[Блять]
— Мантия в Хогвартсе и нет, не у меня, — спокойно говорил профессор, смотря куда-то в окно. — Геллерту ты её отдашь, чтобы вернуть доверие. Полное и неоспоримое, я его знаю и это должно сработать. — Доверие? — с отвращением сказал немец. — у него будет целых два дара! Ещё камень и Гриндевальд станет бессмертен, вы готовы пойти на этот риск? — Риск? — усмехнулся Альбус, возвращая взгляд на Ганса. — Мальчик мой, я не верю в сказку о Дарах смерти. — Не верите? — истерично хихикнул немец. — тогда вы глупец, профессор. — Возможно, — кивнул Дамблдор. — но ты действительно думаешь, что сама Смерть по своему хотению отдала смертным предметы, с помощью которых ею можно управлять? — Я думаю, что Смерть умна и хитра, — усмехнулся парень. — К тому же в каждой сказке есть доля истины и я испытал силу Бузинной палочки, направленной на мою грудь. Я чувствовал ауру камня во сне. Это не могли создать простые смертные, профессор. — Чтобы получить каждый Дар, нужно соблюсти условия предмета. В таком случае у мантии с камнем есть свои правила, для твоего успокоения мы можем узнать какие диктует Мантия и отдать её Геллерту, не соблюдая их. — Значит, — задумался Ганс, — кто бы ни был хозяином мантии, то он им и останется, даже если предмет перейдёт в руки другого человека. — Хозяин сейчас Флимонт Поттер, факультет Гриффиндор. — Достану, — кивнул Ганс. — выкраду и посмотрим, соблюду ли я этим условия Мантии. — Как знаешь, — пожал плечами Дамблдор. — Ганс Гриндевальд, я позволяю тебе использовать магию в коридорах ночного Хогвартса. — О, — встрепенулся парень. — а зачем это? — Мантия обычно гуляет по ночам, — усмехнулся Альбус. — и я надеюсь на твоё благоразумие, не пользуйся разрешением в корыстных целях. — А Маховик времени можно для такой важной операции? — спросил парень, делая щенячьи глазки. — Обойдёшься. — Очень жаль, — пожал плечами Ганс. — откуда вы узнали, что мантия-невидимка у Поттера? — Случайно встретил его в коридорах несколько лет назад, — присел Дамблдор на стул, — а портреты были готовы поклясться, что понятия не имеют, как парень прошёл мимо них и старосты. — Интересно, а зачем он её снял? Надеюсь, я не найду его посреди коридоров, совокупляющимся с какой-то дамой. — Что насчёт камня, — задумался профессор. — он находился в семье змееустов, что ты об этом знаешь? — Розье перед моим рождением посещала их, — погрузился Ганс в воспоминания. — Но кажется она убила последнего представителя их рода, не найдя камня. — Как интересно, — нахмурился Дамблдор. — Вы что-то об этом знаете? — Может да, а может и нет, — усмехнулся профессор. — но пока тебе не стоит забивать этим голову. Для начала отыщи мантию, не привлекая внимания. — А почему это не сделали вы? — Уши и глаза Геллерта в самых неожиданных местах, — Альбус встал, немного подтянувшись. — если он узнает, что это я нашёл и отдал мантию тебе… — То это будет слишком подозрительно, — согласился парень. — хорошо, я понял. — А ещё ты не сможешь колдовать где-то неделю. — Почему так долго? — Твоя магия всё ещё как свежая рана, — Дамблдор прикрыл окно и еле видно зевнул. — дай ей зажить, а после отправишься на поиски Дара. — Мой посох сломан, — вспомнил Ганс. — палочка, конечно, цела, но посох… — Палочка? — переспросил Дамблдор. — она была разрушена следом за посохом. — Мерлинова борода, — зажмурился парень, будто от сильной боли и рухнул на койку. — это отвратительно. На самом деле нет, отчасти Ганс был рад тому, что больше не придётся прикасаться к подарку Геллерта, но чувствовать себя травоядным среди хищников была мало приятно. — Будет уроком, — серьёзно ответил Альбус. — Дитрих свяжется с тобой утром, как я полагаю. Решишь с ним вопрос нового посоха. Немец почувствовал, что его снова клонит в сон и он широко зевнул, слушая профессора. — Ты молодец, Ганс, — говорил он размеренным низким тембром, от которого ещё больше захотелось вновь уснуть. — дуэль с Дитрихом была невероятной, но больше так не делай. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, профессор. — Ганс проводил взглядом Дамблдора. Тот на секунду остановился, будто хотел что-то добавить, но всё же открыл дверь и покинул крыло.***
