° ° °
Юнги медленно открывает глаза и чувствует себя настолько разбитым, что ловит себя на мысли о том, что не хочет вставать сегодня с кровати. Во рту ужасно сухо, кости ломит и скручивает жгутом, а ещё в теле невыносимая слабость. Он помнит вчерашний день только обрывками и лучше их не вспоминать вообще. Сердце почему-то разрывается на части. У него чувство, будто он всю ночь рыдал навзрыд, не переставая. Даже горло болит, хотя голоса парень не срывал. Это точно. И всё же Мин встаёт с постели, бредя в душ и по пути шаркая ногами по полу, не в силах те от него оторвать. Он прикрывает глаза, стоя под горячим душем. Длинные чёрные ресницы на пол щеки мирно лежат себе на бледной донельзя коже. Юнги пытается согреться. Руками парень водит по своему худощавому телу, иногда нажимая сильнее положенного — до синяков. Непонятное чувство где-то внутри. Вроде, спокойно, но всё ещё пусто. Это похоже на то, когда не спишь всю ночь и новый день для тебя всё никак не наступает, ведь формально старый ещё не закончился. Ты словно на грани между ними двумя и не поймёшь, где же они разминулись. У боли есть качество — приглушаться, не исчезать совсем, ведь тогда это была бы уже не она, а присутствовать, но не так явно. Боль всё ещё с ним, но она стала тише. Он словно выдохнул дым, подержав тот в себе, пока не начало жечь лёгкие. Отпустило немного. Юнги заварил себе кофе, а сейчас молча стоит, тихо смотря в окно и держа белую кружку в руках. Он делает глотки на пробу, не морщась горечи, а наоборот смакуя её на языке, будто этот вкус — самый правильный. Мин подносит ко рту керамическое изделие, белоснежное по умолчанию, но ставшее не таким уж девственным спустя пару месяцев дешёвого магазинного «Эспрессо» натощак. Не то чтобы он так любит этот напиток, являясь ярым кофеманом, скорее — не выносит приторности других. Наслаждаться вкусом — это не к нему. К Тэхёну. Он всегда первым делом идёт в кофейню, прежде чем отправиться на пары. Берёт себе сливочный латте и синнабон, и никак иначе. Такие походы напоминают своеобразный ритуал. Юнги называл эту привычку странной и говорил, что в маниакальном желании вставать на полчаса раньше, чтобы забрать свой до скрипящих зубов сладкий сливочный кофе, намного больше признаков психического расстройства, чем в нём самом целиком. На столе ещё со вчерашнего дня лежат ампулы. Они приветствуют, желают доброго утра, несмотря на то, что на часах уже два часа дня. Юнги смотрит на них и прекрасно понимает, что сделав один шаг, ему придётся совершить и второй, и третий... Он сам принял это окончательное решение и сейчас чувствует себя осквернённым, но ему всё равно. Внутри совсем никакого сожаления. Этот парень — грешник. Грех его очень страшен, но разве когда твоя душа уже окончательно зачерствела, ты станешь волноваться о том, что поступаешь ужасно? Равнодушие — вот, какое чувство человек испытывает, оказавшись на самом дне. Оперевшись в него ногами и поняв, что выхода на свет больше нет. Юнги вытягивает свои бледные худые руки, устланные синими венами, перед собой. Он внимательно осматривает себя, выбирая самую подходящую, голубую и пульсирущую. Наверху, на плече, завязывает тугой жгут. Пальцами другой руки придерживает венку. Зубами тянет бумагу на себя, разрывая обёрточную упаковку, в которой находится шприц. В его глазах зияющая и мёртвая пустота и ничего больше. Губы трогает совсем лёгкая улыбка, чем-то похожая на маниакальную. Вот оно — облегчение. Парень вкалывает себе морфин, медленно вводя лекарство под кожу, прячет глаза за тонким слоем бледных век и судорожно выдыхает, открывая рот и застывая в немом стоне. Он задерживает дыхание, ощущая расслабление каждой клеточкой своего тела. Пока что это только эффект плацебо. Человек верит, что лекарство поможет, и оно помогает сразу же. Постепенно его мысли настолько рассеиваются, что становится трудно собрать их воедино. Мин задом усаживается на подоконник, отбрасывает жгут подальше, не открывает глаз и на ощупь находит пачку сигарет и зажигалку. Закуривает безмолвно. Это состояние начинает ему