***
- Что? – я вскакиваю с койки. Прим тянет меня за рукав, пытаясь усадить обратно. – Что с ним? Где он? - Китнисс, тебе нельзя вставать, - мать пытается добавить в голос строгость. - Что с ним? – я повышаю голос. Мама делает глубокий вдох. Наверное, по мне видно, что я не отступлюсь. - Они его забрали, - она делает паузу. – Мне жаль, Китнисс. Её слова звучат в ушах. Они его забрали. Забрали. Я погубила тебя, Гейл.***
Я кутаюсь в одеяло, но всё равно не могу избавиться от холода. Он рождается где-то внутри меня и расползается по всему телу. Я слишком знакома с этим чувством. Предательским чувством вины. - Не надо, Пит, - голос Прим звучит устало. – Она просто упала в обморок… Знаешь, я думаю, ей сейчас нужно побыть одной. Я вслушиваюсь в их разговор за стенкой. Пит что-то отвечает, но Прим как назло что-то роняет, и я не могу расслышать его слова. Сестрёнка права. Я никого не хочу видеть. Как же я от всего этого устала. Меня швыряет из стороны в сторону, и с каждым днём становится всё хуже. Теперь моё унылое существование в двенадцатом дистрикте после Игр кажется просто сказкой. Нет, я бы ни за что не хотела вернуть всё назад. Боже, это ужасное время, когда я думала, что Пит мёртв. Потом я вспоминаю Гейла и чувствую злость на саму себя. Мне не хочется признавать, что Пит для меня важнее, чем старый друг. Чувство вины с новой силой захлестывает меня с головой. Чёртов Капитолий. Чёртов Сноу. Что там будет с Гейлом? Мама сказала, он попался, защищая её и Прим. Как я теперь буду смотреть в глаза его семье? Я не заслужила такого друга, как он. Совсем некстати вспомнился поцелуй Гейла. Он сказал, что любит меня… Я вцепляюсь пальцами в волосы. Всё стало слишком сложно. Но одно никогда не меняется – с каждым днём я всё больше хочу убить Сноу.***
- Я принесла твой завтрак, - Прим жизнерадостно улыбается и ставит на тумбочку поднос. Я приподнимаюсь на локте и окидываю взглядом неаппетитную на вид кашу. - Не думаю, что я голодна, - я падаю обратно на подушку. Прим, как не странно, не настаивает. Она откидывает за спину свою длинную светлую косу и осторожно садится на краешек моей кровати. - Как ты? – она нащупывает мою руку. - Плохо, - честно признаюсь я. Это и так видно по моему лицу. - Хеймитч хочет с тобой поговорить. - Зато я не хочу с ним разговаривать. - Китнисс, - Прим делает вид, что крайне заинтересована своими коленями. – Ты так и не сказала, за что ты на него так… обиделась. - Он сделал кое-что без моего ведома. Я нервно кусаю губы. - Что-то очень плохое? – уточняет Прим. Ответом ей служит молчание, и она добавляет: - Что бы он там не делал, я уверена, он хотел, как лучше. - Да что вы все заладили! Он меня использовал, - я шумно вздыхаю. – Может кто-то и сможет простить такое, но я – нет!***
- Быстрее, Китнисс, - Хеймитч подталкивает меня в спину. Сердце бешено колотится в груди. Я хватаю Пита за руку, и он буквально втаскивает меня внутрь поезда. После быстрого бега дыхания катастрофически не хватает. Я сползаю вниз по стене. - В купе, - командует нам ментор. Пит помогает мне подняться, и мы вместе тащимся вглубь вагона. В купе жутко холодно – конечно, поезд же стоял без отопления целый день. Пит захлопывает за нами дверь. Как только мы опускаемся на кровать, раздаётся скрип колёс, и поезд трогается. Пит облегчённо выдыхает и, поднявшись, подходит к окну. - Мы в безопасности, - он задёргивает шторы. – Только бы всё получилось. Я грызу и без того обкусанные до мяса ногти, сгорбившись на краю кровати. - Для кого-то всё уже закончилось, - тихо шепчу я. Поднимаю глаза на Пита. Только сейчас замечаю, каким измученным он выглядит. Ему ведь тоже очень тяжело. Но я сейчас не в состоянии помочь даже себе. - Я пойду, - Пит потирает виски. – Ты, наверное, хочешь поговорить с Хеймичем. Я ловлю взгляд своего бывшего напарника и понимаю: он хочет, чтобы я попросила его остаться. Часть меня этого хочет. Часть меня готова открыть ему все потайные двери моей души. Но этого не будет. Потому что я не из тех, кто может говорить о своих чувствах, кто готов доверять другим. И хотя Пит всегда был готов поддержать меня, я просто не могу. И вряд ли когда-нибудь смогу открыться кому-либо. Поэтому у меня никогда и не было друзей. - Да, хочу, - отвечаю я, не поднимая взгляда. Он уходит, и мне становится ещё больней. Я держусь из последних сил. Ради мамы. Ради Прим.***
