Машина без тормозов

      Эдвард оказался вампиром.       Ебучей кровосисей, которая чуть не пустилась на утек, пока Лукас выпытывал у нее подробности. Любопытство от такой реакции только разрослось, фонтанируя из парня во все стороны. Особенно в ту, где находился Каллен.       — То есть вас таких целая семья? — Лукас обвился вокруг Каллена обезьянкой, сжимая его шею в руках, а талию в ногах, — вы типа живые мертвецы?       Краем сознания понималось как дважды два — если бы Эдвард захотел, давно бы уже выбрался. К своему счастью, Уайтхед вовремя его окольцевал во всех смыслах, кроме официального. Он тоже, наверное, когда-нибудь будет, но не сейчас.       Лет через пять-шесть, если помечтать.       — Да, Лукас, целая семья живых мертвецов, — проговорил Эдвард ему в ухо, носом задевая самую непослушную кудряшку в чужой шевелюре, — очень, к слову, опасных.       Из рассказанного ранее Лукас вызнал, что вампирчики немного не такие, как их описывают в фильмах про графа Дракулу. Они не боятся солнца, чеснока или святой воды, не превращаются в летучих мышей — это для парня стало самым большим разочарованием — не дурманят жертву взглядом и не спят в гробах. Как выяснилось, они вообще не спят.       — Это получается, что после бурного секса с тобой спать буду только я, — рассуждал Уайтхед, продолжая пользоваться ситуацией, чтобы нагло облапывать смирно сидящего под ним юношу.       — И тебя не смущает тот факт, что вместо еды я пью кровь?       — Как я понял, проблема заключается больше в том, что жажду этой самой крови очень сложно контролировать, а не в самом факте ее употребления.       Эдвард осторожно кивнул. Не сказать, что Лукас это видел, но определенно почувствовал.       Блять, как же приятно.       — И ты, типо, хочешь меня на обед? Хотя не, на обед, судя по тому, как недавно у тебя стоял, я пойду в совершенно другом смысле.       — Будь добр, прекрати пошлить, — Эдвард ущипнул его за бок, вызывая возмущенное «ауч!» — и нет, мне достаточно лет, чтобы не наброситься на тебя из-за какого-то голода.       — Что, даже сексуального? Ауч! Да прекрати же щипаться.       Лукас попытался перехватить чужие пальцы, активно хватавшие его бедную кожу в тиски, но в итоге сам оказался в чужом захвате, сдаваясь.       — Тогда другой вопрос.       — Лучше не надо.       — Как у тебя член стоит, если из крови в тебе только чужая?       Эдвард не ответил, глядя на то, как Лукас спустя секунду тянет понятливое «ааааа», закрывая тему.       — Ладно, главное что стоит. Тогда другой вопрос. Нет, два. Сколько тебе вообще лет и есть ли ещё какие-нибудь плюшки помимо бессмертия, жажды кро-о-ви и прочего?       Эдвард вдруг замялся, отводя глаза. Для Лукаса это было как красная тряпка для быка.       — А вот здесь поподробнее… Учти, мы теперь отличная парочка — гей и санитарочка, так что рано или поздно я все равно узнаю.       Эдвард отнял одну из своих рук, прижимая костяшки тыльной стороной ладони к своему рту.       Он смущается что ли?       Черт, какая же прелесть.       — Я родился летом 1901-го года.       Мысленно посчитав возраст своего — черт, неловко то как, — парня, Лукас в немом удивлении потыкал пальцем в его щёку.       — Да ты старше моего деда, черт побери.       Неожиданно Каллен убрал свою руку от губ, шустро языком облизав упирающийся в его щёку палец. Лукас, мягко говоря, на секунду выпал из этой реальности на самую дальнюю стратосферу. Грубо говоря — охуел.       — Б-блять, К-каллен, ты хули творишь то?! — смущённо воскликнул он, прижимая к себе поверженную в нечестном бою конечность. Уши точно пылали как ненормальные.       — То есть заводить разговоры о моем пахе тебя не смущает, а нечто подобное заставляет раскраснеться аки маков цвет.       — Точно старикан, — буркнул задетый подобным парень, — И вообще, ты только на первый вопрос ответил! Я жду дальнейшего раскрытия завесы.       И это не заставило себя ждать:       — Ты все это время читал мои мысли? — Лукас расхохотался, откидываясь назад, но Эдварда, как и он его, из рук не выпускал, — мне тебя даже жаль.       — Даже спрашивать о причине такой реакции не хочу.       — Хочешь.       — Нет, это ты желаешь ей поделиться.       Лукас согласно хихикнул.       — Мне на свою-то голову все равно. Я мало что скрываю, да и хуйню всегда несу раньше, чем успеваю это обдумать. Меня скорее больше волнуют чужие секретики, — он немного задумался, кончиками пальцев оглаживая чужую шею, — хотя со всеми моими близкими ты и так знаком, значит, многое уже знаешь.       — Не по своей воле, но да.       — И это реально никак не отключить?       — Нет, но с временем я научился игнорировать поток чужих мыслей, относясь к этому как фоновому шуму, — Эдвард аккуратно отцепил одну из поглаживающих его рук, прижимая её к лицу, — хотя, признаюсь, твои мысли последний год слишком настырные.       Лукас фыркнул.       — Приму за комплимент.       — Фактически это он и был, — кроткий поцелуй на внутренней стороне ладони и Лукас растаял.       — Блять, я надеюсь со временем меня перестанет от тебя так плавить. Звеняй, но это реально жесть.       — Приму за комплимент, — улыбнулся Эдвард, демонстрируя ряд идеально ровных зубов, — но Лукас…       Улыбка сошла с его лица, меняясь на хмурость, которую так и хотелось разгладить, надавливая пальцем на точку меж бровей.       — Ты уверен, что хочешь остаться со мной, узнав всё это?        Лукас резко приблизился, прижимаясь лбом к его лбу.       — Думаю, ты видел все те ситуации с Мелвином в моих мыслях, — он дождался аккуратного кивка, продолжая, — не буду лгать, что мне совсем не страшно и всё в этом роде, но… — он вздохнул, набирая побольше воздуха и собираясь с духом, — блин, ненавижу выражать эмоции в слова. Почему это всегда так сложно? В общем, не важно, кто ты там, и какие у тебя недостатки, я, по природе своей, не менее проблемный, поэтому бросать кого-то из-за подобного… я считаю, в своём случае, крайне неуместным.       Хуйню какую-то сморозил. Разве это звучит как достойная причина? Скорее детский лепет.       Нет, ну а что ещё я так то мог сказать?       Что мне жесть как понравилось с ним целоваться? Я что девятилетняя девчонка, впервые открывшая книжку про любовь?       Нет, он, конечно, ебать как сильно мне нравится. И, ну, может быть, это действительно единственная причина…       Возможно, у меня просто мозг поплыл. Хрен его знает.       Блять.       Эдвард по-доброму хохотнул, делая голос мягче и тише, ненамеренно заставляя к нему прислушаться:       — Не сказать, что я сильно удовлетворён подобным пояснением, но все же я тебя понял.       — И что, в страхе соберёшь вещи и сбежишь?       — Сейчас у меня это вряд-ли получится.       — Это почему ещё?       — Ох, вся проблема заключается в том, что ты мне тоже очень нравишься, Лукас. И да, возможно, эта причина и правда звучит как детский лепет, но мне она нравится куда больше первой.       Лукас улыбнулся, затягивая Каллена в поцелуй.       После того разговора прошло пять дней. Пять долгих, несмотря на все старания Эдварда и друзей Лукаса, дней. Наверное неправильно было проводить большую часть из них в больнице, но по-другому парень просто не мог. Он каждый раз судорожно сжимал ладонь Каллена, заходя в небольшую палату, оборудованную всевозможными приборами, цель которых на данный момент была одна — не дать Питеру Уайтхеду умереть. Сердце от такого зрелища безжалостно сжималось в тиски, но глаз Лукас все равно не отводил.       Отвлекая себя всевозможными способами, Лукас смог узнать, умеют ли вампиры обращать людей в себе подобных. Эдвард отвечать на это явно не желал, понимая, к чему он ведёт.       — Да, — нехотя ответил он тогда, но сразу же обрубил, стараясь не давать парню лишней надежды, — но это не та жизнь, которую стоит желать своим родным Лукас. Это, если посмотреть, и на жизнь то не сильно похоже.       — Типо вместо спасения я обреку его на муки?       Эдвард сжал его ладонь, понуро клоня голову. На его медно-рыжих волосах бликовали отсветы новенькой больничной лампы, а глаза полнились болью.       — Как ты считаешь, твой дед хотел бы стать монстром?       — Нет, — не задумываясь, сказал Лукас, понимая, к чему тот ведёт.       Эту тему потом они подняли всего один раз. Лукасу было важно знать все моменты, связанные с обращением, что крутились в чужой голове. Как оказалось, Эдвард если и не фанатично, то вполне обосновано для времени, когда он родился, верил в наличие у людей душ, готовых после смерти к перерождению. И обращение в этом кольце для него считалось проклятьем похуже заключённого с сатаной договора. Не сказать, что Лукасу была близка его точка зрения, но он мог её понять.       А ещё он понимал, что вопрос Эдварда был невероятно точным и правильным — дед Лукаса никогда бы не захотел себе такой жизни. И если внук примет подобное решение за него — боль будет невероятна.       Это было бы похоже на что-то из категории: «медвежья услуга». Ты вроде бы и помог, а вроде сделал только хуже.       И почему жизнь не может быть легче?       Ещё в калейдоскопе всех событий была мать. Отдельная песня этой истории, которая появлялась в больнице время от времени, полностью игнорируя наличие Лукаса.       И это было больно.       Боль эта тяжёлыми шарами билась в желудке, острым комом впивалась в горло и горчила на языке, как самая мерзкая на вкус приправа. От неё нельзя было отмахнуться или забыться в чужих руках. Она наслаивалась на другую себе подобную тварь, с которой Лукас боролся день ото дня, вверяя самому себе веру в исключительную выживаемость Питера Уайтхеда.       Ох, ну и как в этой сказке без злобных родственников, ведь была же ещё неимоверно ебнутая на все остатки мозга бабуля со стороны отца. Ненси Гулдман, как и всегда, свалилась как снег на голову, появляясь из ниоткуда прямо перед покидавшим холл больницы внуком.       — Черт подери, — шарахнулся от неё Лукас, врезаясь плечом в косяк парадной двери, — откуда ты взялась то вообще, песочница?       — Как был без манер, так и остался. Никакого уважения к взрослым, — манерно начала она, оглядывая парня, — ну и вид. Ты что же, с собаками подрался, пока сюда шёл?       Лукас обиженно фыркнул. Справедливости ради, сегодня он выглядел намного лучше, чем, например, вчера. Вот вчера, напившись в гордом одиночестве — пока Эдвард уезжал по делам, а друзья находились в школе — он действительно выглядел так, словно подрался с бродяжками за кусок колбасы.       Но не сегодня!       — Тц, ладно, пойдем за мной, щенок, — она увитой браслетами рукой показала в сторону своей машины.       Не став даже слушать, что там лепечет Лукас, направилась в указанном ранее направлении. Озадаченно почесав затылок, парень направился за ней. В конце-концов, чем черт не шутит? Или чертиха…       Спустя минут двадцать напряжённого молчания они расположились в ближайшем кафе, сидя друг напротив друга. Лукас немного откинулся назад, отрывая передние ножки стула от пола, а руки пряча в карманах зелёной толстовки.       — Ты похож на надутого воробья, — хмыкнула Миссис Гулдман, вальяжно располагаясь за столом, — можно мне чашечку кофе, милочка, — добавила она подбежавшей официантке.       — Мне чай зелёный и… пирожное шоколадное. Любое.       Девушка кивнула, исчезая в дальней части маленького зала.       — Итак, — очерченные старостью пальцы сложились в замочек, подставляясь под подбородок, — несколько я знаю, ты из дома сбежал.       — Да ты прям Ненси Дрю.       — Прекрати паясничать, — сухо гаркнула старуха, распуская в воздухе волны недовольства.       — Нечего начинать издалека, — пожал плечами Лукас, — если что-то нужно, будь добра говорить прямо.       — Мальчишка, — констатировала она, — возвращаться, я так понимаю, ты не собираешься.       И снова не вопрос…       — Нет.       — А живёшь ты где?       Да чё происходит? Хули прицепились то, кашелка?       — С парнем.       То ли сквозившее довольство в голосе Лукаса, то ли сам факт наличия у него в любовных интересах другого юноши заставили перечницу презрительно исказить лицо и выдавить такое же:       — Ещё и содомит, ну что за внук такой.       Видимо, оба варианта.       — Обычный, карга, обычный. Что-то не устраивает? Или получше узнать эту сторону медали хочешь?       — Уволь, паршивец, — скривилась миссис Гулдман, — твоё грязное белье меня не интересует. Я привела тебя сюда за другим.       Перед ними появились заказанные ранее кофе и пирожное, источая приятный сладкий аромат. В желудке завыл голод.       — Твой отец объявился.       Съеденный ранее кусочек лакомства резко пошел не в то горло, отчего Лукас чуть не задохнулся в собственном кашле. Громко звякнув чашкой, он запил случившееся безобразие обжигающе горячим кофе, отплевываясь уже им.       — Ты чё, старая, в стендаперы подалась? — глубоко вдыхая и выдыхая, выдал парень, стараясь игнорировать пульсирующий язык. — Если да, то на сцену с такими выкидонами идти не советую — хуйня какая-то.       — А я и не шутила, — строгость так и пылала в её глазах, медленно сжигая надежду на то, что все это какая-то нелепая старческая шутка, — он заявился к вам домой вчера вечером. Благо, твоя непутёвая мать была в своём магазине, прихватив с собой Мари.       — И чего он хотел? — просипел Лукас, сжимая край стола.       — Хотел с тобой и Питером поговорить.       Воздух из груди выбило, словно тяжёлым ударом тренированного спортсмена. В голове билось непонимание вперемешку с отчаяньем. Лукас просто не понимал, как ему на это реагировать. Сказанное старухой вводило в жёсткий такой ступор.       Видя, что отвечать ей не собираются, миссис Гулдман продолжила:       — Он, буду честна, совсем не изменился. Когда я рассказала о том, что у вас тут случилось, и бровью не повёл, — в образе её замелькала обида, — попросил передать тебе письмо и ушёл.       Лукас её обиду понимал. Наверное, это то немногое, что он мог понять в этой старой женщине. Она явно ждала, что сын по возвращению хотя бы обнимет родную мать, не видевшую его годами, но преданно ждущую день ото дня.       Что ж, Эндрю Гулдман чхать хотел на чужие ожидания. Ничего нового.       Кинув перед ним заклеенный кипельно-белый конверт, миссис Гулдман встала, намереваясь покинуть помещение.       — К чему такой официоз?       Подобное письмо в двадцать первом веке выглядело странно, особенно на фоне соцсетей или заурядных SMS.       — Понятия не имею, — хмыкнула она, — радуйся, что он вообще что-то оставил. Некоторым он и строчки не посвятил.       И ушла, оставив за собой несколько купюр в качестве оплаты и озадаченного парня.       — Письмо, серьезно? — Мелвин раскинул ноги врознь, потягиваясь то к одной, то к другой.       Не зная, куда податься в отсутствие Каллена, Лукас направился в единственное место, где ему будут рады — к друзьям. Жаль, конечно, что те в это время находились в школе, но, вызнав у Брукса расписание на сегодня, он с удовольствием отметил физкультуру одной из последних.       Физрук был ещё более приятно удивлен, когда Уайтхед наконец заявился на его занятие.       Нельзя сказать, что со всем происходящим Лукас стал прогульщиком, нет. Просто с постоянными побегами в больницу некоторые предметы совсем затерялись в его расписании, отходя на второй план. Физическая культура оказалась одним из таких.       — Ага, — ответил другу Лукас, складывая ноги в позе бабочкой, — прям как в фильмах.       — И что в нём?       — Хуй его знает.       Мелвин остановился, замирая.       — Ты не собираешься его открывать?       Повторяя за другом позу неподвижности — Лукас мысленно похихикал с собственной шутки — парень устало махнул головой, не зная, как правильнее ответить.       — Не уверен, что хочу. В плане, прошло столько лет, а за ними и событий, что я просто напросто… теряюсь в том, что чувствую к нему.       Мелвин закинул ему руку на плечо, размещая сгиб локтя на шее, опаляя кожу своим нечеловеческим теплом. Вот уж точно зверюга.       — Думаю, тебе было бы легче, не веди он себя как какой-нибудь странный типчик из детективных хроников. Вот скажи мне, ты бы выслушал его речь, подойди он к тебе вживую?       Лукас кивнул.       — Во-о-от. Тем более, отказать вживую иногда намного труднее, а тут письмо. Ни здрасьте, ни до свидания.       — Уайтхед, Брукс, чего расселись как на пикнике? — прикрикнул на них физрук, скидывая мячи в руки учеников, — вперёд на поле, сегодня подачи тренируем.       — Что у него за дурная привычка прерывать на самом интересном? — поинтересовался Мел, ловя один из волейбольных мячей.       — Он как неожиданный звонок в дверь или случайно зашедший в комнату гость, когда главные герои собирались поцеловаться, — Лукас отобрал самый презентабельный на свой взгляд мяч прямо перед носом Майка, с долей самодовольства показывая тому средний палец.       Мелвин сравнение оценил, занимая место поближе к другу.       — Есть такое. Кстати, у нас завтра кинопятница. Все вместе. Как раньше.       Лукас почувствовал, как внутри ручьем разливается тепло от этой новости. И правда, кинопятниц у них не было давно. То ссоры, то дела, то пятое и десятое.       — Круто, — подкидывая мяч вверх, Лукас незаметно для себя улыбался.       — Так, сегодня смотрим «Малефисенту», — Бетани плюхнулись на диван между Джоном и Лукасом, через телефон выбирая нужный фильм.       Хотя сам Лукас мог поклясться, что если бы Брукс не завалился прямо на него, как на пуховую подушку, прижимаясь другим боком к подлокотнику, она бы села рядом с ним. Уж больно часто она на это место поглядывала.       — Мелвин, ты дурак? — шепнул он ему в ухо, плечом легонько ударяя в загорелую скулу.       — Ну и чего ты опять обзываешься? Что я сделать-то успел уже?       — Дебила не строй из себя, — буркнул Лукас, изворачиваясь так, чтобы другу стопроцентно было неудобно.       — Блин, да прекрати ты вертеться как уж на сковородке!       — Я знаю, зачем ты так сел, отцепись от меня и прекрати избегать контакта с Бет.       Мелвин замер, делая всё наоборот — сжимая Уайтхеда, а не отпуская. Лукас чуть не взвыл. Хотя, казалось бы, кто это из них двоих выть должен?       — Ребят, у вас все в порядке? — поинтересовалась Бетани, которая никак не могла не заметить барахтанья сидящих рядом с ней парней.       — Мелвин — дебил! — без зазрения совести выдал Лукас.       Обвиняемый шустро и неприятно ударил его подушкой по лицу. Началась ещё большая возня, в которой каждый пытался как-то задеть другого. Решил все Джон, невероятным образом отцепивший Мела от Лукаса и севший меж ними.       — Мы потом об этом поговорим, Шарик, — пообещал Уайтхед, получая второй раз подряд подушечный заряд прямо в лицо.       — Как скажешь, Бобик.       — Дурачьё, — вздохнула Бет.       Во время просмотра фильма Лукас вдруг вспомнил о том, что довольно-таки давно таскает с собой в рюкзаке. Фотокамера приветственно заблестела в свете телевизора и навороченных торшеров, готовая к работе.       Надо бы Каллена, что ли, запечатлеть. На фотках и в зеркалах он, спасибо кому-нибудь, отражается.       