Ради тебя

- Знаешь, что это? – в пальцах Пита зажат необычный сиреневый цветок. - Орхидея? – предполагаю я. Кажется, так называлось то растение из учебника биологии. - Нет, это ирис, - Пит протягивает руку и неловким жестом втыкает цветок в мою растрепавшуюся причёску. – Неровно получилось, - смущённо улыбается он. Я осторожно касаюсь пальцами нежных лепестков. - Красиво? – интересуюсь я. Понятия не имею, что на меня нашло. - Очень, - выдыхает Пит. Я улыбаюсь в ответ и протягиваю руку за очередным куском сыра. Пит делает аналогичное движение и наши пальцы встречаются в воздухе. По телу почему-то пробегают мурашки, а щёки предательски вспыхивают. Но я не убираю ладонь и не отвожу взгляда от наших соприкоснувшихся рук. Пит подаётся вперёд и медленно проводит большим пальцем по бледной коже моего запястья. Я поднимаю взгляд и встречаюсь с его необыкновенно красивыми голубыми глазами…

***

Я медленно прихожу в себя, сбрасывая с себя обрывки снов и воспоминаний. Сначала до меня начинают доносится голоса, становящиеся всё громче и громче, потом по глазам ударяет слишком яркий свет. Телу возвращается чувствительность, и мучительной болью отзывается затёкшая нога. Я неловко ворочаюсь и осторожно открываю глаза. Хеймитч сидит напротив меня на диване, а мэр нервно расхаживает из стороны в сторону, продолжая что-то доказывать ментору. До меня долетает имя Пита, и воспоминания тут же всплывают в голове. - Всё рушится, рушится, Эбернати. Если из-за твоего пацана я окажусь в тюрьме… - мэр останавливается и поворачивается к Хеймитчу. - Эй, - хрипло окликаю их я. Голова гудит, и как-то подозрительно болит левое плечо. Кажется, я упала, когда потеряла сознание. - Солнышко, - Хеймитч вскакивает с дивана. – И давно ты пришла в себя? - Не очень, - честно признаюсь я. Сейчас меня интересует всего лишь один вопрос, и, судя по лицам ментора и мэра, они прекрасно знают, какой. - Воды хочешь? – предлагает Хеймитч. Я соглашаюсь. Пока я жадно пью, мужчины яростно спорят шёпотом, изредка бросая на меня осторожные взгляды. Я ставлю стакан на прикроватную тумбочку и обхватываю себя руками. - Пит жив? – тихо спрашиваю я. Мне кажется, что если я услышу «нет», то сойду с ума. Воспоминания о словах Хеймитча и Датлоу такие чёткие, что я даже представить себе не могу, как буду жить дальше с осознанием того, что всё происходящее вокруг может оказаться всего лишь иллюзией. Но ещё больше я боюсь услышать «да». И когда Хеймитч тихим серьёзным голосом произносит это слово, мне становится трудно дышать. - Я видела, - шепчу я. – Я видела, как он упал. Сколько боли, сколько страданий я испытала за эти полгода. Сколько слёз пролилось на мою подушку, сколько раз я вскакивала от кошмаров, сколько раз винила себя за смерть того, кто мне дорог. И вот оказывается, что это всё неправда. Вроде бы я должна радоваться, но назойливое ощущение, что меня продолжают обманывать, не отпускает моё сердце. Душа ещё помнит ту боль, которая накатывала каждый раз, когда навеянная сном надежда рассыпалась в прах. - Как? – я снова требую ответа. Хеймитч снова переглядывается с мэром, встаёт с дивана и, подойдя к кровати, садится рядом. - Это всё очень сложно, Китнисс, - он берёт мою ладонь в свою. – Тебе нужно поспать, - в его голосе я слышу непривычную заботу. - Мне нужно знать всё прямо сейчас, - дрожащим голосом говорю я. Хеймитч поднимает на меня тяжёлый взгляд. - Сначала я должен извиниться перед тобой, - говорит он. Я скрещиваю на груди руки. - За что? – уточняю я. – За то, что мне пришлось оплакивать того, кто ещё жив или за то, что я начала думать, будто схожу с ума? - За всё, - отзывается Хеймитч. Мэр опускается на диван, берёт с тумбочки бутылку шампанского и отпивает прямо с горла. - Дело в том, что ты и Пит, - начинает ментор. – Вы были непохожи на других трибутов, и это стало ясно с самого начала. Ты конечно не знаешь, - он снова посмотрел мне прямо в глаза, - но мы готовились поднять восстание. Да, именно готовились. Не думай, что это было спонтанное решение, принятое кем-то после парочки бутылок водки, - Датлоу хмыкает. - Мы разрабатывали план почти десять лет, продумали всё до мелочей, и вы с Питом стали нашим последним шансом. - Почему? – я стараюсь, чтобы мой голос не дрожал, но потрясение берёт своё. - Потому что в этом году будет Квартальная бойня, и никто понятия не имеет, что взбредёт в голову