Балкон

      Бар приветливо махнул в лицо Шуре дымом сигарет и запахом разбавленного виски. Две явно крашенные блондинки, качнув бедрами, стрельнули в его сторону глазками, посылая милые улыбки. Он тоже для приличия им улыбнулся, а затем взглядом стал искать Игрока. Промелькнула предательская мысль, что стоило сначала позвонить или написать, известить как-либо о своем приходе. Возможно, что Игрока сегодня здесь и нет, а значит Шура останется без ответов. Он прошел к барной стойке, занимая место с самого края и заказал шот.       Внутренний голос отчаянно кричал: «Не лезь».       Шура, если честно, и не собирался. Подумал только о том, что стоит сменить район, а ещё лучше город и может даже вновь страну. У него всё ещё есть возможность вернуться на острова и продолжить свою разгульную жизнь. Так было бы лучше для ментального здоровья.       «Нет, придурок, не лучше. Мы это уже проходили. Просто сиди на жопе ровно и не дергайся. Подумаешь девчонка по соседству работает на психопата, что прикончил большую часть твоих друзей, главное, что ты остался жив. Ты и Слава. Вы уцелели.» — голос разума ворвался в поток мыслей и оглушил на пару минут. Шура действительно выжил, как и Слава. Всё хорошо. Всё прошло. Если он сейчас не перешагнет через свои страхи, то, когда? Когда его кошмары закончатся?       Алкоголь обжигает горло. Шура жмурится на пару секунд, а затем требует повторить.       Нужно найти работу и тогда не останется времени для воспоминаний и кошмаров. Если он погрузится в дело с головой, то точно перестанет шарахаться от криков воронов и теней фонарных столбов. В этом он себя убеждает почти с успехом.       Шура требует повторить вновь, думает, что стоит заказать закуску, но быстро отмахивается от этой идеи, когда залпом осушает стакан. Музыка в баре уже не так раздражает, даже наоборот, кажется вполне себе неплохой, можно даже потанцевать. Саша понимает, что начинает пьянеть. Обычно его организм переносит пару бутылок, но бессонные ночи и пустой желудок ослабляют его иммунитет к алкоголю. Он смотрит на бармена, что снова подливает ему шот: широкие плечи, спортивное телосложение, складочка на лбу, узкие серые глаза, ямочки на щеках, пшеничные волосы, пару родинок на шеи — и зачем Шура всё это отмечает? «Издержки профессии…» — сам себе напоминает он, а затем пьет.       Он оставляет в баре десятку, хоть шот дешевый и дерьмовый, но бармен вроде как ничего такой. Ещё и весточку Игроку согласился передать.       Вываливается Шура за полночь, сует руки в карманы куртки, сжимая губами фильтр сигареты. Телефон где-то в кармане джинсов сдох, но это как-то и не важно в общем. Важно то, что снег метет прямо в глаза, слепит, бьет по щекам, путается в волосах. Неприятно в общем-то. Шура думает, что нужно начать всё заново: работу найти, обои переклеить, мебель в квартире поменять, может завести собаку или кошку, а лучше девушку, но сначала подлечить менталку. Он ещё много, о чем думает, а потом замирает: там на крыше мелькает белая тень. Тень с неестественным птичьим клювом. Шуру дрожь бьет, сигарета выпадает со рта, а руки подрагивают. Взгляд так и направлен на крышу, пока ноги несут его прочь от этого места. Он пару раз чешет нос об тонкий лед на асфальте, но снова встает и бежит. Сердце где-то в глотке бешено стучит, улицы смешиваются в один большой лабиринт, под ногами вместо асфальта отчего-то стелиться шахматная доска, а сзади слышится карканье ворон. Шуре начинает казаться, что он бежит по клеткам между черных и белых фигурок, пока не вылетает на трассу и не слышит сигнал машин. — Ты охуел, урод?! Сдохнуть захотел?! — скрип колес об асфальт, яркий свет фонаря и грубый мужской баритон отрезвляет Шуру.       Он сгибается пополам, судорожно хватая ртом воздух на проезжей части, только сейчас чувствуя, как болит буквально всё, и голова кружится. — Костя, ты его не задел? — слышится женский голос, сзади машины активно сигналят. — Да, нарик какой-то, Свет! — мужик вышел из машины, держась за дверь. — Вали отсюда, утырок, пока твоей рожей асфальт не протер! — Ты лучше бы своей капот машины протер. Грязно. — Шура кое-как выпрямляется, корчит насмешливую рожу и отходит к бордюрам, уходя с проезжей части дороги. Угораздило же его.       Добирается он до дома на автомате, с третьей попытки вставляет ключ в замочную скважину, а затем поворачивает. Квартира встречает его грохотом с балкона. Шура вздыхает, вещает мокрую куртку на крючок в прихожей, включает свет в гостиной, а потом ползет на кухню, чайник ставит. Соседка, наверняка, уже переползла к себе на балкон, и к черту её.       Шура садится за стол, устало рассматривает магнитики на холодильнике, что стоял напротив стола. Красивые магнитики, с его нелегкой жизни, с историями о прошлом активного раздолбаи Шуре. А сейчас что? Как-то он слишком быстро вырос и постарел. — В розовый окрашусь и в местный клуб схожу. — хмыкнул он.       Чайник на плите засвистел.

