Турнир Четырёх Волшебников

      В отношении Ганса Дитрих постоянно говорил одну фразу: «Заживает всё, как на собаке». И с этим парень был полностью согласен. Он ненавидел лежать долго на одном месте, поэтому спешил с больничной койки на занятия, лишь бы не чувствовать больше привычный запах медицинских зелий. Они нагоняли какую-то тоску.              Реддл, судя по всему, сам догадался об этом лете. Ключевым персонажем была Юсупова, в голову которой залез слизеринец, как считал немец. Тогда понятно, почему девочка ни с того ни с сего упала в обморок в день после отрыва.              Вообще-то он рассчитывал, что сама Друэлла позаботится о знании Тома, но та, с этим её фирменным безумным взглядом, увлечённо рассказала, что староста и так всё знал до её прихода. Это плохо. Ганс рассчитывал, что Розье вновь вольётся в компанию Слизерина, но Реддл слишком осторожен в случае с Друэллой и явно даёт ей вступительное испытание на прилежность и время на добычу больших фактов о немце.              Ганс думал стереть память Анны, но профессор был против. Он говорил, что у девочки совсем нет друзей в школе, и такая связь с немцем придаёт ей немного сил. Но сейчас эта самая связь может сыграть с Гансом плохую шутку.       Безусловно, у Тома не было весомых доказательств причастности немца к Гриндевальду, а значит можно не бояться подобных статей в «Пророке» в ближайшее время. А если у слизеринца нет доказательств, то он будет действовать сам. Вопрос лишь в том – как?              — Куинни или Геллерт учили тебя легилименции? — Дамблдор стоял, облокотившись на копию своего стола в Выручай-комнате, где были возобновлены занятия немца.              — Нет, но из-за Куинни я очень хорошо чувствую, когда в мою голову хотят забраться.              — Это уже пол пути, — Дамблдор придвинул Гансу стул и попросил присесть, — тебе очень повезло расти рядом с Куинни. Её талант превосходен. Она не причиняет боль при легилименции, но в то же время видит абсолютно всё, что хочет. Тебе удавалось мешать ей залезать в голову? Подумай-ка хорошенько.              Немец задумался, вспоминая прошлые годы. Обычно, Куинни было достаточно сказать «хватит», и женщина больше в голову не лезла, но всё же были и другие случаи.              — Да, припоминаю что-то такое, — Ганс нахмурил брови, присаживаясь на стул, — несколько раз в детстве. С двенадцати до шестнадцати не получалось, как бы не старался. Но в прошлое Рождество вновь вышло, она даже похвалила меня.              — Отлично, — Дамблдор обошёл стул и указал на доску с пометками. Мел на ней послушно начал выводить буквы, — тебе будет очень невыгодно, если Том всё же заберётся в твою голову, как и мне. Также мы должны просчитать факт утраты доверия Куинни. В таком случае, при попадании Геллерта в твои мысли, ты не покажешь ему то, что он хочет увидеть.              На доске появились надписи:              1.Очистить разум.       2.Населить его нужными воспоминаниями.       3.Самому верить в правдивость своей лжи.              — Я хорошо выдумываю и вру, — Ганс задумался, перечитывая пункты, — но не могу не думать ни о чём.              — Да, в этом и проблема, — Дамблдор придвинул стул и себе и сел напротив мальчика, — два пункта для тебя идеальны, а вот с третьим вопрос. В какие моменты ты можешь очистить разум?              Ганс задумался, перебирая воспоминания в своей голове. В голову пришло лето и…              — Йога, — вспомнил парень, — почему-то во время неё было спокойно.              Дамблдор звонко рассмеялся, почёсывая отросшую щетину.              — Как думаешь, почему?              — Мне просто больно, — мальчик неловко пожал плечами, — когда мне больно, я могу концентрироваться на теле, а не мыслях.              — Нам этот вариант не подходит, — строго отрезал профессор, — попробуй цепляться за мысль пустоты в голове. С этого нужно начинать.              Альбус наставил палочку на лоб Ганса, и второй шумно вздохнул, пытаясь концентрироваться на этой самой пустоте. Сначала ему даже показалось, что всё должно сработать, пока Дамблдор не проник в его голову. Ощущения отличались от Куинни. Вторая напоминала лёгкий розовый, приятно пахнущий туман, непременно розовых цветов. Это главная особенность девушки. Её легиллименция была даже приятной в какой-то степени и опьяняющей. А вот от Дамблдора в голове было тяжело и неуютно, но всё же не больно.              — Плохо, — произнёс Альбус, строго смотря на Ганса, — ты не стараешься.              Он пытался думать о чём-то пустом. Небо, полный штиль, несколько деревьев. Лес. Дубовые рощи. Том, подходящий к нему, и полный контроль твари над сознанием Ганса. Пиздец.              — У всех бывают плохие мысли, — утешающим тоном произнёс Дамблдор, — не нужно их бояться.              Альбус повторил фразу о том, что он уёбок, который скрыл магию Тома, по меньшей мере пять раз.              — Хватит, пожалуйста.              — Не хватит. Ты не стараешься.              Ганс перевёл мысли на тот момент, когда прострелил голову твари.              — Уже лучше, — Дамблдор вынырнул из головы.              