Sol adentro

«Могло ли все сложиться иначе?» «Могло, Геральт». Стефан второпях оставил люк в подвал открытым. Ведьмак слез по приставной лестнице, зажег огарок свечи, осмотрелся. Все находилось на своих местах, только большой шкаф с лекарственными снадобьями как будто бы чуть отодвинули. Из щели позади него веяло прохладой. Ведьмак подошел ближе, прикрывая рукой пляшущий язычок пламени. Налег боком и толкнул шкаф — тот отъехал, поскрипывая, как вагонетка по рельсам. Коридор, достаточно широкий, чтобы в нем разошлись два горняка с тачками, по высоте был рассчитан на рослого гнома. Тихо выругавшись, ведьмак согнулся и, защищая свечу от сквозняка, двинулся вперед. Вскоре коридор круто свернул направо; потолок поднялся сразу локтя на три, словно внутри полого холма или гигантской кротовины. Наверное, то были расположенные к северу от дома кладовые. Природная пирамида с вырубленными «полками» должна была иметь выход на поверхность, но ведьмак не видел ни отверстий, ни проблеска солнца. В жалком свете огарка из кромешной тьмы выступали похожие на валуны набитые мешки, затянутые паутиной кувшины, связки лука и чеснока, пучки трав. Ничего необычного, и все же отчего-то здесь становилось не по себе. Ведьмак обернулся проверить, не закрылся ли за ним туннель, не преградила ли гранитная плита путь назад, замуровав его в этой полной припасов темнице. Он слыхал когда-то о невесть где и кем придуманной казни: осужденного опускали в каменный мешок с флягой воды и небольшим количеством пищи, лаз закрывали и закладывали камнями. Медленная смерть во мраке, в надежде на чудо... Храбрецы сразу выливали воду, растаптывали еду, но таких было мало. В основном столь экзотическим способом казнили вовсе не храбрецов. «Женщин, Геральт, точнее, провинившихся девушек-жриц. Очередной замешанный на невинности культ. У меня от них мороз по коже». Ведьмак пошел вдоль стены, отыскивая путь, касаясь избитой молотами горной породы. Гранит легонько царапал пальцы, подмигивал кварцевыми искрами, выгибался под ладонью, уводя в сторону, в тупики, углубления, ходы... Ведьмак утратил чувство направления, знал только, что не кружит на месте, но движется в глубь лабиринта; к разгадке ли, к новой ли тайне — кто разберет? Свеча погасла, он выпил эликсир. Подивился тому, как ярко проявилась вокруг пещера: бурыми, красными, рыжими пятнами, как лиственный лес осенью, как теплый склон на закате, отчего-то вывернутый наизнанку, спрятанный под землю. Сокровище. Где-то журчала вода, капал со сводов сок маков. Ведьмак поднял голову, но корней не увидел, лишь сеть темных прожилок в камне — бегут-разбегаются, плетут свои чары. Вырезать бы, заполировать, сделать чашу, фонтан, достойный императора. Вечный водяной фейерверк посреди благоуханного города, в котором все счастливы. «Обернись, Геральт». «Регис?..» Вампир вступил в круг света под гномьей лампой, махнул, маня к себе. Летучие мыши ворвались в туннель: целая армия, бесшумная, немая. Они жили здесь раньше, потом сгинули, теперь вернулись. Регис подозвал одну причудливым свистом, снял с лапки свернутое в трубочку письмо. «Что там, Эмиель?» «Долг выплачен», — вампир растаял, унесся туманом вместе с нетопырями. Отрываясь от стен, взлетели лепестки-мотыльки, закрутились пурпурным вихрем. Когда волнение улеглось шорохом вдали, маковым ковром под ногами, ведьмак поднял занавес в цвет гранита и увидел озеро, и звезды, и крылатого коня по колено в звездах, в озере. «Могло ли все сложиться...» «Не знаю, sahiran». Ночь обратилась закатом: гребни барханов, желто-красная рябь, зной-падальщик. Пустыня мерцала до самого горизонта, на сколько хватало глаз. Мимо, держась друг за дружку, как слепые, брели вереницей странники — тощие старцы в балахонах. Встали, выложив тенями прихотливый узор. Первый старец, воздев к солнцу узловатую руку, раскрошил кусок хлеба. Унесло крошки ветром, и проросла каждая деревом, из какого