Мама

При захвате цитадели Ан Глеанна погибли многие высокопоставленные генералы Рангды, а также все войска, которые спустились на поверхность, чтобы захлопнуть ловушку для сил Империума. После ещё нескольких триумфальных побед на других фронтах Вторая Рангданская война вошла в завершающую стадию. Объединённые силы девяти легионов стремительным контрнаступлением гнали врага прочь от границ. Ценой двадцати лет непрерывных боёв, которые унесли миллиарды жизней, опустошили около девятнадцати систем, Человечество вынудило рангданцев отступить. На место войны теперь пришёл мир: началось восстановление миров, оказавшихся под гнётом врага. Окончательная победа означала, что Рангда исчезнет навсегда, и даже память о ней будет вымарана из истории. Последствия оказались столь страшными, что ветеранов Второй Рангданской войны заставили поклясться молчать об истинном масштабе удара, который был нанесён Империуму. *** Первый легион, потрёпанный и долгое время скованный изнуряющими битвами, теперь восстанавливал силы, предъявляя права на освобождённые миры. Серебряный флот возвращался в состав армады Великого Крестового Похода. Леон собирался отправиться к Императору вместе с матерью, чтобы лично отчитаться о результатах кампании, чем вызвал её удивление. — Не лучше ли тебе остаться вместе с легионом и проследить за его восстановлением? Она знала, что не уговорит его. Сколько было долгих разговоров после сражений, когда она проводила на «Неоспоримом доводе» больше времени, чем на собственном флагмане. Леон Эль’Джонсон желал славы и признания, он хотел сражаться в авангарде. Он и его легион, который стоял у истоков воинства Астартес, выиграли бессчётное множество кампаний и заслуживали чествования. Но недостойным было то лицемерие, с которым они отрицали своё тщеславие, которое практически уничтожило Тёмных Ангелов до воссоединения с примархом и продолжало подтачивать души воинов изнутри. Гордость и долг гнали их в бой, а вовсе не преданность благу Империума в целом. В начале кампании Она надеялась, что клятвы возьмут верх, и Леон, сражаясь плечом к плечу с кровными братьями, сможет перенять у них что-то, но предательство Диармайда нарушило её планы. — Нет уж, я должен лично сообщить Императору о своих результатах, а также поведать Ему истину о предательстве Второго. — Тебе недостаточно моего слова? — спросила она, скрестив руки на груди. Леон презрительно фыркнул: — Нет, недостаточно. Сколько раз ты вставала на сторону предателя и закрывала глаза на смерти в том числе и твоих обожаемых Либераторус? Русс презирал брата за его проступок, но Леон назвал предательницей её. Этого гордая Вечная терпеть не собиралась: — Не забывай, кому ты обязан жизнью, мальчишка! Если бы не я, твоя голова украшала бы командный трон «Мёртвой тишины», — её глаза полыхнули воинственным серебром. — Ты спутал гордость и гордыню, которая едва тебя не убила. Вспомни, для чего ты был создан. — Если Русс — предупреждение, то я — решение. Окончательное. То, что Леману запретит сделать его честь, — Леон ухмыльнулся, — я совершу без колебаний. Когда Первый легион наводит орудия на противников, их ждёт абсолютное искоренение — изничтожение до самой последней точки в записях. Именно с такой целью создали Тёмных Ангелов, и именно поэтому Он сотворил их первыми. — Хорус вдохновляет. Магнус посвятил себя наукам. Лоргар же несёт свет заблудшим душам. Ты увенчал себя славой, ​​но твоим наследием является пепел и мрак который оставляет легион после войны. Этого недостаточно для Отца, чтобы стать первым не только по номеру легиона. В этот момент он был готов броситься на неё, но мать продолжала: — Ты привык рассчитывать только на себя и уверен, будто знаешь, как лучше. Но правда в том, что есть враги, которых не сокрушить в одиночку. Даже ты однажды падёшь, если не останется тех, кто встанет рядом с тобой. — Полагаться на кого-то — удел слабых, которым нет места среди нас, — прорычал он. Его лицо изменилось настолько, что мать едва его узнавала. Зверь