«I don't call you by your name Sippin' ima pour one out It's not the same I'm a lil fucked up if you wanna know I'm okay But, I don't call you by your name»
Предательство ужасно само по себе. Оно просто непростительно. Это то же самое, как если бы тебя загнали в огромную комнату, где ты совершенно один и сам себе кажешься таким маленьким и беззащитным. Начинаешь думать, как выжить в этом пространстве, как можно контролировать всю комнату целиком, чтобы не упустить ни одного подозрительного движения в свою сторону, прекрасно зная, что здесь нет никого, кроме тебя, и в итоге решаешь забиться в самый дальний угол. Так тебе кажется, что вид оттуда будет самый лучший. Однако нет перед тобой никакого вида, только одна пустота. Чувство возникает, будто бы в этой пустоте появляется нечто, но это лишь фантомный, выдуманный твоим же больным рассудком образ. И страшно становится, потому что оно душить начинает. Рядом с тобой появляется всё больше образов, которые невозможно отделить один от другого, и хочется закричать, позвать на помощь, но некого. Некого. Вот, что самое страшное. Ты как-то не уловил того момента, когда человек, держащий за руку и заведший тебя в эту самую комнату, исчез. А ты остался. И с каждой проведённой в ней секундой у тебя всё больше развивается паранойя. Ты сам себе не принадлежишь, постоянно прислушиваясь. Кажется, что повсюду монстры и чудовища, но чудовище — тот человек, что оставил тебя совсем одного, заставляя постепенно сходить с ума. Юнги кажется, нет, он почти уверен, что однажды снова попадёт в психушку, но в этот раз его не выпустят. Будет сидеть там с душевно больными, являясь абсолютно таким же. У него стойкое ощущение, что он сходит с ума, а поделиться этим не с кем. Ему становится страшно. Эта эмоция настолько сильная, что ядом пробирается куда-то внутрь, через кожу, сжигая ту на своём пути до состояния совершенно непередаваемого. И даже кости ломаются под давлением этого внутреннего напряжения, но его не выпустить наружу. Можно только держать его в себе. Он потерял всё, что у него было. И пускай владел он совсем немногим, больше у него нет и этого. Вчерашний день стал последней каплей. Невозможно так существовать. Невозможно получать пинки под задницу от собственной жизни, которая, казалось бы, должна заботиться, оберегать и лелеять. Невозможно раз за разом убеждаться, что ты — настоящий изгой и всё настроено против тебя. Что тебе никогда не стать нормальным человеком, которых огромное количество. В самом деле, это всё выглядит так просто со стороны — быть нормальным. Люди даже не догадываются о том, как им повезло не отличаться и являться частью серой толпы. Их таких настолько много, что невозможно разглядеть в этой массе каждого. Ощущение несправедливости сковывает грудь, ведь только одному Юнги, почему-то, повезло быть совсем другим. Мин берёт излюбленную пачку в руки, там сигарет ровно наполовину, не больше, и это последняя упаковка. Ему хватит на то, чтобы подумать о жизни, перед тем как он пойдёт в супермаркет за новыми. Щёлк зажигалки. Похрустывание воспламенившейся бумаги. Запах ментола на всю квартиру. Затяжка. Юнги отводит руку, держащий любовь всей своей жизни между указательным и средним. Смотрит в окно, приоткрытое сверху, а не настежь, потому что на улице очень холодно. Небо затянуто серыми тучами, сквозняком обдаёт плечи, прикрытые тонким слоем чёрной домашней футболки, что помята по краям. Мин держит дым в себе, приоткрывая рот и выпуская его плавно-плавно. Сухие и бледные губы обхватывают сигарету, пепел парочкой крошек спускается ему на руку и Юнги подвигает железную пепельницу поближе, стряхивая в неё всё лишнее. От затяжек легче не становится, дым идёт туда-сюда, а толку в этом никакого. Раньше Мин просто увеличил