посмеет считать нас бездушным оружием! Ваш Империум слеп и высокомерен в своей ненависти ко всему, что не соответствует его рамкам. Вы отвергаете правду, если она сказана представителями других цивилизаций, накладываете запрет на их технологии, которые могут помочь миллионам, и убиваете тех, кто пытается открыть вам глаза. Аура парии причиняла ей боль, но она шагнула ближе. — Уходи. Пока не поздно, — Либераторус будут молчать, а Леон слишком пострадал в бою. — Нет. Тебе придётся убить меня. — Ты всё ещё мой сын, — прошептала она, склонив голову. Второй внезапно пнул безвольного Леона, отталкивая от себя, и взял его меч наизготовку. — Нет. Теперь я твой враг! — крикнул он, стремительно сокращая дистанцию. От первых двух колющих ударов, воительница увернулась, остальные приняла на меч. Погребальный звон стали прорезал шум битвы. Небожители кружились в смертельном танце, сталкиваясь и расходясь. Раненый примарх не выдерживал сумасшедшего темпа, который задала мать, и, на доли секунды связав мечи, в отчаянии вонзил ей спрятанный кинжал между сочленений доспеха. Оттолкнув от себя тяжело вздохнувшую женщину, Второй бросился в стремительную атаку используя оба оружия. Резкий рубящий удар сверху вниз, который он наспех принял на лезвие, швырнул его на колени. Она дала ему сделать несколько рваных вдохов. Кинжал обиженно клацнул о её доспех, пытаясь добраться до бедра. Второй вскочил на ноги, не желая останавливаться. Зелёные глаза, наполненные жаждой крови, смотрели поверх лезвия. Не осталось ничего от сдержанного и разумного примарха. По лицу Императрицы напротив ничего нельзя было прочесть. Изменился лишь стиль боя: если раньше она позволяла сыну выплёскивать на себя ярость, чтобы вернуть равновесие, то теперь лишь безжалостно наступала, словно автоматон. Несмотря на все финты и манёвры, Второй теперь был вынужден пятиться под градом ударов чудовищной силы. Чужой меч предал его и вылетел из ослабевшей руки, а лезвие оружия матери уперлось в горло. Примарх замер, сжимая бесполезный на такой дистанции кинжал. Словно дикий зверь, пойманный в ловушку, он продолжал скалиться и готовился атаковать, как только ослабнет контроль. Время будто остановилось вокруг них, и даже рёв двигателей «Грозовой птицы», присланной со «Стрелы Артемиды» для эвакуации отряда, не разрушал иллюзию. Императрица не видела как Первое крыло, сопровождавшее её, оперативно погрузилось на прибывший корабль, а команда апотекариев забрала бессознательного Леона. Она смотрела на Второго. — Диармайд, — произнесла она, осторожно опуская меч. Это… имя, которого у него никогда не было. Как последнее «прости». Как только лезвие опустилось к земле, Второй сорвался с места, целясь кинжалом в горло матери, но та опередила измотанного примарха, заламывая его кисть так, что он сам наткнулся на остриё. Отчаянный крик боли сменился бульканьем крови. Императрица выдернула кинжал из горла Второго и ушла к кораблю, забрав меч Леона. Ей было невыносимо больно оборачиваться. *** Едва она вернулась на корабль, Кира сообщила о том, что на «Стрелу Артемиды» прибыл Леман Русс. Помня об истинной роли Волчьего короля в замыслах супруга, Императрица насторожилась, но отказываться от встречи не стала. Она нашла сына в своих покоях, задумчиво созерцающего необъятные просторы космоса. Массивная фигура в доспехах, выделяющаяся на фоне мрака за иллюминаторами, излучала уверенность и спокойствие хищника в своём логове, но как только фенрисиец услышал шаги матери, то неуловимо подобрался. — Как Леон? — низким рычащим голосом спросил он. — Апотекарии работают не покладая рук, и вскоре им потребуется моя помощь, а потому расскажи, что привело тебя сюда, — о собственных ранах как физических, так и душевных она тактично промолчала. Русс повернулся к ней, пронзая испытующим ледяным взглядом. — Что произошло? — Тёмные Ангелы попали в ловушку, устроенную рангданцами, а Либераторус пришли им на помощь. — Значит рангданцы и подрали Эль‘Джонсона? — спросил он, щурясь. — Мне счесть это допросом? — нахмурилась Императрица. — Ты можешь считать что угодно, но я должен отыскать и уничтожить предателя, с которым ты столкнулась. — Я упустила