Калибана, который притаился в душе блистательно рыцаря. — А ты потакаешь слабости. Ты — помеха. Наивная, ты не только сама слепо следуешь своим чувствам, но и тянешь за собой других. — Именно поэтому я — человек, а ты безвольное оружие. Убийца, для которого цель всегда оправдывает средства. В одиночестве лесов Калибана ты научился ценить собственные мысли и полагаться только на свои силы. Я знаю того, кто был столь же одинок… — Мне ничего от тебя не нужно. Его слова словно пощёчина. — Как и всегда. Потому что ты никого не поставишь выше себя. Потому что ты бережёшь свою лощёную маску. Потому что, в отличие от тебя, тот, другой, не жаждет славы. Потому что, хотя и его руки по плечи в крови, он может удержать себя. Если ты не научишься тому же, берегись гнева Отца, — прошипела она. Леон схватил её за нагрудник и дёрнул на себя. — Ты говоришь о тщеславии, а сама ставишь себя выше приказа Императора. С меня хватит, прочь! *** Но она уже не слышала его. Из глубин сознания накатывали видения будущего. Они стояли позади него, пока ещё наблюдая, но уже наготове. … Лев — воплощение гнева и ярости, льющий кровь без колебаний и жалости. Он способен затопить всю галактику волной резни, одолеть и убить всё живое, не оставив ничего, кроме рек крови и раздробленных костей. Таков высший хищник Калибана. Кровь кровавому богу! … После трапезы хищника всегда остаётся гниющая падаль. Среди разложения процветают бесчисленные бактерии, вирусы, насекомые и прочие падальщики. Любая жизнь ради существования питается другой жизнью, а каждая чума рождает новые более сильные и выносливые поколения. Даже сам процесс создания лишь предшествует упадку и разрушению. Таков закон природы, и Лев его знает. Пусть он будет со свойственным ему высокомерием отвергать предложенные дары, но хищник поймёт, что является всего лишь частью пищевой цепи. … Его разум непостижим и полон тайн, и сыновья под стать отцу. В легионе бесконечно плетутся интриги, и никто не знает до конца, какой информацией по-настоящему владеет твой брат. Сама их суть похожа на концентрический лабиринт, из которого нет выхода, потому что он изменяется с каждым шагом. В их распоряжении множество инструментов, чтобы одурачить любого, подстроиться под любые обстоятельства. … Но всякий разум могут затуманить эмоции. Его слабость — гордыня, жажда славы и совершенства. Он хочет быть первым, лучшим. Блистательный рыцарь, обладающий звериным шармом. «Нет. Вы не имеете на него права! Он не входил в вашу сделку», — Императрица отчаянно простёрла руки к Леону, но они ожидали этого. Женщина оказалась среди пустоты, куда её увлекли повелители Имматериума. «Сделку? Ты нарушила её условия, и только твоя вина в том, что мы теперь возьмём всех, кого пожелаем», — редко можно было наблюдать такое единодушие среди богов Хаоса. «Тогда я не отдам вам никого!» — воскликнула она. В эфемерной реальности видения она искала образ сына, силилась вызвать его из пустоты, чтобы защитить от алчущих богов, уже сделавших его душу своей целью. Ответом ей стал лишь смех среди тьмы, которая постепенно расцвечивалась нереальными, болезненными красками Имматериума. Боги потешались над ней, предчувствуя добычу. Она видела искаженные яростью морды демонов, мчащихся по кровавым волнам, чувствовала отвратительные запахи гниения и распада, и под ногами копошились призрачные сизо-зелёные личинки. Небо — если здесь уместно это понятие — застили тысячи крыльев с многоцветными перьями, а где-то на грани видимости извивались в гипнотическом танце изящные фигуры в пурпурных одеждах. «Прочь!» Вокруг Императрицы стала расширяться сфера яркого, ослепительно-чистого белого света, отгоняя кошмарные образы и испепеляя те, что не успели убраться восвояси. Хаос отступал, но смех богов слышался все так же явственно. «Серебряная птица в клетке, напрасно ты бьёшься. Твои птенцы уже потеряны». Она снова искала Леона, звала его, накрывая психической волной всё больше пространства. Вокруг снова разворачивалось безумное многоцветие