нравиться. Опасная аддикция, но отчего же никто не кричит ему "Остановись!", отчего же никто не хватает за руку перед этим самым падением? Юнги задирает голову, приподнимает подбородок и дышит размеренно. В ушах гул от собственного сердца, потому что оно, непонятно, что больше: то ли от отчаяния так бьется, то ли от радости, что его хозяин впервые за долгое время чувствует. Мин ощущает головокружение. Пока еще непривычное, но ненадолго. Скоро и они подружатся. Парень затягивается, обжигая губы горьким дымом. Он его будто целует. И его тоже. На всю боль Юнги улыбается, чувствуя себя уже расслабленным и опьяневшим. Вчерашний день начинает проявляться на уровне ощущений: руки на теле, стоны в кожу и бесконечное количество любви на двоих, что толком не скажешь, от кого именно она исходит. Если бы можно было запереть момент по типу фотографии в рамочке. Сохранить тот именно таким, какой он сейчас. Наверное, Юнги бы вытащил то, что у него внутри, и поставил бы туда. Отпустил бы, но только чтобы это было на виду, чтобы любоваться, вспоминать, но не пускать в себя слишком глубоко, не позволять оказаться слишком близко. Он не сможет так, без единого слоя ограждения. Сломается. Возможно, хорошее побеждает плохое. Возможно, Мин забыл о том, что случилось, потому что у него на сердце стало чуть легче. Любовь ведь изначально должна быть светлым чувством. Может, она просто стремится к этому всегда — избавлять людей от страданий, пускай страдания возникают как побочный эффект от неё. Когда-то те забудутся, а нежность самая первая, искренняя, останется... Отпустить. Юнги не знает, достаточно ли он силён для этого. Парень снова затягивается полными лёгкими, дым заполняет их как облака. Мин открывает глаза, а перед ним пусто, он сегодня не придёт. Запястья покалывает, будто в этом месте завязана веревка. Он выдыхает медленно, затылком прислоняясь к холодному стеклу окна. Пробирает до дрожи. Такое странное чувство, будто Юнги эфемерен сейчас. Как Эмма Блум, девочка, что легче воздуха. И Мин боится взлететь, ведь его никто не удержит. — Если мне придётся умереть, чтобы отпустить тебя... — усмехается он, шепча в пустоту. — Что же за история такая, что за жизнь у меня ничтожная... Выходит, я жив, пока люблю тебя, а что потом? Честно, я не боюсь, что умру без тебя. Намного страшнее — разлюбить и лишиться единственного смысла. Шёпот стоит в квартире гулом. Парень не знает, с кем говорит и для чего. Просто ему хочется и понемногу, но он избавляется от своей боли, от себя, конечно, тоже. Но кто же виноват, что они стали синонимами? Наркотик действует не так, как должен. Мин находится в полной ясности происходящего. Может, прошло слишком мало времени, а может, ему нужна доза побольше. Парень решает, что не сегодня, и быстро идет в свою комнату. Надевает всё чёрное, под цвет своих волос. Берёт деньги и решает уйти отсюда, чтобы прогуляться немного. Выйдя на улицу, ему вдруг хочется курить, но пачки не оказывается под рукой. Она осталась на подоконнике. Юнги заходит в супермаркет, чтобы купить новую, но помимо сигарет в его корзинке оказываются еще две бутылки крепкого соджу. Вздохнув, он расплачивается. Когда губ Юнги касается алкоголь, он прикрывает глаза, а после опускает стеклянный сосуд, подставляя лицо прохладному зимнему ветру. Его длинные чёрные ресницы подрагивают, а сам он впервые за очень долгое время чувствует себя живым. Ему так спокойно и так хорошо, мысли молчат, не беспокоят и не сводят с ума. Мин отчего-то так сильно захотел прогуляться и не смог устоять перед этим желанием. Необходимо было вдохнуть холодного воздуха в лёгкие, чтобы те больше никогда не жгло. Юнги пьяной безжизненной тенью слоняется по тёмному городу. Будучи во власти морфина и алкоголя, с затуманенным донельзя рассудком, парень не чувствует ничего, кроме лёгкости. Ему хорошо, ему спокойно и умиротворённо с этим самым чувством в груди. Действительно полуживой, счастливый, быть может, только на каком-то невероятно высоком уровне самообмана. И всё же так лучше. Пусть всё неправда и чем спокойнее, тем ближе он к