Ради тебя

Когда я просыпаюсь на следующее утро, письмо всё ещё лежит на тумбочке. Я беру его в руки и провожу пальцами по шероховатой бумаге. Значит, оно мне не приснилось. Это послание выбивает меня из колеи. В моей голове толпится множество вопросов. Кто написал это письмо? Как оно попало в моё купе? И что значит «скоро всё закончится»? Все мои проблемы или вообще вся моя жизнь? Может быть это очередная шутка Капитолия? И стоит ли мне рассказывать о письме Хеймитчу или Эффи? В вагоне-ресторане точно есть камеры. Или даже прослушка. Хотя, кто сказал, что в моём купе не ведётся наблюдение. Личное пространство - пустые слова для Капитолия. Всматриваюсь в почерк. Буквы ровные, и написаны правильно и аккуратно, как на обороте тетради. Впрочем, это не имеет значения. Я никогда особо не отличалась способностью запоминать, какие у какого каракули. Я бросаю письмо в ящик тумбочки и встаю с кровати. Сегодня я должна выступить перед одиннадцатым дистриктом. Меня бросает в дрожь, когда я думаю об этом. Родственники Руты тоже там будут. Такие мероприятия нельзя пропускать. Разве я смогу сказать хоть что-что, чувствуя на себе их пристальные взгляды? Вряд ли. Вот Пит точно бы справился. Чтобы он сказал на моём месте? Я задумываюсь. Все фразы, которые приходят мне в голову, кажутся глупыми и неискренними. Мне хочется передать все те чувство, всю ту боль, что я испытываю на протяжении этого полугода. Наверное, они меня ненавидят. Или считают, что мне просто повезло. Но если бы они знали, что меня ждёт… - Кто-то, если не поторопится, опоздает на завтрак, - раздаётся из-за двери сердитый голос Эффи. - Я сейчас, - поспешно хватаю одежду и бегу в ванную. Холодный душ прогоняет сон и частично восстанавливает силы. Я одеваю простую рубашку и брюки и выхожу из купе. Все уже собрались. Хеймитч снова прикладывается к бутылке, а Эффи, визжа, пытается её отобрать. - Доброе утро, солнышко, - салютует мне Эбернети и одним глотком поглощает половину коньяка. Я пытаюсь заглушить свою боль едой. Мы больше не живём впроголодь, но всё равно, завтрак кажется мне роскошным. Я стараюсь попробовать всего по чуть-чуть. - Я приготовила тебе речь, Китнесс, - щебечет сопровождающая. Я принимаю у неё картонку и пробегаю глазами по строчкам. «Благодаря Голодным Играм…это прекрасный шанс…и нашего любимого президента Сноу…мы все должны гордиться… - Я не буду это читать, - резко говорю я и посылаю картонку через стол к Эффи. Хеймитч с интересом переводит на меня взгляд. - Это речь просто ужасна, - я вскакиваю со стула. - И в ней нет ни капли правды. Я никогда, никогда в жизни, не буду благодарить Сноу за то, что он со мной сделал. Никогда, слышите, - мой голос срывается. – Я никогда не прощу ему смерть Пита. Ненавижу, - я хватаюсь за голову. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу! - Китнесс, - осторожно зовёт Эффи. – Китнесс, тебе плохо? - Сядь, - командует Хеймитч. – Куколка, быстро налей ей воды. Бряк повинуется и через несколько секунд передо мной ставят стакан. - Пей, - строго говорит Эбернати. Я протягиваю дрожащую руку, и, взяв стакан, подношу его к губам. - Мне плевать, если они всё слышали, - сообщаю я. - Я сказал, пей! – рявкает Хеймитч. Я делаю несколько глотков. Эффи хлюпает носом. - Тебе пора успокоиться, - ментор наклоняется ко мне и его перегар ударяет мне в нос. – Ты ведь получила письмо, верно? У меня отваливается челюсть. - Кстати, - как ни в чём не бывало продолжает Хеймитч. – Тебе стоит поторопиться со своей речью, если ты не хочешь читать эту.