Перед профессором было хоть и неудобно, но у парня с плеч будто камень упал.              — Мне было легче, потому что ты хотел мне это показать, — профессор облокотился на спинку стула и скрестил руки и ноги, — почему?              — Потому что я виню вас, — выдавил из себя Ганс. Нет смысла притворяться, что всё нормально.              — Почему ты винишь меня в том, что Том стёр себе память?              — Потому что… — Ганс задумался, подбирая нужные слова, — возможно, если бы он узнал, что я волшебник, сильный и выдающийся, тогда я бы…              — Любовь – это не то, что можно заслужить, — Дамблдор наклонил голову, пристально смотря на лицо, которое то и дело пыталось попятить взгляд.              — Но я бы заслужил.              — И как твои успехи с заслуживанием любви отца на протяжении семнадцати лет? — уточнил Альбус холодно, — сработали?              — Это другое.              — Одно и то же, — усмехнулся Дамблдор, вертя в руках палочку, — никакую любовь не заслужить. По крайней мере настоящую.              Ганс просто пожал плечами, он не знал, что нужно ответить. А бунтарю внутри уж очень сильно хотелось закатить глаза.              — Куинни любит тебя, — Ганс наконец взглянул на профессора, —говорила, что в детстве ты был отвратительным ребёнком, но полюбила она тебя ещё тогда.              — Куинни всех любит.              — Но не так сильно, как тебя, — Дамблдор встал со стула и принялся стирать с доски мел, — а Том интересуется тобой даже сейчас, когда ты крушишь всё вокруг.              — Потому, что я сильный волшебник.              — Потому, что ты интересный, — Дамблдор на этот раз сел за преподавательский стол, — и когда он вернёт память – это вопрос времени. Тебе нужно просто дождаться и поговорить с ним.              — Но почему вы так поступили?              Дамблдор положил палочку и снял с себя очки, пристально глядя на Ганса.              — Том ненавидит маглов всей душой. С детства, сейчас, как бы он не пытался это скрыть, — Дамблдор поднял голову к потолку, немного щурясь, — мне было любопытно, способен ли ты показать ему ту магловскую жизнь, к которой возвращаешься каждое лето.              Ганс вспоминал отреставрированную церковь, походы в книжные магазины и покупки одежды. Разговоры на рынках и беседы с друзьями Олы.              — Ему нравились некоторые маглы, но не все. Ола точно была по душе. Но она уж очень приятная.              — И ему понравился ты, будучи маглом, а не чистокровным волшебником, — напомнил профессор, — поэтому я всё ещё в какой-то степени рад, что поступил так, как поступил. Хоть и не понимаю исхода.              Гансу стало немного легче от осознания мотивов профессора, а ещё от его уверенности в возращении памяти Томаса. Это успокаивало и придавало уверенности.              — Думаете, мы будем вместе?              Альбус молчал, пожав губы, немного подумал и произнёс:              — Я не уверен, что в скором времени ты сам этого захочешь.              А вот это было непонятно.              — Вы что-то хотите мне сказать, профессор?              — Я скажу, но немного позже, — решил Дамблдор, — после первого испытания.              Ганс не спорил. Казалось, если профессор считает, что так будет лучше, то значит – это правда. По крайней мере, испытание очень скоро и ждать придётся недолго. Сам же немец не думал, что способен отказаться от Реддла так просто.              — Мне просто нужно, чтобы Куинни кое-что узнала, — вставил профессор, — и тогда я буду знать в каком ключе вести разговор.              — Понял, — Ганс покорно кивнул, а Дамблдор вновь встал с профессорского стула, и они продолжили урок окклюменции.              Первый этап был запланирован на понедельник, а Ганс почти не нервничал. Альбус немного рассказал об участниках, поэтому было спокойнее. На Вальбургу у Ганса уже были планы, осталось дождаться письма от Винды, тогда план окончательно будет готов.              Этим субботним днём у немца было несколько отработок за прогулы, и трансфигурация входила в их счёт. На удивление, учеников был полон весь класс. Но что действительно необычно – это Реддл, которого здесь вообще быть не должно. Следит что ли?              Стоило Гансу присесть за последнюю парту и вытащить перо, пергаменты и положить перед глазами палочку, которая внешне никак не изменилась и всё ещё была похожа на ветку, как Дамблдор вошёл в кабинет и начал урок.              Именно профессору Олливандер отправил инструмент после того, как Ганс отнёс ему материалы. На быка посреди Косой аллеи тогда смотрели все. Но Гаррик был только рад таким «качественным и исключительным материалам». И видимо в мужчине появилось какое-то вдохновение, раз он за ночь смастерил целый инструмент.              День Перуна в январе, поэтому раньше него можно и не мечтать о посохе. Пока Альбус что-то увлеченно рассказывал, Ганс нащупал в сумке сложенные в рулон пергаменты и достал их.              «А, Анна, кажется, просила с чем-то разобраться, — вспомнил Ганс, разматывая ниточку, которая придерживала бумагу, — и та-ак.»              Парень не считал нужным читать всё сразу, а просто устремил свой взгляд в центр текста.              