делают самые крепкие щиты. Последний вытащил флягу, выплеснул на песок остатки воды. Не долетела вода до песка, рассеялась жемчужным паром, осела на дне океана. Остальные вынули из-под одежд свернутые бичи для скота, бросили их на землю. Истлели бичи, и исчезли, и переродились: треть — ядовитыми змеями, треть — цепями для узников, треть — косами красавиц. «Кто это?» «Правители амирата Мадж, — Санжу Рандип прошел среди них, заглядывая в закрытые капюшонами лица. — Его здесь нет. Сумал-сахид, где сын твой Ивраим?» Старик, выливший воду, прошамкал что-то, роняя слюну из беззубого рта. Песок лизал его босые ноги. Еще сильнее задул ветер, и тени странников отделились от них и сложились в слова, будто чернила текли по бархану. «Он еще жив», — перевел Санжу. Помолчав, добавил: «Обернись, Геральт». Звезды за окнами караульной усыпали небо, как спелые ягоды, срывались и падали на вершины гор, катились водопадами в расщелины, сквозь них — серебряной рекою. Стены раздвинулись, потолок исчез, луна сияла чужая, неведомая, лаская лучами густую траву. Он тонул в этой траве, мягкой, как пуховая перина, тонул не один, а с кем-то. Выгибался под ладонью, давая увести себя в сторону, прочь от всего, что знакомо, к краю пропасти. Кто-то целовал его, легонько царапая кожу щетиной. Бедра сдавили бедра. Жарко, влажно, ночь не здешняя, и созвездия совсем не те, что на севере. Он обвел пальцами скулы, брови, плохо сросшийся нос с горбинкой. Ни крикнуть, ни шепнуть. Трава-река колыхалась под ними обоими, пахла терпкой горечью. Кто-то сгреб в кулак его медальон, дернул, натягивая цепочку. Рот в рот, горячо, мокро. Яд? Еще полторы минуты, по ударам сердца. Травы оплели ноги, тянули вниз. Ветер налетел, погладил голые плечи, спину. Где-то в другом мире заря подкрадывалась с востока. Он вздрогнул, снова, снова, погружаясь в ничто под бледнеющим оком луны, цепляясь за чужую руку, пока та не выскользнула медленно, против воли — как душа, покидающая тело. «Могло ли...» Молчание. То, что казалось морем южных звезд, стало долиной в окружении скал: близких, далеких, стертых в пыль, грядущих с новым землетрясением. Рассвет прогнал тьму, травы звенели голосами птиц, ущелье — эхом. Мальчик на белом коне без седла ехал галопом. Вскрикнул, упал, не поднялся. Исчез. Песня взлетела робко, невысоко, одинокой трелью в горах, и оборвалась. «Добро пожаловать! Обернись, Геральт». Чаша озера пряталась между камнями — гладкое зеркало, осколок небес. Серебристый крылатый конь стоял на берегу, пил, изогнув лебединую шею. Другой мальчик сидел поодаль на валуне, скрестив ноги, держа на коленях дорогое седло. Ждал терпеливо, с улыбкой; перо цапли на берете — всполох белого пламени. «Берегись!» — третий мальчик с деревянным мечом в руке ловко пробежал по обломкам гранита, прыгая с выступа на выступ. Гнался за собственной юркой тенью. «Очень любопытно, — бесстрастно произнес невидимый Шеро Хомс, — но у вас мало времени. Нам пора». Бутоны маков усыпали долину, выросли, раскрылись, извергли свой аромат, погибли, родились вновь. Медальон дрожал, стуча о грудь все слабее, все тише. Тьма, сумерки, огоньки свечей. Последний приют. ~ ~ ~ Солнце садилось, ставни закрыли, и атмосфера в гостиной была мрачнее некуда. Несмотря на снадобья по рецептам из чародейской книги Эльзы, Иоганн до сих пор не очнулся. В конце концов его оставили в покое, надеясь, что отдых — лучшее лекарство. Эльза и Стефан отправились готовить ужин для всей голодной компании, Шеро пребывал в комнате своего ассистента вместе с Рене, который ради оказания поддержки даже взобрался по лестнице на второй этаж. Лютик парил в эмпиреях и был слеп и глух к внешнему миру. Геральт, чьи исследования подвала не увенчались успехом, понуро сидел в кресле и перебирал брошенную на столе колоду карт. Мастер Антоний, вздыхая, шагал из угла в угол. — Какая жалость, какая жалость... Милсдарь Хомс сказал, милсдарь