***
Мать не знает, как себя вести со мной. Она уходит на кухню, не сказав ни слова, как только последний оператор выходит за дверь. Я равнодушно оглядываю интерьер своего нового дома. Прим неуверенно мнётся рядом со мной. - Хочешь посмотреть телевизор? – предлагает она. «Телевизор», - проносится у меня в голове. Я смотрю на чёрный экран и невольно представляю, как на нём показывали убийство Пита. Конечно, в тот момент, когда Пит рухнул в пасти переродков, этот телевизор был выключен, а дом, который сейчас принадлежит мне, стоял пустой. Но моему воображению на это всё равно. Кошмарная картинка встаёт перед глазами, и я резко отворачиваюсь. - Китнисс! – кричит Прим мне вслед, когда я бросаюсь к лестнице. Я залетаю в свою комнату и закрываю за собой дверь. Ноги подкашиваются. Прим не отстаёт и вскоре тоже оказывается в моей комнате. - Китнисс, что случилось? – она выглядит перепуганной. Губы у меня дрожат, и я не могу вымолвить ни слова. Прим обеспокоенно вглядывается в моё лицо. Я делаю глубокий вздох, и сжимаю руки в кулаки так, что ногти врезаются в ладони. Вскидываю голову, и встречаюсь взглядом с сестрой. В её глазах тревога и… жалость. Ей меня жалко. Меня захлёстывает волна горечи, которая стремительно переходит в неконтролируемую злость. - Оставьте все меня в покое! – сестрёнка вздрагивает и отшатывается. – Уйдите все! Я вцепляюсь пальцами в волосы. Прим что-то говорит, но я не слышу её. Меня начинает подташнивать. В полубессознательном состоянии я замечаю, как мать почти силком тащит Прим за дверь. Я остаюсь наедине со своими кошмарами. Часом позже я уже успокаиваюсь – сижу на полу, обхватив руками колени. В доме стоит полная тишина, слышно лишь, как мама внизу гремит тарелками. Ветер колышет прозрачную занавеску. Я смотрю в окно на пустой дом напротив. Почему-то мне кажется, что если бы Пит победил, то ему достался бы именно тот дом.***
Под ногами хрустит разбитое стекло – пол усеян осколками. На кухне все дверцы шкафов распахнуты, а полки пусты, видимо, кто-то, уходя, не преминул поживиться оставленными в спешке вещами в доме Победителя. Стол успел покрыться слоем пыли. Я заглядываю в гостиную – там стоит такой же беспорядок. Почему-то сразу же появляется невыносимое желание уйти. Мне кажется, что в воздухе витает какой-то запах, что-то очень знакомое, но я никак не могу понять, что именно. Раздаётся грохот. Крессида вламывается в мой дом вместе с операторами. В мой бывший дом. Мне не хочется больше иметь ничего общего с этим местом. - Ты готова? – режиссёр окидывает взглядом кухню. – Какая комната больше всего пострадала? Я пожимаю плечами. - Настройся, Китнисс, - Крессида недовольно хмурится. – Разве ты не чувствуешь злость из-за того, что Капитолий разрушил твой дом? - Я никогда не считала это место домом, - признаюсь я. - Но люди должны увидеть, что Сноу и тебя не пожалел, - нажимает Крессида. – Что ты пострадала также, как и все, просто нашла в себе силы поднять восстание. У меня вырывается нервный смешок. - Это принесло мне меньше всего боли, чем всё, что он сделал. И, если уж на то пошло, это не капитолийские солдаты разбили окна и вынесли весь холодильник. - Мы теряем время, - произносит молчавший до этого Мессалла. Я понимаю, что отпираться дальше нет смысла. В конце концов, я обещала Койн, что снимусь в этом ролике. Крессида начинает мою полуторачасовую пытку. Я должна побродить по дому с траурным выражением лица, а в конце толкнуть вдохновляющую речь. Спустя пять или шесть попыток мы наконец продвигаемся дальше гостиной. Ещё через полчаса – поднимаемся на второй этаж. Здесь я снова чувствую знакомый запах. Делаю пару шагов, и тут до меня доходит. Под удивлёнными взглядами своих спутников я рывком распахиваю дверь своей комнаты и застываю на пороге. На тумбочке возле кровати в маминой любимой вазе стоит осыпавшаяся белая роза. Я делаю шаг назад. Оборачиваюсь к Крессиде и операторам. Они не сводят с меня взгляда. Я закрываю дверь своей комнаты и, прислонившись к ней спиной, делаю глубокий рваный вдох. Пошёл ты