За забором из розового кирпича [Альфа]

      Тяжесть члена скользила по языку, головка толкалась дальше, в глотку, во рту оседал привкус пота и соли. Горло першило, но он только приоткрывал рот шире, с удовольствием отдаваясь процессу — его долбили в рот со всем тщанием, так, что он утыкался носом на особенно глубоких толчках в жёсткие паховые волосы. Чужая рука вцепилась в его волосы сильнее, насаживая по самые яйца, которые он почувствовал подбородком, а потом ему пришлось глотать — не захлебнулся, ему было не в первый раз. Клиент вышел из его рта, зажал ему нос пальцами, и он послушно показал чистый язык — проглотил. Клиент потрепал его по щеке, вложил несколько зелёных бумажек за кожаный бюстгальтер, наклонившись, шлёпнул его размашисто по голой заднице и ушёл в сторону бара.       А Америка так и остался стоять на четвереньках, пытаясь отдышаться и откашляться. Ладони и колени исцарапались о жёсткий ковёр, но он не обращал на это внимания. Оперевшись локтем о пол, он пошарился у себя в лифчике, выудил парочку мятых купюр, пересчитал — каждая по сто долларов, всего семь штук, и остался доволен результатами сегодняшней ночи.       Полежав пару минут на ковре, он спрятал зелёные бумажки обратно себе в лифчик и осторожно поднялся, немного пошатываясь от головокружения — кровь отлила от головы, и высоких каблуков, платформа которых была не меньше пяти сантиметров. В помещении было полутемно и сверкала светомузыка, несмотря на это, обычная музыка была не слишком громкой, да и посетителей было не так уж много — допуск в это место имели отнюдь не все, и проститутки здесь были крайне элитными.       Такими, как он, да.       Шатаясь, он дошёл до барной стойки. Бармен выдал ему ключи от комнаты над баром и коктейль с успокоительным, существующий специально для персонала. Америка осушил его залпом, взял ключи, побродил по залу, бездумно выискивая свои стринги — в голове стоял туман, глаза не останавливались ни на чём конкретном. Так, кажется, возле этого диванчика он обслуживал двух клиентов разом, но трусы потерялись немного раньше… Здесь, или…       — Не это ищете? — цветастые стринги сунули прямо Америке под нос, и он с радостью сцапал их, быстро напяливая на себя и собираясь поблагодарить жалостливого клиента, но когда он поднял глаза, благодарности застряли в горле.       Россия выглядел, как и всегда, безупречно. Футболка лопалась на мышцах, штаны военного кроя обтягивали выразительно очерченные альфьи ягодицы, длинные белые волосы были забраны в низкий хвост — весь вид России выражал невыразимую идеальность, некое — США поморщился — превосходство.       Он терпеть не мог Россию. То, что этот альфа оказался в таком месте, значило лишь, что он по какой-то причине искал США — все воплощения знали о его милом хобби, и просто так никто из них именно в этот клуб бы не сунулся. Чуть скосив глаза, Америка смог определить эту причину, и его лицо стало ещё более кислым.       В руках России был букет белых роз.       К Америке сватались не так часто, особенно в последние несколько десятилетий — какой альфа смог бы связать свою жизнь с патологической шлюхой? — но некоторые всё же пытались. Конечно, все их попытки выглядели крайне нелепо — США мог уложить их одной левой. Не было ни одного достаточно сильного альфы, но даже если бы был…       Америке нравился секс. Слишком нравился. Одного альфы ему было бы мало, это понимали все, а потому с ним пытали удачу только обладатели гаремов или альфы, уже имевшие хотя бы одного омегу в мужьях. Франция, Бразилия, Китай. Канада, хотя он был исключением из правил — если бы США позволил ему овладеть собой, он бы был у Канады единственным. Возможно, с Канадой бы он и ужился — братец тоже любил секс, позволил бы ему ходить налево — но Канада был недостаточно сильным. Гордость бы не позволила Америке прогнуться под него.       