— Просыпайся, огузок! — раздался рядом голос Дитриха. Директор был крайне веселым и взбудораженным, врываясь в больничное крыло. — Как чувствуешь себя? — Всё никак не умру, — процедил парень, пытаясь открыть глаза. Дитрих убрал ширму и в лицо Ганса ударил яркий ослепляющий солнечный свет, — Ай! — И я о том же, — рассмеялся директор. — ты будто таракан, они выживают даже с отрубленными головами, ты знал? — Мерзость, — вздохнул Ганс. За спиной директора стояли явно возбуждённые ученики Дурмстранга, которые что-то хотели сказать, но не смели из-за присутствия Дитриха. — Я честно думал прихлопнуть тебя, когда проснёшься, — директор выпрямил спину и шикнул на жужжащих позади него учеников. — но мне столько восхваления пришло за воспитание такого «талантливого юного дарования» так что, пожалуй, своё наказание ты получил. — Я не смогу колдовать неделю. — И это просто праздник! — рассмеялся директор. — целая неделя покоя! — Ох, блять, — привстал Ганс с кровати, у него было растяжение каждой части тела. — что с посохом? — Хуй тебе, а не посох, раньше конца недели, — лучезарно улыбнулся Дитрих. — Серьёзно, Орлов? — Абсолютно, — директор подошёл ближе, шепча на ухо. — тебя учит Дамблдор, я знаю и Лорд теперь тоже в курсе. Сердце пропустило пару ударов и Ганс с силой сжал челюсть, чтобы не ударить директора прямо сейчас. — Я нашёл треугольник, благодаря этому болвану, — спокойно сказал он. — если не отчитываюсь перед тобой за каждое действие, то это не значит, что я делаю что-то против Его воли. — Треугольник? — скривил неверующее лицо Орлов. — пиздишь. — Я абсолютно серьёзно, — обворожительно улыбнулся парень. — и планирую узнать точный след мантии до конца года, если ты не будешь мешаться под ногами. — Никакого уважения, — усмехнулся Дитрих, отпрянув от лица парня. — волосы, к слову, можешь оставить, всё же за долгие годы ты первый, кому удалось ранить директора. — Какая честь, — усмехнулся парень. — А кто был предыдущим? — поинтересовался Мориц. — Гриндевальд, — отозвалась Киль и немец чуть видно дёрнулся, — за это его и исключили, ведь он ранил прошлого директора вне дуэли. — Не только за это, — спокойно прокомментировал Дитрих. — А теперь свалите и дайте пройти. Ученики проводили взглядом удаляющегося директора. Стоило двери за ним захлопнуться, как все прильнули к немцу. — О. Мой. Мерлин! — почти крикнул Мориц. — Дружище, это было грандиозно, — рассмеялся в толпе Гёте. — Ты идиот, конечно же, — усмехнулась Киль, — но это было то ещё зрелище. — Говорят, Дамблдор лично исцелял тебя, — подал голос Шмидт, — это правда? — Голем, — откуда не возьмись появилась та самая очкастая девушка, которая показала Гансу кухню. — ты долго учился этому заклинанию? — Ганс! — из-за двери послышался голос Рогдены. — как ты? Парень прошёлся по глазам взбудораженной толпы и понял, что тут были не только ученики Дурмстранга, а немного привстав он краем глаза заметил пробирающуюся Рогдену. — Я сломал посох, получил нагоняй от самого Дамблдора, у меня болит без преувеличения всё, — перечислял парень. — ах да, пожалуй, я самая обсуждаемая персона школы. — Не только школы, — усмехнулась Киль и бросила на ноги парня газету. — «Строгость образования Дурмстранга. То, к чему стоит стремиться Хогвартсу?» — Ух, — поморщился Ганс. Было как-то обидно, что статья критикует Английскую школу волшебства, хотя самые впечатляющие заклинания он узнал именно в ней, — мерзость какая. — Отчего же? — спросил рядом знакомый голос. — может если бы нам было разрешено изучение тёмных искусств, то… — Не обижайся, Том Реддл, — перебил его Ганс, смотря на возвышающегося почти над ним старосту, — Но мне претит мысль того, что все мои заслуги приписываются Дитриху. — Не перебивай меня, — усмехнулся Том, но Ганс точно услышал какие-то нотки будоражащей угрозы. — пожалуйста. — Pardon, — кивнул Ганс и сдержался, чтобы не прикусить губу.[Извините]
Какие-то пару секунд немец смотрел в эти тёмные глаза без капли алого цвета, как почувствовал неладное: Реддл пытался зайти в его голову. «— Уйди, уйди! — завопил Я. — вытолкни его, Ганс!» «— Убери его, — прорычал внутренний Гриндевальд. — и без него здесь тесно!» Взгляд Тома изменился за долю секунды, наполняясь каким-то недопониманием. Он медленно прошёлся рукой по волосам, не разрывая взгляда. — Что, Мордред подери, с твоей головой? — нахмурился он, наклонив голову. — там так шумно. — Даже не считаешь нужным притвориться, будто… — А какая разница? — усмехнулся Реддл. — они всё тебе уже рассказали. Ты же знаешь, что это необычно? — Они помогают, — безразлично бросил Ганс. — в большем количестве случаев, по крайней мере. И, кажется, с твоим уровнем легилименции не дают пройти дальше их голосов. — Потому что она практически невербальная, — усмехнулся Том. — если бы я направил на твою голову палочку и произнёс заклинание, то узнал бы всё, что требуется. — Ты можешь просто спросить, — нахмурился Ганс, смотря как рука старосты лениво отпускает волосы. — Какой твой любимый цвет? — улыбнулся Реддл, и голова вновь загудела: он снова пытался что-то подсмотреть. «— Красный, — не задумываясь ответил Я.» «— Синий, — так же быстро ответил внутренний Гриндевальд.» — Белый, — спокойно произнёс Ганс, разрывая зрительный контакт. — Вау, — протянул