бы потребление, но он понимает, что и это ему не поможет. Человек привыкает ко всему, сигареты больше не расслабляют, а лишь наоборот, потому что, выдыхая каждый раз, Юнги затягивают страшные воспоминания. Страшные воспоминания, где ему было так тепло и хорошо, так нежно и потрясающе. Они кажутся Мину похуже любого кошмара. Он стоит рядом, его рост на голову выше юнгиевого. Парень держит сигарету между пальцев, затягиваясь, и отводит руку с дымящейся папироской продолговатой формы, опуская ту вниз. Мин смотрит на него, задерживая собственное дыхание. Он эстетично выдыхает, тонкой струйкой выпуская этот дым из своих лёгких, а без ума влюблённый Юнги ловит себя на мысли, какой же красивый хён ему достался. Он старше его всего на несколько месяцев, но Мину это очень приятно. Ощущать себя слабым, позволять заботиться о себе, чувствовать, как это — когда тебя любят. Запах табака витает в воздухе, пока они стоят на остановке. Он обнимает Юнги за плечо, прижимая к себе, а младший прикрывает глаза, пока свет фонарей освещает его лицо с молочной кожей и длинные ресницы. Ему говорили, что он красив, а Мин никогда не думал об этом. Просто был бесконечно рад тому, что эти слова произносили любимые губы, которые всё время хотелось целовать. Он снова затягивается, а Юнги медленно вдыхает, пытаясь ощутить то же самое. Когда привычная душевная пустота вдруг перерастает в чувства, ты окончательно теряешь понимание происходящего. Позабытые ощущения снежной лавиной срываются прямо по склону и сбежать от них не удастся, ведь они сметут всё на своём пути. Расковыряют до крови уже частично затянувшиеся раны, заставив тебя вернуться ровно в тот момент, откуда ты с таким желанием мечтал сбежать все эти годы. И это похоже на какой-то замкнутый круг: кажется, что начинаешь выздоравливать понемногу, но болезнь возвращается с новой силой. От такого состояния никак не избавиться, даже если возникает ощущение, что получается. Это лишь временно. Юнги оказался в изначальной точке, словно и не было всех этих лет. Никакое самовнушение ему не помогает и он искренне хочет чувствовать к нему только ненависть из-за того, что тот его предал, но в его испепелившемся сердце всё ещё существует совсем маленький и хрупкий, беззащитный лучик света, который, каким-то образом, снова пробрался через слой опавшего пепла в его душе и, несмотря ни на что, остаётся живым. Мин бы избавился от него самолично. Вырвал бы голыми руками как ненужный сорняк. Кровь сильной струёй брызнула бы прямо ему в лицо, потому что нельзя так. Избавится от этого чувства — убьёт себя самого. — Я люблю тебя... Я люблю тебя... Я люблю тебя... — шепчет Юнги пьяно в трубку телефона. — Не могу дождаться, когда мы встретимся в следующий раз. Это был не телефонный звонок, он не отвечал, а потому пришлось оставить голосовое сообщение. Мин сидел один дома и решил выпить от скуки, ему за весь день так и не перезвонили, но Юнги никогда не паниковал просто так. И сердце не подсказало о том, что где-то там, на другом конце города, его давно уже предали, выбрав наркотики. Парень узнал лишь ночью и больше никогда не мог быть прежним собой. Юнги, высыпав сигареты на столе, складывает из них его имя — то, что никогда не произнесёт вслух. Смотрит на то, как медленно из них собираются буквы, а из букв — ... . Он не называет его по имени. Даже бывшим не называет, потому что бывшей любви не существует. Мин удалил его номер из телефона, хотя толку в этом никакого, ведь до сих пор помнит каждую циферку. Юнги иногда так сильно накрывает, что он набирает их как надо, по очереди и в строгом порядке, только потом стирает, так и не позвонив. Парень не знает, что там с ним сейчас и не хочет знать. Так справедливо, ведь он тоже не представляет, что сейчас с Юнги.