его, потому что сочла безопасность Леона приоритетной, — её ранил тон сына и тема беседы, но, наученная двором Терры, она старалась сдерживаться. — Ты его не упустила, ты его отпустила, — поправил Леман. — Он всё ещё мой сын, как и Леон, как и ты сам, и я не позволю вам убивать друг друга. — Он предатель, — отрезал Русс. — У предателя нет ни отца, ни матери. Он сам от тебя отказался. — Нет, — она резко мотнула головой, словно пыталась перечеркнуть сказанное. — Все намного сложнее, чем ты думаешь. Ты заклеймил Диармайда предателем и не хочешь разбираться в причинах, но я не собираюсь его бросать. — Диармайда? — фенрисиец скривился. — Не припомню, чтобы у него было имя. — Всякий человек его заслуживает. — Предатель ничего не заслуживает, кроме смерти! — Русс оскалился, словно настоящий волк. — Ты должна была покарать выродка, а не награждать его именем. Либо это мог бы сделать я, — это уже была неприкрытая угроза, на которую последовал немедленный ответ. Теперь уже Императрица сбросила маску спокойствия: глаза заволокло серебром, а сама женщина сделала шаг назад, выразительно положив руку на рукоять меча. — Не стой между волчицей и её волчонком, Русс! — пророкотала она. — Мне ведом приказ Императора, касающийся Диармайда. Но был бы ты так уверен в нём, если бы Император указал тебе на Магнуса. Мать внимательно следила за тем, чтобы никто из её сыновей не ведал одиночества в её отсутствие. Некоторые братья сходились сами, других же приходилось направлять, но все они научились дорожить своей семьёй. — Приказ… — задумчиво протянул Русс, а затем взглянул на мать уже будто другими глазами. — Он приказывает, я убиваю. Второй предал и заслуживает лишь смерти, потому что так правильно, но почему я внемлю твоим словам о кровных узах? И ей вспомнился давний разговор на заснеженном балконе: «Волк должен видеть в предназначении своё проклятие…» Теперь она видела, что бранью Леман пытался скрыть смятение: никогда на Фенрисе не нарушались священные узы крови, а теперь от него требуют голову брата. Нет, она не допустит бессмысленного, как всякая жестокость убийства. В этом ей может помочь маленький человечек, о котором было так легко забыть. *** Она слишком устала: участвовавшая в проекте «Примарх», она на протяжении всей операции консультировала апотекариев, а затем, некоторое время просидев с ещё бессознательным сыном, связалась с «Неоспоримым доводом», чтобы реорганизовать временно обезглавленных Тёмных Ангелов. Ситуация складывалась скверная: в том штурме пострадала элита легиона, а саму крепость нужно было взять в кратчайшие сроки, чтобы окончательно закрепить превосходство в системе и получить доступ к оружейням мира. У Императрицы был план, который она собиралась привести в исполнение, но он же мог стоить ей жизни. Корона Кадавр, созданная Железными людьми, позволяла возвращать к жизни любую технику, превращая её в чудовищных марионеток, повинующихся импульсам неизученной энергии. Но даже могущественный разум Вечной с трудом выдерживал даже недолгий контакт с археотехом. Лишь однажды Императрица использовала Корону Кадавр, а после с позволения супруга оставила её на «Стреле Артемиды». Теперь пришло время надеть её вновь. Оружие в хранилищах и уже павшая техника могли обратиться против врага. — Арториас, довольно изображать статую стража, — слегка раздражённо бросила она. — Не хотел вас беспокоить, — прогудел рыцарь, а потом, подумав, добавил мягче. — Как вы? — Жить буду, — скупо ответила она, не глядя на приблизившегося капитана. В отличие от чопорных кустодиев, единственной целью которых была защита Императора, Либераторус были воспитаны с обнажёнными сердцами. Они занимались не только лишь войной, но и философией, искусством, политикой, адаптируясь к мирной жизни в будущем. — Каковы будут дальнейшие приказы? Императрица наконец взглянула на своего рыцаря. Мрачную маску сменило искреннее беспокойство. Порой за его спиной перешёптывались, будто капитан Фернви служит ей вовсе не потому, что дал клятвы. — Я использую Корону Кадавр, — глухо проронила она. Арториас вздрогнул, вспоминая уничтожение Громовых воинов. Тогда Император приказал ей надеть жуткое