Грустный русский взгляд

Москва был в квартире один. Снова. Россия ушел к Украине. Ну и пусть катится. Вино привычно жгло горло, сигареты забивали своей едкостью нос и рот. На душе было погано. Москва не чувствовал так себя почти никогда, даже когда в 1812 его решили сжечь, ему не было так плохо. Курение убивает, ты поджигаешь вторую… — О, Боже, — бормочет Москва. Вездесущий голос России достал своей проницательностью. Голова снова идет кругом. Воспоминания картинками проносятся перед глазами, и он уже совсем не понимает, чего хочет. Он не чувствует и сотой доли того, что обычно пишут в книгах про любовь и влюбленность. Это точно не они, Москва бы смог определить. Смог бы, да? Да?! Любовь и влюбленность вычеркиваем. Остаются страсть и похоть, но прошедшей ночи должно было быть достаточно, чтобы удовлетворить их. Тогда что это, черт возьми, такое? Что он чувствует?!.. Для любви не названа цена, лишь только жизнь одна, жизнь одна, жизнь одна… — Заткнись, Россия! — но упрямый Федерация своим прекрасным, сводящим с ума голосом продолжает выводить ноты, и уже непонятно, то ли это только в голове Москвы, то ли Россия — чертов экстрасенс. Он шел к бару мрачнее тучи. Обычно он был флегматичен, и смотрел на мир сквозь призму фиолетовых очков, но сейчас, конкретно сегодня, да и последние дни в целом, его разбирала странная меланхолия, обычно ему не свойственная. Поздний вечер. Редкие работающие фонари бросают свет на сугробы и близкие к ним дома. Привычного снегопада нет, и воздух кажется пустым и слишком морозным. — Хэй, Москва! — услышал он знакомый оклик. Голос звучал спокойно. Так, будто и не случилось ничего. Но Москва знал — случилось. И никто не в силах этого изменить, поэтому притворяться, что ничего не было, он не будет. Он ускоряет шаг. Но Киев зовет его снова, а идея обернуться кажется русской столице все соблазнительней. — Стой! Подожди, что с тобой, Москва?! — крикнул Киев, стараясь догнать стремительно уходящего русского. Он долго искал его, тусил в их баре целую неделю, пытаясь выловить неуловимого москаля, дабы расставить все точки над i или хотя бы просто поговорить. — Ничего ты не понимаешь, хохол, — усмехается тот и еще прибавляет шаг. Украинец же наконец выдохся и остановился, стараясь отдышаться. Проклятый Москва, ну подожди, Киев еще до тебя доберется! — Напиши мне, москаль! — бросает в широкую спину он, а после разворачивается и начинает удаляться в другую сторону. Как ему все эти беганья надоели, просто слов нет! Оба знали, что Москва напишет. Как бы тот не выкаблучивался со своим сучьим «гениальным» характером, но он уже был зависим. От рыжих волос и пронзительно-зеленых глаз. Та ночь была не просто ночью. Она и не могла быть просто ночью, они оба понимали это гораздо раньше, но признавать не хотелось. Мало кому вообще хочется признавать о наличии у себя страхов и слабостей. Ночь заставила их понимать друг друга. Заставила открыть глаза пошире, прочистить мозг и заметить приближающееся будущее. Будущее двигалось неуловимо, прямо как железнодорожный состав с гигантской скоростью. По рельсам, на которых стояли они оба. Теперь они слишком хорошо понимают друг друга. И поэтому, лишь только поэтому, Москва напишет. Ничего более.