Реддл. — да у каждого из вас даже свои предпочтения. — Ты намекаешь, на то, что я болен? — не без агрессии усмехнулся Ганс. — О нет, — обнажил зубы Реддл. — скорее несформированная, но сильная личность, мечущаяся из крайности в крайность. Очень интересный экземпляр. «— Теперь он воспринимает нас, как подопытную крысу, — усмехнулся Гриндевальд. — инструмент, питомец, что там ещё было?» «— Друг, — напомнил внутренний Я.» «— Это была ложь, — напомнил им Ганс. — теперь нужно контролировать свои мысли при Реддле и поменьше смотреть в глаза.» «— Без палочки дальше нас не пройдёт, — усмехнулся Гриндевальд» — Это верно, — вздохнул Ганс, осматривая учеников, которые что-то яро обсуждали. Никто из них не слышал тихий разговор парней, вот и славно. — Ты отличаешься от каждого из них, — наклонился Реддл, шепча на ухо. — чувствуешь это? Свою исключительность. — Я – не ты, — огрызнулся Ганс. — сменил тактику, староста? От общественного порицания до обхаживаний? Том выпрямился и спокойно оглядел парня. — Хорошо, что тебе не отрезали волосы, — кинул он напоследок. — они чудные. Ганс проводил взглядом удаляющегося старосту и его свиту, ждущих его у двери Больничного крыла. «— Чудные волосы, правда Реддл? Даже сейчас видна твоя озабоченность ими, — процедил немец про себя.» Как же мерзко было Гансу испытывать сейчас какую-то гордость и страх одновременно. — Кстати, Ганс, — подала голос Рогдена. — Дитрих просил передать, что ты можешь устроить «отрыв». Ученики Дурмстранга озорно переглянулись и истерично завопили, кто-то подпрыгивал, кто-то громко смеялся, а кто-то даже потянулся к немцу пожать руку. «Отрывы» Ганса любили все. — Что за тематика будет? — серьёзно спросила Киль. — Ганс, давай маскарад! — выкрикнул Мориц. — Может вечеринка черно-белого цвета? — предложил Гёте. Ганс прикрыл глаза, пытаясь не свихнуться от шума и унять головную боль. — Давайте без тематик? — предложил Шмидт. — нас не так много, не думаю, что это имеет смысл. — Имеет, — усмехнулся немец. — дайте мне время подумать. Рогдена, кто главный спонсор доставки в Хогвартс выпивки и всякого хлама? — Хм, — задумалась девушка. — на Слизерине – Малфой. — Скажи компании Реддла, что они приглашены, — Ганс вновь улёгся на кровать и прикрыл глаза. — и передай Абраксасу, что я хочу с ним поговорить. — Думаешь согласится? — нахмурилась Киль. — Почему-то я в этом не сомневаюсь, — вздохнул парень. — а ещё мне нужно немного побыть одному, пожалуйста. Ребята понимающе согласились и оставив вкусности и книги, покинули Больничное крыло.***
Старосте было крайне непонятно излишне агрессивное поведение со стороны русского. Ну правда. Том не трогал Ганса и второй на него напал, Реддл делает за них задания, а Орлов яростно унижает, хотя Рогдена и говорила, что русский не придерживается чистокровных взглядов, староста в этом сильно сомневался. Да ещё один из голосов в его голове. Том расплылся в довольной улыбке сытого кота. Ганс назвал его «внутренним Гриндевальдом». Безусловно, эта часть личности ориентируется на нынешнего Тёмного Лорда, как пример для подражания, но в то же время сам Ганс противится этим идеям, а значит не согласен с ними. Впрочем, как и сам Реддл, а значит это лишь то, что взгляды слизеринца стоит выставить так, чтобы они подходили русскому и тогда тот согласится и ловушка захлопнется. Осталось выявить, как подмаслить Орлова. Флирт, судя по всему, не работает. Когда Реддл прикоснулся к нему, русский в отвращении не отпрянул, но в то же время не был доволен или ошарашен. Скорее, безразличен и совсем немного удивлён, видимо привык к вниманию со стороны мужского пола. Значит, Ганс предпочитает женщин и тогда Вальбурга неплохой вариант для привлечения русского в ряды рыцарей. Но справится ли Блэк? Том надеялся, что не придётся пить оборотное зелья только для обхаживания Ганса. — Во имя Салазара Слизерина, — остановился староста, нахмурившись. Он оставил приспешников в гостиной, а сам направился в библиотеку. — Тайная комната. С Альбусом, Гансом и новыми учениками Реддл совсем не работал над главным проектом этого года – открытие Тайной комнаты. — Как же я вас всех ненавижу, — прошипел он на парселтанге и устремился дальше по коридору. Да, Том отлично понимал, что Тайная комната – это его идея фикс. Но мало того, что там хранятся уникальные знания Салазара Слизерина, так к тому же, её открытие будет служить очередным доказательством его исключительности, особенности, гениальности и причастности к великому. Да, такая шахматная фигура, как Орлов интересна, но не важна столь же сильно, как комната. Русский словно дешёвая губка из магазина для магловских домохозяек впитал в себя всё внимание Реддла и это было оскорбительно для