Fast - Juice WRLD
달의아이 - BLOO
Чонун заметил его первым. Тогда, когда им было по тринадцать. Он был единственным в школе кто, убегая, топал так громко. Пуская этим топотом трещины по внутренней выдрессированной гармонии Хёкдже, что была приручена им уже давно, не срываясь с петель полной отстраненности от всего внешне-отвлекающего. Весь в деле, весь в танце. А тут. Выразительные глаза бледного мальчишки, ловили движения тела Хёкдже лучше, чем зеркала в этом зале для практики. И если бы ему понадобилась шпаргалка в хореографии, он мог бы считать всё с чужого зрачка. Так Ли Хёкдже сам стал забывать, как выглядят его движения, спотыкаясь взглядом о тихо наблюдающего за ним через внутренние окна зала, парнишку. За то он мог добавить, что помимо выразительных острых глаз, у него волосы черные, как смог из выхлопной трубы машины отца или даже зимний сумрак, не проходящий до весны. Так Ли Хёкдже начало влетать. — Не пренебрегай основами, Хёкдже, — Преподаватель посматривал на него осуждающе, укоряя за простые человеческие факторы, укоряя в отвлечении, словно жизнь вся на кону, да и та только в работе, — Четкость движений затерялась в непроглядных днях школьной суматохи, что ли? — Да сэр, затерялась. Вот только не в школьной суматохе. А на чужой сетчатке глаз.***
— Может, подружиться хочет, да как подойти не знает, — сказал Юнхо. — За то я знаю, я подходил, — Хёкдже не сильно поднимал эту тему, но упомянутое раз, Ли Донхэ растянет и на следующий, а потом и ещё на один раз, посмеивался, дразнился, да вот на его вопросы рассказывать было не так уж и много чего. Хёк же хотел узнать причину частого внимания, пытался подойти, а тот сразу дёру, — Он убегал, стоило мне развернуться в его сторону всем корпусом. — А пробовал лицом своим не поворачиваться? — Болтал Донхэ, поедая ванильный рожок мороженого, — Он и ходит всё вокруг то отчего, поверить, наверно, не может, что ты не призрак танцевального зала. Пугаешь. Донхэ всё смеялся. А зря. Хёкдже дёрнул рукой локоть второго, да так, что морожено, зажатое в его пальцах, из-за резкого движения вперед вкатилось в рот Донхэ одним огромным куском. Приводя мозг в суматоху, а сомнительные движения Донхэ в подчинение всех своих вкусовых благ, успевших оценить холодный перекус. Вызывая спектр перекошенных эмоций. Морожено он выплевывать не стал. Так и барахтался, кривя лицо и дыша с открытым ртом, от жадности своей помрет. Выплевывать надо было. — Сейчас твоё лицо намного хуже моего, — Преподал ему урок Хёкдже, критерии внешних данных не были его ящиком Пандоры над которым голову ломать только в путь, — Ты знал, что в определенных каверзных случаях, нервные окончания могут так зажаться, что аж зад может перекосить? То-то же, с лицом также. Хёкдже стандартом красоты так-то и правда не был. Угловатости черт его лица для других не казались приветливыми. В нём не было мягкости, за то была острота скул и такой же резкий подъем челюсти, брови колосились вверх, создавая иллюзию опасности, угрозы. Его резкость имела сильный контраст рядом с ещё не выточенными внешними данными остальных детей его возраста. Почему-то, это для людей вокруг было чем-то важным. Кто туда вписывался, а кто нет, лукизм в этой стране был невероятен, где-то крайне жесток, неуместен, и мог выбивать из таких подростков, как они, уверенность наотмашь. А за ней и их самих. Этих подростков, что и до конца не достигли собственного «я» в заточении нескладных, несозревших кратких тел, но уже полных морок и лишних зацикливаний. Сомнительный боулинг ценой в самооценку. С Ли Хёкдже таким людям было тяжко. Его уверенность – совершенно в других вещах. Его нравы – дальше. Поступки – больше. Характер – строже. В первую очередь к себе. Дальше очередь не продолжалась. И уважение он должен был заслужить от себя самого, до остальных не доходил, у тех параметры размыты призмой индивидуальных интересов, да и те как болото, в них тонешь, а толк то где? Должны мы только лишь себе самим. Со всем багажом, собранным по жизни – жить не другим. Если шишки и набивать, то только от своего критичного, что не менее тотально. И так уж вышло, что его индивидуальное касалось внутренней выдержки, муторных усилий, кипящей выносливости и раскачивания собственной силы всей, целиком физической. Танцев. К своей внешности у него вопросов не имелось. Он с ней легок по жизни. — Боже ты мой, — Юнхо взирал на эти мучения Донхэ со стороны и лишь вздохнул, — Выплюнь уже, стать ещё большим тормозом, чем ты есть от обморожения мозга, ты не можешь. А Донхэ мог. Поэтому ничего так и не выплюнул.***
— Эй! Вырвалось у Хёкдже с постановкой, хриплостью голоса и мешающих вопросов, которые всегда и толкают на такого рода вещи, играючи, по-детски. Первее, чем сам бы этого захотел. Кричать и окликать он вообще не собирался, но ответ стоял неподалеку, ещё и в обстановке для них неожиданной. У них она всего одна была, повторяющаяся друг за дружкой: Хёкдже в зале для практики, а паренёк с глазами, ни на кого не похожими, за её пределами, наблюдал за ним через окно коридора. Хёкдже стоило опоздать. Чтобы поймать другое положение их развернувшегося недознакомства. Со спины. Хёкдже как-то опознал его, по белому шуму, что в голове звучал грузными струнами этой атмосферы. Тянущей его за шнурки тренировочных кроссов, ставя ноги ни впопад, вписывая самонадеянные движения в заученные с детства моторонодвигательные. Просто никто из них не был готов. И. Сосуды затрещали изнутри. Ноги уже петляли сами по себе, но все ещё решительно, Хёкдже шёл напрямик, увидев, как паренек удостоил его лишь удивленным взглядом, обернувшись на окрик, и засобирался уйти, поднимая рюкзак с пола. Да побыстрее. Встречи, наверное, не хотел. А возле коридорного окна стоял. Только вот Хёкдже оказался не в привычном дэнс-зале. За спиной. Словно поменялись местами. — Подожди!...Эй! Было бесполезно доставать до того криками, своим голосом и своей упертостью, но Хёк и не заметил, как также бесполезно пытался побежать за ним. След в след. И выкрикнул настойчиво: — Ты подружиться хочешь? А тот уже до лестницы добрался, быстро семеня ногами, как будто лестничные пролеты перепрыгивая и всё также громко топая, но отвечая, уже под множеством лестниц вниз: — Нет! Хёкдже так и остановился. Сбитый. То ли с толку, то ли с подсчета очередной лестницы, пролетающей под чужими ногами.