триадная (не)гармония

Квартира Чонгука представляет собой скромные две комнаты, одна из которых спальная, а другая - гостиная; просторная кухня и широкая лоджия. Есть где свободно развернуться трем людям, но все трое, словно паровозики, идут друг за другом, кучкуясь, словно магниты прилипшие друг к другу, при этом два из трех магнитика отрицательно заряженные и категорически не котирущиеся. - Курить вредно, хен, - с нотками недовольства замечает Чонгук, заходя в лоджию и прикрывая за собой стеклянные двери. Внутри включен кондиционер, а снаружи так жарко и влажно, что он даже согласен, чтобы Хосок скурил свою сигаретку прямо в гостиной, но Хосоку важен не сам процесс, а минутное облегчение, которое тот дает. - Ты обещал бросить, хен. - Я брошу. - обманывает нагло, улыбаясь уголками губ, но не поднимая на него глаза. Он смотрит куда-то вниз, в пустоту, в ночную темень. Сейчас настолько поздно, что даже случайных прохожих не осталось во дворе. - Докурю и - брошу. - Я это не первый раз слышу. - не перестает гундосить Чонгук, но Хосок терпеливо его выслушивает, и даже умудряется умилиться в процессе. - Сколько штук скуриваешь за день? Десять? Двенадцать? - Мой офицер рассержен, - улюлюкает, пытаясь сменить тему. - Сейчас как арестует меня. - Хен. - требовательно повышает голос, и Хосок выпячивает губы обиженно, как маленький. - Что, даже не поцелуешь теперь, потому что жру табак? Так это мятный. - Чонгук, прекрасно зная, что это манипуляция, все равно подходит ближе и целует Хосока в губы, тут же чувствуя горечь дыма на языке. Не мятный. Хосок всем телом переворачивается к нему и льнет ближе, в тихом, еле сдерживаемом отчаянии углубляет поцелуй, жадно вцепляясь свободной рукой. Хосок такой нуждающийся, такой поломанный. У него такая трудная судьба и не менее сложное будущее. После случившегося его просто вышвырнули из индустрии фотографии, и хен, душу вложивший в это хобби, которое стало отдушиной и стабильной работой, в миг стало источником непрерывного ночного кошмара и истерических срывов. Прошел год. Год с тех страшных событий. Убийцу не нашли ни полицейские, ни деньги семьи Ким. Хосок долго приходил в себя, заново учился быть в социуме, даже предпринял слабую попытку вновь начать работать, но не выдержали ни его нервы, ни коллеги. Все понимали, что вины Чона в этом нет, но тот факт, что именно он заснял тот треклятый ужасающий миг после убийства.... Мало кто мог адекватно на это реагировать. Да и группу заново создать стоит немалых усилий, которых у Хосока, честно говоря, совсем не осталось. Чон походил на иноземное существо, которое не знало, как надо жить эту жизнь. Находится в собственном доме не хватало смелости, его изнутри выжирала необходимость зависеть от своих избранных, но и самому выживать не хватало сил. Жить у одного означало игнорировать другого, да и оба часто бывали то в командировках, то в бесконечных ночных облавах, поэтому приходилось разрываться между ними. И это неимоверно давило. Что до самих избранных, то Хосок устал притворяться, что не замечает, как те собачатся. Тэхен, как самый главный в этих отношениях, которого таковым провозгласили негласно и единогласно, едко и умело, по взрослому заводил Чонгука с пол-оборота, и Хосоку искренне было жаль того в такие моменты, ведь Чонгук совсем не умеет следовать правилам подобных игр, он более открытый и непосредственный, даже в свои двадцать шесть лет. Работа оперативником сделала его тело еще крепче, характер - жестче, но нрав остался таким же добрым и мягким. Он был далек от зрелых подводных течений, и скорее шел на таран, в то время, как Тэхен со снисходительной улыбкой на лице обволакивал его своими ядовитыми замечаниями, хлесткими намеками и едкими комплиментами. О, комплименты Тэхен делать умел, и довольно точечно, но Чонгук даже искренние слова похвалы принимал в штыки, потому что уже привык к двойному дну. - Идем в постель. - просит Чонгук чуть хрипловато, заметно возбудившись от одного поцелуя. - Тэхен где? - Чонгук отрицательно качает головой. - Он вскоре уйдет. - тоном "я не пущу его в свою кровать", отвечает. Хосок закатывает глаза, но никак не комментирует. Докуривает тлеющую сигарету в руке, затем тушит в переполненной пепельнице. - Как вообще Тэхен мириться с этим? - отлично зная про собственнические замашки того, вопрошает, хотя знает, что ответа не будет. Да и Хосок не собирается рассказывать, что Тэхен его буквально заставляет чуть ли не с мылом чистить зубы каждый раз перед сном. Кима не оказывается в квартире. Тот незаметно уже ушел, даже не попрощался, что в принципе в его стиле. - Заказать что-нибудь? - немного позже, Чонгук, вытирая лицо полотенцем после душа, листает меню ближайшего ресторанчика в телефоне, пока Хосок копается в своем в поисках подходящих вакансий. Чонгук не вмешивается, все равно Тэхен не позволит ему начать работать, пока первым делом не пойдет к психологу, и этот разговор поднимался сотни раз. И всегда оканчивался скандалом. Чонгук в этот раз был на стороне Тэхена, так как Хосок уже несколько раз предпринимал устроиться где-то. Да, на полставки, но он не нуждался в деньгах - парни регулярно пополняли его карту. Чонгук подозревал, что Ким Сэчан возглавлял их позыв позаботиться об истинном, но никогда не спрашивал. К сожалению, на двух подработках у Хосока случались панические атаки, настолько сильные, что без вызова первой помощи не обошлось. С тех пор Ким на руках, перебросив через плечо, утаскивал Хосока с новых подработок, а Чонгук, что грешка таить, держал дверь открытой. Работа хена не отвлекала и не делала лучше: в каждом взрослом посетителе он так или иначе видел того самого убийцу, и это одинаково ужасно кончалось для чересчур впечатлительного хена. Да и каждое вмешательство его истинных тоже кончалось скандалом, но хотя бы не уколом сильнодействующих успокоительных. Вскоре Хосок начал курить. И очень много. Хорошо, что пока от спиртных удерживается. Вся эта ситуация его выедает изнутри, хотя тот пытается держать марку. - Я лишь спать хочу, да и ты устал. - Чонгук только вернулся из командировки, поэтому Хосок попросился к нему. - Окей тогда. - отбросив телефон на диван, он направляется в сторону спальни, но Хосок крепко обнимает его, повторяя за ним его неторопливые шаги. Они похожи на пингвинчиков, но никто не против в медленном темпе подготовить постель ко сну, цепляясь друг за друга. Хосок, так и не отпустив Чонгука, падает на бок, заваливая на кровать. Хриплый смех вырывается тут же, пока Хосок, хихикая, не залезает наверх. -Я по тебе соскучился. - объявляет требовательно, кусаче целуя в губы. Никому их них больше не смешно. - Я хочу тебя. - добавляет не менее убийственно. Чон широко улыбается, позволяя поцелуями спускаться ниже. Его скулы покраснели от неприкрытого желания старшего. - У меня два варианта: можем отдохнуть и заняться друг другом с утра... - Хосок нетерпеливо толкается бедрами, прерывая. - Второй вариант, чтобы там ни было. - категорично отказывается в предложенном, запуская пальцы в боксеры Чона и обхватывая его немного вялый, но готовый к труду член. - Ну тогда не оторви мне член, - крепко обняв за плечи, Чонгук рывком переворачивается со своей бесценной ношей, оказываясь сверху. Хосок ойкает, и вправду с силой вцепляется в чужой придаток, заставляя хозяина ругнуться шепотом. Чонгук, выдохнув, поцелуями спускается вниз, выцеловывая каждый уголок оголенного тела, оставляя за собой красные метки. Хосок тут же привстает на локтях, чтобы возмутиться и поторопить, но тут же меняет свое мнение, когда его член обхватывают сквозь ткань боксеров. - Я...не хочу обойтись взаимодрочкой. - предупреждает он, откидываясь обратно. Чонгук никак не комментирует заявление, лишь снимает с него боксеры, тут же ловя ртом блестящую головку. Хосок бесстыдно стонет в голос, ломано, отчаянно, всегда отзывчиво и покорно, когда ведомый. Чонгук не тянет время - опускается глубоко вниз, сгибает колени хена и разводит в стороны. Чонгук привстает на коленях - не совсем удобно, но так он сможет контролировать бедра старшего, поэтому, да, согнувшись вниз, подхватывает старшего под ягодицы и начинает подбрасывать вверх, буквально заставляя вдалбливаться в свою глотку. - Ах ты...