второго. Том достаточно быстро выбрал нужные для себя книги и отправился в Выручай-комнату, чтобы там спокойно прошерстить материалы. Он давно практически не трогал учебную литературу, ведь в своей голове уже закончил Хогвартс. И нет, дело не в самоуверенности. Том действительно уже выучил практически всю школьную программу и даже на некоторые предметы ходит с учениками, старше его на год, а то и два. С ровесниками изучать Умиротворяющий бальзам или Животворящий эликсир – это невообразимая скука, а вот Напиток живой смерти или Оборотное зелье – вот это уже интересно. Откинув пару книг из общей библиотеки, взятые для отвлечения внимания, он приступил к литературе из запретной секции. Там было всё: тёмная магия, мертвые языки и даже история его рода. Реддл много экспериментировал со своим преимуществом – парселтангом и даже адаптировал несколько заклинаний под него на первых курсах, но вскоре этого оказалось мало, и он создал письменную версию языка Слизерина. Может звучит и бесполезно, но на деле парселтанг прелестно подходит для совершенствования рун и записи той информации, которую никто, абсолютно никто, кроме владельца языка не способен понять. Никогда. Даже его личный сундук был оснащён руной с парселтангом. Мало того, что её саму нужно правильно собрать, зная змеиный язык, к тому же верно произнести каждое ключевое слово, а это непосильная задача для каждого волшебника Хогвартса. Реддл, пролистывая какую-то старую, потёртую книгу, пробежался глазами по тексту, как вдруг его брови сами приподнялись в удивлении. — Крестраж, — перечитал он уже вслух, — осколок души путём убийства, создатель технологии – Гарпий Злостный. «— Возможность запечатывать часть души в предмете, — прочитал он про себя. — бессмертие? Но… какова сама технология создания?» Он нахмурился и ещё раз пробежался глазами по тексту. — Ничего, — прошипел он, — Почему нет самой технологии?! Реддл с силой сжал книгу и бросил её в стену. Он посмотрел на тлеющий камин, пытаясь перевести дыхание. — И так всегда, — обнажил он зубы, — Все волшебники типа Дамблдора неорганизованные, самонадеянные и глупые. Разве убийство кого-то бесполезного не благо, если останется жить кто-то сильный, и тот, кто изменит этот мир к лучшему? Зачем прятать порядок создания, если не из страха? Том привык, что в мире есть слабаки, недостойные даже тратить кислород. Маглы, например. Ну а что в них полезного? Если каждый волшебник убьёт по маглу, становясь бессмертным, то даже половина этих животных не будет истреблена. Ещё часть можно оставить в качестве рабов, неважно какого рода, а остальных истребить. Они жестоки, импульсивны и глупы. Разве сам мир не станет лучше, если в нём будет жить лишь волшебство и благородство? Магам больше не придётся прятаться, словно чумным крысам. Волшебные существа смогут спокойно жить, не боясь отлова или убийств. Не будет тех, кто с детства вынужден жить под одной крышей с этими омерзительными, никчёмными и уродливыми тварями. Разве мир, который предлагает Том не лучше? К горлу подступила какая-та удушающая обида. Да, он понимает, что эти идеи для кого-то слишком радикальны и жестоки, но почему волшебники вообще должны думать о благополучии маглов? Те думают также о волшебниках? А эти выродки становятся изворотливыми и более жестокими с каждым десятилетием. Войны, болезни, природные катаклизмы. Маглы не задумываясь уничтожают саму природу, а с ней и магию. Волшебники не такие. По крайней мере не грязнокровки. Те просто будто туристы расхаживают по Хогвартсу с широко открытыми глазами, обучаются, тратят ресурсы волшебного мира и возвращаются к себе, работать предсказателями или того хуже отказываются от магии. В чём тогда вообще был смысл тратить время преподавателей и других учеников, если не планируешь работать на благо магического общества? Как же он злился, думая обо всём этом. Почему волшебники просто не могут понять очевидного? Никто из них будто не сталкивался с маглами. Изучают устройство их мира в Хогвартсе, интересуются технологиями. Но зачем всё это? Зачем платить преподавателям, тратящим время учеников на рассказы о холодильниках? Зачем вводить новые законопроекты, облегчающие жизнь маглов? Даже их тюрьмы – это не Азкабан, а курорт. Хоть один магл сидел за причинение ущерба здоровью волшебника? — Это вряд ли, — презрительно фыркнул Реддл и встал с кресла, удаляясь из Выручай-комнаты, принявшей вид директорского кабинета. Да, Том мечтал стать директором Хогвартса. Почему? Взрослые волшебники самонадеянные, трусливые и не способные менять взгляды старики. В отличии от подростков и детей. Да, тех довольно легко перевоспитать, подчинить, или же просто заразить полезными и благородными идеями. Хогвартс – это бесспорно величайшая школы волшебства в мире. Самые сильные и влиятельные волшебники в основном закончили именно её. Каждый путь любого британского чародея начинается здесь и куда правильнее привить ребёнку верные идеи сразу и воспитать новое общество, чем менять старое. Только это долгоиграющая партия, требующая огромного количества времени и одной жизни может не хватить. Но это только в том случае, если маг не бессмертен. И да, Том планирует стать именно таким. И это вовсе не самонадеянность: он всеми фибрами души чувствует, что это в его силах. «— Нужно узнать больше о крестражах у Слизнорта, — заключил Реддл.»***