***

На перроне нас встречают уже знакомый нам мэр, и, конечно же, телевизионщики. Мистер Датлоу приветствует нас, и мы все вместе садимся в подъехавшую машину. Когда мы отъезжаем от станции, я неожиданно вспоминаю, что не приготовила речь. - Вот блин, - вырывается у меня. Эффи хлопает меня по коленке и сердито цокает языком. Пока вокруг меня суетилась команда подготовки, я думала только о письме и словах Хеймитча. Это он его написал? Зачем? И что это, чёрт побери, значит? А сейчас у меня остались считанные минуты до выступления. - Ну вот мы и приехали, - сообщает мэр. Меня мучает желание удрать куда подальше, хотя окружившие нас миротворцы не оставляют никаких шансов на побег. Не успеваем мы вылезти из машины, как откуда-то появляется стройная девушка с такой сложной причёской на голове, что вполне может конкурировать с Эффи. - Мистер Датлоу, все уже ждууут, - верещит она так громко, что мне хочется заткнуть уши. - Прекрати истерику, Агата, - строго отвечает мэр. – Позвольте представить, - он поворачивается к нам. – Моя племянница и по совместительству помощница Агата Фейн. - Добрый день, - нетерпеливо откликается девушка. – Мне очень приятно и всё такое. Но, вам, мистер Датлоу, уже давно пора на сцену, - она бросает взгляд на часы. – Мы отбиваемся от графика! Мисс Эвердин уже должна была начать свою речь. - Где твои манеры? – вздыхает Датлоу. – Простите, вы же знаете, как тяжело воспитывать юных леди. - Конечно мы знаем, - заверяет его Эффи. – Но, кажется, вам и вправду пора. Мэр раскланивается и, вытерев пот платком, поднимается на сцену. Я пытаюсь сосредоточиться на своей речи, но у меня ничего не выходит. Агата тем временем, совершенно не стесняясь, пристально меня разглядывает. - Красивое платье, - сообщает она мне. Я бросаю взгляд на своё тёмно-зелёное платье до колен, которое интересует меня не больше, чем нахохлившиеся воробьи на карнизах домов. - Да, спасибо, - мямлю я, с паникой глядя, как мэр отходит от микрофона и занимает своё место на краю сцены. - Ваш выход, мисс Эвердин, - напоминает Агата. Я делаю несколько шагов к сцене, внутренне борясь с истерикой. Мне бросает в дрожь, когда несколько сотен взглядов впиваются в меня. Щёки вмиг вспыхивают, а голос куда-то пропадает. Я стою, как статуя не в силах произнести ни слова. Наступает тишина. Я чувствую, как затягивается молчание, и как, стремительно уменьшаются мои шансы оправдать себя в глазах этих людей. Единственное, что мне хочется, это оказаться в своём купе и снова расплакаться. - Мне правда очень жаль, - наконец выдавливаю я. Сглатываю и повторяю громче: - Мне очень жаль, что Рута погибла. Я… Я обещала ей, что она не умрёт. Мне до сих пор очень, очень больно и тяжело. То, что я выжила – просто случайность. Игры изменили меня, - неожиданно я ощущаю прилив уверенности. – Они забрали мои силы. Лишили возможности верить в лучшее. Я не должна вам этого говорить, - мой голос окреп, и я больше не чувствовала страха. – Но я устала врать. У меня забрали дорогого мне человека. Меня держали в страхе полгода. Всё, что вы знаете просто иллюзия, - я сжимаю руки в кулаки. – Просто чёртова иллюзия с экранов телевизоров! Кто-то хватает меня за руку. Я оборачиваюсь и вижу Хеймитча. Он стаскивает меня со сцены, а я упираюсь, не желая двигаться с места. И в этот момент, какой-то пожилой мужчина, подносит к губам три пальца и поднимает их вверх. Дальше всё происходит стремительно. Люди один за другим повторяют его жест, и вот уже почти все на площади протягивают мне навстречу три пальца. Я не успеваю осознать весь смысл происходящего, когда раздаётся выстрел. Старик, первый изобразивший древний жест, охает и падает на колени. На его белой рубашке расплывается красное пятно. Я кричу и, вырывавшись из рук Хеймитча, прыгаю со сцены вниз. Подол цепляется за какой-то гвоздь, я дёргаюсь, и тёмно-зелёная ткань с треском рвётся. Я не обращаю внимание на ставшее до неприличия коротким платье и пытаюсь прорваться к старику. Два миротворца с двух сторон хватают меня за локти и оттаскивают прочь. Я визжу, выворачиваюсь, лягаюсь, пытаюсь кусаться и проклинаю Капитолий по чём свет стоит. Сейчас я чувствую себя такой же злой, как и в день подписания контракта со Сноу. Меня утаскивают за сцену и передают в руки ментора. Я продолжаю орать и царапаться, как дикий зверь. Хеймитч хватает меня за плечи и залепляет такую пощёчину, что щёку обжигает огнём, а вокруг на несколько секунд наступает тишина. Я отшатываюсь от него и будто прихожу в себя. Меня трясёт, а из груди рвутся рыданья. На площади всё ещё слышны крики и выстрелы, и я внезапно осознаю, что всему этому виной моя речь. - Ну что, доигралась, солнышко? – сквозь зубы цедит Хеймитч. Я закрываю глаза и пошатываюсь. - Да какого… - восклицает ментор, и подхватывает моё внезапно обмякшее тело. – Эй, - кричит он кому-то позади меня. – Что встал, заводи машину! Девчонке плохо, отвези нас обратно на станцию. - Боюсь, мистер Эбернети, это невозможно, - раздаётся совсем рядом голос мэра. Меня накрывает волна страха. Вот она, месть Сноу. Я только что подписала смертный приговор себе, Хеймитчу, Эффи, Прим и вообще всем, кто мне дорог. Не смотря на тошноту, я вяло пытаюсь выбраться из рук ментора и самостоятельно встать на ноги. - Это ещё почему? – спокойно интересуется Хеймитч. Датлоу делает шаг к нам и объявляет. - Поезд взорвали.