***

      Ночью его спальня совсем не кажется безопасным местом, даже с прозрачным ночником виде дракона, который только вылупился из яйца. Шура убеждается в этом из раза в раз, особенно в те моменты, когда тьма за кроватью оживает, клубиться в непроглядную пелену, как сейчас, а потом из этой черной дымке формируется силуэт, распахивая огромные крылья, закрывая собой всё, кроме той же кровати экс-наемника.       Силуэт делает шаг к Шуре, и парень видит всполохи пламени, что формируются в длинные рыжие пряди. Золото глаз сияет в темноте, заглядывает голодно и жадно в душу, само существо тянет свои когтистые лапы к краю кровати.       Мальвине страшно. А ещё ему холодно. Теплое, зимнее одеяло не спасает от могильного холода, в воздухе витает запах крови и гнили.       Ему хочется зажмурится, но веки отчего-то не слушаются.       Птичий череп склоняется к нему на уровне глаз, а затем когтистый палец указывает вверх, и Шура подчиняется: поднимает голову к потолку, распахивает глаза и забывает, как дышать.       Над потолком на тонких нитях-лесках висит кукла в изодранном белом платье, на котором отчетливо видны кровавые следы, с широко распахнутыми карими глазами, в которых навсегда застыл страх, с приоткрытым ртом в немом крике, с перерезанным горлом, с которого прямо Шуре на одеяло стекала кровь. Блестящие блондинистые пряди падали на щеки, но не скрывали лица.       Лера была мертва.       Из кошмара Шуру вытаскивают требовательным стуком в дверь. Он лениво нашаривает рукой телефон, но затем вспоминает, что тот сдох ещё вчера в баре, поэтому приходится поднять голову от подушки и посмотреть на настенный домик с кукушкой. Семь утра. Какой придурок приперся в семь утра?       Он еле встает, понимая, что завалился вчера прямо в джинсах, только свитер стянул. Тапки с кроликами он нашарил под кроватью, а затем поперся открывать. В зеркале коридора парень замечает след от подушки и полную анархию в синих волосах. Прекрасная картина.       Он открывает дверь и видит перед собой парнишку, явно младше него. Тот, придерживая телефон плечом и хмуря брови, так и замирает с поднятой рукой. — Лера, где? — тут же требовательно спрашивает он и Мальвина его вспоминает.       Хамовитый Леркин брат.       Шура думает, стоит ли сначала нагрубить, а потом спросить, почему его сестра должна быть здесь или наоборот, но вдруг на том конце провода, кто-то всё-таки берет трубку и парень сосредоточивает всё свое внимание на невидимом собеседнике, оставляя Шуру наедине самим с собой. — Лера, ты где? В смысле, уже ушла? Мы договорились, что выйдем вместе, ты час назад ещё точно была дома, когда смотаться успела? Лера, какой институт? Ты время видела? Смысле, я кудахчу хуже мамы?! Лера! Вот же…- парень втянул воздух через нос и убрал телефон от уха.       Видимо, Лера его послала и отключилась. — Всё? Поиски потерянной сестры окончены? — Шура лениво прислонился к дверному косяку, наблюдая.       Парень кивнул, переминаясь с ноги на ногу, и кинул настороженный взгляд на него. — А вы с моей сестрой в каких отношениях? — Соль ей на той недели отсыпал. Вот и все отношения. — Шура раздраженно хлопнул дверью перед носом Лериного брата, а затем вернулся в спальню        Доспать оставшиеся часы или придумать, что сделать на завтрак? Уволившись на кровать, он с чистой совестью решил, что сон дороже и ценнее, пусть и кошмарнее.       К вечеру он дозвонился до Славика по скайпу с совершенно тупой идеей посмотреть Хоббита. Идея, конечно, осталась без внимания, а вот сам Шура — нет. Друг внимательно следил, как тот готовит закуску под фильм, достает из холодильника балтику нулевку с малиновым вкусом, что-то насвистывая себе под нос. — Ты так и не нашел работу? — осторожно спросил товарищ, пока Шурик чистил картошку отточенным движением. Под пиво неплохой вариант, да и заодно сразу поужинает, ведь фильм то часа на три. — Я в поиске, ладно? Игрок сказал, что подгонит халтурку, а на официально… Я не знаю. У меня диплом художника и список боевых заслуг. Куда я с этим? — он скинул со стола в мусорное ведро шкурки, вытер нож и поставил кастрюлю с картошку в раковину, включив воду.       Слава на том конце света лишь задумчиво склонил голову. На фоне него в окне был виден закат, на небе разливались нежные розовато-оранжевые оттенки, отражаясь в водной глади. — Может пойдешь преподавать? — Нет! — Шура выключил воду, нарезал картошку и скинул её на полотенце, а затем взял сковороду. — Какой из меня педагог? Я безответственный! — Аргумент. Как… Как там Лера?       