— Ганс, это слишком, — прошептал Том, покрасневшими, опухшими губками, которые всё ещё были влажненькими от поцелуя.

             Ганс перевёл взгляд на окно. Посмотрел в него пару минут, чтобы убедиться в верности своего зрения и вернул взгляд на текст. Но на этот раз гораздо, гораздо ниже.              

Ганс одним мощным движением ворвался в разгорячённую влажную от соков дырочку Тома, и тот очень сексуально застонал.

             На этот раз немец приблизил и отдалил пергамент, чтобы точно быть уверенным в своём зрении. Он ущипнул себя побольнее, дабы понять, что это точно не сон. И нет, блять, это не сон. Абсолютно ошарашенная и довольная улыбка расплылась на лице парня.              

— Ты такой сильный и мужественный Дурмстранговец! — завопил Том, изгибаясь под парнем, — мне так хорошо!

      

— Пупсик, ты такой сладкий! — прорычал Ганс в шею брюнета.

             Ганс не выдержал и захохотал на весь класс, не в силах взять себя в руки. Он точно знал, что на него обратили внимание абсолютно все, но это был именно тот тип смеха, когда ты не успокоишься, пока не начнёшь задыхаться. Он пытался прикрыться пергаментом, но всё ещё не мог перестать смеяться. Альбус что-то спросил, но ответить было невозможно.              «Влажная от соков дырочка Тома! — хохотал Гриндевальд, — вот это искусство! Как же хорошо!»              — Ганс! — Дамблдор оказался рядом, смотря на красного, как томат парня, который всё ещё смеялся, как умалишённый. Профессор взял в руки пергамент, который держал Ганс, и лицо его вмиг осунулось, а взгляд стал непонимающим.              — Это…не я… писал, — пытался объяснить парень, сквозь смех, — нашёл… в библиотеке.              — Выйди, — строго сказал профессор, показывая на дверь, — как успокоишься возвращайся.              — Простите, — смеялся Ганс, — мне…так жаль.              Под непонимающие взгляды и свой смех, он бросился в коридор, захлопнув за собой дверь.              — Это очень… очень хорошо, — шептал он, вытирая слёзы, — а что за соки… то из дырочки?              Он вновь начал хохотать, но теперь хотя бы не было неудобно перед Дамблдором. Вот бы увидеть лицо Реддла, который это прочтёт? Что там говорила Юсупова? Все первые, вторые и третьи курсы фанатеют? Сказка!              Ганс отдышался и вернулся в класс, теперь на него точно смотрели все. Он виновато извинился, попятился к парте и тихо просидел там до конца урока.              По пути в Большой зал, Ганс плёлся за Реддлом, который шёл абсолютно один. Зато у входа толпились младшие курсы, которые сразу зашушукались, стоило старосте и немцу показаться рядом. Одним рывком Ганс встал у Тома, вызвав молчание девчонок. Он протянул руку к лицу слизеринца и убрал тому за ухо небольшую чёрную прядь.              — Как чувствуешь себя, Том? — слащаво поинтересовался Ганс, пока карие глаза с непониманием косились на него. Реддл уже хотел что-то сказать, как девочки рядом с ними завопили, вызвав у старосты шок, — рад, что ты в порядке, пупсик.              Том вмиг остервенел и скинул с себя чужую руку, а Ганс шустро прошмыгнул в зал, наслаждаясь визгами девушек и, заприметив место рядом с Киль, Юфимией, Волхардом и Флимонтом, уселся к друзьям.              — Ганс, ты такое пропустил! — Поттер достал из закутков розовый пергамент, — смотри, что я у младших нашёл.              — О да-а, — немец показал свой рулон, — меня обеспечили копией одним из первых.              — Что это? — Горцева взяла в руки пергамент, и они с Волхардом забегали глазами по тексту.              — Язык суховат, — выдавил из себя Гёте под смешок.              — Или… влажноват? — Флимонт прыснул со смеху, показывая на стол Гриффиндора, — уже все прочли, кроме Минервы. Как думаете, Реддл знает?              — Я минуту назад назвал его пупсиком, — Ганс самодовольно покосился на остальных, — и ответ – нет. Он пока не в курсе.              — Значит, будет бойня, — Юфимия стрельнула глазками по слизеринскому столу, но те лишь презрительно покосились в ответ, — жду не дождусь.              После обеда к столу Гриффиндора подошла Рогдена компании с Томом.              — Мы хотим сходить в Хогсмидт, — она говорила с Киль, — хотите с нами?              — Я…              — А мы точно вам не помешаем? — уточнил Волхард с абсолютно каменным лицом, — вам с… пупсиком.              Сейчас смеялись все и даже Горцева, которая явно хотела сдержаться. Рогдена же презрительно покосилась на немца.              — Что такое, Ганс? Если хочешь объяснить шутку, я жду.              Кёлер нахмурилась, пока немец пытался разобраться, почему девушка вообще злится.              — Это просто шутка, — холодно произнесла Горцева, — что с тобой?              Девушки смотрели друг на друга пару секунд, ничего не произнося.              — Я бы сходил в Хогсмидт, не бывал там ещё, — Ганс приподнял уголки губ, пытаясь разрядить атмосферу.              — Я бы съел чего-нибудь… влажного, — вставил Поттер, но немец пихнул того локтем, тот быстро успокоился.              — Ганс Орлов? — уточнил голос рядом. Парень повернул голову, перед ним стоял азиат с белоснежной кожей, волосами, ресницами и только глаза были какого-то фиолетового оттенка. Альбинос. Ганс ещё не видел таких в живую.              — Да? — неуверенно произнёс немец. Он никогда не видел этого парня раньше, хотя тот явно привлекает много внимания. Чувствуется кровь вейлы, сомнений нет.              Шармбатонец пристально и оценивающе рассмотрел его с ног до головы. Так обычно делала Винда. Типичные французы.              — Просто хотел пожелать удачи, — усмехнулся он, — она тебе пригодится на первом испытании.              За столом повисла тишина. А француз удалился, задержавшись взглядом на Томе. Нет, сучёнок, это точно не твоё.              — Пьер Гроссо, — подал голос Реддл, — участник от Шармбатона. Говорят, он неплох.              — Неплох или хорош? — уточнил Ганс, наконец-то серьёзно смотря на Тома, который расплылся в самодовольной улыбке.              — Хорош.              — Судя по всему, он знает, что будет в первом испытании, — догадалась Киль.              — А ещё он крутился рядом с Кенией Стюарт, — добавил Том, когда Рогдена взяла его под руку, — у них альянс.              — А Вальбурга? — Ганс встал из-за стола, убирая скрученный пергамент подальше в сумку.              Том прыснул со смеху:              — Кто её знает? Боишься, что все объединились против тебя одного?              — Это более чем логично, — Гёте прикрыл книжку и помог Киль встать, — так что рассчитывать нужно на худшее.              Рядом появилась Друэлла, пытаясь пригладить ужаснейший бардак на голове, который делал из неё какой-то чёрный одуванчик.              — Надеюсь, ты надерёшь задницу Гроссо, — прошипела она, держа волосы руками и глядя на Ганса, — этот мудак отправил в меня проклятие, а я всего-то спросила о первом испытании.              — Так он точно знает? — Реддл смотрел на девушку почти с презрением.              — Я в этом уверена.              