Уоттенсон еще на войне получил по голове. Как это называется по науке — «закрытая черепно-мозговая травма»? Очень плохо, когда в то же место попадает. Хотя здоровье у низушков обычно отменное, всякая болячка проходит без следа... А, вот и мэтр сыщик — есть новости, мэтр? — Все так же, — Шеро опустился в другое кресло, ненадолго смежил веки. — Мне нужно отвлечься. Партийку, господин ведьмак? Геральт смотрел на него, даже не пытаясь скрыть неприязнь. Сыщик немного осунулся, однако выглядел совершенно спокойным. Ведьмак смутно припоминал, в каком состоянии был он сам, когда оказывался ранен Лютик: взять хоть нападение джинна, хоть стрелу при бегстве из лагеря Виссегерда. Положим, стрелой поэта едва цапнуло, но Геральт все равно волновался. Шеро Хомс тем временем безмятежно продолжал: — Ежели никто не против, предлагаю классический вариант, двое на двое. Согласны, мастер Антоний? Отлично! Партнер с вашей стороны найдется? Только мне совестно тревожить Рене, да и позориться перед вами обоими неохота... — Стефан, кажется, тоже играет, — старик приободрился, хлопнул в ладоши. — Тогда надобно всем чуток для тонуса, в качестве аперитива. Стефан, подойди-ка сюда, и захвати вино и бокалы! Придвинули кресла, зажгли побольше свечей, сели. Партия не клеилась; не было в ней ни краснолюдского задора, ни чванной интриги городских турниров, на каких Геральту доводилось бывать в основном в качестве зрителя. Мастер Антоний пристально смотрел в «руку» и похмыкивал; Стефан выкладывал карты молча. Костяшки пальцев у него были оцарапаны — видно, поранился, когда поднимал сомлевшего низушка с камней. — К слову, у меня пара вопросов насчет кладовки, — Шеро оценил обстановку на столе. — Пас. — Извольте, — мастер Антоний пригубил вина. — Я обнаружил следы возле входа в пещеру. Они ведут к пропасти и обрываются, троп вниз там нет. Как такое возможно? Ваш преступник умеет летать? — Думаю, он появлялся по ночам, — ответил старик. — Пересекал плантацию, по кромке шел к скалам. На поле следы не видны, цветы к утру расправляют лепестки и листья, да и ступал он осторожно... — Ночью, — уточнил Шеро. — По краю пропасти. Без фонаря. — Видимо, так. — Потрясающе! Значит, у него глаза как у кошки? — Сие мне неведомо, мэтр сыщик. Аккуратнее, Стефан, эдак мы с тобой проиграем. — Пас, — прохрипел юноша. — Другого хода в кладовые нет? — не отставал Шеро. — Например, из подвала? — Раньше был, но прежний хозяин его замуровал. Трещины на сводах туннеля, не ровен час, обвалится. — Действительно. М-м-м, превосходное вино! И больше никаких путей? Я не занудствую, милсдарь Антоний, а рассматриваю самые разные версии. Будь я на месте вашего вора, то воздержался бы от ночных прогулок по горам. Жизнь дороже мешка сухарей. Я бы скорее пользовался подземным ходом, а то и вовсе залезал бы в дом через окно и таскал готовую еду с кухни. Вы всегда закрываете ставни на закате? — Да, чтобы аромат не проникал в комнаты, ведь маки... — Пахнут наиболее сильно в летнее полнолуние, и так далее. Мэтр Геральт мне рассказывал. Мэтр Геральт, ходите лучше с этой карты. Но если ставни закрыты, двери заперты, и грабитель не обладает чудо-зрением, позволяющим видеть в темноте... По-моему, вы пытаетесь нас запутать. Хотя в комнате было совсем не жарко, мастер Антоний провел платком по вспотевшему лбу. — Простите великодушно, господин Шеро, но я не вполне вас понимаю. — Элементарно. Быть может, никакого грабителя не существует? А пополнять запасы вас вынудил тот факт, что нужно кормить больше народа. — Естественно! Мы же гостиница и должны заботиться о постояльцах! — Однако горы опустели из-за чудовища, а о нашем визите вы не знали, — вкрадчивым тоном возразил Хомс. — Или знали? Вас предупредили? Когда, кто? — Зря вы забиваете себе голову ерундой, — старик замахал платком. — Эльза не досчиталась чего-то в кладовке, вот и сорвалась за покупками. Может, вправду решила, что к