Остальные были ещё более наивными. Неужели отчим в самом деле надеялся, что Америке хватит только его и Британии, чтобы насытиться? Через него проходило не меньше десяти альф за ночь, он развлекался подобным образом минимум три раза в неделю, а то и торчал бесплатно в глори холл, только чтобы получить себе больше секса. Двух ему явно будет мало.       И вот, теперь это был Россия. Ему стукнуло всего двадцать один недавно, а он уже здесь, в самом странном месте для помолвки — другие сватающиеся сюда соваться не рисковали. А Россия как будто бы знал, что это должно как минимум заинтриговать.       Но США сегодня устал. Горло и задницу саднило, в теле ощущалась приятная ломота, и всё, чего он хотел сейчас — упасть на постель и лежать так сутки, не двигаясь. Россия просканировал его добродушным взглядом, подметил сердитые глаза и шатающуюся походку и подхватил Америку под руку, потащив к лестницам наверх. Ключи от номера так же перекочевали к России. США кивнул бармену на вопросительный взгляд, что всё в порядке, и позволил себе опустить голову на чужое широкое плечо.       Все юнцы такие благородные. Америка просто немного этим воспользуется, вот и всё.       Во время поездки в лифте к девятому этажу Россия всунул ему букет роз, всё так же молча и вежливо улыбаясь, а потом поднял на руки, словно принцессу. И даже не облапал. Благородством и юностью воняло уже просто невыносимо, но это позволило США чуть-чуть довериться и расслабиться. В самом деле, он просто невыносимо устал, почему ему нельзя немного отдохнуть на руках у альфы, который ему — допустим — симпатичен?       Белые розы, ровно девять штук, он погладил по лепесткам каждую, пока Россия шёл по коридору и заносил его в номер. Это было, чего греха таить, приятно. Америке не так часто дарили цветы, разве что отчим — в честь праздников, вроде дня рождения, рождества и дня благодарения.       Альфы такие глупые, так редко дарят цветы. Белый цвет означает невинность — какая тонкая ирония дарить их проститутке, тем не менее, США оценил. Он даже готов дать России попробовать похитить его прямо сейчас, несмотря на то, что устал просто немыслимо.       Но Россия умел поражать. Он опустил США на кровать, стащил с его ног туфли, присел на край кровати и начал разминать чужие ступни. Америка чуть не застонал прямо вслух, настолько было приятно его уставшим ногам. Россия отнял у него букет — Америка, конечно, не хотел его отдавать — и положил его на прикроватную тумбу.       Потом на США расстегнули лифчик, но Россия и здесь не сделал никаких лишних телодвижений, что начинало немного подбешивать — Америку хотели все и всегда. Не то чтобы ему было не всё равно.       Россия продолжал молчать и улыбаться, заворачивая Америку в одеяло. Комната плыла у США перед глазами, казалась неестественно-обычной — с обычной кроватью, обычной тумбой, небольшим окном и пустыми стенами. Комната-призрак, одна из тысяч таких же комнат, в которых часто происходит призрачный секс.       Когда стирается лицо из памяти, и в голове остаётся только похоть от воспоминаний совокупления, не имеющего ничего общего с любовью — США называл это про себя призрачным сексом. Он вроде был, и даже было хорошо в секунды оргазма, но потом всегда оставалось лишь ощущение свободы от обязательств и лёгкого уныния от одиночества. Америка любил призрачный секс — иногда ему казалось, что так правильней. Всех своих партнёров он запоминал исключительно по форме члена.       Наполненная призрачным сексом, призрачными барами, рутиной и призрачными комнатами — это была призрачная жизнь, Америка растворялся в ней и словно бы тоже становился немного прозрачным. Иногда ему казалось, что его руки просвечивают насквозь, настолько бледными они были, а лицо в зеркале после ночных развлечений могло напоминать свежий труп.       