Благодаря зельям и эликсирам к вечеру Ганс чувствовал себя куда лучше. Он весь день потратил на составление плана для вечеринки на корабле. Раз Дитрих дал разрешение, значит поверил в рассказ о мантии, что отчасти радовало, а отчасти пугало. Что, если он провалит план? Безусловно полетят головы, но если точнее, то одна голова – его. Умереть из-за невыполненного задания и соглашения с главным врагом – это самая жалкая смерть для Ганса. Он планировал встретить последние секунды жизни в компании своего посоха, направленного на врага. Но точно не в одной из пыточных Нурменгарда, захлёбываясь своей рвотой. Хотя с каждой минутой этот вариант был всё более и более вероятным. Ганс положил на прикроватную тумбочку перо с пергаментом, на котором делал заметки о предстоящем празднике, и вновь продолжил своё неимоверно интересное занятие – разглядывание потолка. На улице уже вечерело, а мадам Чанг, местная медсестра, в своей обычной манере где-то отсутствовала. Немец, задумавшись погрузил руку в волосы, медленно перебирая их. Вспомнился Реддл, который стоял над этой самой кроватью, смотрящий сверху вниз. Вспомнился Томас, довольно ухмыляющийся, когда Ганс стоял перед ним на коленях. Вспомнился этот очаровательный наклон головы, когда Реддлу было что-то действительно интересно. «— Хорошо, что тебе не отрезали волосы, — повторил голос Реддла в голове. — они чудные.» Чудные. Реддлу всё ещё нравятся волосы Ганса, и Мерлин, как же это льстит. Рука до мимолётной боли намотала шевелюру, а немец прикрыл глаза, вспоминая как Томас также натягивал золотые волосы, обвитые о кулак, как зарывался в них во сне или просто перебирал, задумавшись о чём-то. Вторая рука стянула пижамные штаны и нижнее бельё, освобождая почти полностью вставший член. Даже обидно, что Ганс в таком состоянии, стоит только вспомнить Томаса. А может дело было в том, что у него не было секса с Африки? Мог бы он колдовать, то со смазкой получалось бы куда приятнее, но выбора не было, так что парень довольствовался малым и начал просто постепенно двигать рукой по члену. Это просто разрядка, это ничего не значит, это лишь дрочка и никто об этом не узнает. Волосы Томаса, его запах. Как же приятно было покрывать эту кожу нежными поцелуями, совсем без засосов. Ничего не должно было уродовать это прелестное бледное тело, особенно синяки. Волосы натянулись сильнее, а рука двигалась быстрее и грубее сжимая член. «— Guter Hund, лисица, — вспоминал Ганс слова Томаса. — хороший мальчик, на колени.»[Хороший пёсик]
Немец млеет от этих воспоминаний и прикусывает губу, тяжело дыша. Как же хотелось ещё хоть раз увидеть Томаса. Его Томаса, настоящего. Рука начала двигаться рвано и быстрее прежнего: развязка была близко. Вспомнил властные руки, тихий шёпот на ухо, самодовольное лицо и этот красный огонёк в глазах. Тело потрясла дрожь, а Ганс тяжело дыша зажмурил глаза, пытаясь выровнять дыхание и прийти в себя. Несколько минут и он вновь устремил свой взор в потолок. — Какой же ты жалкий идиот, — сказал он себе и натянув нижнее бельё с пижамными штанами, поднялся с кровати. Он испытывал какое-то угрызение совести. Реддл стёр его, растоптал и унизил, а он с радостью дрочил, смакуя каждое движение и слово британца. Притом, что тот лишь погладил волосы, ну что за позор? Ганс подошёл к раковине и обдал лицо прохладной водой. Взгляд, конечно же, был малость потерянным и щенячьим. — Да не смотри ты так, — приказал он себе. — Всё. Конец. Стёр он тебя и плевать хотел на твои чувства и обиды. «— Чувства, — эхом повторилось в голове». — Мерлин, — прошипел он, до скрипа отмывая дурацкие руки. — не было чувств. Это просто обида и всё. Он ещё раз посмотрел в зеркало и увидел нахмуренное и по-детски обиженное лицо. — Правда, — убеждал он себя. — просто дружба с привилегиями. «— Дружба? — повторилась в голове.» — Мерлин! — рявкнул он. — ладно, не дружба. Это был взаимовыгодный обмен, хорошо? «— Обмен – это когда оба дают что-то друг другу. Желательно равноценное, — тихо сказал внутренний Я». — Л-ладно, — неуверенно сказал парень. — тогда просто