Язык цветов

— Всё это весьма печально, — вздохнул Доктор. Перед ним на больничной койке лежала жертва гипноза Мастера — Чин Ли. Она ни в чём не была виновата, она была лишь инструментом в его руках, и когда стала не нужна, Мастер избавился от неё, как от надоевшей игрушки. Доктор в бессильной злобе сжал руки, невольно подумав о Джо. Если с ней случится что-то подобное, он себе этого не простит. — Как думаете, Доктор, когда она придёт в себя? — спросил Бригадир, подзывая лечащего врача Чин Ли. Они застали её в непроходящем постгипнотическом трансе, и, пожалуй, даже цветы у постели были живее её. Доктор сложил руки перед собой в замок. — Мой опыт подсказывает мне, что она либо вернётся к нам завтра, либо... Боюсь, длительная кома. — Кома без ремиссии, я полагаю? — уточнил врач, и Доктор печально кивнул. — Но какого же рода воздействие вызвало такой шок у пациентки? Обычный гипноз и наркотические средства, как вы сказали, не обладают такими ужасными... Последствиями. — Ох, ну... — Доктор усмехнулся одной из своих самых загадочных улыбок, чтобы сбить врача с толку и заодно придать веса своим словам. — Я мог бы попытаться объяснить вам явление настоящего гипноза, коллега, но, боюсь это не совсем ваш профиль. Врач деловито закивал, не желая показаться непрофессионалом, и быстро ретировался. — Ловко вы его, Доктор, — улыбнулся Бригадир. — За неимением помощи, Бригадир, приходится учиться быть ловким, — с небольшим укором бросил Доктор и снова вздохнул. Кажется, он зря приехал. — О, дорогой друг! — по-китайски произнёс Фу Пенг вместо приветствия. Он вошёл в палату и сердечно пожал Доктору руку, затем повернулся к Бригадиру и кратко ему кивнул, мгновенно забывая о нём. Всё внимание Фу Пенга было приковано к Доктору, что не могло не льстить. — Как же приятно снова увидеть вас, господин Пенг. Вы отрада для моих глаз, — не остался в долгу Доктор. — Жаль только, что места наших встреч — поля для битвы. — Сделаем же перерыв в этих битвах, чтобы попить хорошего чая? Как вы на это смотрите? — Я бы с удовольствием, но у меня много нерешённых дел с моим... Старым другом. — Что ж, тогда приглашу вас на чайную церемонию, когда все срочные дела будут решены. — О, я с нетерпением жду этого момента! Я обязательно дам вам знать. Бригадир, не понимающий ни слова, делал вид, что наблюдает за приезжающими машинами, когда Фу Пенг, подойдя ближе к постели Чин Ли, неодобрительно покачал головой. — Это Вы принесли этот цветок? — спросил Фу Пенг, обращаясь больше к Бригадиру. — Нет... мы думали, что это вы принесли его. — Нет! Как можно! Я бы никогда не поставил цветок смерти рядом с болеющим человеком! — ответил Фу Пенг без тени улыбки. — Цветок?.. смерти?.. — переспросил Доктор и усмехнулся. Доктор и ранее замечал алый китайский гибискус на тумбочке у кровати Чин Ли, но почему-то не придавал ему значения. Первым порывом стало взять цветок в руки, но в последний момент он опомнился и вытащил его из вазы с помощью платка. — Но... кто его тогда оставил? У вас же охрана у палаты. Ваши люди должны были видеть, — предположил Бригадир. Фу Пенг смутился, нахмурившись. Он не мог вспомнить, в какой именно момент появился цветок, как будто сам был под гипнозом. Его люди тоже разводили руками. Никто никого не видел. Доктор нахмурился и раздражённо поставил гибискус обратно в вазу, из-за чего отпал один лепесток. — А почему он называется цветком смерти, друг мой? — спросил Доктор, рассматривая растение с помощью лупы. — Ну... — Фу Пенг неуверенно потёр руки. — Это, возможно, суеверие... — Прошу вас, я хочу знать всё. — Это... страшное растение. Оно поглощает жизненную силу человека, отнимает здоровье. Оно несёт смерть, несчастья. Это предвестник горя! Очень опасно, что оно стоит тут, рядом с болеющей. — Понимаю, — покачал головой Доктор, барабаня пальцами по губам. — Это дело рук Мастера, — заключил он. Под напряжённым взглядом Бригадира Доктор пинцетом положил опавший лепесток в пакет с клапаном. Никто не умер, и ничего не взорвалось, а значит, это был успех. Доктор торжествующе улыбнулся. Бригадир уже давно не удивлялся набору инструментов Доктора, лишь нервно вытер пот со