° ° °
Удивительное мастерство — не привязываться к людям. Мастерство, которое Юнги, почему-то, виртуозно освоил. Может быть, всему виной его прошлое, но теперь ему не больно терять людей. Мин почти не видел Тэхёна в университете, а в те редкие моменты, когда их глаза всё же случайно встречались, он ровно смотрел на своего друга. Ким тоже смотрел, но не выдерживал этого взгляда и резко уходил куда-нибудь. Этот парень был похож на провинившегося ребёнка, который всё хочет попросить прощения, но ему что-то мешает. «Прости, что мешаю тебе себя убивать», — читалось на его лице. А Юнги не мог простить, как бы ни пытался. Ему кажется, что нет ничего такого в том, чтобы самолично наблюдать смерть важного для тебя человека. Беспокойства друга ему более чем непонятны. Они противны. Они надоедливы. Но на самом деле они чертовски обоснованы. Юнги не желает думать об этом, если погрузится слишком глубоко, то больше не выплывет. Ему не хочется себя жалеть, хватает других людей, которые делают это постоянно. Даже тот самый Тэхён. А Мин... Он просто плохой друг. И извиняться за свою чёрствость и бесчувственность Юнги не намерен, потому что знает лучше всех: у него есть чувства. Возможно, совсем не к тем людям и совершенно нездоровые, но они всё ещё есть. Иначе как объяснить всё то, что с ним происходит. Да у него этих чувств просто море и в этом море он тонет. Парень делает последнюю затяжку, прежде чем потушить сигарету и пойти одеваться. Ему нужно появиться в университете, ведь скоро закончится этот семестр и начнутся экзамены. В этом году он побил все свои рекорды по посещаемости, точнее, по её отсутствию, но несмотря ни на что ему не хочется вылететь из университета. Это может стать ещё одним поводом ненавидеть себя, а у него их и так предостаточно. Юнги оставляет тлеющую сигарету в пепельнице, направляясь к шкафу. Он вытаскивает чёрный свитер размера оверсайз, чтобы скрыть свою болезненную худобу; такие же штаны, а после прикрывает глаза очень медленно: теперь можно вернуться к старому образу, одежда нечёрного цвета больше не понадобится. Он расстался с девушкой и новую заводить не планирует. Мин смотрит на рукава, не понимая, от чего сигаретами пахнет сильнее: от него или же от синтетической ткани. Да это и не важно, весь его дом, каждый его уголок пропитался этим запахом. Мин надевает носки, берёт собранный заранее рюкзак и выходит в коридор. Его верхняя одежда до сих пор влажная от вчерашнего снегопада.° ° °
Вынужденно появляться в месте, где быть совсем не хочешь. Снова подчиняться так называемым нормам, которые были придуманы для того, чтобы упростить жизнь, а на самом деле лишь усложняют её. Всё это уже пройдено. И в этот момент, когда Юнги идёт по университетскому коридору, он чувствует себя обязанным здесь находиться. Ему изо всех сил приходится терпеть, утешая себя тем, что сегодня у него только две пары. После них можно вернутся домой, но вот же дилемма: окажись он в привычных стенах своей квартиры, его внутреннее состояние изменится едва ли. Локация в этом смысле — лишь формальность, которая не меняет, по сути, ничего. Мин всё ещё не ощущает никакого спокойствия, лишь тревогу. Даже если он отправится на Луну, всё останется так же, потому что сбежав, можно не учесть главного: от себя не скроешься. Юнги привык ходить с опущенной головой, потому что люди вокруг его не интересуют. Сегодня же что-то явно изменилось, Мин каким-то необъяснимым образом чувствует чужие глаза прямо на себе и они очень прожигающи. Подняв голову чисто из любопытства, он ловит сочувствующие взгляды в свою сторону. Особенно на него смотрят девушки, грустно поглядывая на него и словно пытаясь прибодрить некой слабой улыбкой. Юнги хмурится, ведь ни черта не понимает. Что всё это значит и почему они так уставились на