нам повадился вор, а тут сам знаменитый сыщик повстречался в лесу — отчего бы не попросить о помощи? — То есть грабитель в кладовых суть лишь плод ее воображения? — Шеро впивался в каждое слово, как клещ в плоть. — И вместо того, чтобы разубедить порывистую барышню, вы отпустили ее одну в дорогу, несмотря на непосредственную опасность? Не верю! Боюсь, четкий ответ я смогу получить только от самой мазели... — Оставьте ее в покое, — огрызнулся Стефан. Мастер Антоний отложил карты. — Присоединяюсь к просьбе, — сухо промолвил он. — Мне не нравятся ваши намеки, сударь. И ежели хотите кого-то допросить, я к вашим услугам. — Очень хорошо, — Шеро встал, выпрямился, слегка вздернул подбородок; мастер Антоний сделал то же. Двое худых, одетых в черное воинов на странном поле битвы в огоньках свечей. Геральт замер, краем глаза следя за Стефаном. Тот пригнулся над столом, но руки держал на виду. Впрочем, ведьмак и не подозревал наличия у юноши какого-либо оружия. Сыщик и старик буравили друг друга взглядами... и вдруг Шеро улыбнулся. Геральт похолодел: на миг в этой улыбке-гримасе будто мелькнула жуткая изуродованная рожа из прошлого, и то, что сыщик не был обезображен, лишь добавляло его ухмылке леденящей мерзости. — Мэтр Геральт, а где дражайший мэтр Лютик? — не сводя глаз с оппонента, выпалил Шеро. — Занят, пишет оперу, — обалдев от столь резкой смены темы, ответил ведьмак; он, что называется, «не успел подумать». — В самом деле? — приподнял брови мастер Антоний. — У господина виконта имеется опыт в данном жанре? — Подозреваю, это дебют, — продолжая улыбаться, заметил сыщик. — Что ж, кто не рискует... Но милсдарь поэт накануне порадовал нас блестящим выступлением, и без музыки здесь как-то скучно и тоскливо. Недостаток гармонии в атмосфере плохо сказывается на нервах. Милсдарь Стефан, спасете положение? Спойте нам что-нибудь! Теперь поднялся и юноша, а за ним, невольно сжав кулаки, Геральт. Стефан казался белее своей блузы с кружевами. По лицу мастера Антония ничего нельзя было понять. Момент тянулся, истончаясь, как чересчур длинная нота, как слишком медленный удар топора по подставленной шее. Никто не рассмеялся, не воскликнул: «Что за вздор!» Время истекло. — Ну же, — тихий, словно бы ободряющий голос Шеро Хомса. — Мы вас просим. Натыкаясь на мебель, Стефан отпрянул от стола, попятился к выходу, нащупал за собой замок. Достал из кармана штанов маленькую связку ключей, трясущимися пальцами выбрал нужный. Повозился с дверью, не сразу попав в скважину. Все трое — старик, сыщик и ведьмак — наблюдали за ним, не вмешиваясь. Наверное, и Эльза сидела у себя на кухне, прислушиваясь, боясь пошевелиться. Безмолвие обернулось чудовищем и стиснуло дом в своих гигантских челюстях. Замок наконец поддался. Шатаясь, тяжело дыша, Стефан вышел на крыльцо и притворил за собой дверь. Послышался стук, как от падения — снаружи? Нет, вроде бы наверху... Кто-то оставил окно открытым? Геральт снял с кресла перевязь с ножнами и положил меч на колени. — Это была очень жестокая... шутка, господин сыщик, — промолвил Антоний. За последние пять минут он постарел на несколько лет. — Это жестокая правда, — поправил его Хомс. — О, не протестуйте, не тратьте силы, любезный мастер. Или правильнее «маэстро»? Старик облизнул пересохшие губы, тяжело оперся о стол обеими руками. — Что вы хотите знать? — Только одно: где принц аль Маджан? — Идемте, я вас прово... Антоний не закончил фразу. По лестнице, всхлипывая, еле переставляя тощие ноги, неуклюже спускался Рене — без костыля, но не один. Кто-то подталкивал его, держа за шиворот. На середине пролета мальчик споткнулся, взмахнул руками и чуть не покатился по ступеням. Кто-то грубо дернул его назад; у щеки блеснул кинжал. — А вот это совершенно лишнее, Санжу-сахид, — спокойно промолвил Шеро. — Отпустите ребенка. Сейчас же. — Не вам решать, — Санжу втащил Рене в гостиную, как мешок с тряпьем. — Брось