гаденыш.... - шипит Хосок, когда понимает, что Чонгук намеренно так сделал, чтобы быстрее довести его до кондиции. Но ругаться больше сил нет: он стонет так громко и отчаянно, что Чонгук до звездочек перед глазами жмуриться. Он мог спустить прямо сейчас от одного разбитого вида хена, от его ни на грамм сладких, а напротив грубых, глухих стонов, но предупредительно сжимается. На его руках выступили вены, а старший закидывает ноги на плечи: вскоре ему прямо в глотку бьет тугая струя чужого горького оргазма, а тело в руках, вытянувшись в дугу, обмякает. Чонгук медленно выпускает чересчур чувствительный член изо рта, носом опускается вниз, к обмякшим мешочкам, и начинает вылизывать их, заставляя Хосока буквально содрогаться от переизбытка чувств. - Стоп... - буквально хнычет, дрожащими пальцами хватаясь за его короткие волосы, но не удерживая из-за пота. Но Чонгук не прекращает. Вновь согнув его ноги в коленях, опускается еще ниже, перехватив обмякший член у основания. Он то сжимает пальцы, то отпускает, не прекращая вылизывать хена там, снизу. Хосок ему помогает: опершись пятками в кровать, приподнимается, пальцами раздвигает половинки, давая полный доступ к напряженному кольцу мышц. Он вздыхает глубоко, когда первый палец проникает вместе с языком, и сменяет руку Чонгука на своем члене, чтобы самому дрочить себе. Чонгук отвлекается на это: приподнявшись, любуется тем, как Хосок открыто, до последней капли отдается ему, позволяя вытворять с ним все, что угодно. Чон не знает, какой хен с Тэхеном, и эти мысли, появляющиеся так не вовремя, всегда гадят в душу. И из ведущего и уверенного актива, моментально превращается в нуждающегося пассива. - Может ты меня трахнешь? - просит, языком проводит по всей длине вновь вставшего члена. Хосок смаргивает сладкую негу с глаз, которые затуманили его взгляд, и в сомнении поджимает губы. Он даже не подозревает, какая горькая мысль заставила того пойти на попятную - Хорошо, - соглашается, и собирается поменяться с ним местами, но Чонгук толкает его обратно, залезает на него, высоко на него: ставит колени по бокам от головы, чтобы ноющий член точно утыкался в искусанные и опухшие губы. Он призывно стучит по ним. - Но сначала...позаботься обо, хен. - бьет контрастом, и это запрещенный прием. Хосок ставит жесткое табу на использование этого обращения в постели, потому что его сильно лихорадит от этого. Он готов кончить даже от непродолжительной дрочки, если ему на ушко шептать непристойности вперемешку со хнычущим "хен". Хосок несколько раз подмахивает бедром в воздух, его буквально штырит от игр Чонгука, и покорно открывает рот широко, чтобы тут же принять член младшего в себя. Чонгук никогда жестко не трахает его в рот: его движения всегда медленные, глубокие, слитные. Но и никогда не может долго протянуть. Для него внутри так горячо и узко, а сегодня он тем более жадный до тела истинного, что не кончить от парочки фрикций уже достижение. - Я...совсем скоро... - предупреждает, тем не менее не ускоряя движение. Он напротив, замедляется, его дыхание становится чаще, а стоны выше и выше, и совсем скоро изливается в чужую глотку. - Хе-он.... - выстанивает болезненно, заваливаясь на бок, стараясь не задавить своего истинного. Хосок его целует слепо, пока нашаривает смазку и презервативы в тумбе, а потом поворачивает на живот. - Сколько пальцев? - уточняет, будто подозревая что-то, и совсем не удивляется, когда Чонгук ему уверенно отвечает "сразу три". - Подложи подушку, Гу... - просит, выдавливая смазку на ложбинку половинок, и Чонгук с мягким вздохом от холодного прикосновения, послушно ложится аккуратно, более удобно, и совсем расслабляется, чувствуя как к кольцу мышц прикоснулись несколькими пальцами. - Ты готов? - Конечно, хен... - Лишние мысли он привык вытравливать болью вперемешку с наслаждением, чтобы он мог думать лишь о том, что прямо сейчас с ним делает его любимый хен. Не с другим истинным, а только с ним.