него? Что им всем нужно? Парень напрягается, гулко сглатывая. Невозможно игнорировать целую толпу, которая разглядывает тебя словно божью коровку под лупой. Парень чувствует себя очень некомфортно, даже пугается этого внимания. После он вообще останавливается посреди коридора, замирая на месте, потому что в его сторону вдруг направляется одна особа. Юнги не уверен, что она идёт к нему, поэтому решает оглянуться, только сзади него нет никого. Девушка приближается, идя решительным шагом, а Мин хочет сбежать отсюда поскорее. — Привет, — произносит она наконец, когда оказывается напротив, и Юнги нерешительно кивает, ссутуливая шею. Видит её он впервые. — Я слышала о том, что произошло у вас с Сохён... Парень сначала хмурится, не понимая, что от него хотят, а после вспоминает вчерашний день. Он широко раскрывает глаза от удивления, поджимает губы. Какое отношение Сохён, его бывшая, так сказать, девушка имеет к этому всему? Ничего не ясно совершенно, но Юнги решает оставить эти вопросы и внимательно слушает дальше. — Она тебя бросила... Об этом все только и говорят... — особа опускает взгляд, а после вновь поднимает глаза. — Послушай, это так грустно. Ты, наверное, любишь её, ведь она такая красавица... — девушка вздыхает. — Сохён сказала, что тоже любит тебя, но вы не сошлись характерами. Наверное, ты сильно страдаешь. Хотя... О чём это я... Это ведь не моё дело, прости, я не должна пытаться залезть к тебе в сердце, — особа стыдливо закрывает покрасневшее лицо ладошками. Если бы можно было найти хоть одно подходящее слово, чтобы описать то, что Юнги сейчас чувствует. Он в таком замешательстве, не понимая, почему это расставание является такой громкой для абитуриентов новостью. Мин никогда не пользовался популярностью в университете, он вообще ходил по зданию тёмной тенью, ни с кем не разговаривал и не общался. Если и появлялся здесь в принципе, то очень редко. Тем страннее. — Наверное, это больно... — кивает девушка будто бы понимающе. Юнги не знает, для чего вся эта эмпатия, хотя и эмпанировать нечему. — Да, — хрипит Юнги всё же, прочищая горло. Он не настроен на этот диалог и просто хочет, чтобы его оставили в покое. — Лучше не стоит. — Ты просто не расстраивайся слишком сильно... — продолжает девушка. — Ты ведь такой потрясающий... Высокий, красивый. Ой, что это я... — она отводит взгляд. — В общем, держись. Мин находится в полнейшем шоке, но безэмоционально поджимает губы и кивает. Очень странно, что их с Сохён недоотношения обсуждали в университете. Возможно, эта девушка обиделась на Юнги и решила рассказать о нём всю правду. С другой стороны, она совсем ничего о нём не знает, хотя это никого не останавливает. Люди сами по себе — существа мерзкие. Им лишь бы собирать сплетни и перемывать кости, а кому — совершенно без разницы. — Я тогда пойду? — спрашивает парень и ему кивают. И что это вообще было? Юнги искренне не понимает, для чего нужно ломать комедию, ведь ничего такого не произошло. Он даже не знает этих людей. Вероятно, их с Сохён видели в университете вместе пару раз, но как же сильно эти студенты ошибаются, кидая сострадательные взгляды, ведь Мин после этого расставания совершенно не страдает. А если и страдает, то точно не по этой девушке. Парень заходит в свою аудиторию, но даже там все очень странно смотрят, однако Юнги ничего не может сказать в ответ, молча усаживаясь на место и мечтая о том, чтобы этот день скорее закончился. Он просто хочет, чтобы все оставили его в покое.° ° °