Но во всей призрачной комнате резким, отвратительно-ярким пятном выделялся Россия и подаренный им букет белых роз на тумбе. Сюрреалистично. Нереально. Давно ему не снились такие хорошие сны, и если бы он не чувствовал жжения в заднице, то наверняка бы подумал, что это сон. Все сны у него были страшными, но яркими, словно его куда-то тянуло из них — из призрачных комнат — в живой, дышащий мир, а Америка оставался в своей призрачной жизни только лишь по недоразумению и собственной глупости.       — Ты похитишь меня, когда я засну? — спросил он хрипло. Россия замер, и его улыбка стала шире.       — Нет, конечно, нет. Тогда помолвка не будет засчитана, разве не так? — Россия погладил его по волосам на макушке и отстранился. — Принести вам латте или американо? Быть может, чего-то поесть? Не стоит ложиться спать совершенно на голодный желудок.       — Я не голоден. Перекусил чужой спермой, если ты не заметил, — США криво улыбнулся. Чужая рука была близко к его лицу, и он изо всех сил принюхивался, стараясь уловить запах альфы, но не чувствовал его, как и нужно по правилам похищения. Альфы маскировали свои запахи, чтобы омеги соглашались только по внутренним ощущениям и собственному желанию, но зачастую, многие альфы просто пренебрегали этим правилом, надеясь, что из-за запаха омега будет податливей. Так и происходило — с другими омегами, не с США. Эти самодовольные ублюдки никогда не наденут ему кольцо на палец, или он будет уже не он.       Его собственный запах был слишком резким для омежьего — немного виски, пыльной дороги, дорогих духов, бензина и, конечно, запах секса. Он не мог не пахнуть сексом, это было его призванием и золотой жилой, его хобби и его работой — он не любил ничего сильнее, чем секс.       — Тем более, вам стоит поесть. Латте с карамелью? Не слишком крепкое, как раз подойдёт перед сном. Или вам организовать промывание желудка?       Америка поморщился и спрятался с головой под одеялом.       — Можно, ты попытаешься похитить меня прямо сейчас и отвалишь?       — Сначала вы выспитесь и хорошо отдохнёте, чтобы наш брак потом не признали недействительным, — в голосе России ощущалась его вечная улыбка. Америка от возмущения даже из-под одеяла вылез.       — То есть, ты думаешь, у тебя есть шанс? Ты знаешь, сколько альф пытались до тебя?! — он пнул Россию ногой в бок сквозь одеяло, но Россия даже не поморщился. Он наклонился к США, ласково погладил его пальцами по щеке и закутал его в одеяло сильнее.       — Не попробую, не узнаю, — шепнул он и отстранился. Америка остался лежать, возмущённо раздувая ноздри. Этот альфа ему одновременно не нравился больше всех и был симпатичен одновременно. — Что насчёт латте с карамелью?       — Хорошо, принеси, — Америка перевернулся на другой бок, отворачиваясь от России. Россия, чуть помедлив, вышел из номера и прикрыл за собой дверь. Америка вскочил с кровати в тот же миг, стряхнув с себя одеяло, подскочил к окну, чуть не споткнувшись о собственные туфли, дрожащими уставшими руками открыл форточку, забрался на подоконник босыми ногами и шагнул в окно.       Его тут же подхватили под задницу и прижали к чужому телу.       — Простынете, — укоризненно произнёс Россия, держа одной рукой его, а во второй — герметичный стаканчик, от которого исходил пар. Америка моргнул. Россия с пожарной лестницы в два шага перескочил обратно в комнату. Америку опустили на кровать и снова завернули в одеяло, стаканчик поставили на тумбу рядом с цветами, которые теперь почему-то были в простой прозрачной вазе, наполненной наполовину водой. Россия закрыл окно и задёрнул тёмные, невнятно-серые шторы, такие же призрачные, как и всё здесь. Кроме России.       Когда Россия закрыл дверь изнутри, Америка вскочил с кровати повторно, но не успел ничего предпринять — споткнулся о всё те же злосчастные каблуки. Россия его подхватил. Третий раз за ночь.       — У вас поранены ладони… И колени. Успокойтесь хотя бы на несколько минут, прошу вас. Сбежать вы всегда успеете, лучше одеться потеплее для такого случая, на улице ещё не лето.       Америка снова оказался на кровати. Это начинало надоедать.       