неизбежному. Парень может вдохнуть без того, чтобы ему не ломило грудь в адских муках агонии и несчастной, разрывающей душу любви. Снег кружится, а хлопья опадают на землю словно в замедленной съёмке. Юнги останавливается, замирая на месте и наблюдая за ними в тишине. Время теряет свою значимость, ведь этот процесс так сильно увлекает его целиком. Моргая лишь изредка, Мин не сводит с них взгляда и завидует их невозмутимости. Они же навсегда опадают, больше никогда не взлетят наверх. Тоже оказываются на дне, но, по крайней мере, делают это красиво. Юнги гулко сглатывает, а после подносит холодное горлышко к таким же холодным губам, делая пару глотков. Мин чуть приходит в себя и отводит голову в сторону. Он замечает клуб со светящейся неоновой вывеской синего цвета. Юнги пытается прочитать название, но всё вокруг расплывается. Если смотришь наверх, снежинки не дают широко раскрыть глаза, попадая прямо на слизистую. Внутри играет громкая музыка, доносящаяся до этого места отчётливо. Мин не помнит, когда слушал что-либо в последний раз. Ему любопытно. Неизвестно, сколько времени прошло с тех пор, как он вышел из дома. Возможно, он допивает уже свою вторую бутылку, а закончив, ставит ту возле мусорного бака. Юнги заходит в клуб, будучи уже совершенно пьяным. Ноги с каждым шагом заплетаются лишь сильнее, но на лице у него полное спокойствие и невозмутимость. Он видит всё в полусне и ровно так же понимает, что делает.Miss You (Restricted Remix)
Внутри оказывается так много людей, стоит удушающий запах табака с лёгкой примесью фруктов. Прожекторы горят ярко и ослепляюще. Чувствуется сильный контраст со спокойствием на улице, потому что здесь ощущаются бешеные эмоции других, незнакомых людей. Юнги медленно моргает, пока проходит вглубь клуба, его пошатывает от выпитого алкоголя, а ещё у него сильно кружится голова. Парень осматривается, замечая столики с диванчиками п-образной формы. Помещение забито битком. Впереди виднеется стойка диджея, который выкрикивает разные слова, пытаясь взбодрить толпу. Это техно-клуб, пришедшие сюда люди заранее приходят обдолбанными в хлам. Значит, вроде как, его контенгент. Юнги протискивается через огромную толпу. Его то и дело штормит в разные стороны, незнакомцы толкаются, будучи очень нетрезвыми, и просто не замечают его, то и дело наступая ему на ноги и пихая острыми локтями. Освещение совсем тусклое, перед глазами лишь пульсация и рябь, подстраиваяющаяся под быстрые техно-биты. Парня с головы до ног окутывает музыка. Это совсем не то, что ему когда-то нравилось, но Мин здесь не для того, чтобы наслаждаться современными треками и оспаривать заслуженность их популярности. Он пришёл сюда из чистого любопытства. Говорят, что отрываться в клубах до наступления рассвета и есть молодость. Юнги просто хочет узнать, чего лишается, посмотреть только одним глазком и, хоть и всего на одну ночь, почувствовать себя полноценным. Может быть, ему понравится и он придёт сюда ещё раз, а может, снова разочаруется, осознав, что слишком ненормальный, чтобы быть таким как все и проводить время так, как это правильно. То, что делают обычные люди. Не такие как он. Совершенно пьяно Юнги поднимает взгляд в потолок и смотрит на крутящиеся прожекторы, подающие свет на танцпол. Это занимает всё его внимание. Наркотик растворился в крови, окончательно смешался с выпитым алкоголем, как следствие — полное забвение и потеря себя самого. Наверное поэтому парень начинает понемногу вливаться. Его тело двигается, а сам он каким-то образом оказывается в центре танцпола. Энергия людей кажется сумасшедшей, а воздуха здесь совсем мало. Ещё сильнее пахнет сигаретами и спиртом в самых разных пропорциях и добавках, называющихся тоже по-разному. В танцующих алкоголя больше, чем в любом большом супермаркете. Юнги бы тоже выпил чего-нибудь ещё. Атмосфера располагает. Видимо, музыка каким-то образом достигает его души, а может, это лирика на английском языке, который парень очень хорошо знает. Понемногу во всём этом начинает появляться что-то близкое, родное. Глаза Мина закрыты, он