Когда любишь, то не можешь долго злиться на человека, особенно если твоя любовь к нему совсем ещё детская. Чимин погряз в Юнги, все его мысли занимал исключительно хён, у него даже ухудшились оценки, а преподаватели не понимали, почему образцовый студент первого курса стал таким невнимательным. Он словно витает в облаках, пропуская материал лекций и семинаров мимо ушей. И самое главное — Паку вовсе необязательно присутствие Мина рядом, чтобы любоваться его холодной красотой, ведь его образ буквально стоит у него перед глазами. И даже если любить Юнги больно, это всё ещё прекрасно, потому что внутри у Чимина чувства растекаются тёплой и донельзя сладкой карамелью. Пускай иногда у неё жжёный привкус и разжевать её сил нет, Пак, стиснув зубы, смакует её словно самое вкусное на свете лакомство. Он любуется старшим, боготворит совершенную красоту и задерживает дыхание, если замечает его курящим после занятий. Когда Чимин видит Юнги, почва уходит из-под ног и грудь прошибает резким и болезненным ударом. Потому что знает, что старший занят и что он слишком хорош для него. Этим утром парень как всегда пришёл в университет с надеждой в сердце, что случайно увидит Юнги где-нибудь, хотя бы мельком. Пак нечасто наблюдает его, но в те редкие моменты всё вокруг в миг теряет смысл, а внимание обращается только на него. Непрерывно смотреть на хёна как одна из степеней отчаяния и мазахизма, но отвести глаз от него невозможно. Мина нигде не было: ни на улице, ни в коридоре, а Чимин уже начал думать, что снова не увидит хёна сегодня, но вдруг краем уха услышал от других о том, что Юнги бросила девушка. Пак совершенно случайно узнал об этом, он терпеть не может сплетни, но эта новость ударила по нему настолько неожиданно, что в глазах потемнело. Это ужасно. От одной мысли о том, как, должно быть, старший страдает, хочется плакать. С другой стороны, Чимин не может не признать того факта, что даже рад этому где-то в глубине души. Видеть Юнги с той девушкой было невыносимо больно, а сейчас в сердце появилось некое облегчение. Ведь даже если Мин не с ним, у него в принципе нет никакой второй половинки, а значит, и боли нет тоже, ведь Паку не придётся видеть их вместе. Чимин очень надеялся его увидеть на сегодняшней паре по английской литературе. Эта лекция — единственное общее, что было между ними, и Пак всю неделю ждал этих девяносто минут с замиранием сердца. Пока ребята вокруг шептались, Юнги выглядел грустным. Вероятно, ему разбили сердце и это расставание было, скорее всего, не по обоюдному согласию. Чимин понимал это лишь потому, что совсем недавно сам выглядел так же. Невзаимная любовь действительно воспринимается как маленькая смерть, но не физическая, а та, что где-то внутри. Парня самого до сих пор не отпустило, но видеть как человек, которого ты любишь, страдает, — намного хуже собственной боли. Пак начинает злиться на себя за свой собственный эгоизм и ничем не оправданную радость от новости о чужом расставании, но ещё сильнее он злится на студентов, которые с таким удовольствием это обсуждают. Чимин радуется, когда лекция начинается. Наконец можно посидеть без чужого шепота и послушать профессора, который снова принёс что-то из английской литературы. Pride and Prejudice. Пак не записывает в свою тетрадь ни характеристику Элизабет, ни мистера Дарси, а ведь по этому нужно писать сочинение. Вместо этого парень думает, что если бы ему удалось написать свою книгу, он бы сделал Юнги главным героем и заставил бы каждого влюбиться в него ровно настолько же, как любит сам. От этой мысли Чимин вдруг хмурится. И всё же делиться хёном он не намерен, а любовь к нему — его сокровенное, то, что Пак не отдаст никому. Коридор полупустой. Сейчас обеденный перерыв и многие студенты отправились в столовую. Светловолосому, восемнадцатилетнему парню есть не хотелось. В последнее время у него нет аппетита, и юноша не слишком этим расстроен, ведь сбросить парочку килограммов ему никогда не лишне. Он искренне так считает. И, видимо, не он один, ведь, оперевшись на стену, Юнги стоит в одиночестве. Его голова опущена, а