Лукас хмыкнул. Иногда ему было слишком легко принимать факт наличия сверхъестественных существ в своей жизни. Что, к слову, было немного странным — парень никогда не отличался особой верой во что-то или кого-то. Он был обычным среднестатистическим человеком со своими проблемами и взглядами на жизнь, в которые ну никак не должны были вписаться оборотни и вампиры. Сказочные долбоебы ещё могли, волки и летучие мыши — явно нет.       Усаживаясь обратно, он принялся не совсем умело настраивать камеру в подходящий для освещения режим.       — Вы, кстати, не забыли про волонтерство? — вдруг выдал Мелвин, привлекая к себе внимание.       Лукас поднял голову, удивлённо хлопая ресницами. Он определенно и точно забыл. Судя по лицам остальных — они тоже.       Мелвин рассмеялся, глядя на друзей.       — Такие себе из нас помощники получаются, — весело заявил он.       — Ну, начнем с того, что это ты нас принудил, — отрезал Джон, что не отрезвило вдруг заигравшего в глазах Брукса азарта.       — А закончим тем, что пора исправляться, — заявил он, заставляя остальных напрячься.       — Ты чё удумал…       — Поездка в ту танцевальную, для помощи в ремонте!       — Её ещё не отремонтировали? — Бетани поставила бегущий по сюжету фильм на «стоп».       — Постоянно откладывают. Вместо этого волонтерский состав занимался другими делами. Анджела пыталась до нас достучаться, но что-то не получилось.       — Интересно почему… — вырвалось у Джона.       — Не бузи, — махнул на него Мелвин, — так или иначе, я думаю, нам стоит съездить. Это будет отличное времяпровождение.       — Верится с трудом.       Мелвин осуждающе глянул на Джона, но комментировать не стал.       — Ладно, я запишусь, — словно нехотя, согласилась Бет, отчего Брукс радостно вскочил и кинулся её обнимать.       Стоило послышаться щелчку фотокамеры, как он тут же отскочил от девушки, неловко спотыкаясь о вытянутые Лукасом ноги.       Точно дебил.       Вечером следующего дня, оставшись в одиночестве, без снова убежавшего по семейным делам Каллена, Лукас всё-таки решился прочесть оставленное отцом письмо. Всё таки любопытство действительно было одной из его вредных привычек. Не торопясь, он оторвал немного помятый край конверта, вытаскивая из него заветный лист.       «Здравствуй, Лукас.       Надеюсь, это письмо дойдет до тебя в целости и сохранности, так как я не уверен, что смогу передать его тебе самостоятельно. Хотя, кто знает, как сложится судьба.»       Лукас недовольно хмыкнул. Судьба, как же.       «То, о чем здесь будет сказано, может выглядеть для тебя беспорядочным, где-то нелогичным, глупым, но это правда, и её нужно принять, какой бы она ни была.»       Все началось…»       Лежащий рядом телефон громко пиликнул, намекая на только-только пришедшее уведомление. Отложив начинавшееся максимально странно письмо в сторону, Лукас потянулся к продолжавшему пиликать устройству. Эдвард Каллен 19:30 Привет, Лукас, это Элис. Ни в коем случае не бери трубку, когда тебе позвонят. Мы с Эдвардом скоро прибудем.       — Какого…       Как по заказу, заиграла мелодия, а на экране появились незнакомые цифры.       От греха подальше, парень отключил звук, ожидая, когда вызов прервется.       Нет, ну а что? Я, может быть, и с прибабахом, но не настолько же.       Нельзя сказать, что Лукас верил Элис, нет. Он совершенно не знал её, в какой-то мере девушка даже малость напрягала. Но он верил Эдварду.       Да и, тем более, если кому-то очень уж надо, он и попозже позвонить может. Скажу, мол, занят был.       Но вот оставить без внимания пришедшее сообщение от Мари он не смог. К слову, зря. От прочитанного сердце упало в пятки, а мир вокруг посерел за какие-то несколько секунд, поражая своей серой мрачностью и отсутствием контрастов.       В районе пяти вечера Питер Уайтхед скончался на больничной койке, не пережив полученной от выстрела раны.