***

             Они всё же сходили в Хогсмидт, но Тому пришлось быстрее удалиться. В кармане мантии он нашёл приглашающую записку от Пьера. Время было назначено позднее, в каком-то заброшенном классе замка.              Староста уверенно шёл к цели, мимо старых доспехов, спящих картин и оконных рам, за которыми Запретный лес обманчиво казался спящим, а где-то с его окраины светились факела лагеря Ильверморни. Мантия Тома зловеще развивалась под светом Люмоса с кончика палочки. Староста взмахнул инструментом и открыл перед собой дверь. Он вошёл внутрь и со скучающим выражением лица осмотрел комнату.              — Том Реддл, — француз усмехнулся, рассматривая пришедшую фигуру.              — Как интересно, что ты назначил встречу мне лично, а не Вальбурге.              — Ну ведь ты лучше знаешь, что ей нужно, чем она сама, — спокойно протянул Гроссо. Он стоял в шёлковой синей форме, с завязанными в хвост белоснежными волосами и, пожалуй, смотрелся очень эстетично на фоне пыльного, всеми забытого помещения. Том чувствовал кровь вейлы и это раздражало. Влечение было, но абсолютно искусственное.              Азиат сделал пару шагов вперёд. Те были излишне вылизанными, излишне утончёнными. Будто тот делал всё напоказ. А чересчур тощие руки легли на плечи Тома. Благо, он был сильно выше парня. Пах тот неплохо. Даже идеально, как и все шармбатонцы.              — И что тебе нужно? — уточнил староста.              — Ты. — Пьер легонько улыбнулся, склонив голову набок.              — И что я получу за это?              — Первое испытание проводит Шармбатон, — тихо и слишком томно, объяснял француз, — я скажу, что это за испытание, как его пройти и мне плевать на твои отношения с Рогденой. Я тут всего на год и хочу провести это время хорошо.              — Как мило, — искренне рассмеялся Том, поглядывая на входную дверь, — чем же тебе Ганс не угодил?              — Не в моём вкусе, похож на буйвола, сметающего всё на своём пути. Мне больше по вкусу изысканность, аристократия и сдержанность.              А вот это был удар под дых. Ганс был во вкусе Тома. И слизеринец искренне считал свой вкус таким, какой лучше не оскорблять. Ганс был выше француза, сильнее и куда умнее. Он бы не попал в такую ситуацию. Что-то тут было нечисто…              — Тут такое дело, — прошептал Том на ухо млеющего Пьера, — ты – абсолютная посредственность в моих глазах, да и план твой все уже раскусили.              — Какая разница? — Гроссо искренне и звонко рассмеялся, — малышка Ви не пройдёт испытание сама. А если не объединится с нами, то проиграет Гансу.              — А вы проиграете без неё.              — Всё может быть, — француз наконец-то убрал руки с Тома, но подошёл ещё на шаг ближе, смотря в глаза нарочито невинно. Притворно, — почему Ганс?              — Прости?              — Он тебе нравится. Тебе вообще больше нравятся парни, я это чувствую, да и давно слежу за тобой, — объяснил Пьер, — но я объективно лучше смотрюсь в постели, поверь. От меня не будет вонять потом во время секса, я тихий и не привлекаю ненужного внимания. Я подхожу.              — Я бы занялся с тобой сексом, — Том не врал, — но меня выводит из себя сам факт твоей самоуверенности, излишняя настойчивость и убеждённость в моей продажности.              — Я не называл тебя…              — Умолкни, — староста приманил к себе палочку француза, лежащую на столе. С вкраплёнными ракушками, излишне напыщенную и совсем некрасивую, — а ещё, ты решил, что я идиот, непонимающий твоего намерения доказать всем и вся, что не бегаешь хвостиком за Гансом.              — Я не…              Одно заклинание и француз был прижат к полу верёвками, а следующее зашило его рот.              — Нотт, Эйвери, Долохов, — громче сказал Том, разрушив заглушающие чары, — ко мне.              