Игра в четыре руки

      После ужина Чонин повёл Бэкхёна показывать дом, а Чанёль увёл Сехуна в мастерскую.       — Не нравится мне всё это, — сказал Пак, плюхнувшись на небольшой шезлонг, стоящий в дальнем углу помещения. Здесь у них была своего рода зона отдыха.       — Что ты имеешь в виду? — спросил О, сбрасывая с себя рубашку и надевая футболку, заляпанную маслом. Та же участь постигла и брюки.       — Эта активность Хёншика и Шону немного напрягает, да ещё этот Нам. Как ты думаешь, он действительно будет преследовать Чонина?       — Знаешь, — хмыкнул Сехун, опускаясь на подкатной лежак и забираясь под капот чёрного Hyundai. — Нам Тэхён сейчас меня беспокоит гораздо меньше Хёншика. Чунмён разберётся с Тэхёном, а вот Хёншик…       Сехун замолчал, а Чанёль задумчиво свёл брови. Ему не нравился тон младшего, голос Сехуна был растерянным, но он старался заглушить его звоном гаечных ключей.       — Чон Хёншик — истинный альфа Бэкхёна, представляешь?       Чанёль подскочил, чуть не перевернувшись на своём шезлонге.       — Что? Ты серьёзно?       — Серьёзней некуда, — ответил О, а в его голосе смятение смешалось со злостью. — Это тварь едва не угробила своего истинного омегу, а как же связь и общая боль?       — Знаешь, я думаю, что организм Чона настолько забит всякой дрянью, что он вряд ли чувствует боль своего омеги.       — А Бэкки его боль почувствует.       — На нём нет метки!       — Но связь есть, понимаешь? Особенно учитывая беременность.       — Ребёнок мёртв! Если Бэкхён захочет, он сможет разорвать эту связь. Он должен выбрать себе другого альфу, позволить ему поставить метку и завершить обряд сцепкой. И сделать это нужно чем скорее, тем лучше.       Снова наступило молчание, которое прервал хриплый голос Сехуна.       — Он ещё не готов к этому. Внутренние травмы и психологические факторы. Организм пропитан ядом, вывести его не так просто. К тому же, я боюсь, что со дня на день Бэкки сорвётся, если в больнице ему ещё могли помочь справиться с этим, то сейчас…       — Что сейчас, Хун? — раздражённо сказал Пак. — Ты видел, как Чонин с Бэкхёном потянулись друг к другу? В сердцах их обоих тьма и, держась вместе, они смогут выйти на свет, только вот незадача, те, кто может подарить им этот свет добровольно отказываются от своей миссии. Чунмён не хочет признавать Чонина, отговариваясь уже таким приевшимся: «так будет лучше для всех», а ты… Я не пойму, чего боишься ты? Я же видел, как ты смотришь на этого мальчишку, видел, как ты прижимал его к себе там, после аварии. Он же нравится тебе, Сехун. Объясни мне, что с тобой происходит?       Сехун молчал, продолжая греметь гаечными ключами, а Чанёль гипнотизировал его ноги. Возможно, он чего-то не понимал, ведь он сам ещё ни разу не был влюблён, но поведения этих двоих он понять не мог. Он видел, как Чонин тянулся к Чунмёну, и как тот снова и снова толкал его в руки Ли, запивая свою боль виски. Видел, каким потерянным возвращался от Бэкхёна Сехун и по долгу в такие дни курил на балконе, а сегодня стал свидетелем того, как преданно смотрел на альфу Бён. И это не было фальшью, Чанёль бы почувствовал ложь. Бэкхён готов был прожить рядом с Сехуном вечность, но этот альфа…       — Это всё посттравматический синдром, — нарушил тишину голос О. — Мне кажется, что я вижу в нём своего погибшего омегу, а он видит во мне своего героя. Это ненастоящие чувства, хён. Я… Я боюсь, что однажды это всё закончится, и мы сделаем друг другу больно. Ты прав, я чуть не сошёл с ума, увидев его там на трассе, но…       — Бред, Хун! Ты сам веришь во всё это? Чувства либо есть, либо нет, и списывать то, что творится в твоём сердце на сомнительный диагнозы — это просто побег от действительности, и те причины, которые ты списываешь на синдром — глупые отговорки. Иди и поговори с ним, я просто уверен, что он не считает свои чувства самообманом.       — Чунмён хочет, чтобы Бэкхён-и вернулся в окружение Хёншика, но я… Если я признаю его своим, я не смогу этого допустить.       — Вам обоим будет нелегко, — заметил Чанёль. — Потому что я думаю, что Бэкхён должен отправиться туда вместе с Чонином.       — Что? — выкатился из-под машины Сехун и недоумённо посмотрел на старшего.       — У меня есть план, — ответил Пак. — Но расскажу я о нём тогда, когда мы снова будем вместе. Чунмён обещал приехать завтра, вот тогда всё обсудим, а сейчас я бы посоветовал тебе уложить младшеньких спать, время уже позднее.       — Они не дети, — проворчал Сехун, вытирая масляные руки.       — Повторяй себе это почаще, — улыбнулся Чанёль, поймав брошенную в него Сехуном тряпку, и засмеялся.       Чонин с Бэкхёном сидели в гостиной и пили чай. Ким провёл Бэкхёну экскурсию по дому, стараясь поднять ему настроение.       — Что с твоим лицом? — спросил Бён, кутаясь в тёплый плед, что насквозь пропитался запахом Сехуна. Бэкхён стащил его из комнаты альфы, на что Чонин только улыбнулся.       — Я… — мрачная тень легла на лицо Кима. — Я пострадал от руки человека, которого думал, что любил.       Бэкхён видел, как Чонин притянул к себе колени, а в его глазах постепенно разрасталась бездна.       — Прости, если я напомнил тебе о чём-то нехорошем. Я не специально, я…       — Меня пытались изнасиловать, а я застрелил того человека, — на автомате выдал Ким. — Парни повторяют мне о том, что я должен забыть. Я пытаюсь, только вот мёртвые глаза Джунхона до сих пор видятся мне, как наяву.       — Как? Джунхон? — спросил Бён. — Знавал я одного Джунхона, жалкая личность, ползал в ногах у подельников Хёншика, вымаливая очередную дозу. Нам только смеялся над ним, упоминая о каком-то долге.       — Видимо, мы всё же знали одного и того же человека, — выдохнул Ким. — Хотя мне довелось знать его ещё тогда, когда он был заботливым, сильным и независимым. Как несколько грамм белого порошка могут изменить человека, превратив его в животное? Он посчитал меня своей игрушкой, а я… Я так любил его.       Чонин заплакал, а Бэкхён, поставив чашку на стол, пересел к нему, укутывая пледом и обнимая. Чонин плакал у него на груди, а Бён чувствовал, что и по его щекам текут слёзы.       — Я тоже много лет был игрушкой, и если ты страдал от чужого альфы, то я… Я страдал от того, на кого Бог когда-то возложил миссию заботиться обо мне.       Нам снова и снова твердят о связи истинных пар и прочем, вот только бред всё это. Нет никакой связи, нет никакой боли, только плотские желания. Он умел меня подчинить. Он был груб и беспощаден, а я… Я как слепой бежал за ним. Мне казалось, что у меня идеальные отношения. Я глушил в себе ревность, тошноту, когда видел его с другими омегами. Он любил быть тираном, но я не догадывался, что омег, находившихся в его постели через пару дней находили мёртвыми. У них всех был один диагноз — передозировка. Я продержался дольше всех, хотя, кто знает, возможно, если бы не имя моего отца, и я бы уже давно валялся в канаве. Знаешь, это как оказаться в выгребной яме. Я чувствовал себя таким грязным, а потом… Потом садился на мотоцикл и выжимал предельную скорость. Кровь била в виски, адреналин зашкаливал, а на языке постоянно присутствовала кровь от потрескавшихся от ветра губ.       