стоит один посередине, а вокруг него, прямо вплотную, находятся потные тела. Юнги не совсем танцует, он делает такие плавные и грациозные движения, медленно выпуская из себя всю боль. Освобождаясь от неё по милиметру и избавляя грудную клетку от тяжести, что живёт там уже три года. На его лице то и дело пляшут тени от светомузыки, в ритме меняя цвета с зелёного на розовый, затем на голубой, фиолетовый, красный, жёлтый... Этих оттенков становится так много, но ни один из них парень не берёт во внимание. Мин очень красив и хрупок, а ещё внутри него морфин и это он взял на себя всего Юнги сегодня. Это он заставляет его двигаться, медленно переставляя ноги, и вести головой так осторожно. Этот парень словно в своего рода трансе, внутри него нет ничего, но, одновременно с этим, — так много. Открывая новые или попросту позабытые грани себя Юнги не думает ни о чём, он просто танцует. И может быть, его танец понятен лишь ему одному, а то, что ноги едва удерживают, так и остаётся незамеченным остальными. Каждый в этой толпе сам по себе. Мин же здесь только физически, душой он растворяется в музыке, распадаясь на атомы, и становится её неотъемленной частью. Его дыхание в идеальной синхронности с мелодией. Сейчас он этим живёт. Так было и раньше, пока он не забросил пианино — то, без чего когда-то не мог дышать и сходил с ума, пока его руки не дотрагивались клавиш. Тогда и сейчас. Юнги снова вспоминает то время, в который раз осознавая, что его жизнь буквально разделились на до и после той ночи. Мин задирает голову и расслабляется по максимуму, чувствуя, как всё фантомное напряжение уходит из мышц рук и ног. Спокойствие так очевидно, что это начинает пугать. Кажется, что угодно могло бы произойти с парнем в эту минуту, а он бы и не пошевелился. Может быть, это чувство и есть окончательное смирение, смешанное с равнодушием. Такое отчаяние, что больше не остаётся места даже боли. Пустота, самая пустая из всех. Он на грани. «I don't ever wanna see you And I never wanna miss you again It'll happen again I watch it happen over and over again...»° ° °
Чимин никогда в своей жизни не пил алкоголь. У других была возможность попробовать в подростковом возрасте, вместе с хорошей компанией и весёлыми историями, оставшимися на всю жизнь в качестве воспоминания. В то время, когда через это проходили его ровесники, он заново учился ходить и мысли были вовсе не о том, как безбожно напиться, а о том, как это больно — в раз лишиться всего. Самое главное — мечты, к которой шёл всю жизнь. Он хороший мальчик, слишком хороший, таких просто не бывает. Что-то сродни ангелу, — так часто говорил его единственный хён Чон Хосок. Чимин же просто жил, как умеет, делал так, как считал правильным, и старался находить счастье даже там, где его не было. Несмотря на физическую боль, подкреплённую душевной, подросток в свои пятнадцать изо всех сил старался делать вид, что он справится, пускай для этого и приходилось стискивать зубы до хруста и трещин на тонкой эмали. Ему так сильно хотелось в это верить, что он убеждал других в том, что всё хорошо. Пытался поверить и сам, но у него выходило, откровенно говоря, плохо. Но Пак не оставлял попыток через пелену страданий разглядеть что-то светлое. Реальность и всю правду с её обречённостью светловолосый принимать не хотел, в другом случае он просто сошёл бы с ума. Удивительно, как у такого мальчишки могла появиться любовь к кому-то совершенно противоположному. Возможно же, это и есть одна из главных причин. Чимин слышал от взрослых, что алкоголь помогает заглушить боль внутри. Также он часто видел в своих глупых фильмах, как герой с разбитым сердцем идёт в бар и напивается. Он остался со своей невзаимной любовью один на один, ему было плохо и в голове появилась идея пойти в клуб возле дома, ведь там есть люди, а ещё можно впервые попробовать алкоголь.Turn On The Lights (Restricted Edit)