Россия отворил дверцы стоящего у стены шкафа, которого там точно не было, США помнит, достал оттуда хлопковую пижаму. Америка заметил висящее на вешалке пальто как раз на свой размер. Россия порылся на верхних полках и выудил… Аптечку. С каждой секундой становилось всё интереснее и интереснее.       Пик удивления настиг Америку, когда Россия принялся обрабатывать его ладони и колени мазью.       — Ты сильный альфа, — произнёс он хрипло, чувствуя мурашки от ласковых поглаживаний своих коленей. — Есть ещё омеги?       — Да, пока только один. Герр Рейх, вы знакомы, — Россия улыбнулся уголком губ. — Вы второй. После вас будут ещё двое… С половиной, я подозреваю.       Америка последнего пояснения не услышал. Он ошеломлённо хлопал глазами и лихорадочно думал о том, что, кажется, он влип.       — Ты завалил Рейха? — переспросил он, пытаясь выдернуть левую ногу из чужой хватки, но Россия держал крепко и не дал отстраниться, пока не закончил втирать мазь и заматывать эластичный бинт. США дышал через раз.        Все странности одна за другой мелькали у него перед глазами. Цветы, нежелание распускать руки раньше времени, просьба отдохнуть, молниеносный карамельный латте, провалившаяся попытка побега и появившийся из ниоткуда шкаф — тут определённо что-то происходило.       А теперь Россия заявляет, что уже похитил одного из самых сильных омег во всём Городе. Рейх так просто бы не дался, а значит, Россия был достаточно силён, чтобы похитить его. И, возможно, Рейха даже принудили быть частью этого гарема — он всегда был слишком гордым, чтобы делить своего партнёра с кем-либо — из-за этого они с США и Союзом когда-то расстались.       — Такое вульгарное слово, как завалил, я отказываюсь использовать по отношению к своему будущему мужу, кем герр Рейх, несомненно, является, но вы правы, Америка, — Россия фыркнул, натягивая на США хлопковые пижамные штаны. — И я безумно счастлив этому факту.       — Кто ещё, кроме меня и Рейха? — Америка стремительно просчитывал в голове варианты событий. Если он всё же согласится на эту авантюру, то ему нужно знать подробности. Если Рейх ввязался в это, он сам тоже может попробовать. К тому же, за такого альфу, как этот, интересно будет побороться — Америка уже чувствует привкус уксусной ревности на языке. Это он обязан был быть первым, а не этот выскочка Рейх.       — Германия и ещё кое-кто, — загадочно улыбнулся Россия.       — Инцестные связи запрещены, а Германия твой брат, а так же мой и Рейха сын. Как ты собираешься провернуть это? — Америка скептично поднял одну бровь, уворачиваясь от России всякий раз, как тот пытался надеть на него верх пижамы.       — Инцестные связи запрещены только в том случае, если родственники не истинные, — безмятежно произнёс Россия.       — У тебя бред, — поделился подозрениями США.       — Вы все мои истинные пары, — Россия смог-таки нацепить на замершего Америку пижаму. — Разве стал бы я просто так проводить ритуал похищения, если бы не был уверен точно?       — Обычно альфы так и делают. Малыш, у тебя, часом, диагноза никакого нет? Шизофрении, к примеру? — то, что говорил Россия, было настолько нереалистично, что Америка усомнился в его вменяемости.       Истинность среди альф и омег почти легенда. Можно прожить всю жизнь и со своей идеальной парой даже не встретиться — обычно, так и происходит. США лично не знал ни одной пары, которая была бы истинной. Он подозревал, что у большинства воплощений такой пары нет совсем, а те самые исключения, у которых они всё-таки есть, уже связаны по рукам и ногам другими отношениями и абсолютно не собираются ничего в своей жизни менять. Как США сейчас.       — Когда вы почувствуете мой запах, у вас отпадет необходимость сомневаться в моей вменяемости, — Россия улыбается.        