секс. По сути, я платил, а мне делали приятно, так нормально? Голоса замолкли. Видимо и они, и Ганс слишком сильно устали, чтобы спорить друг с другом. Парень ещё раз осмотрел красное лицо и провёл рукой по волосам, о чём-то задумавшись. — Привет, — раздался голос рядом, — не помешал? Ганс обернулся и взглянул на дверь, вошёл Альбус с лёгкой улыбкой. — Нет, — мотнул головой парень. — Слава Мерлину, что вы пришли только сейчас. — А что было бы если бы я пришёл раньше? — серьёзно нахмурился профессор. — Застали бы меня за дрочкой, — как бы невзначай кинул Ганс и не дожидаясь реакции хлопающего глазами профессора продолжил: — вы умеете стричь волосы? — Д-да, — кивнул Альбус, прокашлявшись. — Но зачем? Кажется, ты ещё несколько дней назад был готов всплакнуть из-за их потери. — Я не выиграл, — спокойно отозвался парень. — не думаю, что заслуживаю привилегий. Подстрижёте? — Без проблем, — Альбус придвинул стул и указал на него. — Садись. Немец безразлично сел и Дамблдор принялся колдовать палочкой. Волосы кучками падали на пол, не вызывая у парня никаких эмоций. Альбус не произносил и слова, задумавшись о чём-то своём. Или же просто чувствовал, что немец не настроен на разговор. — Готово, — подал голос профессор спустя время. — могу и покрасить, хочешь? — О, — встрепенулся парень. — можно. — Чары на абсолютно любой цвет, — предложил Дамблдор. — даже розовый или персиковый. — Точно не персиковый, — усмехнулся Ганс. — Чёрный хочу. — Отлично, — кивнул Альбус и легонько прикоснулся палочкой к макушке. — Готово. Ганс вернулся к зеркалу и, откровенно говоря, был ошарашен. Слишком странно и необычно. Сама стрижка хорошая и подходящая ему, но вот цвет, пожалуй, слишком сильно привлекал внимание. — Могу вернуть как было, — подал голос Альбус. — если не нравится. — Нет-нет, — улыбнулся парень. — просто необычно, но пусть так и будет. Хотя бы на время. Альбус вернул стул на место и присел у кровати Ганса, второй тоже сел, запустив пальцы в непривычно короткие волосы. — Думаете, я идиот? — усмехнулся парень. — Нет, — честно ответил Дамблдор. — когда у нас с Геллертом всё закончилось я побрился налысо. — Оу, — протянул Ганс, — Я не настолько рисковый. — Это нормально, — Голубые глаза профессора с теплотой посмотрели на парня, — Ты подросток и когда тебе ещё совершать необдуманные поступки, если не сейчас? — Полностью согласен, — кивнул парень, — Какими судьбами вы здесь? — Полечу тебя и проведёшь эту ночь уже в своей каюте. — Альбус убрал волосы с пола движением палочки и пододвинулся ближе к Гансу, — Может немного покалывать. Немец прикрыл глаза и принял целительную магию, немного и вправду покалывающую, но очень согревающую. Вскоре ему надоело лежать с закрытыми глазами, и он решил посмотреть на Дамблдора. Тот был в своих думах, его вечно тёплое выражение лица ушло и стало каким-то томно обеспокоенным и бесконечно грустным. «— Почему-то мне его жаль, — сказал внутренний Я». Ганс, не произнося и слова согласился с ним, впервые заметив, что Дамблдор сегодня надел странные очки полумесяцы. Почему-то делающие профессора каким-то более сказочным. Ещё Ганс снова поймал себя на мысли, что не хочет доставлять новые неприятности Альбусу.***
— Ладно, — кивнул Малфой. — Я поговорю с Гансом. — Славно, — лучезарно улыбнулась Рогдена. — поверьте мне, вы не пожалеете. Большой зал был битком набит неугомонными детьми и подростками, Реддл размеренно ел свою порцию, следя за разговором. — На что вообще похожи эти «отрывы»? — поинтересовался Лео. — Праздники, — усмехнулась Рогдена. — они всегда выходят крутыми. В основном организаторы Ганс и Киль, они придумывают тематику и оповещают приглашённых. — Другими словами – это просто вечеринка? — нахмурился Орион. — О нет, — серьёзно протянула Киль, появившаяся рядом. — это никогда не «просто вечеринка». Кажется эта девушка ближе всех к Гансу, как Мориц и Волхард. На ступень ниже в близости Рогдена и ниже всех остальные ученики. Это то, что удалось выяснить Тому за эти несколько недель. Не считая причастности русского к армии Гриндевальда и странного отношения Дамблдора к парню. — Согласна, — кивнула Рогдена. — ребята безумно стараются и это не описать словами. Моим любимым «отрывом» была «снежная пустошь». — Правда? — усмехнулась Киль. — мне больше «тысяча зеркал» понравилась. — Ну это уже легенда, — хихикнула Рогдена. — А я о чём, — подмигнула подруге Киль, и помахав кому-то, отправилась дальше. Почему-то в голову вновь больно ударило, сука. Послышался стук барабанов, зал мгновенно затих, смотря в сторону пока ещё закрытой двери. Ещё пара ритмичных стуков и дверь медленно отворилась, пуская в зал мрачный чёрно-зелёный дым, за которым появились очертания трёх фигур. — Жил