— Можно ещё раз повторить, — произносят хрипло. Чимин лежит на барной стойке, его щеки горят, прямо как и его сердце. Спазмом боль проходится по всему телу и снова собирается в колючий комок, что не распутать. Он чувствует себя таким одиноким и теперь парень начинает понимать, как чувствуют себя герои его любимых книг и фильмов, когда влюбляются невзаимно. Это чувство неизбежно высасывает из тебя всё до последнего. Чимин безэмоционально глядит себе в стакан, слегка взбалтывая его содержимое. Он чувствует такую слабость и апатию, его тело болит из-за подавленности и неспособности делать что-либо. Это называется разбитым сердцем и парень принял свое состояние. Он не собирается врать и делать вид, что все нормально. Ему хреново. Очень. Пак сидит здесь уже где-то минут сорок, он не смотрит на танцпол, потому что ему не особо интересно, что там происходит. Алкоголь, кажется, действительно немного облегчает его состояние, но не так, как Чимин думал. Светловолосый разочаровался в этом, выходит, ему ничто не способно помочь заглушить боль и собственные мысли. — Тебе чего налить? — спрашивает бармен, перекрикивая музыку. Пак поднимает на него грустный взгляд и пожимает плечами. — А ты не знаток, да? — Нет, — выдыхает Чимин и то, что он сказал, можно узнать лишь прочитав по его губам. — Можно что-то, что недорого, но что даст немного забвения? — Сейчас сделаем, — кивает работник и начинает готовить коктейль. Пак ложится обратно себе на руки, которые располагаются на стойке. Парень устало прикрывает глаза. Как жаль, что всё так. Как жаль, что любовь, возможно, всей его жизни совершенно о нём не заботится. Чимин вздыхает так тяжко. Ему невыносимо мириться с этим, ведь в голову постоянно лезут мысли, что было бы, если бы хён проявил к нему хоть немного симпатии. А если бы это могло быть взаимно... Парень был бы самым счастливым человеком в мире. Он бы подарил Юнги столько любви и нежности, на которую сам бы не знал, что способен. У светловолосого в уголках глаз собираются слёзы, потому что он возвращает себя с небес на землю. Приземление, кстати, очень болезненное. Зато напиток бармена уже стоит рядышком. Пак даже не спрашивает, как надолго он выпал из реальности, да это всё и неважно. Он просто берёт стакан в руки, вставляет пластмассовую соломинку себе в рот и делает сразу несколько больших глотков. Горло жжёт неимоверно и на глазах слёзы всё-таки выступают. Картинка перекашивается в один момент и голова начинает кружиться. Чимин облизывает пухлые губы и гулко сглатывает. Пак снова облизывается, оборачиваясь, и всё же смотрит на танцпол. Там, кажется, происходит настоящая вакханалия. Толпа танцует как сумасшедшая. Светловолосый опускает грустный взгляд в пол, завидуя совсем немного, потому что им, кажется, весело. — Самый крепкий коктейль, который у вас только есть, — слышится рядом вдруг через слой громкой музыки. Чимин сразу же поворачивается влево, откуда исходит голос, и вдруг чувствует резкие мурашки у себя по спине. Перед ним сидит Юнги, его Юнги, хоть пьяный мозг понимает это не сразу, всё же парень не может не узнать этого человека. Пак неверяще моргает и наблюдает за тем, как бармен придвигает темноволосому какой-то напиток. Мин делает глоток и поворачивается в сторону Чимина. Скорее всего, случайно, но даже так, Юнги тоже узнаёт его, смотря в глаза. Светловолосый ощущает подступающее волнение и тех самых бабочек в животе. Они оба смотрят друг на друга молча и не отводят взгляда. — П-привет, — произносит Чимин на выдохе, чтобы хоть как-то разбавить эту неловкость. Получается неслышно из-за музыки, но Мин, наверное, понимает, а потому коротко кивает. — Как дела? Пак считает себя настоящим идиотом, но его язык работает намного быстрее мозга. Неудивительно, что на этот глупый вопрос ему ничего не отвечают. И Чимин замолкает, не спрашивая больше ничего. Музыка играет так громко, что начинает оглушать. Пак допивает свой коктейль и снова смотрит на старшего. Только сейчас он замечает, что Юнги сидит от него стула через три. Чимину так хочется сократить это расстояние между ними. — Хён, — кричит светловолосый поверх музыки. Мин реагирует на это обращение, медленно поворачивая голову в его сторону. — Тебе ведь тоже разбили сердце, — с усталой