длинная чёлка слегка свисает. Ему так плохо, что он не может есть? Пак боится себе представить, каким тяжёлым, должно быть, является для него разрыв. Вообще Чимин никогда не планировал признаться хёну в том, что влюбился в него с первого взгляда. Он хотел продолжать любить его молча, потому что видел, что Юнги занят, но сейчас всё иначе. Мысли в голове такие странные, ведь ему почему-то так сильно хочется утешить старшего, чтобы тот чувствовал себя хоть немного лучше. Словно если Чимин расскажет ему о своих чувствах именно сейчас, это будет что ни на есть правильно. Мину станет чуть легче, ведь когда тебя бросают, ты автоматически думаешь, что дело в тебе. Расстраиваешься, разумеется. Начинаешь себя винить. Поэтому Паку до безумия хочется показать этому холодному и отстранённому парню, что он нужен кому-то. Ему, Чимину, очень нужен. Сердце бьётся так быстро, ладони потеют, а мысли путаются. Страшно. Может, не стоит? Юнги прикрывает глаза, устало прикладывая затылок к холодной, покрашенной в белый стене. Чимин кусает губы, решая, что же делать: подойти и признаться или же пройти мимо? Но если не сейчас, то когда? Когда в следующий раз представится такая возможность сказать обо всём? А вдруг Юнги будет ему благодарен? Вдруг ему нужен кто-то рядом? Пак дрожит внутри, дыша быстро. Он не знает, что ему делать, и пока Чимин собирался с мыслями, старший решил пойти в другое место. Сейчас или никогда. Светловолосый ускоряет шаг, догоняя Юнги. — Хён, — мягко произносит Чимин, подходя к темноволосому. Мин оборачивается, смотря на него не слишком инициативно, даже не удивлённо, а лицо его явно приобретает оттенки вопроса "Ну чего тебе?", только на самом деле Юнги молчит. — У тебя есть одна минута? Темноволосый опускает взгляд в пол, а после произносит: — Это долго, тридцати секунд тебе хватит? Пак облизывается. Что ж, полминуты на то, чтобы признаться в любви. Чимин не собирается толкать красивых речей, он просто скажет это. — Думаю, хватит, — кивает светловолосый. — Только, пожалуйста, не говори, что тебе жаль о нашем с Сохён расставании... — Не буду, — отвечает Пак, сглатывая. Должно быть, хёну очень больно говорить об этом. И сердце почему-то сжимается от такого. — Не буду, обещаю... — Тогда я тебя слушаю. Чимин медленно выдыхает, сжимая миниатюрные пальцы в кулачки, собираясь с мыслями, а после говорит: — Знаешь, я, кажется, люблю тебя. — Что? — хмурится Юнги, поднимая свой взгляд с пола на младшего. — Я люблю тебя, хён, — негромко повторяет Чимин. — Уже несколько месяцев. Подумал, что хочу, чтобы ты это услышал. Мин ничего не отвечает на это, а Пак решается продолжить, потому что кто знает, когда ему удастся поговорить со старшим вот так в следующий раз. И если уж он решился, то необходимо довести дело до конца. — Прости, что так вывалил на тебя всё это, — Чимин грустно опускает голову. Он прекрасно понимает, что на взаимность рассчитывать не может, но ему хочется поддержать старшего, пускай и таким глупым, детским способом. Это называется вытеснением. Чего-то лишаешься, но, одновременно с этим, что-то приобретаешь. Клин клином. — И я ничего от тебя не требую взамен. Просто люблю... — Любишь? — шокированно, шёпотом спрашивает Юнги только сейчас и получает в ответ немного стеснительный кивок. Мин широко раскрывает глаза, моргает пару раз, сглатывает, а после вдруг резко уходит куда-то. Чимин же стоит на месте, молча смотря ему вслед. К горлу подкатывает противный ком, потому что явно не такого этот парень ожидал. Возможно, он даже был готов к мягкому отказу, вроде "Дело не в тебе" и "Уверен, ты ещё найдёшь подходящего человека", но Юнги просто сбежал, будто бы Пака не существует и он пустое место. Будто он даже не заслуживает услышать одно единственное слово, пускай это будет однозначное "нет".