Варпа, и где-то в этой бесконечной круговерти потерялся её сын. Возможно, ещё не поздно, ещё есть шанс изменить судьбу горделивого Льва Калибана, который не ведает, к чему идёт. Она металась с бесплодных поисках вечность и еще тысячу вечностей. А потом видение исчезло, оставив её в привычном полумраке каюты, и лишь покрывшиеся инеем стены и переборки напоминали о нём. Нет, если бы Боги Хаоса действительно хотели ей навредить, она бы не отделалась простым падением в варп. Это было предупреждение. Значит, она могла достичь своей цели. *** Золотистого света было слишком много. Леон навытяжку стоял перед Императором, монотонно зачитывая доклад об итогах Второй Рангданской кампании, о которых Повелитель Человечества знал и без него, а вся эта церемония состоялась по просьбе Его супруги. «Как и все, он жаждет впечатлить тебя, хочет, чтобы ты гордился им». Она теперь стояла здесь, в тени, и с беспокойством смотрела, как сухая статистика наполняется красками, когда Эль‘Джонсон начал рассказ о предательстве Диармайда. — Я должен отметить, — подходя к концу своего повествования, Леон возвысил голос. — Что моя мать позволила Второму уйти тогда, когда могла бы убить его. Но он всё ещё жив и на свободе. Это некомпетентность и слабость, Отец. Если бы не она, предатель уже получил бы по заслугам! Император заинтересованно прищурился: сын прямо обвинял мать в пособничестве предателю. Замершая у стены женщина шагнула вперёд: — Тогда, быть может, ты поведаешь Отцу не только о победах, но и о поражении, которое нанёс тебе Диармайд? Как провалился штурм Цитадели Ан Глеанна, и вас поймали в ловушку? — она взглянула в глаза Супруга. — Я признаю, что не стремилась убить Диармайда и всегда давала ему шанс остановиться, но не считаю это преступлением. «Слабость — преступление для тебя, и покарать меня можешь ты, но он должен научиться повиноваться». — Да, я проиграл Второму! — выпалил Леон, и его изумрудные глаза сверкали от ярости и досады. — Но ты явилась, чтобы помешать ему. Ты могла бы разделаться с ним тогда! И моё поражение никак не отменяет твоей слабости. Как можно было потакать предателю и вести с ним беседы? Гордое молчание стало ему ответом: не перед Императором она будет спорить и оскорблять, словно жалкая смертная. — Империум торжествует, но эта победа пуста, — наконец вмешался Повелитель Человечества, — Твой легион понёс потери и теперь не может полноценно участвовать в Великом Крестовом Походе, а ты сам ради того, чтобы победа принадлежала лишь тебе, отверг предложенную мною помощь. Используя её дар, ты сократил бы потери вполовину. Ты обвиняешь мать в предательстве, а сам лишил Империум боеспособного легиона, а если верить ей, то и двух. — Всё не так, Отец, — от этой отповеди Лев немного остыл, но в его сердце все еще клокотал гнев. Император просто проигнорировал его слова. — Эту войну не получилось бы выиграть с меньшими потерями. Моя стратегия была продуманной и выверенной, однако нельзя отрицать опасности рангданцев. Я единственный, кто мог провести такую кампанию, другие, возможно, приползли бы к тебе с вестями о поражении. И если бы только я командовал в этой войне, где-то в Галактике сейчас не прятался бы целый легион парий. — Ты говоришь только о себе, но лидер должен отвечать и за других. Леман Русс, Мортарион, твоя мать — почему все они не поддержали тебя в осуществлении твоего плана? Леон поморщился, словно от пощёчины. — Эти разногласия немало мне мешали. Из-за них потери и оказались столь ужасающими. Но почему ты обвиняешь меня в том, что другие не способны координировать действия и следовать плану? — Потому что ты не убедил их в этом. В тебе нет харизмы и дипломатичности лидера, но ты мнишь себя выше других. Первый Легион и до тебя имел славу лучших из лучших, но спесь едва не погубила его. Ты должен был изменить своих воинов, а не перенять их пороки. Своей выходкой при Ан Глеанна ты поставил всю кампанию под угрозу. — Я вёл свой легион к победе, — Леон уже почти кричал, забыв, что перед ним