улыбкой продолжает Чимин, внимательно смотря на старшего. — Присоединишься, может быть? — он хлопает по стулу рядом с собой. Юнги смотрит на него затуманенным взглядом, снова не отвечая. Чимин с силой зажмуривается и сжимает свои ладони в кулаки, ногтями впиваясь в чувствительную кожу и словно не ощущая эти начинающие кровоточить углубления. Пак ухмыляется, понимая, что его снова успешно игнорируют, словно он пусто место. Словно он совсем-совсем ничего не стоит. — Где ты живёшь? — спрашивает Юнги вдруг безэмоционально и моргает медленно. Чимин вздрагивает от неожиданности вопроса и судорожно пытается вспомнить свой адрес, однако в голове у него совсем ничего. Одна каша. Мысли, и без того, покрытые алкоголем, путаются лишь сильнее рядом с этим человеком. — Я не помню... — тяжело вздыхает младший. — Ты издеваешься? Говори адрес, я отвезу тебя домой, — требовательно произносит Мин и Пак окончательно теряется. Зачем Юнги спрашивает у него, где он живёт? Чимин совсем ничего не понимает. Значит, сначала хён игнорирует его, а потом вдруг пытается проявить заботу? Это ведь она самая, забота, или Пак что-то путает? Сердце бьётся невыносимо быстро лишь от одной мысли, что Юнги обращает совсем немного своего внимания на него. Парень старается глубже дышать, но у него плохо получается. Становится так душно и жарко, а ещё к горлу вдруг подступает противный ком. — Хён, я... Ой, — мальчишка вдруг закрывает рот ладонью, быстро поднимаясь со стула и выбегая из зала танцплощадки.° ° °
Чимин уже долго не появляется, а Юнги совсем за него не переживает. Ему абсолютно плевать на то, что сейчас творится с младшим. Вместо этого Мин уже привычно закуривает, чтобы придать этому месту более сильный запах табака, чтобы дышать было совсем уж нечем. Парень оставляет сигарету во рту, затягиваясь и обоими руками играясь с зажигалкой. Он смотрит на появляющийся оранжевый огонь, который совсем теряется на фоне других огоньков, более ярких. Юнги теряет свою концентрацию и отвлекается на незначительные вещи, не замечая ничего вокруг. — Вы знаете этого парня? — спрашивает бармен у него вдруг. Как можно ответить на этот вопрос? Формально, да. Юнги его знает. Точнее, в курсе, как его зовут и это, наверное, всё. Для Мина Чимин является совершенно чужим человеком, просто мимо проходящий мальчишка, которого он иногда видит в университете. Вчера утром он признался ему в любви, но это признание как таковое ничего для него не значит. Если не считать того, какая цепочка событий за ним последовала, можно сказать, что Юнги абсолютно всё равно на его чувства. В сердце у него ничего не происходит, когда он смотрит на Чимина, светловолосый не привлекает его внешне. Совершенно ничего, что могло бы хоть как-то заинтересовать его. И парень искренне верит, что всё дело в этом, а не в том, что он просто не видит младшего под пеленой своего всего. Своей жизни, своей любви, своего состояния. Юнги предпочитает об этом просто не думать. — А что? — отвечает он наконец. — Его долго нет, я начинаю переживать. Может, стоит сходить и проверить его? — Так сходите, — говорит темноволосый бармену и затягивается, отводя руку, держащую сигарету, в сторону. Юнги ловит ничего не понимающий взгляд. Наверное, его считают настоящей сволочью. Ничего, ему не привыкать. — Сколько он выпил? — спрашивает Мин у бармена, делая вид, что ему это хоть немного интересно. — Немного совсем. Наверное, он впервые напился, поэтому и опьянел так быстро. У него такие глаза грустные были, я бы, честно, сам заплатил за всё, что он тут назаказывал. Видно, что повод был для этого очень веский... Юнги смотрит в сторону, куда убежал Чимин. Неизвестно, сколько тот ещё там провозится, но бежать за ним Мин не собирался и не собирается. Чего он там не видел? В первый раз всегда плохо становится, если меры не знать. Видимо, Пак действительно напился впервые. Темноволосый парень спокойно курит, стряхивая пепел в железную пепельницу. Он переводит взгляд на танцпол, на других людей, которые танцуют как заведенные. Совсем недавно Мин тоже был там, а сейчас сам удивляется