меч, Геральт. Не дергайтесь, или пущу калеке кровь. — Офирская сволочь, — прошипел мастер Антоний. Эльза бесшумно появилась из кухни и застыла в дверях с каким-то круглым предметом в руках. Геральт, Шеро и Антоний ее видели, Санжу и Рене — нет. — Мы уже обо всем договорились, — так же хладнокровно продолжал сыщик. — Уважаемый хозяин проводит нас к принцу — он жив и здоров, я полагаю? По крайней мере, ест и пьет, это хороший признак. Дипломатией можно достичь гораздо большего, чем насилием, или вас этому не учили? — Не заговаривай мне зубы, — Санжу снова дернул Рене за ошейник, тот сдавленно пискнул. — Сделаем по-моему. Постереги мальчишку, Геральт, а я заберу Ивраима. Если хотя бы волос упал с его головы... мне терять нечего. — Не дури, чудовище совсем близко! — ведьмак тоже старался владеть собой, но получалось у него хуже, чем у Шеро. — Я потому взял серебряный меч, видишь? И мой медальон дрожит. Ты погибнешь, если пойдешь туда один. — Блеф! — огрызнулся Санжу. — Он прав! — звонко воскликнула Эльза. Она стояла у стены, спрятав руки за спину: хрупкая светлая фигурка на темном фоне, эффектно подсвеченная канделябром. Аромат маков поплыл по комнате, гася боль и гнев, даря нежное обещание счастья — даже теперь, вопреки всему. Санжу повернулся, чуть опустил кинжал у горла Рене. Сталь царапнула по деревянному кольцу ошейника. Вдох... Выдох... — Он прав, — повторила Эльза. — Чудовище совсем рядом, и это — вы! Бомба взорвалась у ног офирца, полыхнула прямо ему в лицо; Санжу отступил, закрылся левой рукой, но тщетно. Геральт знал, что такое хороший Самум — слишком уж часто Весемир приказывал его «готовить». Вспышка в закрытом помещении ослепила всех: Шеро покачнулся и едва не упал, Рене отшвырнуло к лестнице, мастер Антоний и Эльза скорчились в углу. Сквозь едкий туман ведьмак бросился к мальчику; тот испуганно озирался вокруг, но, похоже, был цел и невредим. — Геральт, Геральт! — Лютик сбежал вниз, цепляясь за перила. — Ох, пожар! — Побудь с Рене, — ведьмак перчаткой сбил слабое пламя с ковра и с ног Санжу, который лежал, опираясь на локоть, и надсадно кашлял. — Вы, офирцы, все такие бешеные? — Принц... Где он? — Старик и девушка сбежали через черный ход, — рядом с ними оказался Шеро с кувшином воды; щедро полив в горсть, он промыл себе глаза, затем передал кувшин Санжу. — Проверьте подсобные постройки. Где-то там должен быть спуск в подземелье. — А Иоганн? — Иоганн прекрасно себя чувствует. Подробности — позже. За дело, господа! Снаружи ночь встретила их звездами и тишиной. Шеро Хомс молча вынул из рукава стилет, указал им сначала на конюшню, а затем, подняв два пальца, на сарай. Санжу уже крался ко входу, на ходу вытаскивая саблю, но Геральт отстал, прислушиваясь. В доме он действительно соврал насчет медальона, однако сейчас ощущал легкие ритмичные колебания; их источник находился на севере, и не слишком далеко. — Эй! — шепнул он, сжал руку офирца, положил себе на грудь. — Теперь веришь? — И что это значит? — Это значит, — процедил ведьмак, — что ты не лезешь поперед батьки в пекло. Держись сзади и делай, что скажу, не то погубишь принца, себя, меня и всех остальных! Санжу кивнул, посторонился. Геральт приоткрыл дверь в сарай, заглянул осторожно, вошел, стараясь не замечать сладкого запаха от перегонного аппарата. Лучше здесь не мешкать. Темно, пусто... Земляной пол вдруг оборвался ямой; Геральт чуть не сиганул туда, но его удержал Санжу. Наклонились оба: посреди сарая зиял квадратный проем, крышка валялась рядом. Ведьмак вспомнил гору цветов, высыпанных на простыню. Как давно это было... — Нашли? — Шеро шмыгнул внутрь с маленьким фонариком — свеча в стеклянном сосуде, всего в ладонь длиной. Санжу снял с пояса трос с грузилом, привязал хитрым узлом. Первым спустился Геральт. Игни на пальцах осветил низкие сухие своды, коридор, лежавшую тут же деревянную лестницу. Пахло мертвечиной, но не сильно, как