Император. — И не моя вина в том, что на моих узколобых братьев и излишне мягкую мать не действовали никакие доводы! Я привык командовать лучшими, а не сбродом, который оказался в моем распоряжении, Отец. Он надеялся, что его успех будет оценен по достоинству, но Император снова оказался глух. Неужели он просто не хотел спорить со своей супругой, настолько, что ему проще свалить всю вину на сына? — Сбродом? — в голосе Императора проскользнули ледяные нотки, от которых Леон отшатнулся. — Она сражалась со мной плечом к плечу задолго до твоего появления, и ты первый, кто смеет так звать её. Только ты не смог действовать в связке с Либераторус, что всегда было лёгкой задачей. Если ты называешь себя лучшим, то почему Хорус смог организовать при поддержке Избавителей оборону Спокойствия, где не погиб ни один воин? Почему Дорну хватило одной просьбы, и во время Аранейских войн Либераторус встали плечом к плечу с Имперскими Кулаками, а твоя мать в одиночку уничтожила варп-врата? — Значит, у моей матери есть любимчики, и я не из их числа, — уронил Леон, то ли горько, то ли злобно. Леон и не предполагал, какое действие оказали его слова на мать. И снова Он оказался прав: примархи не созданы для мира, для любви, которую она так стремилась им дать. В их жизни есть только война, и с её окончанием они станут не нужны. Император гордился их подвигами, но тут же строго приказывал им совершать ещё более славные деяния. Но она любила их любыми. — Молчать, — Император, в отличие от Льва, оставался спокоен. Но его психическая аура накрыла все пространство, навалившись на сына свинцовой тяжестью, так что тот сам не заметил, как опустил глаза и согнулся в поклоне. Золотое свечение распространялось вокруг величественной фигуры Повелителя Человечества, безжалостно-яркое сияние изливалось из его глаз, а молнии на доспехе, казалось, готовы были в любоую секунду ожить и поразить наглеца, навлекшего на себя Его гнев. — Ты сказал достаточно, Леон, — продолжил Император в полной тишине. — Теперь уходи и не испытывай более ни терпение матери, которую оскорбил, ни Моё. Твой легион получит новое назначение, достойное твоих деяний. Леон, всё ещё пораженный, смог лишь согласно кивнуть и, стиснув зубы, выйти и залы. Мать хотела последовать за ним, но властный голос Императора остановил её. — Я с тобой не закончил. Леон, хотя и высокомерен, задал правильные вопросы. — Что угодно, только не это. В твоей власти сослать меня или убить — я приму любое наказание — но не заставить проливать кровь собственных детей, — голос женщины дрогнул. — Я не могу. — Ты должна, — отрезал Император. — Слишком часто ты идешь на поводу чувств, когда следует слушать доводы разума. Теперь Вторым займется Русс, но твоей вины это не умаляет. — Может, будет достаточно того, что он просто исчезнет, равно как и память о нём? Его смерть так уж нужна тебе? Император подошел ближе, практически нависая над ней, и его раздражение ощущалось физически, словно статическое электричество. — Да. Никто не может предать Человечество и остаться безнаказанным. Мы караем целые миры за неповиновение, исключений быть не может. Примархи — лицо и знамя Великого Крестового Похода, и их позор можно смыть только кровью. Второй станет примером для братьев. Императрица тяжело вздохнула, опуская голову. Она могла сколько угодно упрашивать Его, но это не изменило бы решения Повелителя Человечества. — Для меня будут приказания? — бесцветным голосом произнесла она. — Легион Повелителей Ночи призывает тебя. Ты отправишься немедленно. И больше я не позволю тебе действовать без моего контроля. Пальцы в латной перчатке коснулись её подбородка, вынуждая поднять голову. Этот жест оказался неожиданно, почти невозможно нежным для закованного в броню гиганта, но в его глазах всё ещё отражались отблески беспощадного света, способного уничтожить всё на своем пути. — Я столь многое прощаю тебе, потому что не в силах не простить. Ты — единственная моя слабость. Прошу, не заставляй меня пожалеть о ней.