был убитый горем Китамба. — воинственно произнёс первый голос. — Жена его скончалась под небом алой Падмы. — продолжил второй, кажется это был Волхард. — Был муж убит столь горем сильно. — снова сказал первый и Том понял, что им был Мориц. — Что приказал люду не есть насильно. — Знахарь страны отправился в мир мёртвых. — Чтоб вновь найти и оживить достойных. — И тут пред ним явилась королева! Взору смотрящий предстала левитирующая лодка, на которой стояла черная фигура, покрытая плащом и капюшоном. Её окутал мрачный изумрудный туман. — Уйди, ты, знахарь, — послушался голос Ганса из-под мантии. — мой муж, Владыка мира мёртвых, сожрал уж года три как, прелестную Мухунгу! — Не верю я тебе! — к лодке подошёл Мориц, одетый в Африканский народный костюм. — Верни же ты Китамбе его родную Падму, иначе… — Что? — властно рассмеялся Ганс. — узри же дух Китамбы, закованный в цепях! Знак сей, что мёртв почти он и встретится с любимой минует год с луны, что будет синей! В воздухе появилась иллюзия человека, прикованного к потолку. Он жалобно хныкал и вхлипывал. — О нет! — вскрикнул Мориц. — неужто правду говоришь? — Держи браслет убитой той под Падмой, — Ганс вальяжно протянул другу что-то и вновь выпрямился, смотря на зрителей. — послужит сия вещь правдивостью достойной, коль мир не вразумить глаголами покойной! — И Знахарь тот вновь посетил мир под луной. — Поверил ему муж и не поник он головой. — Ведь год ушёл с луны той синей. — И встретился он вновь с любимой. Ганс спрыгнул с лодки и одним движением стянул с себя плащ. — Какого лешего? — пробормотала Рогдена, Орион поперхнулся водой, а свиное ребро Лео с характерным звуком упало на пол прямо изо рта. Русский, одет во всё чёрное: полу-расстёгнутая рубашка с широкими и длинными рукавами, корсет с блестящими вставками, кожаные штаны и шнурованные сапоги с громадной подошвой. На лице была всё та же нахальная улыбка, но глаза отличались. От голубых радужек отвлекал слой угольно-чёрного макияжа глаз, а волосы стали короткими и такими же черными, как тени. — Даже не смотрите на меня, — прошептала Киль, протиснувшись к подруге, она заняла то небольшое пространство, которые осталось между Реддлом и Кёлер. — такого в плане не было. — А тематика-то какая? — не поняла Рогдена. — смерть? К горлу Реддла поступила тошнота и ему пришлось приложить все силы, чтобы проглотить кусочек салата, застрявшего в горле. Праздник в честь смерти во время войны? Ганс совсем идиот? — Дамы и господа, — громко произнёс русский. — многие из вас понятия не имеют зачем же мы, Дурмстранг, сейчас утроили это шоу. Но всё донельзя просто: в честь того, что я превосходно показал себя во время дуэли с директором, господин Орлов великодушно разрешил нам устроить праздник на корабле. — Как распинается, сейчас зеркало целовать начнёт, — с отвращением прошептал Орион. Том лишь усмехнулся Блэку. Со слов Ганса стало понятно, что приглашены не все ученики, а по пять с каждого факультета, десять из французской и американской школы, а также весь Дурмстранг. — Итак, — русский хлопнул в ладоши. — Тематика праздника – Фестиваль снов. Русский поклонился под аплодисменты и быстро нашел взглядом Киль, сидевшую за столом Слизерина. — Как твоё представление и образ сочетаются со снами? — улыбнулась Рогдена. — На самом деле знахарю приснилось видение Африканских магов, которые послали сон, дабы маглы не голодали из-за действий предводителя, — спокойно объяснил парень, поправляя волосы. — технику перемещения объектов на дальние расстояния практикуют в Уагаду. Не было королевы смерти, не было закованного духа вождя. Это лишь сон, насыщенный и спасающий поселение. А сам Китамба в назначенный срок покончил с собой. — Очередная история о глупости маглов, — усмехнулся Нотт. — Или о любви, — пожал плечами Ганс. — Красота в глазах смотрящего. — Я думала Дитрих позволил тебе оставить волосы, — подала голос Киль. — Позволил, — кивнул парень. — Но я их отрезал вчера ночью. Том почувствовал, как челюсть с силой сжалась. «— Из-за меня, — понял он. — из-за того, что я похвалил их.» Почему? Почему он настолько омерзителен Гансу? — Даже покрасил, — с издёвкой усмехнулся Том. Лучше бы налысо побрился, — Вполне неплохо. Даже очаровательно. — Ну раз сам Реддл похвалил, — улыбнулся Ганс, рукой зарываясь в шевелюру, — Тогда точно очаровательно. — Он врёт, — появился рядом Гёте. — выглядит странно. — Не может быть, — нахмурил брови русский. Как же он раздражает. — Мы со змеёнышем очень близки, знаешь ли. Он бы не стал мне врать. В голову вновь ударила боль. Реддл непонимающе осмотрел Ганса. Змеёныш? Если подумать, каждый приступ боли вызывал русский определёнными словами. Как? Он что-то сделал с Томом в первый