к чёрту, Сноу. Мне уже всё равно. - Китнисс? – окликает меня Крессида. - Пошли на улицу, - я отлипаю от двери. Я покидаю дом, чувствуя себя проигравшей. Уже у самой калитки замечаю в кустах какой-то комок шерсти. Приглядевшись, удивлённо восклицаю: - Лютик! Кот моей сестры недовольно шипит. Несмотря на всю мою ненависть к этому кошаку, я поднимаю его на руки, игнорируя впившиеся в кожу острые когти. - Ты что, собираешься его забрать? – спрашивает подошедший Боггс. Лютик шипит и на него. Представляю, как будет рада Прим, и пожимаю плечами. - А почему бы и нет? - В тринадцатом дистрикте запрещено держать животных. Я прижимаю Лютика к груди и демонстративно первой выхожу за калитку. Спустя какое-то время, отсняв ещё пару сцен на пустынных улицах дистрикта, мы возвращаемся к тому самому месту, где нас высадил планолёт. Боггс подносит ко рту запястье, на которое надет какой-то браслет и, нажав на его корпус, сообщает, что мы на месте. Вскоре над головой раздаётся шум приближающегося планолёта.***
Вернувшись в тринадцатый дистрикт, я, оставив Лютика в своей комнате, первым делом направляюсь в сторону лазарета. В дверях сталкиваюсь с матерью. Она выглядит уставшей сильнее, чем обычно. - Ты не видела Прим? – спрашивает мама. - Нет, - на автомате отвечаю я. Мать недовольно хмурится. Я проскальзываю мимо неё в лазарет. Сердце колотится в груди. - Шестая палата, - говорит мне вслед мама. – Эффи ещё не очнулась. С ней сидит Хеймитч. Как в тумане я подхожу к нужной двери и несколько раз ударяю костяшками по её поверхности. Вхожу, не дожидаясь ответа, пока не успела передумать. Он лежит на кровати, бледный, но такой настоящий. Под глазом темнеет синяк, а губы потрескавшиеся и искусанные. Хотторн вскидывает голову, и наши взгляды встречаются. - Гейл! – выдыхаю я. В этот момент я как будто бы по-настоящему осознаю, что он здесь. Что теперь Гейл в безопасности. Он больше не во власти Сноу. - Гейл! – повторяю я и кидаюсь к нему на шею. Хотторн осторожно обнимает меня свободной рукой, как будто не верит то, что это действительно я. К глазам подступают слёзы. - Привет, Кискис, - хрипло шепчет Гейл, и я больше не могу сдерживать рыдания. Мы так и сидим, обнявшись – он гладит меня по голове, а я бесшумно плачу, уткнувшись лицом в его футболку. И с каждой пролитой слезой мне становится всё легче и легче; с души падает тяжёлый груз. Пускай ненадолго – я это знаю – но ко мне приходит спокойствие. Я наслаждаюсь каждой его секундой. - Ты в порядке? – бормочу я, наконец отстранившись. - В полном, - Гейл несколько натянуто улыбается. – А ты? - А что со мной могло произойти? - возвращаю ему всю ту же неловкую улыбку. Невольно вспоминаю нашу последнюю встречу. Сколько же времени прошло с тех пор? Кажется, что целая вечность. - Так… Мелларк жив? – спрашивает Гейл. Я обхватываю себя руками. - Да. - Ну, я за вас рад, - он смотрит куда-то поверх моего плеча и расплывается в улыбке, на этот раз, как мне кажется, искренней. – Ты уже знакома с Джоанной? Я оборачиваюсь. В дверях, опершись на косяк, стоит худющая девушка. Джоанна Мейсон. И она абсолютно лысая. Я невольно сглатываю. - Так вот ты какая, символ восстания, - ухмыляется Джоанна и входит в комнату. Я даже не знаю, что ей ответить. Зато Гейл, похоже, очень рад присутствию Джоанны. - Как, ты, красавчик? – спрашивает она у него и садится на край кровати, значительно меня потеснив. - Гораздо лучше, - отвечает Гейл и легонько касается тыльной стороны её ладони. – А ты? Я недоумённо перевожу взгляд с него на Джоанну и начинаю чувствовать неловкость. Гейл разговаривает с Мейсон не так, как со мной или с кем-то другим. У них как будто есть какой-то общий секрет, то, что знают только они, и что не дано понять другим. И я догадываюсь, что это. Да, сейчас Гейл со мной, но время, проведённое в Капитолии, навсегда останется с ним. С ним и Джоанной. Встаю с кровати, а Гейл этого даже не замечает. Ещё несколько секунд смотрю на них с Джоанной, а потом говорю, повысив голос чуть сильнее, чем следовало: - Прости, Гейл. Простите меня оба за то, что вы … так долго, - голос предательски срывается. - Ты что, Китнисс, - Гейл резко выпрямляется и бледнеет. – Ты тут совсем не причём! - Я пойду, - качаю головой и улыбаюсь, смахивая слёзы. - Китнисс! - Оставь её, - долетает до меня голос Джоанны, когда я уже выхожу за дверь. – Она не может нас понять, и это изводит её. Она сама себя изводит.***