Сигаретный дым, казалось, пропитал меня насквозь, Хёншик не выпускал сигарету из губ даже тогда, когда жестоко вколачивался в меня на своём рабочем столе. Знаешь, сколько сцепок я пережил? Мне даже интересно, почему я не залетел раньше или ребёнок тоже был частью гениального плана?       Знаешь, в тот момент, когда до меня, наконец, дошла вся суть происходящего, я готов был отречься от этого мира, мне захотелось исчезнуть. Я подумал о том, сколько из-за меня пострадало людей, а ещё я снова и снова думаю о своём сыне. Была ли у меня возможность его спасти?       Чунмён был добр ко мне, отец… Той любви и заботы, что я почувствовал от него в эти дни, я не чувствовал, наверное, никогда. Они снова и снова повторяли о том, чтобы я всё забыл и начал всё сначала, но я продолжал убивать себя истериками, пока в мою палату не вошёл Сехун. Его устало-равнодушный тон встряхнул меня. Этот альфа не считал меня центром мира и всего несколькими фразами он поставил меня на место, показав, что вокруг меня существуют другие люди, которые живут, испытывают боль и радость. Сехун словно отмотал время вспять и мне снова захотелось жить. Он пообещал мне, что защитит, и мне снова хочется поверить.       — Верь Хунни, — всхлипнул Чонин. — Он у меня самый лучший. Он столько раз говорил мне, что Джунхон мне не пара, что у нас нет будущего, а я… Я ругался с ним, оскорблял его, а он… Он снова и снова прощал меня. Я так виноват перед ними всеми. Я словно ослеп, больше всего я виноват перед Чунмёном. Я сам того не ведая, причинил ему очень много боли.       Чонин всхлипнул, уткнувшись в грудь Бэкхёна. Этот омега очень нравился Киму, и если этот парень подарит его братику хоть частицу того тепла, что он сейчас дарит Чонину, он будет безгранично счастлив.       — Успокойся, — погладил младшего по голове Бён. — Нам нужно быть сильными. Эти четыре человека очень много пережили за свою жизнь, теперь пришла наша очередь заботиться о них. Мы должны сделать всё для того, чтобы они забыли тот ужас, что им пришлось пережить.       — Ты знаешь? — поднял на Бэкхёна глаза Ким. — Сколько бы я не спрашивал, они всегда переводят тему. Всё, что мне известно, было подслушано случайно, а я хочу знать…       — Эти знания мало чем помогут тебе, — послышался голос Сехуна, что стоял в дверях, оперевшись на косяк. В его глазах сейчас было столько нежности, сколько Чонин не видел за всю свою жизнь. — И не нужно забивать голову всякими глупостями. Поздно уже, идите спать.       — Вот так всегда, чуть что, сразу глупости, — пробурчал Чонин. — А я, между прочим, заслуживаю знать, почему мой истинный альфа столько лет не признавал меня, и почему он до сих пор прячет свой запах?       Сехун хмыкнул.       — Сам догадался или…       — Или, — тихо ответил Ким. — Он проболтался, думая, что я сплю. Почему он так?       — Он пытался тебя защитить, — пожал плечами Сехун. — Признаюсь, что был не вполне согласен с его методами, но разве этого барана переубедишь? Он вбил себе в голову, что с ним тебе будет плохо, а в итоге получилось, что плохо было обоим. Знаешь, если бы не многолетняя цель и обещание, данное отцу, возможно, он бы спился бы уже.       — Если бы не это всё, он бы не оттолкнул меня, — тихо сказал Ким. — Не было всего этого, у нас была бы нормальная семья, и в моих руках был бы мой сын, а не рукоять пистолета.       Бэкхён сильнее прижал к себе младшего. Чонин был таким чистым, открытым и даже, может, слегка наивным. Таким, каким когда-то был и сам Бён, и его хотелось защитить. Пусть и между ними разница была всего лишь в пару месяцев, рядом с Кимом он чувствовал себя почти стариком.       — Всё было бы по-другому, не будь одного большого «если» в наших жизнях, — сказал Бён. — Но оно есть, и теперь нам нужно сделать очень много, чтобы снова почувствовать себя живыми и свободными.       — Я готов, — закивал Чонин. — Что нужно сделать?       — Сперва выспаться, — улыбнулся О.       — Но я… Я только недавно встал, — возмутился Ким.       — Тебе необходимо набраться сил, — сказал Бён. — Они понадобятся тебе, если ты хочешь стать надёжной опорой для своего альфы.       — Я хочу, но… Вряд ли я смогу заснуть. Стоит закрыть глаза, я снова слышу выстрел, вижу кровь. Я… Мне страшно.       — Я могу лечь с тобой, хочешь? — спросил Бэкхён, а Чонин закивал.       Сехун грустно улыбнулся. Его брат слишком быстро привязывался к людям.       — Се, а где Чанёль-и? — спросил Чонин, когда они поднялись наверх.       — Умчался пар выпустить, — усмехнулся О. — Ты же знаешь, что в любой непонятной ситуации он бежит в спортзал, а сегодня ты изрядно потрепал ему нервы.       — Я? — удивлённо вскинул брови Чонин.       — Он ждал от тебя истерики, — пожал плечами Сехун.       — Я решил, что не имею права взваливать на других свои проблемы. В том, что со мной произошло, виноват я сам.       — Вот только давай без самодеятельности, — сказал Сехун, взяв брата за плечи и заглядывая глаза. — Ты хочешь, чтобы Чунмён сошёл с ума? Признаю, он во многом виноват перед тобой, но такой участи он явно не заслужил, и если соберёшься что-то делать, подумай сперва о нас. Обо мне, Чунмёне, Чанёле и Чондэ, что пожертвовали многим, чтобы добиться того, что мы имеем сейчас. Любой неверный шаг может лишить нас всего, даже жизни, понимаешь? Ведь люди, что стоят на нашем пути, погубили уже не одну жизнь.       Чонин крепко обнял брата.       — Я сделаю всё, чтобы защитить свою семью, — сказал Ким. — Вы все моя семья. Я очень вас люблю.       Чонин отстранился от брата и повернул голову к скромно стоящему в стороне Бэкхёну.       — Хён, иди сюда, — улыбнулся старшему Ким, протягивая руку. — Ты же теперь с нами, ведь так?       Бэкхён крепко ухватился за протянутую ладонь и был притянут в такие тёплые объятия. С глаз невольно покатилась слеза, стоило почувствовать касание чужих губ к своей макушке.       — А теперь идите спать. Завтра трудный день. Приедет Мён, начнётся суматоха. Ким Минсок ещё тот проказник. Вам придётся найти с ним общий язык, ведь они с Тао тоже будут жить здесь.       — Вам не кажется, что это опасно, собирать в одном месте столько мишеней, — заметил Бэкхён. — Хёншик…       — Больше не твоя забота, — строго сказал Сехун.       — Вот тут ты ошибаешься. Он знает, что я жив. Он перевернёт весь город, чтобы меня найти, и я не хочу, чтобы из-за моей ошибки пострадал кто-то из вас.       — Мы начали всё это задолго до того, как ты оступился, и прошу тебя, не теряй уверенности в том, что нам под силу это завершить. Мы справимся.       — Конечно, — закивал Чонин. — Всё будет хорошо.       Ким видел, как Бэкхён и Сехун стояли, не отводя друг от друга глаз. Они словно вели диалог, но даже звука не было произнесено, и казалось, в этот момент они общались сердцем и душой.       — И всё-таки вам нужно отдохнуть, — выдохнул первым Сехун. — Не забудь про лекарство, Бэкхён-и.       Омега кивнул, пряча смущённый взгляд, а потом потянул смеющегося Чонина в комнату, закрывая дверь.       Сехун усмехнулся и, растрепав волосы на голове, направился в сторону душа. В голове роилось много мыслей, но перед глазами то и дело возникало смущённое лицо омеги. Его омеги. Теперь Сехун окончательно определился. Он никому не отдаст своё сокровище, и ничто его не остановит, даже столько веков превозносимая истинность, что на деле оказалась лишь низменным инстинктом. Сехун не разочаровался в Древних законах, он просто понял, что смысл жизни — не потонуть в чувствах, что вызывает в тебе истинный партнёр, а выбрать свой путь осознанно, прислушиваясь к себе.       