президенту, - поясняет Хеймитч. – И вся эта история с несчастными влюблёнными пришлась очень кстати. Тем более, вы начали играть свои роли ещё на Жатве, сами того не зная. Вот только Сноу что-то прознал, и весь наш план рухнул. - А что вы собирались делать? – я пропускаю мимо ушей замечание Хеймитча о том, что происходило между мной и Питом. - Забрать вас с Арены. - Но каким образом? - изумляюсь я. - Долгая история, - отмахивается Эбернати. – Скажу лишь, что Сенека Крейн был на нашей стороне и делал всё, чтобы вы остались живы. - И всё же, будь добр, поясни, - я настаиваю. - Ты же знаешь, что Арена обнесена защитным полем, - встревает мэр. – Она как купол накрывает её сверху. Но если этот купол разрушить – то можно забрать тех, кто на ней находится, и увезти, - он делает паузу. – По небу. - А разрушиться он должен был взрывом, - добавляет Хеймитч. – Специальная взрывчатая установка была буквальна вшита в поверхность этого купола и должна была сработать в определённый момент. - Но всё полетело к чертям собачьим, - мэр снова прикладывается к бутылке. – Прямо как сейчас. И заметьте, - он поднимает вверх указательный палец. – Во всём опять виноват этот мальчишка. - Заткнись, - грубо обрывает его Хеймитч и снова поворачивается ко мне: - Как я уже сказал, Сноу стало что-то известно. Вряд ли всё, потому что он даже не предпринял попытки извлечь взрывчатку из купола или оторвать нам всем головы. Вообще, он сделал то, что от него никто не ожидал. Забрал Пита прямо с Арены. - Но как? – этот вопрос тревожит меня больше всего. - Никто не знает, - отвечает Хеймитч. – Запись этого момента вырезали из эфира, помнишь? Цинна потом рассказал мне, что прямая трансляция с Арены оборвалась, когда я шептала Питу «вместе», отсыпая ягоды морника ему в ладонь, и возобновилась снова в момент убийства мной Катона. - Так что только ты знаешь, что там произошло, - добавляет ментор. Я тру висок, восстанавливая в памяти тот момент. Ягода, нож, вонзившийся в бок Пита, он падает… Катон… Китнисс, это ошибка! Ошибка… Я прижимаю ладонь ко рту. - Это не он, - шепчу я. – Катон его не убивал. Я, - у меня перехватывает дыхание. – Господи! - Китнисс, - Хеймитч тянется ко мне, чтобы обнять за плечи, но я отшатываюсь. - Я убийца! – выдыхаю я. Не то чтобы я этого не знала до сегодняшнего дня. Но всё-таки смерть Пита казалась мне весомым оправданием. Я думала, что Катон заслуживает этого. Как будто моя боль даёт мне право вершить правосудие. «Пит бы так не поступил», - проносится у меня в голове. Пит. Я цепляюсь за его имя, как утопающий за соломинку. Пит жив. Он здесь. Сейчас нужно думать только об этом. - Но как он оказался здесь? – выдыхаю я. Хеймитчу не нужны объяснения, чтобы понять, о ком я говорю. - Мы его похитили, - сообщает он. – Месяц назад. Я сжимаю руки в кулаки. Сначала Хеймитч, мэр, Сенека Крейн и, судя по масштабам их планов, ещё куча других людей, решили похитить меня, Пита и других трибутов с Арены, но Сноу опередил мятежников; я стала победительницей, а потом заговорщики выкрали Мелларка уже у президента из-под носа. И самое интересное, что всё это чёртово время, я сидела дома, плакала, плакала, и ещё раз плакала, НИЧЕГО обо всём этом не зная. Поздравляю, Китнисс. Тебя в очередной раз просто использовали. - Да это какой-то бред! – вырывается у меня. – Где Сноу держал Пита? Зачем? Что он вообще собирался с ним делать? И как это вы его похитили? Кто вообще «вы»? И почему президент спокойно сидит и ничего не делает? - Не на все вопросы мы можем дать тебе ответ, - вставляет ментор. - А что насчёт меня? - я пропускаю его слова мимо ушей. – Что вы собирались делать со мной? Сделать из меня агента? Говорят, что проститутки знают всё о своих клиентах. - Китнисс, прекрати, - вмешивается мэр. - Заткнись! – кричу я. Датлоу сегодня не везёт: никто не проявляет к нему должного уважения. - На сегодня хватит, - Хеймитч встаёт. - Нет! - кричу я. – Ты. Обещал. Рассказать. Всё! - Я могу всё рассказать, - неожиданно в нашу перепалку вклинивается новый голос. Такой родной, до боли знакомый голос. Я оборачиваюсь. Пит стоит в дверях, опершись о косяк, и не сводит с меня глаз. Я тоже смотрю на него. И мне кажется, что у меня за спиной вырастают крылья, что с души падает тяжелый камень, не дававший мне нормально дышать. Мне так легко-легко, как будто я стремительно взлетаю над облаками после полугода страданий на земле.