в глубоких логовах хищников, а волнами-сквозняками. Далее коридор разветвлялся: слева сеть туннелей терялась в темноте, справа из гранитных недр доносился помноженный эхом стук. Шеро снял свой черный плащ, бережно свернул его и оставил под люком. — Мы — по медальону, — сказал Геральт. — Милсдарь сыщик, проверьте ходы справа. Если что, зовите на помощь. — Я смогу за себя постоять, — Шеро надел на левую руку кастет с короткими шипами. — А вот вы... Тут нет места для замаха, меч и сабли бесполезны. — Придумаем что-нибудь, — буркнул ведьмак; он был сыт по горло этими неизменно правильными ремарками. — Увидите чудовище — бегите. И не пытайтесь вести беседу, даже если оно заговорит первым. Лабиринт сплетался вокруг оставленных рудокопами колонн. Вгрызаясь вглубь породы, они не городили новые подпорки, но искусно использовали само тело скалы. Не было времени исследовать все ниши; Геральт вскользь подмечал одежду, части доспехов, полотнища с нильфгаардским солнцем — наверное, от палаток. Санжу вдруг нагнулся, извлек что-то из кучи барахла: то ли шарф, то ли шелковый кушак с вышивкой. Посмотрел коротко, сжав в кулаке, и выпустил; ткань упала, утекая, мелькнула последним отблеском на закате. — Ш-ш-ш! Впереди затрепетал, метнулся от стены к стене факел. Геральт и Санжу вжались в гранит. Мастер Антоний, гремя ключами и засовами, отпирал какую-то дверь. Санжу не пошевелился, лишь скрипнул зубами и полез в сапог за кинжалом. Геральт оценил траекторию, покачал головой: не долетит, отскочит, только зря нашумим. Пульсация медальона утихла, значит, за дверью было что угодно, но не страховидло. Ведьмак знаком приказал офирцу ждать, сам двинулся дальше, держась в тени «колонн», огибая и перешагивая хлам на полу. Казалось, отчаяние Санжу холодило ему затылок, как северный ветер. А здесь и вправду прохладнее, дует... интересно, откуда? — Хватит играть в прятки, мэтр! — громкий оклик старика внутри каменного барабана наполнил уши гулом. — Я обещал привести вас сюда и, вот, выполняю свою часть сделки. Офирский мерзавец с вами? — Нет, его ранило бомбой, — соврал Геральт. — Хорошо. А столичная ищейка? — Я один, мастер. — Надеюсь, в вас еще осталась капля совести. Подойдите. Вот предмет наших общих забот. Геральт приблизился к зеву камеры. Сперва за дрожью огня он не увидел ничего в чернильной мгле, но потом разглядел. В пещерке, где ведьмак не смог бы ни встать в полный рост, ни вытянуть ноги, кто-то съежился на подстилке из гнилой соломы. Лохмотья одеяла или плаща едва ли могли согреть, из-под края торчала лохматая кудрявая макушка и тянулась толстая цепь. Вонь загустела, как стоячая вода в болоте, лишь сверху сквозь узкую шахту веяло чистым воздухом. — Покажите лицо. Мастер Антоний отвернул лохмотья, посветил факелом. Грязная кожа в синяках, темные круги под запавшими глазами, слегка торчащие уши. Через обветренные приоткрытые губы вырывался свист болезненного дыхания. Мальчишка с портрета будто спал, уставившись перед собой невидимым взором. Тихонько застонал, когда пламя отразилось в помутневших карих радужках. — Это бесчеловечно. — У нас не было выбора. Держать его в доме опасно: он дважды нападал на Рене, пырнул Эльзу ножом — благо, тупым, и на ней был корсет. Пытался поджечь меня в моей собственной постели. Тогда мы заперли его в подвале. Гаденыш разнес там все, разбил ценные лекарства и часть пузырьков с эссенцией. Видимо, надышался ее и впал в ступор. Мы отнесли его сюда. Приходится держать его в полусне, иначе он ведет себя как безумец и отказывается есть. Эдак удается хоть что-то в него запихнуть. Эльза обтирает его губкой, приносит новую одежду, но все быстро портится. Как она еще простила ему выходку с ножом?.. — Но с какой целью... — Это долгий и уже бессмысленный разговор, — перебил ведьмака мастер Антоний. Сев на корточки, он обнажил закованную в железное кольцо шею мальчика. — Я отдам его вам или тому