Истинные пары — не идеал отношений. Истинные пары лишь теория о том, как может быть, а вот как будет, зависит от человека, а люди в современном обществе бывают и гнилые.       Сколько он пробыл под душем, он не заметил. Когда он вышел в коридор, за окном уже стемнело, и полная луна освещала старую заброшенную беседку. У них не доходили руки, чтобы привести её в нормальный вид, наверное, когда-то она была очень красивая. Сехун невольно подошёл к окну, забираясь на подоконник с ногами. Дурная привычка, но отделаться от неё уже очень трудно, как день ото дня всё труднее прекратить травить себя едким, ядовитым дымом сигарет.       Альфа понимал, что с присутствием ребёнка в доме от много придётся отучаться, вот только сейчас ему никто не мешал травить себя не только дымом, но и мыслями, которым не было конца.       Спустя полчаса во дворе послышался рёв мотора. Это Чанёль вернулся со своей увеселительной прогулки. Его силуэт неторопливо прошёлся от гаража к дому. Хлопнула дверь, послышались шаги, что удалялись в сторону соседнего крыла. Чанёль направился к себе, и Сехуну бы не мешало бы, вот только что-то не давало покоя, и это что-то терзало и так израненное сердце.       Ещё через полчаса, когда окурков стало в два раза больше, от созерцания звёздного неба альфу отвлёк скрип двери, а затем хрупкая фигурка выскользнула из комнаты и бесшумно направилась в сторону лестницы.       — И куда же это вы, мистер Бён, собрались на ночь глядя? — спросил О.       Омега замер на месте. Сехун видел, как напряжён был младший, а потом его плечи задрожали, послышались тихие всхлипы. Сехун потушил сигарету, и в два шага оказался рядом с омегой, разворачивая к себе и заглядывая в блестящие от слёз глаза.       — Что случилось? Болит что-нибудь? Позвонить доктору?       Бэкхён помотал головой.       — Я… Я вызвался помочь Чонину заснуть, отгоняя его кошмары. Вот только свои собственные не дают мне покоя. Мне кажется, он зовёт меня. Знаешь, всё это как по-настоящему. Его голос словно во мне, и я… Мне очень трудно сопротивляться. Я задыхаюсь, меня раздирают противоречия. Я… Я кажусь себе таким жалким сейчас. Я не могу и не хочу так, Хун!       Сехун притянул омегу к себе, вспоминая, как ему плохо было в тот день, когда врачи сказали, что исправить уже ничего нельзя, и его омега больше ему не улыбнётся. Эта боль разрывает. Эта боль выворачивает наизнанку и отрицать её бессмысленно. Хёншик знает, что его омеге плохо и пользуется этим, пытаясь выяснить его местонахождение. Чанёль прав, есть только один способ это исправить, но согласится ли на это омега?       Сехун видел, как младший цеплялся за его рубашку, пытаясь унять дрожь, но организм омеги был слишком ослаблен.       — Бэкхён-и, я сейчас скажу тебе кое-что, и надеюсь, ты поймёшь меня правильно. Я хочу, чтобы ты знал, что я не хочу, чтобы ты думал о том, что я тебе указываю или вмешиваюсь в твою жизнь. То, что я хочу тебе предложить, возможно, покажется тебе странным, а я буду в твоих глазах безумцем, но… Но это единственный на данный момент способ избавить тебя от боли. Ты должен хорошо всё обдумать, слышишь, и выбрать того человека, что сможет стать для тебя надёжной опорой.       — Что ты такое говоришь? Я выбрал, ты…       — Тс, — прошептал Сехун, положив свои ладони на щёки омеги и уткнувшись лбом в его лоб. — Не торопись и дослушай.       Бэкхён как заворожённый смотрел в шоколадные глаза, ему было всё равно, что говорил этот человек. Для себя он уже всё решил.       — После всего, что было, между вами с Хёншиком образовалась прочная связь, — сказал Сехун, а Бэкхёну стало противно от себя самого. В голове были лишь мысли о том, как низко он пал. — Эта связь намного прочнее той, что изначально бывает между людьми, соединёнными природой. Эта связь была закреплена не единожды, и к тому же понесла за собой плоды.       Бэкхён горько улыбнулся и попытался отстраниться, но крепкие руки прижали ближе, а большие ладони успокаивающе заскользили по спине.       — Но есть одно маленькое «но», которое Хёншик не учёл. Привязывая тебя к себе прочными нитями, он совсем забыл о таком понятии, как метка.       Омега вздрогнул и поднял взгляд на Сехуна, что в лунном свете, казалось, сиял.       — Сама по себе метка — это не просто пятнышко, что говорит о принадлежности омеги альфе. Это древний свадебный ритуал, что связывает не только тела, но и души. Хёншик не решился на этот шаг, ведь метка, закреплённая сцепкой — это своего рода оберег для омеги. Это защита, дарованная древними силами. Альфа, поставивший на омеге метку, несёт за него ответственность не только перед людьми, но и перед Богом. Если на омеге стоит метка альфы, это автоматически делает его ответственным за него. Если бы на тебе стояла метка Хёншика, ты бы мог обратиться в полицию, и твоего альфу осудили бы за то, что он не смог обеспечить твою безопасность. Никого бы в тот момент не волновало, был ли он виноват в этих увечьях или кто-то другой, а за смерть ребёнка, он мог бы и вовсе нарваться на пожизненное, но…       Сехун вздохнул.       — Не многие омеги так хорошо знают кодекс, а многие альфы именно поэтому не спешат ставить метку. Знаешь, сколько семей в нашей стране живут, заключив брак только по документам. Все боятся ответственности. Меченая омега редкость сейчас. О семейном положении всё чаще говорит скупая бумажка и кольцо на пальце. Я… Я сам когда-то попал под влияние всего этого, с одной стороны это прекрасно, ведь меня освободили от ответственности за смерть любимого человека, с другой… Если бы тогда на Хане стояла метка, я бы почувствовал неладное, и возможно, смог бы всё это предотвратить.       Время идёт, люди меняются, и пришло время немного пересмотреть Древние законы. Пришла пора наказывать тех, кто виноват, а не приписывать людям ненужные и необоснованные обвинения.       Сехун выдохнул и посмотрел на Бэкхёна, что преданно смотрел в его глаза.       — Что-то я отвлёкся. Итак, я говорил о том, что существует способ разорвать вашу с Хёншиком связь. Ты должен выбрать того альфу, что поставит на тебе метку.       Бэкхён крепко сжал полы рубашки старшего. Голова слегка закружилась. Бэкхён понимал, что альфа говорил всё верно, ведь даже родители омеги решились на метку лишь спустя пятнадцать лет совместной жизни. Вспомнилось, как шокировано смотрели на папу и отца их знакомые. Традиция ставить метки всё больше отходила в прошлое. Никто не хотел ответственности. Сехун сейчас, по сути, предложил омеге единственно-верное решение и было обидно от того, что он предложил ему выбрать альфу. Он ведь уже выбрал! Неужели Сехун не хочет связываться с ним из-за его прошлого или он считает себя неспособным защитить и так истерзанную жизнь омеги?       Слёзы навернулись на глаза, с губ сорвалось:       — Как ты себе это представляешь? Я должен подойти к понравившемуся мне альфе и спросить не согласен ли он поставить на мне метку?        Бэкхён выбрался из крепких рук и сделал шаг назад, заглядывая в полные смятения глаза.       — Я… Я не знаю, но…       — Ещё никогда меня никто так не унижал, — вздохнул омега. — Даже Хёншик со всем своим набором и рядом не стоял. Хотя… Ты прав, я заслужил это унижение. Многие посмеялись бы надо мной сейчас, но я думаю, что смогу это сделать.       Бэкхён медленно опустился на колени.       — Что…       — Молчи! — помотал головой омега. — Пожалуйста, помолчи, не делай мою участь ещё прискорбнее. Я ведь понимаю, что сойду с ума, если не разорву эту связь, и ты прав, у меня остаётся лишь один-единственный выход, ты… Ты поставишь на мне метку, О Сехун?       Альфа рухнул на колени рядом с плачущим омегой, крепко прижимая его к себе.       — Дурак! Какой же ты дурак! Я дал тебе выбор. Я… Я ведь тоже не идеален, Бэкхён-и. Стою ли я того, чтобы связывать со мной свою жизнь? Это же навсегда, понимаешь? А ты ещё так молод!       — Я хочу! Я хочу навсегда! У меня никогда не было этого, понимаешь? Никто не заботился обо мне так, как ты, понимаешь? Никому не было дела до маленького Бэкхён-и, а ты прижимал меня к себе пьяного, обкуренного, затраханного. Я обзывал, проклинал тебя, но ты не представляешь, как уютно было засыпать в твоих руках. Скажи мне, Хун, если бы тогда Мён сказал тебе: «Делай, что хочешь?», что бы ты сделал?       — Увёз бы, — шепнул Сехун, прижимая младшего к себе ещё ближе, проведя носом по бледной коже шеи. — Увёз бы куда-нибудь, хоть на край света. Подальше от всей этой грязи.       — Вот поэтому я хочу! Вот поэтому навсегда, — сказала омега, подаваясь вперёд и касаясь таких желанных губ.       Внутри всё затрепетало от нежности, с которой старший целовал в ответ. Руки омеги уже во всю хозяйничали под рубашкой старшего, собственная футболка была отброшена в сторону. Альфа касался губами каждого синяка, посылая по телу волны наслаждения. Пальцы на ногах поджимались, а тело с трепетом отзывалось на каждое прикосновение.       Сехун был аккуратен. Он понимал, что это тело было ещё не готово к сильным нагрузкам, но ласкать его хотелось до одури, до звёздочек перед глазами. Сбившееся дыхание и сладкие стоны сводили с ума, но расслабляться было рано.       Сехун с лёгкостью поднял младшего на руки и понёс в свою комнату, опуская на широкую кровать. Губы скользнули по слегка солоноватой от пота коже от виска к скулам. От чувствительного местечка за ухом по тонкой шее, к ключицам и ниже, чтобы поиграть языком с тёмными бусинками сосков и спуститься по напряженной груди к родинке под рёбрами, а потом поиграть с пупком, чтобы, наконец, добраться до розовой головки напряжённого члена.       Сладкое и тягучее «Хун», сорвавшееся с губ омеги — лучшая награда, а его руки уже во всю царапающие шею и плечи словно дурман, что заставляет срываться в бездну. Шаг, другой, язык по нежной плоти и громкий стон, что лишает воли.       Бэкхён слишком красивый сейчас. Бэкхён слишком беззащитный сейчас. В голове рождались мысли о том, каким чудовищем нужно быть, чтобы причинить боль этому ангелу. Да, этот омега ангел, несомненно, его персональный, и никто не посмеет больше касаться него. Внутри рождалась несдерживаемая ярость, животная ярость. В ушах бился пульс, Сехун слышал его где-то совсем рядом, чувствуя горячую кровь, что кипела в венах омеги. Желание заклеймить било по сознанию. Язык, обведя головку члена омеги, спускался ниже, а потом… Потом Бэкхён закричал, когда зубы альфы вонзились в нежную кожу у основания бедра. Сехун почувствовал вкус крови, видя, как сотрясается омега в бурном оргазме. Вид кончающего Бэкхёна, что выкрикивал его имя, довёл Сехуна до пика. Он сорвался в свою собственную бездну, и только вкус чужих губ, что с трепетом ласкали его собственные, удерживал в реальности.       — Хун! — шептал Бэкхён между поцелуями. — Спасибо! Я… Я стану самым лучшим для тебя! Я сделаю всё, что хочешь, ведь я теперь только твой!       — Мой, — ответил альфа, сжимая в руках хрупкое тело. — Навсегда мой!       Альфа смахнул со лба младшего влажную чёлку и заглянул в тёмные глаза, что сейчас, казалось, сверкали. Бэкхён сейчас словно светился изнутри, и это радовало.       Альфа потянулся за покрывалом, что было отброшено в сторону, и вытер следы спермы на их телах, а потом, отбросив тряпку в сторону, потянул Бэкхёна на подушки.       — А теперь спи. Тебе нужно набираться сил, — сказал старший, целуя омегу в лоб.       — Хорошо, но при условии, что ты тоже будешь спать, а не думать свои тревожные думы. Сейчас мы можем ненадолго поверить в то, что у нас всё хорошо.       — У нас всё хорошо, малыш, — сказал О, улыбнувшись. — И никто, поверь мне, больше не сможет этого изменить.       — Но… Ты же говорил, что обряд является завершённым после сцепки, а мы…       Бэкхён опустил голову на обнажённую грудь альфы и пальчиком начал выводить своё имя на левой груди. Прямо под соском. Там, где билось такое родное сердце. Сехун улыбнулся, касаясь губами тёмной макушки.       — Всему своё время, — ответил старший. — Ты ещё не готов. Твой организм не простит мне такого халатного отношения к себе. У нас будет всё, как ты захочешь, а сейчас… Попробуй прислушаться к себе.       Бэкхён задумался, пытаясь понять, о чём говорит его новоявленный супруг. Сейчас омега чувствовал лишь переполняющее счастье. Размеренное сердцебиение мужа успокаивало, взбудораженная кровь постепенно возвращалась в спокойное состояние, и сквозь всё это пробивалось спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Бэкхён чувствовал себя защищённым, словно в куполе. Это было непередаваемо. В этот момент он чувствовал сильного альфу, и лишь тонкая нить чужой ярости слегка тревожила.       — Мы разорвём эту связь, — уверенно сказал Сехун. — Как только придёт подходящее время. Ты ведь уже понял, что вредить через неё он тебе больше не сможет. <      Бэкхён закивал, поднимая голову и целуя старшего. Он знал, что как бы Хёншик не старался, он больше не сможет даже приблизиться к омеге, ведь слегка горьковатый запах розмарина на омеге будет предупреждать его о тяжёлых последствиях.       — Спи, солнце, завтра будет новый день.       Бэкхён удобно устроился в родных руках и закрыл глаза, почти сразу же погружаясь в яркий сон, где он был счастлив. Сехун ещё немного полюбовался на своё сокровище. Бэкхён был волшебным, и теперь целиком принадлежал только ему, и никто не посмеет бросить на него хоть один недобрый взгляд.       Альфа знал, что Хёншик уже почувствовал, как слабеет связь, как метка постепенно, приживаясь на теле омеги, рвёт все нити. Он знал, что сейчас Чон в ярости, ведь он не знает, где Бэкхён, а ещё хуже ему от того, что он даже предположительно не догадывается о личности альфы, что посмел бросить ему вызов. И это Сехуну на руку. Ещё немного и он на правах единственного законного супруга сможет стребовать с альфы, причинившего вред его омеге, всё, что угодно. Вплоть до его жизни, и закон будет на его стороне. Защита мужа — это святое.       Сехун усмехнулся, представляя лицо ненавистного альфы, пусть помучается. В этой игре только один победитель. Единственное, что беспокоило сейчас альфу это то, как друзья отнесутся к их с Бэкхёном традиционной свадьбе, но он надеялся на то, что они смогут понять его.       Так за своими мыслями он и заснул, прижимая к груди самое дорогое создание на свете. Они ещё не говорили друг другу о любви, но у них ещё ведь всё впереди.