устройство, теперь же она хотела сделать это сама. — Госпожа, в прошлый раз Корона вас едва не убила, — осторожно напомнил Фернви. — Я учла предыдущий опыт. Этого больше не повторится, — поджала губы женщина. — Это поможет нам выиграть одну битву, но если вы погибнете, вся кампания будет поставлена под угрозу, — беспокойство Арториаса становилось все более заметным. — Нет, — она задумчиво поворачивала в руках чуждый артефакт, словно разглядывала его впервые и изучала каждую деталь. — Так мы переломим ход войны на этом участке фронта. Я смогу носить корону достаточно долго. — Госпожа… — ошеломленно прошептал капитан. — Вы не оставите себе шанса. — Моя жизнь принадлежит человечеству, — холодно отрезала она, отворачиваясь от рыцаря, будто желая отгородиться от него, чтобы не позволить переступить эту странную, зыбкую грань дозволенного. Императрица поднесла корону ближе к лицу, её совершенные черты отразились на чёрном отполированном металле, за миллионы лет не тронутом коррозией. — А как же ваши сыновья? — незаметно для Неё, Арториас сжал кулаки. — Император не позаботится о них, и вы это знаете. Только вы можете предупредить их от ошибок, чтобы никто больше не повторил судьбу Второго, — он осёкся, — Диармайда. Фернви был прекрасным лидером. Безупречен в бою, в стратегии — во всем, что требовалось от первого капитана Либераторус. Он мыслил трезво, оценивал холодно, без предвзятости. Эти навыки много раз спасали ему жизнь. Но вне боя они становились малополезными. Смертные за глаза называли бездушным, а братья по оружию — и в лицо, чаще в шутку. Однако мало кто знал, что за толстыми слоями керамита и костей прячется пламенная душа, жаждущая освободиться, в ярости прокричать: «Я живой!». Только прекрасная Госпожа умела вывести капитана на эмоции, помогая хоть на некоторое время избавиться от груза тысячелетий на плечах. Они сражались плечом к плечу уже много веков, и хотя Арториас до конца не смог постичь разум Вечной, но он безошибочно угадывал её чувства, и теперь знал, что она сомневается. Теперь ему приходилось прибегать к манипуляциям, чтобы уберечь её от опрометчивого шага. Мало кто мог бы ударить в уязвимую точку столь точно и столь болезненно, но Избавители прекрасно умели находить слабые места в обороне противника. И это работало не только в бою. Императрица застыла на несколько мгновений, затем медленно опустила корону, положив её себе на колени. — Рано или поздно они должны научиться справляться без меня. — Этот момент еще не настал! — выпалил Арториас более резко, чем следовало бы. Удар действительно достиг цели. Она снова смотрела на него, бесконечно далёкая и божественно совершенная. — Леон, Феррус Манус, Ангрон, Лоргар, Кёрз — все они нуждаются в вас. Как и другие. Как и те, кто ещё не найден. — Я позаботилась о каждом, — в её голосе теперь звучало куда меньше уверенности. — Разумеется, госпожа, — ответил капитан уже мягче, но на самом деле он не собирался отступать. — Но ваш труд ещё не окончен. Примархам всё ещё нужна мать, а человечеству Императрица. Вы всегда сражались за людей, которые нуждались в вашей защите, но… — Довольно, Арториас! — резко оборвала его Императрица. Она никогда не боялась за себя, но не могла избавиться от тревоги за других, и Фернви умело воспользовался этим. Это раздражало. Подобное поведение от давнего друга нельзя считать предательством, но трудно не назвать подлостью. Одного её жеста хватало, чтобы заставить его замереть словно статуя, но теперь ситуация требовала нарушения субординации. Капитан почтительно опустился на одно колено, приложив руку к груди. — Но теперь она нужна вам самой. Прикажите, и я клянусь, что вы больше никогда не увидите войны, — опасная, невозможная клятва, исходящая из самого сердца капитана. Это должен сказать другой. Тот, в чьей власти это сделать, в чьей власти она сама. Но сказал рыцарь. — И как же ты собрался исполнить такую клятву? — она смотрела скептически, хотя отчаянный жест и самоотверженность Арториаса тронули её душу. В действительности он не знал ответа. Пока не знал. Но если решения не видно в данный момент, это еще не значит, что задача невыполнима. — Так же, как мы выигрывали