лба. Он привык, что, если хорошо искать, в карманах Доктора можно найти даже карту Атлантиды. — И вас заставил в это поверить какой-то... цветок? — усмехнулся Бригадир, наклонившись к растению. Доктор не оценил подтрунивания. — На вашем месте, я бы его не касался. Он может быть смертельно опасен для человека. — Бригадир резко отстранился от гибискуса. — И да, меня убедил цветок. Это всё, что от него требовалось, да-да. Всё как в тот раз! Он выполнил свою функцию... Мне срочно нужно в Стангмурскую тюрьму. Пойдёмте, Бригадир, — и с этими словами Доктор направился к выходу из палаты. — Постойте! Какую ещё функцию? Что требовалось? — недоумевающе спрашивал Бригадир, догоняя его у двери. Доктор плавно развернулся на пороге. — Очень простую, мой дорогой Летбридж-Стюарт. Сообщить мне, что это Мастер, — почти снисходительно улыбнулся Доктор. Бригадир с сомнением посмотрел на Доктора, и Доктор как никогда ощутил, насколько сильно скучает по Джо. — О! И дорогой друг! — обратился он к Фу Пенгу, получив в ответ приятнейшую из улыбок. — Лучше всего будет распорядиться переселить Чин Ли в другую палату, а эту — изолировать. Ни в коем случае не трогайте цветок. Я разберусь с ним по приезде. Он направлялся в Стангмурскую тюрьму, прекрасно осознавая, что с высокой вероятностью в кабинете коменданта его будет ждать Мастер. Джо будет играть роль заложницы как гарантия повиновения Доктора. Но для чего? Что Мастер хотел от него? В дороге у Доктора было много времени подумать. Мастер всегда появлялся в жизни Доктора с намерением заполнить собой все его мысли, всё его сознание, чтобы в нём не было место никому другому, будь то друг или враг. Доктор не знал, чего именно хотел Мастер: мести, чувства удовлетворения, власти, внимания или банальной любви. И поэтому сделал вполне обоснованное предположение, что Мастер хотел всё. Мастер всегда хотел всё. — В справочниках информация о символизме гибискуса разниться... — рассуждал Доктор вслух, пока ехал на своей машине. — Кто-то говорит, что это изящество и красота. Кто-то говорит про долгую и вечную любовь, а кто-то... В Китае это цветок, который несёт в себе негативную энергию, питается чужой жизнью... Он поймал свой лихорадочный взгляд в зеркале заднего вида и глубоко выдохнул. Паззл вдруг сложился в его голове, и осознание обрушилось на него. Доктор резко остановил машину и сидел неподвижно несколько секунд, не в силах отцепить руки от руля. Он боялся, страшно боялся потерять мысль, пришедшую ему в голову. — Это... Изобретение, — выговорил Доктор, медленно разжимая руки. Он вытащил из кармана пиджака пакет с лепестком и смотрел через него на солнце. — Он добавил частичку своего изобретения в цветок. Да... Да! Ни одного хлоропласта, удивительно! Это как мини-аппарат по высасыванию жизни из живого существа. Ну да-да... Теперь это обретает смысл. Они начали расставлять фигуры на шахматной доске, но, к сожалению для Доктора, в этот раз Мастер играл белыми. Сначала машина "Келлера", вытягивающая негативные импульсы; затем эта бедная китаянка, подосланная в делегацию ООН; теперь захват тюрьмы и Джо в заложницы. Доктор сдавал позиции ход за ходом, отдавая пешку за пешкой в их неспешной игре. Тем не менее, он планировал отыграться. — Да, так я и думал, — сказал Доктор, зайдя в кабинет. Мастер, кажется, едва сохранял спокойное лицо, желая победно улыбнуться. Впрочем, Доктор тоже. — И ты совсем не удивлён? Доктор подавил смех. Мастер и так не был в восторге, что его так легко просчитали, так что злить его не стоило. Доктор пришёл сюда не за этим. — Едва ли. Мастер незаметно сжал губы. Недоволен. Доктор отодвинул кресло напротив Мастера, безмолвно спрашивая разрешения сесть, и Мастер, как гостеприимный хозяин, жестом показал "конечно, присаживайся". — Итак, где Джо? — спросил Доктор, садясь. Мастер никак этого не показал, но именно по непроницаемой маске, закрывшей его лицо, Доктор понял, что слишком рано заговорил о спутнице. Мастер ревновал. — Отдыхает в одной из лучших камер. Доктор заставил себя успокоиться, чтобы не сорваться. Мысль о том, что Джо может быть плохо, приводила его в состояние, граничащее с яростью. — Так уж