Мама перебирает содержимое шкафчика, протирает полки и поверхность стола. Я бессильно опускаюсь на стул и откидываю голову назад, несильно ударившись затылком об стену. К Эффи я решила пока не заходить. Наверняка Хеймитч хочет сейчас побыть с ней наедине. - Поговорили? – через несколько минут спрашивает мать, не оборачиваясь. Мне не хочется ей отвечать. Ставлю одну ногу на сиденье и обвиваю колено руками. - Китнисс? Мама неожиданно швыряет тряпку и резко спрашивает: - Почему ты не отвечаешь? Она поворачивается ко мне и опирается ладонями об полку. Я недоумённо смотрю на неё. - Я волнуюсь, Китнисс, - срывающимся голосом говорит мать. – Я теряю тебя, чувствую это. Что ты на меня так смотришь? Хотя зачем я спрашиваю? Да, Китнисс, да, - она всхлипывает. – Я ведь получила награду «Худшая мать года», верно? Мама выжидающе смотрит на меня, и я понимаю: она ждёт, когда я возражу. Но я молчу, стискивая до боли кулаки. Мать снова всхлипывает и вцепляется себе в волосы, и в этот момент меня как будто озаряет. Вот она – моя настоящая мама. Вот – женщина, которая меня вырастила, а не та бездушная кукла, которой она была последние четыре года. Что же заставило её вернуться? Неужели восстание вселило надежду и в неё? Наши взгляды встречаются, и плечи матери поникают. Я не готова её простить. - Ты нужна Прим, - только и говорю я, вставая со стула. – Прим тебя простит. - У меня две дочери, Китнисс, - тихо отзывается мама, не глядя на меня. Я не могу сдержаться. - Ещё совсем недавно ты не вспоминала ни об одной. Знаю, что поступаю несправедливо. Всё-таки маме было тяжело, когда я попала на Голодные Игры. Вот только мной движет обида, не моя, а обида маленькой двенадцатилетней девочки. И я позволяю ей выплеснуться наружу. Дверь лазарета захлопывается за моей спиной, и на плечи наваливается усталость. Наверное, ещё даже обед не начался, а я уже чувствую себя такой разбитой и измотанной, как будто не спала несколько суток. Сейчас мне хочется только одного. Найти Пита. Мы не виделись со вчерашнего вечера, и мне не хватает его успокаивающих объятий. Плетусь по коридору в сторону комнаты Пита, но около двери останавливаюсь, не решаясь войти. Хочет ли он вообще меня видеть? Вчера мы расстались… не на хорошей ноте. Тут дверь распахивается сама, и мы с Питом чуть ли не лбами сталкиваемся. Повисает неловкая тишина, а затем он отступает в сторону. - Китнисс? Ты ко мне или к Хеймитчу? - К тебе, - принимая его невысказанное приглашение, захожу в комнату. Пит закрывает за нами дверь. Мы садимся на кровати напротив друг друга. Я прячу ладони подмышками. В тусклом свете лампы лицо Пита кажется бледным, а пронзительные голубые глаза – блёклыми. - Ты ходила к Гейлу? – хрипло спрашивает Пит, глядя мне прямо в глаза. - Да, - отвечаю я. – Минут пятнадцать назад. Пит молчит, будто бы ждёт чего-то. И я, порывисто вздохнув, подаюсь вперёд, инстинктивно стискивая его ладони. - Пит… 0бними меня. Он всё так же молча привлекает меня к себе, и я сажусь к нему на колени, обвивая его шею руками. Пит утыкается лбом мне в плечо, и я закрываю глаза. - Знаешь что? – говорю я так тихо, что он может и не слышит. – Я бы ничего не смогла без тебя. - Неправда, - также тихо откликается Пит. – Ты сильнее всех, кого я знаю. - Ничего бы не было без тебя, - возражаю я. – Я бы не подняла восстание без тебя, не стало бы бороться дальше. - А как же Прим? Как же твоя мама и Гейл? - Я не знаю, Пит, - честно признаюсь я. – С тобой… всё совсем по-другому. Он целует меня в висок, потом его губы касаются скулы. Я прижимаюсь к нему теснее, согревая свои холодные ладони на его горячей шее. Всё ради тебя, Пит. И это пугает меня саму.