Трое послушно зашли и прикрыли за собой дверь. Нотт достал бархатную чёрную коробочку и, открыв ту, протянул её старосте. Том облизал губы, предвкушая развлечения. А француз испуганно попятился назад, но верёвки лишь крепче сжали тело, вырывая из парня противный всхлип.              — Ты такой слабый, — Том обнажил улыбку, присев рядом с Пьером, — ещё ничего не началось, а уже ноешь, как какая-то аристократка.              — А на деле полукровка, — усмехнулся Эйвери, — ещё и с кровью вейлы. Мерзость.              — Бедняжка ярый фанат Ганса, — Нотт протянул Тому фотографии русского с тренировок, — или тут что-то большее, мой Лорд?              Реддл рассмеялся, вглядываясь в фото, сделанные исподтишка. И правда сталкер. Нотт, Эйвери и Долохов были тёмными и очень полезными лошадками. Пока староста отвлекал Гроссо, те быстро нашли нужное в карете Шармбатона.              — Как мило, — Том показал фото французу, — решил вызвать у него ревность за мой счёт, но просчитался? Жалость-то какая.              — Ещё и подумал, что наш Лорд из этих, — фыркнул Долохов, который просил Тома забрать его девственность в пьяном угаре. Но Реддл промолчал и не вспоминал тот случай.              Староста позволил французу говорить.              — Хочу порадовать Ви, — решил Том и сел на первую парту, — что там в первом испытании?              — Или что? — Гроссо пытался, искренне пытался выглядеть беззаботно, но набухшая вена на лбу выдавала нервишки с потрохами, — изнасилуете меня?              Четвёрка переглянулась, расхохотавшись.              — Мы, по-твоему, маглы? — спросил Долохов.              — Да и твои грязные фантазии нас не интересуют, — Том убрал фотографии в свою мантию, — а вот твоё поведение заинтересует «Пророка» и самого Ганса. У тебя совсем не будет шанса. Это так грустно.              Реддл сделал печальную мину, смотря на покрасневшего парнишку.              — А так, наверное, хочется впечатлить русского, да? Так не хочется выглядеть в его глазах больным извращенцем.              Русский вообще привлекал какой-то сброд. То извращенца с камерой, то старого учителя, идиотку Друэллу и слабачку Рогдену. Но сам Том к ним не относился. У него были специфические желания, но это ведь другое.              — На границе леса и озера старый домик, — прошептал француз, и слизеринцы с интересом переглянулись, — там мощные чары, вы не пройдёте.              — Что внутри? — спросил Долохов.              — Три корабля, — исподлобья взглянул Гроссо, — у каждого флаг одной из школ.              — Шармбатон и корабли? — неверующе спросил Том, — это больше подходит Дурмстрангу.              — В этом и фишка, — прошипел Пьер, — суть испытания – пройти путь по воде. Но вся особенность в преграде.              — И что это? — Том немного наклонил голову.              — Сильно зачарованный туман, почти не действующий на женщин.              Слизерин странно переглянулись.              — Что-то основанное на магии вейл, — заключил Том, объясняя соратникам, — а так как Гроссо гей, то и на него не сработает.              — А вот Ганс, которого привлекают и женщины…— задумался Нотт вслух.              — Именно, — кивнул Реддл.              — Значит, можно расслабиться? — Нотт запрыгнул на стол и скрестил руки на груди.              — Нам нужно перестраховаться, — решил Том и встретил три непонимающих взгляда, — это же Ганс. Вы видели его в действии.              — И то верно, — кивнул Нотт.              — К тому же Дамблдор несколько недель назад дал мне интересные книги по созданию артефактов, — Реддл самодовольно усмехнулся, поглядывая в окно, — хочу совместить их с парселтангом.              — Ого, — рассмеялся Эйвери, — хочу на это посмотреть.              — У нас ночь на реализацию плана, — староста поднял руку и наколдовал часы, — возьмите с собой Вальбургу и идите к домику.              — А Гроссо? — уточнил Долохов.              Реддл растёкся в хищной улыбке.              — Тут я сам разберусь.              