Прим, не ожидавшая такой реакции, слегка отшатывается. - Прости, - шепчу я. Сестрёнка качает головой и наигранно улыбается. - Утёнок, я люблю тебя, - порывисто говорю я. Прим молча обнимает меня, положив голову мне на плечо. - Я тоже люблю тебя, Китнисс. Всё будет хорошо, - обещает Прим. Я больше не верю в это. «Хорошо» - оно ведь никогда не наступит. Не в этой жизни и не со мной. Но я люблю Прим, люблю так сильно, что не стань её, я окончательно сойду с ума. Она не должна страдать из-за того, что я потеряла веру. Пусть ей достанутся хотя бы крупицы детства, которое для меня закончилось слишком рано. - Всё будет хорошо, - повторяю я, еле сдерживая слёзы.***
- Люди должны были пойти за тобой, Китнисс. И они пошли! - Что ты несёшь? - я со злостью пинаю ножку кровати. – Какой к чёрту символ? Я не хотела этого восстания, слышишь? Не хотела! - А чего ты хочешь, солнышко? Чтобы твоих детей тоже отправили на Игры? - У меня не будет детей, - мой голос срывается. - Никогда! - Значит ты этого хочешь, да? Прожить такую же жизнь, как я? И плевать на тех, чьи дети будут продолжать умирать? – Хеймитч хватает меня за плечи. – Посмотри на меня, Китнисс! Я старый одинокой алкоголик! Хочешь быть такой же, да? Я вырываюсь и делаю шаг назад. - Всё получилось, - хрипло говорит ментор. - Люди погибли! - я мотаю головой. - Они знали, на что идут. - Так же, как и Датлоу? Хеймитч собирается что-то сказать, но передумывает. Он поворачивается к зашторенному окну. - Та записка, Хеймитч, - я обессиленно падаю на кровать. – Это ведь ты её написал? Он молчит, но я и так знаю ответ. - И речь для Сноу… Ты надоумил Эффи добавить столько восхваления Сноу? - Мне очень жаль, Китнисс. - Ты знал, что меня переклинит. Что я выскажу всё, что думаю, там, перед всем одиннадцатым дистриктом. Чёрт, Хеймитч, я уже убила тех людей. Они на моей совести. Или ты думал, что мне всё равно, десятком меньше, десятком больше – какая разница? - Не говори мне о совести, Китнисс. Я убил свою семью, ты понимаешь, какого мне с этим жить? – Хеймитч снова поворачивается ко мне. - Не нужно уводить разговор в другую сторону! Хеймитч тяжело вздыхает. Кто я для него, неразумный ребёнок? С каждым днём, с каждым часом, с каждой чёртовой минутой всё становится всё сложнее и сложнее. - Я думала, что схожу с ума, - я устала спорить, устала что-то доказывать. – Мне казалось, я вижу то, чего нет. Понимаешь, какого мне было? - У тебя проблемы, Китнисс, и это серьёзно. Тебе нужно будет обратиться к врачу. У меня вырывается нервный смешок. - Есть что-то ещё, что мне нужно знать? - Пока нет. - Пока? Хеймитч отодвигает штору и выглядывает наружу. - Совсем скоро будем на месте. Будь готова. - Теперь я знаю всё? Ответь мне, Хеймитч. Ментор подходит к двери и берётся за ручку. - Да, солнышко. Это всё? И что ты теперь скажешь? Я откидываюсь назад и закрываю лицо руками. - Пошёл вон.***
Вечером ко мне всё-таки пробивается Пит. - Не говори ничего, если не хочешь, - он, как и Прим до этого, садится на край кровати. – Я просто хочу побыть рядом… если ты не против. Я не прогоняю его и даже принимаю сидячее положение. В повисшей тишине громко тикают часы. - Не вини себя, - осторожно подаёт голос Пит. – Я знаю, ты не захочешь меня слушать или подумаешь, что я просто ни черта не понимаю, но… Я просто говорю, как есть. Ты не должна винить себя. Этим ты ничем ему не поможешь. Вряд ли Гейл хотел, чтобы ты сидела в своей комнате и изводила себя. Я молчу. - Можно обнять тебя, Китнисс? Я поднимаю на него взгляд. В голубых глазах Пита застыла печаль. Это обо мне так беспокоится? Он выглядит ещё хуже, чем вчера – под красными глазами пролегли тени, губы, как и у меня, искусаны до крови. Я дотрагиваюсь до его руки. - Да, конечно. Мы обнимаемся. Странно, но впервые за всё время, проведённое в тринадцатом дистрикте, мне становится теплее. Я ловлю себя на мысли, что не хочу разрывать объятья. Не хочу отпускать его. Пит – ещё одна соломинка, за которую я могу ухватиться. - Думаю, мне пора выбираться из своей комнаты, - шепчу я, уткнувшись лбом ему в плечо. - Здесь не так уж интересно, но… я уже успел обойти большую часть из того, куда можно заходить, так что могу предложить экскурсию, - шутливо предлагает Пит. - Замечательно, - я ещё не в состоянии улыбаться, но на душе становится ещё теплее. – Тебя поселили с семьёй? Пит проводит рукой по моей спине и зацепляет