многие другие битвы, — отозвался он. — Кровью и сталью, разумом и отвагой. Она снова промолчала, раздумывая. За свою верность Арториас заслуживал награды, а не отторжения, но ей придется поступить с ним жестоко. Она не станет платить за победу, которую может взять сама, жизнями своих рыцарей, которых помнит по именам. Довольно крови было пролито на этой грязной войне. — Я ценю твое рвение и преданность, — проронила она. — Но у нас все еще нет иного выхода. А теперь оставь меня, Арториас. Я сообщу, когда ты снова мне понадобишься. — Как пожелаете, госпожа, — капитан поклонился. Фернви направился к выходу, и она видела, как изменилась его походка, словно он нёс на своих плечах огромную тяжесть. Его было жаль. Но всё же груз страхов, опасений и вины — не слишком высокая плата за жизнь. Капитан Избавителей тоже не заслуживал смерти в этой войне. *** Злой ветер пустоши бросал ей в глаза горсти острой пыли. На покинутом поле битвы осталась лишь поверженная техника, похожая на обглоданные скелеты древних чудовищ. На горизонте догорал зловеще-алый закат, словно языки пламени, лижущий стены неприступной Цитадели, которая теперь должна была уничтожить себя изнутри. В последний раз откалибровав технику, Кира кивнула Госпоже. На хрупкую девушку была возложена титаническая задача: в нужный момент запустить процесс отключения Короны. Сереброволосая, быть может, в последний раз бросила взгляд на заходящее солнце и начала процесс соединения. Корона Кадавр не предназначалась для живой плоти, а потому пришлось пожертвовать частью мощности, чтобы оптимизировать интеграцию при помощи множества игл и электродов, которые теперь один за другим погружались в мозг женщины. От шлема спускалась цепь штифтов, которые соединялись с позвоночником. Чтобы провести такую процедуру в одиночку, требовалась невероятная сила воли. Она не издала ни звука, когда медицинская сталь прогрызалась сквозь мягкие ткани, а на электродах вспыхивали искорки. Когда археотех наконец слился с живой плотью, небожительница открыла глаза. Её тело растворилось в многочисленных импульсах, она была одновременно тысячетонным титаном и боевым сервитором, танком и «Грозовой птицей». *** Среди ночи Цитадель ослепла и оглохла безо всякой причины, а сигнал боевой тревоги заменили низкочастотные звуки, входившие в резонанс с органами людей и ксеносов и вызывавшими инсульт или разрыв аорты. С трудом вернув порядок, рангданцы наконец увидели, что происходило за стенами Цитадели. Земля дрожала, стонала и шла волнами. Из чёрных воронок взрывов, как из могил, восставали чудовищные кадавры: человекоподобные создания из обломков металла, вооружённые брошенным оружием, броненосцы, слепленные друг с другов в огромное ядро, ощерившееся пушками, громада сиамских близнецов-титанов, шагавшая прямо на Цидатель. В воздухе надсадно завывали покорёженные истребители, которые брали на таран крепостные орудия, всё же открывшие ответную стрельбу по механическим монстрам. Куски металла и электроники, повинуясь неведомой силе, ползли навстречу друг другу, заново сплетаясь во что-то противоестественное. На ходу обрастая адамантиевой чешуёй, кабели, словно исполинские змеи, извивались в темноте, шипя статикой. Уничтоженная техника восстала вновь и, не обращая внимания на орудия, шла на последний штурм. Теперь их не направляла воля слабых людей, только машинный импульс. Падая, они вновь собирались из обломков и продолжали неукротимое наступление. Рёв двигателей, скрежет металла и оглушительный визг раздирал на части ночную тишину. Во мраке вспыхивали огненные цветы взрывов. Они набросились на Цитадель, словно стая оголодавших хищников, разрывая стены и их защитников. Импульсы короны распространялись словно чума, и вот уже рангданская техника обращалась против своих хозяев. Истребители самовольно пикировали вниз, поливая землю ураганным огнём. Орудия не слушались команд и превращали коридоры крепости в ад, заполненный дымом и кровью. Цитадель отрезала себя от флота и теперь пожирала себя изнутри. Некоторые пытались бежать, но корабли, даже если и отрывались от поверхности планеты, то лишь затем, чтобы рухнуть на землю. — Цель