Безумие относительно

Это лето мы с Инесс решили провести на берегу океана. Мы не договаривались, просто купили билеты и совсем случайно оказались в соседних креслах самолёта. Сняли домик и даже спали на одной кровати, но, все же, в разных мирах. Она каждое утро легкой холодной тенью поднималась с кровати и скользила прочь, в прохладный душ, затем завтракала и пропадала до самой ночи или же где ещё. Я в это время лежал в постели, закинув руки за голову, и смотрел, просто смотрел в никуда. Инесс пролетала мимо меня, сверкая холёным обнаженным телом. Она вся сверкала, точно хрустальная ваза. Свет, падавший на её округлые бёдра, пристыжено дрожал, золото длинных волос покрывало её спину, пока она расчесывалась у зеркала, и даже щербатый пол не скрипел под её шагами. Она легка, легче воздуха, и от этого вся сверкающая кожа кажется мне синеватой и совершенно прозрачной. Инесс, моя жена, порой напоминает мне забавные упаковки с гелем для душа в форме разных животных и фруктов. Если надавить на неё, то всё содержимое разом выплеснется наружу. Странно и немного противно. Моё существование для неё ровным счётом ничего не значит. Ошибка, очерк в паспорте и не более этого. Само собой, и я вовсе не из тех мужчин, кто без ласки и понимания жен бросается из крайности в крайность, умирает дома от голода, напивается сгоряча, нет - я рад, что могу быть предоставлен самому себе. Из-за кучи свободного времени мне некуда пойти, ведь само понятие жизни предполагает безудержную суету в ожидании смерти, а у меня вместо этого утомительное апатичное спокойствие. Быть может лучшим выходом из положения будет прогулка к океану? Мне кажется, что он более чем необычен в утреннее время, нежели вечером, когда сотни тысяч отдыхающих засорят его своими телами. Я встаю, одеваюсь, половицы, словно издеваясь, скрипят подо мной. Затем основательно полощу рот, пытаясь очистить его непонятно от чего, сплёвываю. Смешиваясь с водой, мутная слюна тянется к сливному отверстию. Снова прозрачная, желеобразная, тягучая. Наконец, подцепив ремешки сандалий двумя пальцами, я покидаю домик, босиком иду по песку, осторожно перешагивая через мертвых, выпотрошенных морских ежей, высохшие водоросли и почерневшие палки. Океан не рад, по крайней мере, мне так кажется, моему появлению, и пока я все так же осторожно подступаю к нему, волны накатывают на берег всё меньше и меньше. Какая ирония с его стороны. Я решаю обмануть его, разбегаюсь и прыгаю прямо в воду. Берег тут же ушел у меня из-под ног, сменившись холодной неприветливой стихией. Поначалу мне показалось, что из неоткуда взявшаяся волна с головой накрыла меня, но уже потом, отплевываясь, я ощутил под собой нечто слизистое, мягкое, скользкое, являвшееся причиной моего падения: беспорядочно раскиданные, распластавшиеся по дну медузы. Мертвы ли они или просто спят? Будут ли они обеспокоены моим внезапным появлением? Я бережно ощупал одну из них, а она к моему удивлению всплыла и, покачиваясь на волнах, замерла прямо передо мной во всей своей красе. Ещё никогда я не видел ничего подобного и готов был поклясться, что это вовсе необычное поведения для животных. Вновь накатившая волна ударилась о мою грудь, и солёные пенные брызги попали прямо мне в глаза. Всё это было будто нарочно подстроено, начиная от идеи поездки, заканчивая ужасной резью в глазах. Я отчаянно старался их протереть и, наверное, выдрал кучу ресниц, вот только когда боль более ли менее отступила, я не поверил своим глазам. Рядом со мной в воде, обняв себя руками, сидел вовсе обнажённый, полупрозрачный юноша. Его кожа былая такая влажная и прозрачная, будто внутри под ней была вода или какая-то другая жидкость, вбирающая в себя солнечные лучи и играющая ими. Юноша обернул ко мне своё лицо, сквозь его голову я увидел горизонт. Он пододвинулся ко мне совсем близко, и его губы были горьковатого вкуса соли. Затем он тихо и нежно сказал мне: «Я умер», - и погрузился в воду целиком, будто глубина здесь была намного больше двадцати дюймов. Я ещё некоторое время очумело сидел на берегу в воде, чувствуя, как песок всасывает мои ступни, как кричат чайки и шумит океан, а прозрачные люди, похожие на моего юношу, все погружались в океан, смотря в неизвестность своими мечтательными пустыми глазами. Кое-кто из них так же приближался ко мне, и у каждого губы были вкуса горькой соли, и каждый из них тихо шептал мне: «Я умер. Я умер…» Души ли это погибших в море? Об этом я решил не думать. На моих губах все ещё была соль их влажных поцелуев.