Больше всего в России бесит именно эта вечная улыбка. Что бы не случилось, какое бы дерьмо на него не вылили, он всегда улыбается. Эта улыбка словно приклеена к его губам на скотч. США она не нравится — из всего России, яркого и уникального, именно улыбка всегда остается призрачной.       — А если ты проебешься? — спросил США, отхлёбывая горячего сладкого латте из одноразового стаканчика, ранее поданного Россией. Рукам, обхватывающим стаканчик, было тепло и приятно до дрожи. В горло и желудок приятно обожгло. Всё же, полёт на улицу не прошёл для него даром. — Если не сможешь похитить меня?       — Лучше не загадывать, — покачал головой Россия. — Вы разрешите мне сделать это завтра утром?       — Делай сейчас, — воспротивился США, отхлёбывая ещё кофе. — Некогда мне с тобой возиться.       — Вы должны отдохнуть, — улыбается Россия. США чувствует, как его глаза сами собой смыкаются. Подсунул в кофе снотворное, вот ублюдок. Последнее, что он помнит перед тем, как провалиться в беспамятство — из его рук вынимают стаканчик с недопитым латте.        Как только он смог разлепить глаза, как сразу почувствовал дурноту. Вскочив с кровати, он понёсся к двери в санузел и отлично и со вкусом там проблевался. Все продукты жизнедеятельности, которые попали в его желудок вчера, выходили наружу. Сидя на холодном плиточном полу у унитаза и всё ещё чувствуя рвотные позывы, он смотрел в прострации перед собой и думал, что тут, рядом с унитазом, ему самое место.        В дверях показался Россия. Вся его поза выражала укоризну и встревоженность. Он присел на корточки рядом с США и впихнул ему в рот таблетки, заставив проглотить.       — Дай запить, — Америка высунул язык, с намёком прижавшись к паху вновь вставшего на ноги России. — Можешь кончить мне в рот или даже помочиться туда, — протянул он с соблазном.       — Чтобы вас опять вырвало? — поднял брови Россия. — Увольте, я в этом не участвую.       — Тогда как ты собираешься ужиться со мной? — хмыкнул США. — Ты думаешь, я откажусь от своего милого увлечения?       — Отнюдь. Я не против минета, но пить другие… Продукты жизнедеятельности я вам крайне не рекомендую, в них слишком много токсинов. К тому же, вы наверняка чувствуете себя хуже после этого в моральном плане.       — Говоришь как мой психолог, — поморщился США, отодвинувшись от России обратно к унитазу.       — У меня есть медицинское образование, но я всего лишь педиатр, — Россия пожал плечами. Невозмутимая улыбка вернулась на его лицо, но теперь она была печальной. Жалостливый ублюдок, наверняка уже надумал себе о психологическом состоянии США невесть что.        Америка не слишком любил врачей. Они все — особенно психологи — будто бы решили, что знают о людях всё и, хотя каждый случай уникален, с каждым пациентом действуют по методичке, заученной наизусть. Идиоты из Большой Двадцатки после выяснения и разбирательств по поводу его хобби обозвали нимфоманией и болезнью головы, а его самого обязали проходит регулярные сеансы с психологом, выдающим каждый раз новую справку — иначе до серьёзных обсуждений он не будет допущен. Иногда это слишком угнетало — все они смотрели на него с жалостью и испугом, и только Россия всегда безмятежно улыбался и разговаривал с ним, как с нормальным — именно за это, мелькала мысль иногда, США и ненавидел его больше всех.       — Почему решил быть педиатром? — без интереса спросил США. Во рту было сухо, таблетки, впихнутые Россией, встали комом в горле. Он сидел на полу, и ему было прохладно. Подумалось, что в унитазе вода была самая обычная, и неплохо бы утолить жажду, но дотянуться до кнопки слива и смыть всё, что он туда наблевал, не было никаких сил.       — Если у меня будут дети, хочу заботиться о их здоровье самостоятельно, — ответил Россия просто. — А я хочу, чтобы они у нас с вами были.       — И не только со мной, — фыркает США, глядя на унитаз. Смыть или не смыть?       — Не только с вами, но я надеюсь, что все они у нас будут общими, — Россия, судя по звуку голоса, улыбается. Америке хочется либо разбить ему лицо за такую откровенную чушь, либо разбить бочок унитаза — одно из двух.       — Рейх бесплоден. Германия сможет родить только один раз. Я принимаю противозачаточные, но если я всё-таки забеременею, ты же понимаешь, что никогда не сможешь быть уверен, что ребёнок только от тебя? Не знаю, кто у тебя там четвёртый, но все свои мечты о табуне детишек смело сгружай на него, — фыркает США, всё-таки потянувшись рукой к унитазу. Но его руку перехватывают, потом Америка оказывается в объятьях России, а через несколько минут — в постели. Россия ставит ему на колени поднос с полноценным завтраком, которого США не видел уже очень давно, и, боже, там есть прохладный сок в стакане-непроливайке и с трубочкой. Не отдавая себе отчета в своих действиях, США с наслаждением приникает к трубочке ртом и осушает почти половину стакана. Сок апельсиновый — самый любимый. Забывается даже то, что вчера в кофе Россия подлил ему снотворное — в конце концов, он сдержал обещание и не похитил его.       Остальной завтрак тоже был выше всяких похвал — панкейки таяли во рту, топинг был в меру сладким, а круассан и кофе на десерт были просто отдельным видом искусства. На пенке кофе было нарисовано старательное сердечко.        США замер, разглядывая это сердечко, первые пару секунд, как его увидел, и только тогда понял, что почти забыл, с какой целью здесь Россия. Но было уже поздно — желудок Америки раньше своего хозяина продался за вкусную еду, и полюбил Россию всем своим метафорическим желудочным сердцем. Никто до России — из альф — никогда не кормил Америку завтраком. Этот альфа определённо стоил того, чтобы давать ему шанс.       — Когда ты будешь приступать к похищению? — сыто спросил США, когда у него забрали поднос с грязной посудой. Россия ласково улыбнулся, и теперь эта улыбка уже не вызвала в США прежней неприязни — после кофе, украшенного сердечком, ей, этой улыбке, хотелось верить.       — Только когда вы скажете, что готовы, — спокойно ответили США. Америка счастливо вздохнул. Даже если этот альфа не сильнее него, он поддастся ему, просто потому, что он хочет в гарем этого альфы. Он настолько сильно отличался от тех самодуров, что называли себя альфами, что Америка решил — будь что будет. Вряд ли он импотент, да и удрать на парочку ночей в клуб он сможет, и никакой Россия его не остановит.        Будь что будет — решил он.        Поддаваться не пришлось.        Россия скрутил его в бараний рог, стоило им только начать. Америка чувствовал спиной чужое мускулистое тело, и руки блядски болели от того, что Россия заломил их, а сейчас связывал, кажется, бинтами из аптечки или ещё чем — Америка не особо разобрал. Он только ощущал шеей ровное горячее дыхание России, и у него в штанах становилось всё более влажно. Он только убеждался, что не ошибся в своём выборе.       — Дождитесь дома. Если мы ляжем в постель сейчас, наш брак не засчитают действительным, — хрипло прошептал Россия ему на ухо. Америка податливо выгнулся в его руках, а когда прочувствовал бедром тяжесть в чужих штанах, чуть ли не замурчал от удовольствия — для него нет большего удовольствия, чем знать, что такой альфа хочет его.       — А с Рейхом у вас уже что-то было? — ревниво протянул США, продолжая потираться о Россию.       — До вас он провёл у меня неделю, как и полагается. Конечно, было, — Россия ласково погладил США по голове, чуть-чуть отстранившись. — Но вам не стоит переживать об этом. Всем своим будущим мужьям я собираюсь уделять одинаковое количество внимания.       — А не разорвёт? — фыркнул США, немыслимо выгнувшись и вырвавшись из чужой хватки. Россия, впрочем, тут же его поймал, а потом Америка опять вырвался — их противостояние походило на вальс, они успевали даже перешучиваться. США признавал, что Россия был сильным соперником, куда сильнее его самого. Победа России — лишь вопрос времени, тем не менее, сдаваться без боя не хотелось — Америка показывал себя во всей красе, и Россия явно им любовался. Эго Америки это ласкало просто непомерно.       — Если разорвет, вы меня склеете, — хмыкает Россия, уворачиваясь от пинка США, который планировался в ягодицу. Но Россия был неимоверно быстр, и задеть его у США не получилось ни разу, а потому он ушёл в глухую оборону. Россия целенаправленно толкал его куда-то в сторону, и США всё не понимал, куда именно, пока спиной не упёрся в подоконник.       — Полетаем? — хриплым голосом спросил он у России. Сердце подскочило к горлу от догадки. Россия улыбнулся — теперь его улыбка походила на оскал. Это напугало США еще сильнее. Глаза России сверкнули, Америка был схвачен в охапку, а через секунду окно уже было выбито чужой ногой. Осколок стекла скользнул по щеке Америки, когда они с Россией вылетели на пожарную лестницу.       — Закрой глазки, солнышко, — шепнул Россия. Америка покорно закрыл, но всё равно почувствовал, что они падают с огромной по человеческим меркам высоты.        «Не открывай глаза, зайка, ты просто умница, не открывай, я держу», — шептал Россия. Америка не открывал, хотя паника с каждой секундой становилась всё больше. Он внезапно вспомнил, что оставил на тумбочке в номере букет цветов, и ему стало их очень-очень жалко. В конце концов, это был его букет, ему его подарили, а он так бездушно забыл про эти прекрасные, пусть и белые, розы. Ему тут же захотелось вернуться за ними, и вся тревога вмиг прошла, хотелось только ещё раз вдохнуть запах тех роз.       — Можно открывать глаза. Вы справились, — мягко произнёс Россия. Когда Америка открыл глаза, он увидел вмятину в асфальте у России под ногами и тут же вздрогнул, когда ему в руки упал букет роз, тот самый.       — Как ты это сделал? — выдыхает США. Букет рядом с его лицом, и пусть его руки связаны, Америка всё равно может вдохнуть приятный, чуть сладковатый и нежный, как руки России, запах роз.       — Что именно? — уточнил с улыбкой Россия. Он держал Америку осторожно, будто бы боясь причинить вред нечаянным движением. Спустя секунду он куда-то пошёл, а Америке только и оставалось, что лежать у него на руках. Двигаться не хотелось — близость России была приятной. К тому же, очень уж Америке не хотелось уронить букет.        Россия усадил его в машину, а розы положил на колени.       — Как ты догадался? — спросил Америка, пряча глаза.       — Боюсь, мой ответ вам не понравится, — вздохнул Россия.       — И всё же?       — Рейх тоже не захотел оставлять букет. Мне очень грустно осознавать, что я почти единственный, кто дарил вам двоим цветы, — печально произнёс Россия, погладив США пальцами по щеке. — Я завалю вас цветам с головы до ног, обещаю. Даже если не срастётся, плевать. Буду присылать по букету в каждый из ваших рабочих кабинетов каждую неделю. Омеги не должны оставаться без цветов.       — Ты ненормальный альфа, — шепчет Америка, улыбаясь. Он чувствует, будто его улыбка стала чем-то неуловимо похожа на улыбку России.       — Может, и так, — соглашаются с ним, дверца машины закапывается. Через половину минуты Россия усаживается на водительское место, и они трогаются.        Над воротами песочные часы с крыльями, но США не придает этому сильного значения. Ему нравится то, как богато выглядит сад его будущего — а в этом США полностью уверен — мужа.        Он замирает, только когда видит золотые розы. Россия — чудесный садовник, все деревья и кусты в своём саду он взрастил своими руками.        Только Америке жутко от этого. Франция, его отчим, тоже садовод, и он как-то рассказывал, что кусты роз нельзя ни обстругать по форме, ни заставить расти так, как нужно садовнику — для подобных целей есть специальные кусты, но никак не розы.        Розовые кусты России росли в форме распахнувших пасти черепов. Их чёрные глазницы следили за Америкой, а рты будто бы ухмылялись — что ты здесь забыл?        