пару выбившихся из косы прядей. От неожиданности я шиплю от боли. - Ой, прости, - он отстраняется. Я качаю головой, показывая, что всё нормально. - Кажется, я опаздываю на ужин, - Пит встаёт. Я ловлю его взгляд – он снова улыбается и смешно взъерошивает волосы. - Хочешь, зайду после? - Да, хочу. Я не хочу отпускать то тепло, что он приносит в мою жизнь. Как хорошо, что ты рядом, Пит. Не оставляй меня больше. Вместо слов я улыбаюсь ему краешком губ. И он улыбается мне в ответ. Но когда Пит уходит, и я снова остаюсь одна, возвращается холод. И чёртово чувство вины. Что там сейчас делают с Гейлом? Жив ли он вообще? Пока он страдает за меня, я наслаждаюсь обществом Пита. Я как будто хожу по кругу. - Я принесла ужин, Китнисс. Снова Прим. Ставит поднос с очередной тарелкой полной вязкой и противной на вкус кашей. - Я думала тебе станет лучше, когда ты поговоришь с Питом, - она поджимает губы. - Мне и стало лучше, - не хочу сейчас снова начинать этот разговор. - Знаешь, ему тоже нелегко. Да что там нелегко, ему намного хуже, чем тебе! Гейл наверняка жив, а семья Пита мертва! - Что? – я опрокидываю на себя стакан с водой. Прим смотрит на меня, и я вижу, что она уже жалеет о своих словах. Ну конечно. Ну конечно, чёрт тебя дери, Китнисс, какая же ты слепая курица! - Ты куда? – Прим испуганно отшатывается, когда край откинутого мной одеяла задевает её лицо. - На каком этаже столовая? - На первом… стой, Китнисс! Дверь с грохотом ударяется о стену. Идиотка! Идиотка, он ведь снова беспокоился о тебе, хотя сам лишился всех, кого любил! Даже не сказал… ушёл от ответа. Я без труда нахожу лифт, глотая слёзы. В этот раз я не позволю ему спасать меня и молчать о своей боли. Какой-то пожилой мужчина показывает мне путь до столовой. Я врываюсь в большой зал, заполненный людьми. Бросаюсь из стороны в сторону, ища знакомые голубые глаза. Вон он! Рядом с Хеймитчем, но мне сейчас плевать! - Пит, - я кидаюсь к нему. – Пит, прости меня, пожалуйста, прости. - Китнисс, - он смотрит на меня, ничего не понимая. – Что ты здесь делаешь? - Твоя семья… Почему ты ничего мне не сказал? Неожиданно раздаётся гимн Панема. Я инстинктивно оборачиваюсь, и мой взгляд упирается в огромный экран, целиком занимающий одну из стен зала. На нём горит герб Панема, а потом появляется изображение Цезаря Фликермана. - Дамы и господа, мы снова с вами… Его голос шумит у меня в голове. Я не разбираю ни слова. Поворачиваюсь к Питу, чтобы спросить о происходящем, но в этот момент до меня долетает знакомое имя. - Гейл Хотторн, так называемый кузен Китнисс Эвердин. Гейл! Камера скользит в сторону, и я вижу его. Сердце падает куда-то вниз. Я всматриваюсь в его лицо, ища следы побоев. Но он выглядит также, каким я видела его в прошлый раз. Разве только появились синяки под глазами. - Китнисс, - Пит пытается взять меня за руку, но я грубо вырываю её и проталкиваюсь ближе к экрану. - Все помнят историю несчастных влюблённых, покорившую сердца многих. Но сейчас выясняются шокирующие подробности. Китнисс Эвердин, которая якобы скорбела после смерти своего возлюбленного, находилась в тайных отношениях с мистером Хотторном. Что? Что он говорит? - Мистер Хотторн, правда, что Китнисс призналась вам, что история с морником была просто приманкой для спонсоров? - Да, - Гейл смотрит прямо в камеру. - И что это она убила его во время того момента, когда прервался эфир? - Да. - И что она ни разу не ходила на могилу к мистеру Мелларку? - Да. - И что почти сразу после её возвращения у вас закрутился роман? - Да, - мне как будто дали пощёчину. – Мы… мы даже тайно поженились. - Боже, - Цезарь качает головой. – И ведь эта девушка ещё совсем недавно распиналась о любви на камеру к человеку, которого собственноручно убила. Кто-то пытается меня оттащить, но я вырываюсь. - Вы знали о том, что она собирается поднять восстание? - Нет, - лицо Гейла остаётся всё таким же бесстрастным. – Мы не общались несколько последних недель. Я узнал, что она мне изменила. К горлу подкатывает тошнота. - Я сейчас обращаюсь к тем, кто ещё не опустил оружие, - голос Фликермана наполнен фальшивой грусти. – Подумайте, за кем вы идёте. Подумайте, а не предаст ли она вас также, как мистера Мелларка, мистера Хотторна и неизвестно ещё скольких лю… Экран резко гаснет. Повисает тишина. Я отворачиваюсь от экрана, борясь с невыносимой тошнотой. Все смотрят на меня.