Безумие относительно

Ещё никогда не я чувствовал себя таким опустошённым, как будто я попался ему, тому, кто сейчас сидит передо мной, прикованный наручниками к столу. Будто он крепко схватил меня, раздавив половину органов, выпотрошил и насухо вытер образовавшуюся полость эфирной тряпочкой. Детективу не положено, детектив не должен, детективу непозволительно… А я просто свихнулся. Что меня тревожит? Сущий пустяк, мои колени просто трясутся от страха за судьбу ублюдочного маньяка. Моего маньяка. Он по праву мой, я заслужил… Вот на меня направлен тусклый свет карманного фонарика. Прямо в лицо, в прищуренный глаз. Я исполняю роль жертвы, и кажется, весьма неплохо. Затем уже лежу связанный в сыром подвале и ещё отчётливо помню день, когда он заявился ко мне в квартиру. — Очень жаль, детектив, мы могли бы подружиться. Говорил человек, нагло куривший в моей постели после секса. — Пошел ты… — Ну, не будьте так грубы. Вы ведь любите меня. — Ничего подобного!.. — Так, значит это в порядке вещей, ставить фото преступника в рамочку около своей кровати? Мне было страшно, я боялся за себя, за него, я боялся его, но постепенно в моей голове настала кристально чистая гармония. Да, да, та самая, в которой поют птички и пахнет ванилью. Он сломал мне жизнь. Обычный уличный хулиган в переулке, затем и серийный убийца. Кем же он станет теперь? Как сложится его жизнь, если мы упустим его снова? Неужели я волнуюсь за него после всего, что он натворил... Сейчас я просто пристально сверлю его взглядом, между нами стол, под которым он осторожно трогает носком ботинка мою ногу, в верхнем углу слева камера, а стены паршивого белого цвета. За всё время нашей встречи он не проронил ни слова, ни одного слова в свою защиту, а мне уже следовало давно уйти. Нет, никакой срочности, я просто ужасно хотел напиться и без сожаления послать тех, кто изъявит желание составить мне компанию. Я ещё никогда не испытывал такой трудности при передвижении. Руки и ноги налились свинцом, кончики пальцев охладели, мозг приказал телу замереть. Чужие руки тут же обвили меня за талию, и я действительно на секунду вообразил, как лопается селезёнка. Нет, чушь, у него слишком хрупкая комплекция для подобного. — Отпусти меня, Джон, просто отпусти. Я договорюсь с начальником тюрьмы насчёт тебя. Нехотя, с трудом я заставляю себя опустить голову, чтобы меня передёрнуло от вида его заплаканных чёрных глаз. — Я что, похож на продажную девку? Думаешь, что твоё грёбаное милосердие как-то меня тронуло?! На самом деле он всего лишь мальчишка, такой, каким являлся на протяжении всей нашей сумасшедшей гонки. Просто сейчас он беспомощен, у него нет ни амбиций, ни пафоса, ни самоуверенности. — Джон… — Проваливай!.. не хочу тебя видеть… Он отпускает меня и отворачивается, звеня цепочкой наручников. Мой милый мальчик, а заешь ли ты, что твоя фотография всё ещё стоит около моей кровати? Нет, да ты и не узнаешь. На этот раз о твоём содержании позаботятся хорошо. — Я люблю тебя… — напоследок говорю ему в спину. Через час я буду вусмерть пьян, но я точно знаю, что он таки повторил мои слова, пускай одними губами. В коридоре меня встречает коллега, и пока мы идём с ним до автомата с кофе, он успевает окончательно выбить меня из колеи. — Такое странное чувство завершенности, тебе не кажется? — О чём ты? — Через сутки ему вынесут смертный приговор.