офирскому зверю, на определенных условиях. Первое: вы позволите Стефану, Эльзе и Рене спокойно уйти и не станете их искать — нигде, никогда. Второе: вы никому не расскажете о нас и «Последнем приюте». И третье — вы немедленно покинете долину. Больше мне ничего не нужно. — Согласен, — не раздумывая, ответил Геральт. — Теперь снимите цепь. — Сначала выполните первое условие, — старик положил связку ключей в карман. — И не смотрите на меня так. Ключ от ошейника есть только у Эльзы, и черт знает, где она его прячет. Она скажет вам перед отъездом. — Она скажет сейчас, — прозвучал за их спинами усиленный эхом голос Шеро, — иначе все закончится очень скверно! Геральт обернулся. Мастер Антоний оттолкнул его с дороги, свернул за поворот; пламя факела почти лизало спутанные пряди седых волос. Замешкавшись у распахнутой двери, ведьмак поспешил следом... Заметил, как взметнулся невидимый на фоне стены занавес, подбежал и сорвал его, усыпав гвоздями пол. Оказался на небольшой площадке над пропастью. Снизу тянуло тленом, гнилью, смертью; с той стороны расселины мелькнула крылатая тень. Медальон дрожал не переставая. На краю гранитного балкона стоял Санжу, обхватив вокруг талии обессилевшую Эльзу, а чуть ближе — Шеро Хомс, бледный и прямой, точь-в-точь эльфское изваяние из древней гробницы. Мастер Антоний шел к ним, подняв ладони, будто хотел успокоить встревоженную лошадь. Шел медленно, поглядывая куда-то наверх. Геральт посмотрел туда же: гранитная консоль, превращаясь в совсем узкую складку породы, огибала выступ и тропой поднималась к площадке пошире, где замерла, созерцая происходящее, высокая белая фигура. — Эльза, не бойся, — покорным примирительным тоном молвил старик. — Скажи им. Мэтр Геральт обещал вас отпустить. Я всегда хотел одного — чтобы вы были счастливы, дети мои. — Он все равно нас найдет! — ломая руки, всхлипнула Эльза. Было непонятно, заложница она, или офирец не дает ей броситься в пропасть. — Уезжайте на север! — предложил Геральт. — Никто не станет... — Это, или натравлю на вас каждую собаку в нильфгаардской полиции! — отчеканил Шеро. — Все зависит от вашего ответа! Освободите принца, или... Наверное, будь с ними Лютик, он бы все понял и успел предупредить. Но Лютика не было, а Геральт не обратил внимания, подумал, что ему послышалось. Первые звуки родились робкими, вялыми, как всплески тяжелых капель дождя перед бурей; эхо подхватило их, унесло прочь, растворило в горной дали. Затем с уступа донеслась трель — тихая, но связная, способная бороться с шумом внизу и с колебаниями воздуха, который противился ей, подобно течению под веслами гребца. За ней прозвучала еще одна, и еще — каждая громче, выразительнее предыдущей. Ведьмак поднял голову, остальные тоже отвлеклись. Фигура на уступе размотала шею, вытянула руку и выпустила белого змея, лентой воспарившего на ветру. — Нет, — мастер Антоний захлебнулся криком. — Не надо!.. — Назад, в туннель! — скомандовал Геральт. Санжу поволок Эльзу прочь от края, Шеро наклонился ему помочь. Поздно. «Sol adentro!» — грянуло над ущельем, как сошедшая с пиков лавина, как водопад, как удар в самое сердце: острый, безжалостный, гибельный, несущий любовь, от которой не будет ни мира, ни спасения. Ведьмаку чудилось, сами камни вокруг вибрируют, резонируя, усиливая и без того мощный, волшебный голос — но нет, то медальон перепуганной птицей бился о куртку. Беззвучно восклицая что-то, мастер Антоний полез вверх по крутой тропе. Сыщик двинулся за ним, согнувшись, как навстречу урагану. Эльза, рыдая, цеплялась пальцами за скалу, стараясь подняться. Санжу застыл истуканом; Геральт привел его в чувство, крепко хлопнув по плечу. — Уже близко! — заорал он, едва слыша себя самого, и вытащил меч. Санжу вздрогнул, словно его внезапно разбудили, кивнул, выдернул из ножен обе сабли и встал позади ведьмака, защищая ему спину. Мимо, тяжело дыша, почти скатились с тропы Шеро и мастер