Время не тикало, статуи ангелов и демонов пели «яду мне, яду», и оттого гудело в ушах. России рядом не было, но, бродя среди бесконечных статуй, фонтанов и деревьев сада, и всё не находя забора из розового кирпича, Америка спиной ощущал чужой взгляд на себе.        Его пугал замок. Особенно — южная башня. На её шпиле был каменный мужчина с непропорционально огромным членом. Эта фигура отталкивала взгляд и одновременно притягивала взгляд. На секунду в окне западной башни Америке показалась тень, но это было меньшей из всех его проблем, так что он не стал даже обращать внимания.       — Я боюсь, — признался он вслух, и тут же почувствовал, что Россия появился у него за спиной.       — Чего именно? — ласково прошептал он.       — Я не знаю, — так же тихо ответил США. — Но я хочу пойти с тобой туда. Там Рейх уже заждался, верно?       — Да, — соглашается Россия. — Ты уверен? Обратного пути нет.       — Рейх вошёл сам, верно? — выдохнул Америка.       — Сам, — подтвердил Россия.       — Я слишком слабый для этого. Для тебя и для него, — вздохнул США. — Но я хочу туда.       — Я могу открыть для тебя дверь, — Россия качает головой. — Но ты же понимаешь, что это будет не одно и то же? Ты будешь не ровня им. Всем, кто сможет. А Германия и мой последний смогут, будь уверен.       — Плохо быть самым слабым, — шмыгает США носом. — Ты с самого начала знал, что я буду самым слабым, да?        Статуи сфинксов с птичьими черепами вместо голов укоризненно смотрят на него. Наверняка про себя ругают его за ненужные сантименты.       — Я знал, — покорно соглашается Россия. — Но я ни в коем случае не отказываюсь от тебя. Слабым быть нормально. Кто-то всегда сильнее, кто-то всегда слабее. Главное становиться сильнее себя из прошлого, солнце, — Россия улыбается, его синие глаза сверкают.       — Я готов попытаться сам, — выпаливает Америка быстрее, чем успевает сообразить. Ради таких глаз — что угодно.       — Хорошо, — Россия улыбается на этот раз печально. Они оба знают, что у него не получится.        Несколько долгих секунд США тянет руку к дверной ручке в виде песочных часов, но стоит ему прикоснуться к металлу, как он руку тут же инстинктивно отдёргивает — её обжигает силой. Он даже не может выразить вслух, что это за сила, о которой он раньше мог только догадываться, но теперь знал точно — эта сила существует, и он слишком слаб, чтобы пройти сквозь неё.        А задавака Рейх прошёл! На глаза навернулись непрошенные слёзы обиды. Он протянул руку ещё раз, и ещё, но со всё тем же результатом — он едва мог прикоснуться, как его сразу отдёргивало.       — Открыть тебе? — шепчет Россия, и в его голосе неприкрытая боль. Явно надеялся до самого конца, что США каким-то чудом сможет.        Но чуда не случилось.       — Не стоит, — качает США головой.       — Ты же не совсем отказываешься? — голос России тут же меняется на испуганный.       — Нет, — тянет Америка. — Знаешь, есть у меня одна идея. Мы с тобой немножечко схитрим.       — О?       — Я положу руку на ручку, а ты положишь руку на мою руку, не касаясь двери. Это не одно и то же, как если бы я сделал это сам, но и не ты мне дверь откроешь, верно?       — Может сработать, — с облегчением соглашается Россия. США тут же приводит свой план в исполнение — резко кладёт руку на железные песочные часы, стараясь не отдёрнуть раньше времени, а Россия кладёт свою ладонь сверху. Боль сильная, но руку Америки не отдёргивает. На глаза наворачиваются слёзы — на этот раз от боли в руке, но он терпит, через силу шевеля рукой и надавливая на проклятую ручку. Дверь со скрипом распахивается, и они вваливаются внутрь. Рука адски болит, но теперь США плачет от счастья. Россия обнимает его и шепчет, что всё теперь хорошо. Они лежат на полу в прихожей передней башни — сначала смеются, потом целуются, пока строгий голос над ними не произносит:       — И кто здесь будет соблюдать приличия?        Третий Рейх смотрит на них с высоты своих каблуков, скрестив руки на груди, и курит сигару.