тому, как у него не случилась паническая атака от такого количества людей на несколько квадратных метров. Чимин возвращается, вытирая рот натянутой на руку тканью. Его тошнило. Юнги снова стряхивает пепел в стекло всего парой движений, окидывает младшего быстрым безинициативным взглядом и возвращается к сигарете. Пак садится на высокий стул и опускает в пол глаза, словно провинившийся школьник. Он натягивает рукава и оттопыривает пухлые губы. — Ещё что-нибудь выпьешь или сразу оплатишь заказы? — спрашивает бармен будто бы даже заботливо. Удивительно, но даже он, незнакомый человек, Чимину ближе, чем Юнги. — Оплачу, — чуть заплетающимся голосом отвечает светловолосый. — Жаль, что все деньги спустил в унитаз... — Он болезненно улыбается, а после достаёт бумажные купюры из кармана. — Спасибо. Юнги снова вспоминает, о том, что он всегда заботился, когда Мин перепивал. Бережно укладывал спать в своём доме, иногда провожал Юнги к родителям посреди ночи. Было понятно, что с ним он в безопасности, бояться было нечего. Он говорил, что нельзя оставлять пьяного совсем одного. И это правило сохранилось где-то на подкорке. Он уже предлагал это сегодня, но младшему сплохело, поэтому темноволосый снова говорит: — Я вызову такси и отвезу тебя домой, — после оставляет фильтр, оставшийся от сигареты, тлеть в пепельнице. — Просто назови адрес. — Мне домой нельзя, — отвечает Чимин негромко. — И что мне с тобой делать? — приподнимает одну бровь Юнги, не понимая. — Поедем к тебе? — Чимин смотрит прямо в глаза, наверное, даже не дыша. Мин закусывает нижнюю губу. Честно говоря, ему уже правда настолько всё равно, что он соглашается, а поэтому достаёт телефон, чтобы вызвать такси.° ° °
Они молча проходят в квартиру, не разуваясь и не снимая верхней одежды. Юнги садится на диван, Пак — сразу же за ним. В комнате не горит света. Они оба находятся в полнейшей темноте, однако Чимин смотрит на старшего, пьяно и медленно моргая. Совсем не отводит от него своего затуманенного взгляда. Разглядывает его едва заметный во мраке профиль, не дышит, пока делает это. — Ты такой красивый, хён, — шепчет светловолосый. Его голос кажется непривычным для вечной тишины этой квартиры. — Очень красивый... Прости за сегодня, мне искренне жаль... Юнги устало прикрывает глаза, длинные чёрные ресницы прижимаются к непозволительно светлым щекам. Чимин осторожно укладывается ему на плечо своей головой, до последнего не переносит свою тяжесть на этого человека. Ёрзает немного, но не ведёт себя слишком беспокойно, а принимает нужную ему позу уже очень скоро. Мин ощущает тепло и мягкость его лица через слой тонкой рубашки, это кажется совсем немного приятным. Либо он уже слишком высоко, в районе космоса, а такому всё что угодно привидится. — Никогда не думал, что вернусь сюда снова, — шепчет Чимин уже сонно и прикрывая глаза. Младший ещё раз проезжается нежной детской щекой Юнги по плечу. — Почему ты разрешил мне приехать с тобой и не оставил там совсем одного? — Потому что когда напиваешься, нужен кто-то рядом, чтобы быть под присмотром. Я не особо рад тому, что рядом оказался именно я, но бросать тебя мне тоже не очень хотелось. Мало ли что ты сделал бы... — Спасибо большое. Я очень рад, что рядом со мной оказался именно ты, хён... Правда, о большем я и мечтать не мог. Юнги молчит. Он мирно сидит с закрытыми глазами, пытаясь заснуть прямо так, сидя. Сегодняшний день такой странный, но лучше не задавать себе никаких вопросов. — Прости, хён, я просто очень пьяный. Я не хочу тебя смущать и всё такое... — Для пьяного ты слишком много болтаешь, — хрипло отвечает ему Мин. Он просто хочет побыть в тишине и, если повезёт, уснуть. — Давай лучше посидим молча. — Прости... Я больше не буду. Честно... — Перестань извиняться, а то ночевать будешь на улице. Чимин замолкает, буквально через минуту Юнги чувствует, как голова младшего тяжелеет на его плече, а ещё слышит мягкое сопение. Мин правда не понимает, что делает со своей жизнью, но решает просто отпустить всё это, вслушиваясь в звуки, которые издаёт Пак. Он тоже засыпает.