О Лере они не разговаривали после того случая. Шурик влетел тогда в квартиру, заперся на все замки и позвонил Славику выливая на него весь поток дерьмовой информации, параллельно закидывая свои вещи в чемодан. Паниковал просто страшно. В итоге, так и никуда не съехал, решение его проблемы упирались в деньге, которых было категорически мало, а Лера… Лера больше не заходила. Балконом она пользовалась всё также, но Шурик больше не выходил к ней, старательно игнорировал и делал вид, что её не существует. Выходило, конечно, дерьмово, на тумбочке у балконной двери копились пачки с Milko, но отступать он был не намерен. — Ты злишься на Волка? — спустя четыре с половиной минуты молчания Слава всё-таки задал другой вопрос, стараясь разобраться в психологических травмах друга.       Шура вздохнул, скинул картошку в сковороду, открыл банку балтики и обернулся на ноутбук со слабой улыбкой и совсем потухшим взглядом серо-голубых глаз. — Я не могу злится на командира, но… Я его не понимаю… Снова связаться с этим уродом, рисковать жизнью… Неужели, никто не понимает, что за этим новым героем стоит психопат, что перебил кучу народу? Вот на рыжего ублюдка я злюсь так сильно, что придушил бы, если возможность подвернется… — Шур… — Блять, я не такой урод, как Дракон! Я не буду использовать девчонку для мести! Плюс… Командир… Я против Волка не смогу пойти, ты знаешь… — он сел на стул, сгорбился, положив руки на колени и опустив голову.       И правда. Против Олега он не сможет пойти. Волков был не виноват, что рыжая шлюха, которая кидала деньги направо и налево и чуть не стелила себе ковёр хрустящими бумажечками, захотела их всех перебить как скот. На них надели ошейники, будто они собаки, и протянули поводок к изящной ручки психопата, погружая их в самую дерьмовую игру. Командир об этом не знал, а если бы знал, то вряд ли остался вместе с ними за прутьями клетки. В тот момент, когда он очнулся, Шура видел потерянное лицо побитой собаки.       Волкова предали, растоптав все его чувства, выкинули их словно мусор, одарив на последок улыбкой и всего лишь одной фразой: «Прости, Олег, но правила есть правила.»       А потом пять выстрелов. Бах. Бах. Бах. Бах. Бах.....       Шура практически не дышал. Стоял как вкопанный, чувствуя, как Слава сжимает его плечо в своей ладони, крепко стискивает, чтобы друг не грохнулся на колени и не заорал. Слава не знал, что кричать Шура не мог. Кажется, он даже существовать больше не мог. Мир исказился, закружился перед глазами: шахматный пол, рыжие вихри, блеск золота-глаз, алые подтеки под тёмными пятнами-трупами. Мир сузился до этого тошнотворного красного-красного и убрал из себя все звуки. У Мальвина внутри что-то оборвалось.       Он потерял друга, брата, наставника…       А ублюдок, который его убил, продолжил свою партию. А теперь Шура мучается кошмарами. Буквально тонет в них, не ища уже спасение. — Слав, давай не будем… Это всё… Я не могу так, ясно? — друг на том краю мира лишь пожал плечами, наблюдая, как сковородка ставится на стол перед экраном, и Шура садится напротив. — Мы сегодня смотрим фильм. Я включаю…       Шурик потянулся к ноутбуку, как вдруг раздалась трель от дверного звонка. Смуглые пальцы замерли над клавиатурой, еле заметно дрогнув, но Слава заметил, нахмурился и поднял взгляд на бывшего наемника. Мальвина по-детски прикусил внутреннюю часть щеки и отчаянно замотал головой. Кто бы там сегодня не был — он никого не хочет видеть. У него планы, картошечка и фильм. Эти планы больше не включают никого.       Звонок повторился. — Откроешь? — Нет. Мы смотрим фильм. — Шура выдохнул сквозь зубы, а затем пальцы быстро пробежались по клавиатуре, вбивая название. «Хоббит» подразумевал в себе три части с длительностью по три часа на каждую. На ночь должно хватить, а поспать можно и днём. Так даже спокойнее.       Шура не знал, кто там за дверью, но звонок повторился снова. В третий раз. Человек за дверью был до ужаса настырным.       Мальвина сделал глубокий вдох, затем медленный выдох и посмотрел на озабоченное лицо Славы. Ну, пиздец, друг на него ещё с такой жалостью не смотрел. Точнее смотрел, но это было ещё, когда Шура пытался проходить реабилитацию, но так до конца и не долечился.       Он встал, отодвигая ноут в сторону и направился к двери.       Шуре стоило посмотреть в глазок.       Что ж… Шура теперь всегда будет смотреть в глазок.       Он распахнул дверь, собираясь послать братца Леры, саму Леру и даже баб Галю с седьмого этажа, но на автомате резко уклонился от неожиданного удара прикладом пистолета.       Дверь он уже закрыть не успел.