Антоний; оба выглядели совершенно измученными. Сыщик указал себе на уши, беспомощно развел руками. «Про сирен и эхидн, ребяты, имеются два главных мифа, — вспыхнули в памяти слова Весемира. — Один, что супротив них можно воском ухи залить. Другой, что влюбляются они иногда в прекрасных принцев и делаются оттого немыми. А вот что все сирены — бабы, то не миф, а научно доказанный факт». — Стефан, хватит! — истерический вопль Эльзы взметнулся над пропастью, разрезал песню. Геральт и Санжу ринулись в эту лакуну; камешки сыпались из-под подошв, летели на дно. Ведьмак увидел, как юноша с жуткими шрамами на шее повернулся на зов, с улыбкой поманил Эльзу, напевая тише, нежнее. Девушка встала, побрела к уступу, как сомнамбула. Из любовной песня стала победной. Геральт рубанул мечом воздух, разбивая магию, если таковая здесь была, и как ей не быть, ведь не существует в природе... — Берегись! — Санжу прижал его к выступу у конца подъема, своим телом укрывая от нападения с воздуха. Что-то задело ведьмака по голове, мазнуло по ноздрям трупным смрадом. Санжу отпустил его; шаг, второй, и они очутились на верхней площадке. Крупная черная скотина, лишь отчасти напоминавшая коня, преградила им путь; будто защищая юношу от врага, она наклонила уродливую башку с витым рогом, хлопала широкими, кожистыми, как у нетопыря, крыльями. Стефан продолжал петь, но чары рассеялись под натиском угрозы. Обходя тварь справа, следя за кривыми раздвоенными копытами, Геральт не глядя откупорил и проглотил «Виргу». «Единорог» бил хвостом, не упуская его из виду. Геральт не помнил, не знал, ядовитый этот хвост или нет. Коротко махнул мечом, привлекая чудовище, заставляя его следить за серебряным клинком. «Единорог» взвился на дыбы, клацнул длинными зубами. Ветер от крыльев чуть не сшиб ведьмака с ног. Слева раздался пронзительный свист; тварь отвлеклась, храпя, сорвалась с места, целясь в Санжу. Геральт не заметил, увернулся офирец или нет; нырнув у «единорога» под брюхом, он ткнул его мечом, но не хватило расчета и силы. Раненый конь-нетопырь завизжал, ударил обеими задними ногами, выбил оружие, взлетел. Упав на Геральта, как коршун, пропорол его рогом. — Берегись! — вихрем над головой. Столкнулись прежде, чем тварь смогла атаковать снова. Сцепились в клубок двое неведомых, невероятных, схлестнулись с воем, ржанием и рыком. Он еще увидел, как Эльза вскарабкалась на уступ, как она, слабея, пыталась пробраться сквозь царивший здесь хаос. Как Стефан вновь протянул к ней руку и, сметенный чьим-то крылом, исчез. Как Санжу, приподнявшись в темной луже, наугад метнул кинжал. Как вампир вынырнул из багрового тумана, схватил врага и прогрыз черную гниющую шею, орошая уступ зловонной кровью. Песня отзвуком слилась с ревом, утихла, тая, и умерла. ~ ~ ~ Он узнал покой прежде, чем ощутил его. Так умирающий от жажды чувствует прилив сил от малейшего признака влаги в воздухе. Оазис, дождь, ручей... Отстоять свое, а чужого не надобно. Кровь была отвратительной на вкус, и все же — невелика цена за безмятежность, за мир, хотя бы на короткое время. Он чувствовал облегчение, хотя не признался бы в этом никому. Наконец-то до него дошел, сам собой, смысл правильного поступка, о котором столько твердил Регис. Лежа в склепе беспомощным комком возрождавшейся плоти, Регис все пытался объяснить, зачем полез в чужую драку, в чужую битву. В чужую судьбу. «Я не мог иначе». Что за вздор? Своя рубашка ближе к телу, так говорят люди и некоторые нелюди. Теперь его озарило. Все оказалось очень просто, элементарно, стоило только попробовать. Возможно, когда-то он уже поступал подобным образом, но успел забыть. Губительные звуки рассеялись. Рой мотыльков благодатью опустился на глаза, на сердце. «Я не мог иначе?..» Еще одно, последнее деяние. Необходимость. Чуть позже. ~ ~ ~ Барахтаясь в агонии, «единорог» рухнул на камни, на Эльзу и Санжу, но этого Геральт уже не видел.