день? Или Дамблдор что-то рассказал о лете и том, что у Реддла бывают приступы болей? Это не может быть простым совпадением. Когда он читает, учится, спит или общается с кем-то, так, чтобы тема не касалась Ганса, то голова не болит. — Что это были за стихи? — спросил Шмидт. Как тут вообще оказалась вся кучка друзей Ганса? Шумно, но можно подслушать что-то полезное. — Моего собственного сочинения, — самодовольно ответил русский. — Нравится? Стихи были отвратительными, как считал Том. — Н-ну, — прокашлялась Рогдена, толкая Киль локтем. — Как бы описать словами? — задумалась Горцева. — Некая доля стараний безусловно видна, — выдавил из себя Гёте. — Ладно – ладно, — усмехнулся русский. — пятнадцать секунд честности. Время пошло. — Это было отвратительно. — процедила Рогдена. — Слава Мерлину, что я не стояла рядом. — Киль залпом выпила стакан апельсинового сока, — померла бы со стыда. — Я помер. — заверил Гёте. — Переиграл, честно говоря, — пожал плечами Шмидт, — рифмы посредственные, костюм дурацкий. — Всё, — объявил Ганс, — время вышло. Он сел напротив Тома и направил взгляд ярко-голубых глаз, обрамлённых черными тенями прямо. Мерлин, в этом что-то есть. — Почему Падма? — Поинтересовался Реддл только для того, чтобы Ганс продолжал на него смотреть. — Падма имеет несколько значений, — принялся объяснять он, немного жестикулируя. — Например, лотос – это один из символов солнца, поэтому хоть и притянуто за уши, но подошло. Показалось? — Какие ещё значения? — наклонил Реддл голову. — Чистота, духовное совершенство и космос, — не отводя взгляда ответил русский. Всё же не показалось. Гансу нравилось учить кого-то или что-то объяснять. — Хорошо, — кивнул Том, похвалив себя за находку. За это стоит зацепиться. За общим завтраком быстро выяснилось, что Вальбурга лично красила глаза Орлову, русский обожает повышенное внимание к своей персоне, Мориц копия Лео, Киль спокойная и отыгрывает роль некой мамочки в их компании, Шмидт не жалует Ганса, а последний ест до отвратительного быстро, почти не жуя еду. Сущий ребёнок. Орлов отвёл Малфоя на разговор и тот был весьма продолжителен, Ганс что-то подробно объяснял и жестикулировал, показывая какие-то фигуры. Абраксас задумчиво кивал, а Рогдена отвлекла Тома на себя. — Прошу, не спрашивай у Малфоя, зачем Ганс позвал его, — попросила девушка. — пусть это будет сюрприз. Как же слизеринцу плевать на эти вечеринки, выпивку и просьбы Кёлер, которую Реддл не планирует видеть после окончания турнира. Он приложил немало усилий, чтобы не закатить глаза и воспроизвести непринуждённый тон. — Конечно, — улыбнулся он, — обожаю сюрпризы.***
— Шоу на дуэли и эпатажное появление после, — усмехнулся Волхард. — добро пожаловать в общество, бывший изгой. — Теперь я понимаю, почему ты попросил нас побольше мельтешить рядом с Рогденой, — произнесла Киль, пока компания шла по коридорам Хогвартса. — Реддл странный. — Тоже заметила? — усмехнулся Ганс. — Ощущение, будто я под наблюдением надзирателя просидел весь завтрак, — заметил Гёте. — Что-то с этим парнем не так. — Знаете, — задумалась Киль. — это напомнило мне детство, когда Гриндевальд приезжал в поместье моей семьи. — Чем? — нахмурился Ганс. — Он смотрит на каждого человека, как на потенциальный объект для выгоды. Прикидывает в голове сколько и что сможет поиметь, — она сомкнула губы в тонкую полоску, — Ощущение, будто ты не человек, а инструмент. — Все заметили чары слежки, что они оставили на нас? — усмехнулся Волгард. — Естественно, — отозвались Ганс и Киль. — дилетанты. — Но самое интересное, — Горцева стала серьёзной. — заметили, как слизеринцы поглядывали на Реддла, после каждой фразы? — Будто бы оценивали реакцию, — кивнул Гёте. — О чём это вы? — Ганс выпрямился и скривил лицо, терпя процедуру отчистки лица от макияжа. — Они боятся его, — Киль больно провела мокрой салфеткой по лицу парня. — ещё очень сильно уважают. — Как такое возможно? — не понимал Гёте. — отпрыски влиятельнейших чистокровных семей заботятся о том, что о них подумает грязнокровка. — Понятие не имею, — Киль сожгла горку использованных салфеток, — Но меня беспокоит озабоченность Реддла Гансом, и я считаю, что не стоит лишний раз переходить ему дорогу. Немец лишь обречённо вздохнул, нахмурив брови. Вряд ли Дамблдор что-то скажет на подобное. — Думаете Вальбурга тоже? — поинтересовался он. — Да, — кивнула Киль. — она будто мышка в клетке. Боится лишний раз вставить слово. Компания попрощалась друг с другом и каждый из ребят отправился на свой урок. Почему-то Ганс вспомнил момент, когда он благодарил Господа за то, что Томас не волшебник. «— Мне нравится Бог, мне нравится его чувство юмора, — вспомнились слова Гриндевальда для миссис Коул.»