***

             В общем и целом, настроение Тома поднялось, после пыток француза. Жаль только, что того не хватило надолго. Вырубился после первого Круцио. Ну что за падаль?              Реддл лениво провёл подошвой по измученному, спящему лицу. Вдвойне было приятно мучать не просто школьника, а соперника. В какой-то отдалённой степени, ведь Гроссо старосте неровня. А вот Дамблдор на его месте смотрелся бы интереснее. Или же сам Ганс? Они хотя бы выдержали бы Круцио. Наверное.              Естественно, Том не расскажет русскому об испытании. Ещё чего? Староста хочет посмотреть на Ганса в действии. Если какой-то туман помешает Орлову победить, то Реддл хотя бы остынет к его персоне. А если Ганс пройдёт, то просто интересно посмотреть, как он выйдет из этой неприятной ситуации.              Староста совсем немного подчистил память Пьеру. Основное француз должен помнить, чтобы понимать, кому в этой школе переходить дорогу запрещено. А вот фотографии Ганса он забрал себе. Так просто надёжнее.              Ночь была длинной, но интересной. На проникновение в домик у Слизерина ушёл час, но всё прошло чисто и гладко. Вальбурга была явно оскорблена тем фактом, что Пьер даже не нашёл предлога поговорить с ней, а сразу направился к Тому. Но и на Ганса она сильно не рассчитывала, в отличии от старосты. Смотрела на него, как на спасителя.              Том вообще не хотел помогать девушке в начале года. Но теперь дело касалось Ганса, с которого нужно сбить спесь. Староста палочкой выводил нужные символы на корабле и скрывал их самыми мощными чарами. Три раза приказал приспешникам опробовать творение и всё выходило до детского восторга идеально.              — Силь… нее, — пыталась прошипеть Вальбурга.              — Не так, — строго оборвал её Том, — сильнее.              — Селее? — девушка пыталась повторить парселтанг, но выходило у неё так себе.              — Ладно, — фыркнул Том, трансфигурируя ещё одно маленькое железное приспособление, — на это уйдёт вся ночь.              — Зачем мне точно повторять? — поинтересовалась Вальбурга.              — Дамблдор немного понимает парселтанг, — староста связал своё приспособление в руках и цепи, лежавшие на корабле магией, — он не должен понять в чём дело, тогда проблемы будут у меня, поняла?              — Да, — Вальбурга кивнула и сосредоточилась, — сильнее.              Том одобряюще кивнул, пока пространственной магией вкладывал оставшиеся цепи в корабль. Стоило первым лучам солнца показаться в этой пыльной, старой халупе, как Реддл встал на ноги, облегченно вздохнув. Все уже порядком выбились из сил, но староста своим творением был доволен. Это сложная магия, которую хорошие волшебники практикуют в уже преклонном возрасте. А Тому всего шестнадцать!              — Идеально, — усмехнулся он, оглядев помещение в последний раз. Он нежно прикрыл дверь и запечатал ту, пока приспешники ждали его на улице.              Осталось дождаться завтрашнего дня и посмотреть на лицо русского. Жаль, что никто не способен оценить всю силу творения Тома Реддла. Ну ничего. Самое интересное ещё впереди.