и отдыхает? Позволь сказать, если тронешь хоть волос на её голове, я... — завёлся он, но его быстро осадили. Мастер достал пистолет. — Ты ничего не сделаешь, или я прострелю оба твоих сердца! Доктор знал, что угроза была более пустая, чем Мастер хотел показать. — Зачем же откладывать? В конце концов, меня всё равно убьют. — О, в конечном счёте, да... — произнёс Мастер устрашающе легко. — Но, к сожалению, мне нужна твоя помощь. — Помощь? Что ж... Тебе нужен Доктор? — иронично заметил Доктор. Мастер усмехнулся, но улыбка не коснулась его глаз. Плохой знак. — Да, мне нужен Доктор. — И в каком же деле, позволь узнать? — Конечно! Я даже продемонстрирую тебе. Но для начала... Скажи мне, как тебе цветы? — Цветы? Ах, да! — наигранно вспомнил Доктор. — Ты про нарцисс, который чуть не задушил Джо, и про гибискус, медленно убивающий Чин Ли? Весьма изобретательно и изящно, должен отметить. — Это значит, тебе понравилось? — Это значит, что твой потенциал стоит направить в правильное русло... Мастер рассмеялся, оголяя зубы. — Как невыносимо жаль, что ты так и не понял, мой дорогой друг, — медленно проговорил Мастер, опуская пистолет на стол. — Это и есть правильное русло. *** После неудачного и, к неудовольствию Доктора, предсказанного побега, Доктора пристегнули ремнями к стулу, чтобы узнать, сможет ли он противостоять изобретению. Мастер и в этот раз не отказал себе в удовольствии держать его под прицелом. Сделав дело, Мейлер быстро оставил их вдвоём и началась настоящая игра. Мастер касался его почти нежно, но Доктор знал, что это лишь показное. Скоро ему будет очень плохо: волны негативной инфернальной энергии машины Келлера накрывали его даже тогда. — Ах, да... Я действительно хотел бы наслаждаться твоими кошмарами... — лукаво улыбаясь, начал Мастер. — Тогда в чём дело?! — Мне есть чем заняться, как ты знаешь. А теперь, прошу меня извинить. Мастер ушёл, оставив Доктора наедине с машиной и бесконечной болью, разрывающей сознание. Доктор старался не бояться и не кричать, но, как бы он ни сражался, что-то внутри машины проникало в сознание и, что ещё хуже, в его душу. Сначала видения были похожи на тени монстров из ночных кошмаров, превращающиеся в самых опасных противников, которых он встречал. Затем возникали полыхающие миры, уничтожаемые далеками, киберлюдьми и военными машинами; плачущие дети, которых закрывают их родители; сгущающаяся тьма неизвестности. С каждой уничтоженной ментальной преградой абстракции приобретали точность, и Доктор с отчаянием понял, что машина живая. Дальше была мёртвая Сьюзан, её маленькая ладошка, тянущаяся к нему; мёртвые Честертон, Барбара, Лиз, Бригадир, Зои, Вики, Джейми, Полли, Бен, Стивен, Додо, Джо и ещё сотня лиц, которые, он думал, он давно забыл. И все неистово кричали, звали его на помощь, а он ничего не мог сделать. Бессилие ранило сильнее ножа. Его ждали лишь бесконечные разрушения, огонь, боль и смерть... Доктор пытался вернуть себе самообладание, внушить себе, что всё это — неправда, и каждый раз натыкался на барьер, откидывающий его обратно в беспомощную агонию, где он мог быть лишь наблюдателем. Ведь не смотреть он тоже не мог: тело, скованное ужасом, ему больше не принадлежало. И в момент, когда Доктор подумал, что хуже уже не будет, он увидел ликующего Мастера посреди горящих домов, тлеющей оранжевой травы и разрушенной Цитадели. Невредимого и совсем юного — такого, каким он его всегда вспоминал. "Нет, только не он," — успел подумать Доктор перед тем, как Мастера поразил далек. Он покачнулся, испуганно смотря Доктору в глаза, и его серый труп рухнул в разверзающуюся бездну. Луч, который пронзил Мастера, будто убил и Доктора. Он почувствовал, как лихорадочный пот сливается с его слезами, и в тот момент даже не осознал, что увиденное — нереально. Никаких сил сопротивляться ментальной атаке не осталось. — У-нич-то-жить! У-нич-то-жить! — последнее, что различил Доктор в безостановочном крике войны. Одно из его сердец перестало сокращаться, и кровь полилась сплошным потоком. Он проваливался в липкую душащую темноту, наверное, на сотню лет, пока из неё его не вытащили такие ненавистные и такие любимые руки.