достигнута, — холодно сообщила аппаратура. Сухая статистика отражала девяносто семь процентов потерь личного состава со стороны противника. Кире нужно было спешить. Тонкие пальцы забегали по клавиатурам и сенсорным панелям, запуская процесс отключения короны, заключавшийся в перемене источника питания с Императрицы на целую систему когитаторов, которые всё равно не могли сравниться по аналитической силе с разумом Вечной, а потому перегорали за считанные минуты, тогда как небожительница провела в Короне семнадцать часов. Системы непрерывно сигнализировали об ошибках, но дело продвигалось. Кира отсоединила сначала цепь вдоль позвоночника, а затем постепенно извлекла электроды из черепа, оставляя кровоточащие стигматы. Девушка с трудом сдерживала дрожь в руках: какова же была сила археотеха, что он сотворил подобное с её Госпожой. Небожительница едва держалась на ногах: судорога сковала мышцы, жестокая боль въелась в кости, выламывая всё тело. Даже простая мысль была мучительна. Раны, оставленные настоящим орудием пытки, по чьей-то безумной шутке названным короной, горели огнём, а в венах пульсировали остатки разрядов. Могущественный разум бился в агонии, собирая себя по рассыпавшимся ржавчиной останкам техники. Сейчас ей требовался отдых. Кира мысленно пыталась составить аргументы для стазиса, но понимала, что это бессмысленная затея. Жизнь Императрицы всегда принадлежала другим. *** Прошло много дней, прежде чем Императрица пришла в себя, но отдача Короны всё ещё причиняла ей боль, которая не позволяла вернуться на поля сражений. Она потянулась за стаканом воды, стоявшим у изголовья, но не успела поднести его к губам, как её пальцы — затем ладонь, предплечье, плечо — свело судорогой. Словно мощнейший разряд тока промчался через всю руку, выжигая способность ощущать, и раскалённой иглой ударил в висок. Небожительница сдавленно вскрикнула. Стакан разбился вдребезги. От бессилия и боли женщина позволила себе пару слов из лексикона скаутов. — Миледи? Вездесущий Арториас, разрывавшийся между полем битвы и лазаретом, нёс караул у дверей, коря себя за то, что не смог отговорить свою Госпожу от использования археотеха. Сейчас в его голосе сквозило беспокойство и тревога. Стиснув зубы, женщина пробормотала в ответ что-то невразумительное, баюкая пострадавшую конечность. Судя по всему, этого оказалось достаточно. Дверь приоткрылась, и Арториас вошёл в каюту. Первый капитан Либераторус всегда стоял за спиной своей Госпожи в бою, но теперь не знал, как помочь, а потому решил довериться чутью и бережно взял сведённую руку. Она опасалась нового приступа боли, но его прикосновение оказалось удивительно лёгким для того, чьи ладони способны дробить черепа. Сейчас пальцы первого капитана осторожно растирали её мышцы. — Почему вы не послушали меня? — спросил он. — Я не могла иначе, — выдохнула она, сжимая и разжимая подрагивающие пальцы. — Крепость была захвачена без потерь с нашей стороны, а это главное. Сейчас мне больно, но всё… — она запнулась — руку пронзила короткая вспышка боли. На секунду слова застряли в горле, но она всё же продолжила, — … всё под контролем. Скоро я снова буду сражаться. Просто нужно немного времени. Рыцарь поднял на неё взгляд и едва не отпрянул, а затем, полный решимости вновь наплевать на устав, коснулся её лица. — Это, по-вашему, под контролем? Вам стоит вернуться на Терру. В ответ она лишь покачала головой. Ей было прекрасно известно, что видел первый капитан: серебристая радужка теперь превратилась в тонкую полоску между аномально расширенным зрачком и затопленным кровью из полопавшихся сосудов белком. Под ласковыми прикосновениями она позволила себе прикрыть глаза. — Я знаю, что не смогу убедить вас не использовать Корону Кадавр или ещё что-то столь же смертоносное, — негромко сказал он. — Но я прошу… не убивайте себя ещё быстрее. Когда Императрица вновь открыла глаза, стигматы и вылезшие вены никуда не исчезли. Но боль стихла. Небожительница криво улыбнулась. — Я учту. Они оба знают, что она лжёт: ничего она не учтёт и по-прежнему будет пытаться спрятать под своими крыльями всех. Ему остаётся лишь стоять за её плечом и быть готовым ко всему.